Глава 21

С головой ушёл в подготовку учений. Для повышения точности работы пришлось поставить четыре «Редута» и работать по общей базе, решая вопросы наведения через горизонтальные углы. Сергей через меня подсказал Бергу идею использовать вычислители. Идея витала в воздухе и была подхвачена мгновенно. Первого марта, наконец, поступила новая станция «Редут-М» с волноводами. Дальность заметно выросла и составила 200 километров.

Я очень много внимания уделял методам и способам маскировки станций и орудий ПВО. Мы стали использовать раздвижные телескопические мачты, разработанные в 20-е годы для радиофикации страны, и с их помощью поднимать над станциями крупноячеистую сеть с привязанными к ней зелёными, белыми, желтыми, красными тряпочками, взятыми из отходов швейного производства. Расчёт маскировки сначала давал Сергей, затем маскировщики сами научились это делать. Я летал на «воздушную разведку», проверял их работу. С ТБ-3 сделали фотографию района, и я отдал эти снимки слушателям Академии с задачей установить месторасположение объектов. Объекты обнаружены не были.

Поступили, наконец, все двенадцать новых И-16 28-й серии. Они больше напоминали так и не состоявшийся И-180, так как Николай Николаевич полностью изменил переднее кольцо капота: он стал на шесть сантиметров длиннее и больше напоминал NACA, так как Поликарпов использовал на нём автомат регулировки температуры. Винты были трехлопастные. Вооружение было не одинаковым: на большей части машин было два синхронизированных ШКАСа и две крыльевые пушки ШВАК, но четыре самолёта имели усиленное вооружение: два крупнокалиберных синхронизированных Березина и два ШВАКа. Переговорив с выздоравливающим Коккинаки, который уже начал приходить на аэродром, я принял звено этих «уничтожителей бомбардировщиков». Начались полёты на слётанность, воздушную стрельбу, ночной перехват. Радиостанции работали стабильно, никто ни на что не жаловался, кроме как на то, что шлемофон получился тяжёлый и жаркий.

Тлюша подрос и повадился, с установлением тёплой погоды, ездить со мною на аэродром.

Большую работу провели в штабе эскадрильи: соорудили большой макет местности, большой прозрачный планшет с нанесёнными сетками направлений и дальностей. Наделали макетов самолётов. Двенадцать из них было красными, остальные синими. 25 апреля доложили о готовности к проведению учений. Все станции перевели на круглосуточное дежурство. Эскадрильей временно командовал Супрун, командирами звеньев были Ершов, Серов и я. Эскадрилью перевели на дежурство на аэродроме. Трое суток было спокойно, но 28-го над Чкаловским попытался пролететь самолет на большой высоте. Он был обнаружен за 200 километров и его вели операторы, когда стало ясно, что его курс ведёт к Чкаловскому, было поднято звено Серова, они перехватили самолёт в 50 километрах от аэродрома и принудили его к посадке. Управлял самолётом Смушкевич! Учения начались! Три дня и три ночи мы отражали атаки авиации противника. Яков Владимирович обладал потрясающей способностью не спать и не уставать. Для нас же всех эти три дня были невероятно тяжелы. На второй день учений приехали Ворошилов и Сталин. Мы находились в воздухе и «отражали» атаку целого полка ТБ-3 под прикрытием двух эскадрилий И-16 десятой серии. Все бомбардировщики тащили за собой конусы, учения были с боевой стрельбой. Какой дурак придумал это – неизвестно, потому что атаковать «внутренние» самолёты было практически невозможно: мешали конусы и тросы. Но мы развалили строй бомбардировщиков, проскочив в «щелочки» между ними и конусами. Конечно, для рядовых лётчиков это было бы невозможно, но в кабине наших камуфлированных «ишачков» сидели лучшие летчики-испытатели страны. Опасаясь столкнуться, первая девятка рассыпалась, её атаковали по очереди четыре пары истребителей, остальные занимались тем, что отвлекали прикрытие. По истребителям не стреляли, стрельба велась только по конусам бомбардировщиков. Дружной атакой соединившееся звено Серова атакует вторую девятку. Я, со своим ведомым, отстреливаюсь по крайнему в третьем звене, вертикально уходим вверх, срывая атаку прикрытия, переворачиваемся, атакуем ещё одного, видим штопорящий «ишачок» прикрытия! Не тягайся с нами на вертикали! У нас на триста сорок сил больше! И новые винты! Бой распался на отдельные очаги, затем «десятки» стали выходить из боя, так как кончилось топливо, мы «добивали» оставшиеся бомбардировщики, затем и сами пошли на посадку. О том, что за боем наблюдают нарком и Сталин, мы узнали на земле. Идем, переругиваясь и горячо обсуждая детали боя: кто, кого и как, кто помог, кто мешал. Тут к нам на полном ходу несколько «паккардов» подлетают, а оттуда Сталин, Ворошилов, Смушкевич, вездесущий Чкалов, Коккинаки с тросточкой. Супрун доложился. Ворошилов расплылся в улыбке:

– Ну и матерщинники же у вас в эскадрилье! Крепкое словцо в бою очень помогает!

Сталина обступили лётчики. Больше всего его интересовал вопрос, как им нравится новая система управления воздушным боем. Настроение всех высказал Серов:

– Товарищ Сталин! Если бы нам год назад такие машины и такие рации, и, главное (!!!), локаторы в Испанию! Эх! – и бросил на землю шлемофон.

– Не было у нас этого, товарищ Серов. Было бы – дали. Вчера японцы в районе реки Халхин-Гол атаковали позиции маршала Чойбалсана. Так что, будет у вас возможность поквитаться, товарищ Серов.

Нам дали команду паковать чемоданы. Третий день учений проводился без нас, только ПВО.

Но все поехали, а я остался в Москве. Сказалось моё неопределённое положение в эскадрилье. Официально я в ней не числился. Коккинаки ещё не выздоровел, а я оказался за штатом. Нас, тех кто всё сделал и подготовил, оставили за бортом. Собрались у меня, Рита ушла куда-то по делам, решаем, как быть.

– Звони Сталину! – сказал Владимир Константинович. – Я – ладно, мне ещё комиссию проходить, а ты должен быть там! Угробят ведь всё, и людей угробят. Локаторы с собой не взяли.

Снял трубку ВЧ:

– Товарища Ива́нова!

Сталин выслушал меня молча. Необычная у него манера разговора, иногда непонятно, слушают тебя или нет.

– Приезжайте ко мне, товарищ Андреев. Я – на даче! – и повесил трубку.

Едем в Кунцево. Ворота открыли сразу, нас ждали. Сталин принял нас в комнате с большим горящим камином. Он сидел перед камином, жестом показал на жесткие кресла рядом.

– Как я вас понял, товарищ Андреев, вы хотите ехать на Халхин-Гол? А какова целесообразность этой поездки?

– Товарищ Сталин. Система управления работает в комплексе. Супрун принял полк, а Волков нашу эскадрилью, так как Серов погиб, а он – старший по званию, но она не в полку Супруна. Волков до конца не разобрался в этом вопросе, считает, что для управления достаточно радиостанций. На учениях одна эскадрилья противостояла двум полкам ВВС, но, товарищ Сталин, фактически на стороне эскадрильи действовала рота радиолокационной разведки, два взвода связистов и средства обнаружения трех отдельных дивизионов ПВО. С высоты должности командира звена достаточно трудно понять назначение отдельных частей системы. В итоге ВВС отдельной армии в Монголии будет воевать по старой схеме, и мы понесём неоправданные потери.

– А вы что скажете, Владимир Константинович?

– Я считаю вполне оправданными опасения товарища Андреева. Я, несмотря на хромоту, вполне способен возглавить полк, в который входит моя эскадрилья. Лучше, если этот полк будет отдельным. В полку не все самолёты оборудованы радиостанциями, поэтому будет возможность сравнить эффективность применения новой системы. А товарищу Андрееву прошу дать мою бывшую эскадрилью. Необходимо срочно перебросить на восток локаторы из Чкаловского. И, до прихода радиолокаторов, запретить полёты самолётов 28-й серии.

– Товарищ Сталин! У Поликарпова готовы и облётаны две новые машины И-185 с двигателем М-82ФН. Это – опытные образцы, они ещё не прошли государственных испытаний, но лучшее испытание – это война, – добавил я.

– Иногда я удивляюсь вашему авантюризму и настойчивости, товарищ Андреев! Но в целом всё получается очень продуманно, хотя и с элементами расчётливого риска. – Сталин прикурил трубку. – Глядя на вас, вспоминаю свою молодость. Мы тоже были немного авантюристами, и очень верили в правоту нашего дела. Я поддержу ваши предложения, товарищи. Воевать надо по-новому. Соответствующие указания вам и НКО будут переданы сегодня. Группу возглавит товарищ Коккинаки, как старший по званию, вы же у нас по-прежнему лейтенант, товарищ Андреев?

– Да, товарищ Сталин! – я улыбнулся. – Меня даже жена обогнала. Она получила звание старшего лейтенанта госбезопасности…

– Не расстраивайтесь, Андрей Дмитриевич. У вас всё впереди! – Сталин улыбнулся. Стало понятно, что разговор окончен. Мы попрощались и вышли.

Настроение было приподнятое! В машине я предупредил Владимира Константиновича, что Рита ждёт ребёнка, поэтому ей – ни слова!

– Андрей! Не волнуйся! Буду нем, как рыба.

Больше недели ушло на сворачивание станций, подготовку, погрузку. Неожиданно упёрся Чкалов:

– А на чём я буду летать?

«185-71ФН ещё не готов», – пожаловался Сталину, но после этого сам руководил разборкой самолётов, упаковкой ЗиПа, отдал трех механиков, которые занимались самолётами с самого рождения. А я попробовал в воздухе И-185 перед разборкой. Валерий Палыч с меня «не слез», пока я не заполнил полностью формуляр вылета.

– Я тебе, как комбриг, приказываю: каждый вылет 185 должен быть оформлен по форме! Полётные листы я тебе положил, целую пачку! – потом сбавил звук голоса и проникновенно сказал: – А меня не отпустили! Иосиф Виссарионович даже накричал на меня! Сказал, что моё дело испытывать новые самолёты. Ты там, Андрюха, и за меня должок отдай!

Я попросил Риту купить мне билеты до Андижана, сказал, что направляют на строительство завода радиопередатчиков в Кызыл-Кия в Киргизии, что ей лучше оставаться здесь в Москве, до рождения ребёнка. Если родится девочка, то назвать Светланой, если сын, то Митей. Что буду писать часто, а после родов заберу к себе.

– Мы впервые расстаёмся и так надолго! Мне будет очень не хватать тебя! Давай я всё-таки поеду с тобой!

– Ритуля! Там абсолютно дикий край! Басмачи ещё недавно бегали. Нет жилья, нет воды, только из речки. Дизентерия, тиф. За последний год двести человек умерло. Вот список! Рудник там вольфрамовый, поэтому учёные настаивают, чтобы мы там строили электроламповый завод. Железной дороги пока нет, начали делать. Совсем другой климат. Вспомни, как тебе тяжело было в Мексике. Я хочу, чтобы у нас родился ребёнок, и в Москве это максимально безопасно, как для тебя, так и для него. Подумай о нем, пожалуйста. Время, когда мы могли рисковать – кончилось! На нас ответственность перед ним! – В общем, уговорил!

Она посадила меня на поезд, идущий в Ташкент, были слезы, но я держался молодцом и не показывал виду, что мне тоже немного страшновато. Всё-таки в первый раз на войну. Да и отрываться от семьи тоже не хотелось. В Сталинграде я догнал наш эшелон и пересел в него. Ехали с комфортом, в купированных вагонах. Владимир Константинович держал для меня место в своём купе. Ночью не спалось, попытался вызвать Сергея.

– Сергей?

– Я здесь.

– Я всё делаю правильно?

– Это дело уже стало твоим, поэтому ты заботишься о нём. Всё правильно! Хотя опытные самолёты на войне – ненужный риск! Но дело уже сделано. На них хоть радиостанции есть?

– Да, из тех десяти, которые были поставлены из САСШ после подписания контракта на продажу патента. Это 192-е, а не 160-е.

– Частоты совпадают?

– Да. Но разница в напряжении питания: 14 вольт, а не 12, как у 160-й. Блоки питания разные, и 192 легче.

– Тогда «Ой», нормально.

– Сергей, ты говорил, что воевал! Как оно там? Я смогу?

– Да, воевал. В Афгане, в Сирии, в Эфиопии, в Чечне и в Южной Осетии.

 

Трассера, как паутина!

Маневрирую активно!

Живописная картина!

Как Саврасова «Грачи…

Прилетели!» Выручаем!

С огоньком нас здесь встречают

Вновь земля не отвечает!

«Ну… разведка! Не молчи!»

 

 

Я кручусь и кувыркаюсь!

В сотый раз я зарекаюсь:

По прилёту – увольняюсь,

чтоб не я – двухсотый груз!

На хрена пошёл я в Качу?

Вот Ульяновск – все иначе:

Был бы дом, машина, дача

И водил бы я «Арбуз», —

 

Сергей напел песенку, голос у него приятный и негромкий.

– В Ульяновске нет училища! Ты Качу заканчивал?

– Да. Но после войны она в Сталинграде, он Волгоград сейчас называется, располагалась. А в Ульяновске – училище Гражданской авиации.

– А что такое «Арбуз»?

– «Эйрбас» трехсотой серии – один из самых распространённых гражданских самолётов в мире. Совместное производство Англии, Франции, Германии и Италии.

– А ты на чём в войну летал?

– В последние два раза больше на Су-25, штурмовиках. Мне вторую реактивную врачи прикрыли, дескать, старый! Это самолёты непосредственной поддержки войск. У вас таких пока нет, но скоро появятся! До этого – на истребителях.

– Как там, на войне?

– Страшно и ничего приятного. Но это – наша работа. Её надо делать. И оборачиваться почаще, каждые сорок секунд. Папа мой до самой смерти так делал: сорок секунд – поворачивает голову. Мне уже не пришлось так головой вертеть, локаторы выручали. А тебе – придётся, чтобы живым вернуться к Рите и малышу. Или малышке. Спи! Ты справишься!

В Иркутске, долго отсутствовавший Коккинаки запрыгнул в уже отходивший поезд, потом долго ходил по вагону, заходя во все купе. Вошел в наше купе и сказал:

– Андрей! С тебя причитается! – и положил на столик четыре шпалы. – Ты догнал Риту!