Книга: Речь против языка
Назад: XVI. Речь против языка: троллинг[415]
Дальше: XVIII. Смеяться после слова «лопата»[505]

XVII. Пример одного разгрома

Мысль, что СМИ являются сильным оружием, была очевидной уже для Наполеона (примеч. dclix). В Советском Союзе борьба с враждебным ТРЛ понималась как идеологическая война, война образов (др. – греч. ἰδέα —видность, вид, лат. forma, прообраз + греч. λόγος) (примеч. dclx). Эту войну СССР проиграл после тяжелейших ударов, нанесенных русскому языку. В роли носителей ТРЛ выступили отечественные и иностранные СМИ – ОМП, в роли поражающей части – либеральные (хреновые) тролли (интеллигенция).

Идеологический отдел ЦК КПСС и подведомственные ему учреждения государства оказались недостаточно подготовлены к отпору; КПСС рассыпалась, как разбитое зеркало (примеч. dclxi). Попытки осмыслить случившееся предпринимает С.Е. Кургинян (примеч. dclxii), «бывший в Особых папках ЦК» (примеч. dclxiii). Кургинян доказал, что он хороший тролль (провокатор). Такой не рисует плана на ТРЛ. Он a priori не принимает точки зрения противника, он утверждает свою, принуждая соперника или согласиться с ней, или испытать перлокутивный эффект.

Подобным образом троллили римскую публику особые мечники-бойцы (provocator, бросающий вызов), которые обладали природными данными и развитым опытом для победы в любой полемике на арене. Примерно таким провокатором показан гладиатор Спартак в одноименном американском телесериале 2010–2013 гг. (примеч. dclxiv).

Ремесло гладиатора было презренным (примеч. dclxv), но провокаторы (тролли) были в почете. Презренны были и первые христиане, троллившие народ речевым провокативным образом, пока не пришли к успеху и не запретили гладиаторские полемики.

Еще недавно военные США связь между троллингом и войной отрицали (примеч. dclxvi), но в Сети крутились легенды и мифы о «бригаде троллей ФСБ» и «дивизии троллей армии США на базе в Бахрейне», воюющих в Internet за сознание мирового читателя. Официальные источники долго замалчивали существование таких подразделений. Затем сетевое ТРЛ сыграло значительную роль во время вооруженного конфликта в Южной Осетии (2008 г.) (примеч. dclxvii). Значимость ТРЛ в событиях вокруг Украины стала очевидна каждому наблюдателю (примеч. dclxviii).

В 2015 г. в британской газете The Guardian появилась статья, в которой рассказывается, что «сотням блогеров платят за наполнение форумов и соцсетей антизападными и прокремлевскими комментариями в России и за рубежом». Журналист газеты сослался на двух бывших сотрудников учреждения, расположенного в бизнес-центре на улице Савушкина в Санкт-Петербурге (примеч. dclxix). Затем сообщения об информационных ордах (от лат. ordo, род, отряд, англ, order) различных армий стали обычными.

Нельзя сказать, что все отечественные психолингвисты единодушно поддержали в своем ТРЛ Вооруженные силы РФ и их Верховного главнокомандующего.

Опытный тролль по своей воле может гасить или разжигать страсти и ссоры, полемику; ТРЛ порождается сопротивлением чужому дискурсу. Обычно в полемиках побеждают более умелые. Опытный боец, избивающий слабака, подобен опытному троллю-полемисту, публично, на людях, дискредитирующему своего противника, подрывающему доверие к нему зрителей. В ТРЛ, как и в любом столкновении, имеет большое значение численный перевес. Редкий тролль способен справиться со множеством в одиночку. Для этого у него должны быть веские основания и подавляющее превосходство в опыте.

В борьбе и полемике нет доверия. Как и в борьбе, самым надежным средством избежать поражения в полемике является неучастие в ней. В сети это правило «Не кормите троллей» (Don't feed the trolls) (примеч. dclxx, dclxxi).

Речевые действия понимающего (разумного) тролля происходят без замысла, он мыслит и троллит понятиями, а не словами, слова в его ТРЛ подобны китайской грамоте, в которой иероглиф (греч. ἱερογλύφος, священная черта) изображает понятие. Русское «мышление орудует не “чистыми” понятиями и представлениями, а понятиями-словами и представлениями-словами; следовательно, и образы, входящие в психологический состав или “механизм” понятий и представлений, суть не просто образы, а образы-слова», такая «мысль – словесна» (примем. dclxxii).

При таких условиях переосмысление слов после их использования в ТРЛ становится неизбежным и определяет внешнее изменение слова. Ведь основные приемы ТРЛ, речевые орудия тролля – риторические тропы, особенно метафора и метонимия; степень владения ими определяет силу и слабость бойца ТРЛ (примем, dclxxiii). Кроме того, тролль ограничен личным знанием, опытом (все знать невозможно) и свободой говорения (страхом). Парадоксально определение: ТРЛ – это дискредитация любой речевой стратегии дискредитации (примем. dclxxiv).

В Сети ТРЛ разделяют на два вида: толстый и тонкий. Толстый ТРЛ предполагает любые речевые действия, должные возбудить в читателе страсть, вывести его из душевного равновесия, увидеть в словах то, чего в них нет, но есть в читателе, и тем самым заставить читателя проявить свою речевую сущность. Тонкий ТРЛ предполагает вежливость в достижении тех же результатов уподоблениями-метафорами.

Неназванное сравнение предмета с каким-либо другим предметом на основании признака, общего для обоих сопоставляемых членов, лежит в основе метафоры (примем, dclxxv). Метафора (греч. μεταφορά перенос, подмена значения) – обычный прием ТРЛ. Ее сила возрастает при использовании старого учительского правила verba movent, exempla trahunt.

По мнению Цицерона, «нет тропа более блистательного, сообщающего речи большее количество ярких образов, чем метафора» (примем, dclxxvi). «Метафора… придает речи наибольшую яркость и блеск, усыпая ее как бы звездами» (примем. dclxxvii). Квинтилиан говорит иначе: «В общем, метафора есть укороченное уподобление (in Шит autem metaphora brevior est similitudo). Различие состоит только в том, что в одном случае с предметом, который мы хотим описать, нечто сравнивается, а в другом – метафора заменяет название самого предмета. Когда мы говорим о человеке, что он сделал что-нибудь, “как лев” (ut leonem), то это – сравнение; когда же мы говорим о нем: “Он – лев” (leo est), то это метафора» (примеч. dclxxviii). «Метафора есть сравнение, сокращенное до одного слова» (примеч. dclxxix, dclxxx).

Аристотель в понимании А.А. Потебни считал, что метафора есть перенесение постороннего слова (т. е. слова с другим значением по отношению к значению искомому: а) или от рода к виду; б) или от вида к роду; в) или от вида к виду; г) или по соответствию (сходству), а) и б) – синекдоха; в) – метонимия;

г) – метафора в тесном смысле.

Соответствием называю (то 8r\ ctvdXoyov \syio), когда второе так относится к первому, как четвертое к третьему Тогда можно поставить вместо второго – четвертое и вместо четвертого – второе.

Потебня замечает, что

необходимость метафоры (или метафорического сравнения, ТРЛ. – Д. Н.) сказывается особенно наглядно в тех случаях, когда ею выражаются сложные и смутные ряды мыслей, возбужденных неопределенным множеством действий, слов и пр. В «Войне и мире» Л. Толстого Наташа в разговоре с матерью старается дать себе отчет во впечатлении, которое на нее производят характеры Бориса Друбецкого, который за ней ухаживает и к которому она как будто неравнодушна, и Пьера Безухаго:

«– Мама, а он очень влюблен (Борис)? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе: он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете? Узкий, знаете, серый, светлый…

– Что ты врешь! – сказала графиня. Наташа продолжила:

– Неужели вы не понимаете? Николинька (брат) бы понял… Безухий тот синий, темно-синий с красным, а он (Борис) четверо-угольный.

– Ты и с ним (Пьером) кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.

– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно-синий с красным. Как вам растолковать…» (примеч. dclxxxi).

Этого растолковать невозможно. Это понять может только тот, кто продолжительной совместной жизнью и обменом мыслей настроен гармонично с Наташей, на кого Борис и Пьер и привычные глазу вон те столовые часы и темно-синее с красным производят действие, сходящееся в темной глубине восприятия. Читателю остается заметить, что выдумать такое сближение трудно; его можно заметить в себе и других, потому что так бывает. Это необходимый прием, сводящий сложное на простое и делающий это сложное maniable, таким, что им можно орудовать…

Чем дальше образ от обозначаемого, тем труднее будет понимание образа и тем необходимее прилагать к нему обозначаемое; наоборот, чем больше сродство знака и значения, тем легче первый обходится без словесного обозначения второго, так что в некоторых случаях синекдохи (например, раб судьбу благословил) «сравнение есть лишь скоропреходящий момент процесса наименования, момент, на котором мысль почти никогда не останавливается и который поэтому почти никогда не требует особого словесного выражения» (примеч. dclxxxii).

Именно об этом написал цензор Ф.И. Тютчев в 1869 г.:

 

Нам не дано предугадать,

Как слово наше отзовется, —

И нам сочувствие дается,

Как нам дается благодать… (примеч. dclxxxiii).

 

Умение и опыт в обращении с клинком дают преимущество в фехтовании ровно как при обоюдном ТРЛ преимущество всегда за большим знатоком языка и речи, погруженной в жизнь. Не исключение и научная полемика. Полемика-троллинг выросла из соревнования и борьбы. ТРЛ – это дисциплина.

Латинское слово disciplina понималось во времена Цезаря как учение. В современном английском оно понимается как предсказуемость, а в русском и французском как «подчинение», «повиновение». Есть существенная разница между тремя значениями; на таком разнопонимании одного и того же слова строится ТРЛ. Первоначальное значение стерлось, хотя по-русски военные упражнения в мирное время все равно именуются «учениями», о чем и говорил А.В. Суворов: тяжело в ученьи, легко в походе.

Disciplina – драма, бремя, дхарма. Греческие философы учили своих питомцев делать полемику по уму, мудреному ТРЛ, философски полемизировать (πολεμικάот πολέμιον, войнушка, вражда). Философы в этом были похожи на римских ветеранов отцов, но сказались трудности перевода.

Разница в понимании одних и тех же слов (знаков) по-разному в разных языках может не только смешить, но и порождает нешуточные полемики и даже войны. В пропаганде такая игра (ТРЛ) значений и смыслов – обычный и давний прием. П.Й. Геббельс, убеждая немцев в превосходстве над русскими, говорил, что оно заложено в языке.

Германец скажет: Ich habe ein Buch (я имею книгу).

Русский же скажет: у меня есть книга.

Геббельс не знал, что русское утверждение есть литературный оборот, эвфемизм вежливой речи русских мужчин. У нас очень давно не принято говорить о личном. А.Э. Бенвенист, сравнив множество языков, утверждал: «Если в языке уже существует имею, такой язык никогда не вернется к выражению у меня есть». Быть – бытие, иметь – это быт (примеч. dclxxxiv).

В боевом ТРЛ глубину речевого укола определяет глубина времени, использованного речевым фехтовальщиком приема. Чем прием опробованнее (лат. proba), тем поражение надежнее. В ТРЛ это правило очень старое, им пользовались и в Античности, нарочито удревляя написанное. Таким образом, в ТРЛ силу борца также определяет правда. Латинское probus (испытанный) дало в русском слова «правый», «проба» (proba), «право» и «правда» (примеч. dclxxxv).

Однако все эти приемы способен применить лишь хорошо классически образованный тролль. Упадок классического образования вызвал недооценку тонких троллей (агитаторов) и размножение толстых троллей (пропагандистов); к числу последних можно отнести и таких пишущих, основным средством влияния на читателя которых является психолингвистический бред. Ведущую роль среди них стали играть даровитые люди с дипломами философов, психологов, социологов и других ремесел, порожденных языком психолингвистов.

Особенно ядреной, но малопонятной феней отличились за минувшие 20 лет так называемые либералы и рыночники. Иностранная матерщина ученых, впитанная в разных alma mater, стала вызывать ответную народную матерщину, грубость которой нарастает.

Бред необходимо перевести на ясный и понятный русский язык, иначе государственные траты на народное образование окажутся пустыми или даже опасными, о чем в 1955 г. написал стихотворение В.Д. Федоров:

 

Все испытав,

Мы знаем сами,

Что в дни психических атак

Сердца, не занятые нами,

Не мешкая займет наш враг,

Займет, сводя все те же счеты,

Займет, засядет,

Нас разя…

Сердца!

Да это же высоты,

Которых отдавать нельзя (примеч. dclxxxvi).

 

Приемам борьбы за человеческие сердца письменной и устной речью в СССР учили на факультетах журналистики. В пособии для студентов факультета журналистики СПбГУ «Функциональные типы речи» учащимся предлагается осмыслить строки известного советского философа М.К. Мамардашвили, выглядящие на русском языке довольно нескладно:

Сознательная жизнь, если она совершилась, – а, совершившись, она вплетает в себя элементы рассуждения или размышления, или состояния призадуманности, которые называются философией, – так вот, если эта жизнь (а не вообще жизнь) совершилась, то она есть способ бытия. Что-то вечное – акты жизни, раз они совершились, обладают бытием, то есть пребывают всегда, как это ни парадоксально. Философ вынужден считать, что пребывать, случиться (или осуществиться) есть способ бытия, а не что-то, что просто уходит в прошлое. В каком-то смысле те люди, которые пребыли посредствам мысли, скажем, Платон, Аристотель, Декарт, Сократ, являются нашими современниками. Они живут, населяя то же самое жизненное пространство в той мере, в какой мы его населяем, – а можно вообще ничего не населять, и исчезнуть, как волны на прибрежном песке, не оставляя никаких следов (примеч. dclxxxvii).

Осмысление написанного таким дурным русским слогом не представляется возможным. Сама попытка вникнуть в малоосмысленный набор букв без поддержки понимающего наставника непременно закончится для учащегося плачевно. М.К. Мамардашвили приписывается мысль, что основная тайна бытия – это совесть, а различение добра и зла составляет ядро философии. Однако даже самый совестливый философ иногда пишет неясно.

М.К. Мамардашвили является одним из основателей Московского логического (позднее методологического) кружка (членами этого кружка называют также А.А. Зиновьева, Б.А. Грушина, Г.П. ГЦедровицкого и др.) (примеч. dclxxxviii, dclxxxix). Доктор философских наук Мамардашвили, поразивший современников открытием, что «философия – это акт», в представлении учащегося является носителем запредельной мудрости, а значит, невозможность осмысления им написанного указывает на умственную слабость русского учащегося. Воля студента оказывается сломанной, и школяр превращается в попугая, готового повторять без понимания и осмысления любую ученую ахинею.

Вообще, попытки некоторых лингвистов заменить русскому читателю А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя-Яновского, выступить в роли Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого, предпринимаются постоянно. Упомянутые сочинители очень ясно и понятно проясняли русскоязычным читателям тайны совести. Их последователи безуспешно пытаются слить с народной совестью свое понимание сознания, но им не хватает для этого слов живой русской речи – слишком много в их словаре дурно пахнущих слов из мертвых литературных языков русских и греков (латыни и греческого):

Независимо от каждого отдельного человека существует объективная реальность. Конечно, и сами люди со своими мыслями, чувствами, отношениями, действиями – тоже часть мира; поэтому не следует думать, что мир материален в вульгарном смысле, что он «вещей». Как говорил М.К. Мамардашвили, мы живем не в пространстве вещей, а в пространстве событий. Эти события отражаются в тех текстах, при помощи которых человек их описывает.

Текст состоит из отдельных суждений или, что то же, отдельных высказываний. Вообще у текста два основных измерения – это его связность и его цельность. Связность текста определяется на последовательности из 3–9 высказываний, образующих семантическое единство (в графическом тексте это обычно абзац). Цельность текста – категория психолингвистическая. Она определяется на целом тексте и лучше всего моделируется при помощи введенного Н.И. Жинкиным (1956; примеч. dcxc) представления о тексте как иерархической системе предикатов (ср. также работы В.Д. Тункель, Т.М. Дридзе, особенно Дридзе, (1984; примеч. dcxci), И.А. Зимней (1961, 1967а) и др.) (примеч. dcxcii). Далее мы будем оперировать отдельным семантически завершенным высказыванием. Оно всегда что-то отражает или описывает: это «что-то» – события, ситуации, свойства предметов или лиц.

Обычно полагают, что существует некий объективный «факт», который и описывается суждением или высказыванием. На самом деле все обстоит сложнее. Человек начинает с того, что вычленяет в реальности (в пространстве событий) некоторый фрагмент. Этот фрагмент всегда рассматривается под определенным углом зрения, в определенном аспекте. Например, нас интересует политическая ситуация в Беларуси: ее можно рассматривать под углом зрения прав человека, с точки зрения перспектив объединения России и Беларуси, под углом зрения состояния белорусской экономики и реакции на это состояние среднего белоруса. Затем мы как бы «переводим» наше знание об этом фрагменте на обычный словесный язык, разворачивая его в совокупность словесных (вербальных) суждений или высказываний. Каждое из таких суждений может быть истинным (соответствовать действительности) или ложным (не соответствовать действительности). Чтобы установить это, мы должны проделать так называемую верификацию – соотнести содержание суждения с действительностью и убедиться, что данное суждение ложно (или, напротив, истинно) (примеч. dcxciii).

Если не заметить в приведенном отрывке сумбурность, запутанность слога и злоупотребления сочинителем кавычками, то в написанном можно отметить очень важное русское слово и понятие – «цельность». Оно имеет латинское происхождение. В Риме не было принято естествить желающую этого женщину прилюдно, необходимо было найти укрытие от посторонних глаз. Латинский глагол celö, скрываю, породил в разноязыких ТРЛ много слов: русск. храм и хоромы, цель и целка, др. – инд. cárman (шкура и хорони́ть); араб. hаrаm, священная часть дома. Слова «храм» и «гарем» имеют единый источник (ср. также русск. халява, и арабск. халял́ь – дозволенные поступки в шариате). Хе́рем – высшая степень осуждения в еврейской общине.

Цицерон говорил о потере dignitas и libertas – двух главных качеств, свойственных положению римских аристократов в государстве (примеч. dcxciv). То есть для того, чтобы res publica (греч. бгцтокрсгпа) существовала, необходимо условие, при котором лидеры оптиматов были бы окружены почетом и имели непосредственный доступ к управлению государством. При управлении государством все мы должны ставить себе целью покой, соединенный с достоинством (cum dignitate otium) (примеч. dcxcv). Любое изменение сложившегося положения, по мнению optimates [наилучших] или честных, ведет к потрясению res publica. Принятие новых законов, введение новых должностей или сосредоточение большой власти в руках одного человека воспринималось как посягательство на res publica libera (примеч. dcxcvi).

Именно это и случилось в Риме: лучшие старики лишились достойного покоя. Ощущение вины перед отцом сквозит в стихах умного Горация.

Ныне чувство вины перед отцами каждый советский человек может испытать, стоя под иконой предка в колоннах «Бессмертного полка» на 9 мая. Построение великороссами СССР было страстной попыткой воплотить пронесенные через века римские представления и понятия о государственном и общественном устройстве, бытовавшем во Всемирной Римской rei publicae (SPQR). В СССР лучшие старики жили иначе, чем в РФ.

О важности покоя и достоинства в речи рассуждал А.А. Потебня в своей «Теории словесности»:

Несколько тысяч слов языка, как русский (у Даля около 200 тыс.) и т. п., возникли из небольшого числа корней (500-1000). Поэтому, если бы даже допустить невероятное, что эти корни были собственными выражениями, количество слов переносных, возникших по необходимости, inopiae causa, в несколько сот раз превосходило бы количество собственных. Но и эта уступка невозможна. То, что является корнем относительно своих производных, было словом с теми же тремя элементами значения, какие различают во всяком вновь образуемом слове: образ, собственно значение и его связь с образом. Все значения в языке по происхождению образны, каждое может с течением времени стать безобразным. Оба состояния слова, образность и безобразность, равно естественны. Если же безобразность слова сочтена была за нечто первоначальное (тогда как она всегда производна), то это произошло от того, что она есть временный покой мысли (тогда как образность есть новый ее шаг), а движение более привлекает внимание и более вызывает исследование, чем покой.

Спокойный наблюдатель, рассматривая готовое переносное выражение или более сложное поэтическое создание, может найти в своей памяти соответственное безобразное выражение, более образного соответствующее его (наблюдателя) настроению мысли. Если он говорит, что это безобразное есть «communis et primum se ojferens ratio», то он свое собственное состояние приписывает создателю образного выражения. Это вроде того, как если бы ожидать, что среди горячей битвы возможно такое же спокойное рассуждение, как за шахматной доской, если играют заочно. Если же перенестись в условия самого говорящего, то легко перевернуть утверждение холодного наблюдателя и решить, что primum se offerens, хотя и не communis, есть именно образное. И в случаях, когда мы мысленно устраняем вполне или отчасти безобразное выражение и заменяем или дополняем его образным, последнее не необходимо лишь в том случае, если оно нехорошо. Понятия достоинства выражения, его красоты тождественны с его соответствием мысли, его необходимостью. Побуждения эстетические и логические (дели познания) здесь нераздельны (примеч. dcxcvii).

Покой и достоинство, цельность совести, нераздельность ясности восприятия и сочинения недостижима без остановки ума. Остановка ума (мысли) – цель ТРЛ в Йога-сутре Патанджали, известной, как раджа– йога, или йога (от лат. jugum, иго) управления умом (примеч. dcxcviii).

Патанджали дает определение слова «йога» во второй сутре, которая является ключевой: «Йога есть обуздание волнений, присущих уму» (примеч. dcxcix). Остановка ума – цель ТРЛ Будды. Раджниш пишет об этом так: «Быть Буддой – это нетрудная работа. Это не какие-то достижения, за которые вам нужна Нобелевская премия. Это самая легкая вещь в мире, потому что она уже случилась без вашего ведома. Будда уже дышит в вас. Нет никаких трудностей и никакой опасности в принятии событий легко, без усилий, но люди принимают их очень напряженно. Помните, жизнь есть игра (примеч. dec). Когда вы однажды поймете, что это игра, глубокая наполненность игрой возникнет сама по себе. Победа – это не есть цель, цель – это играть тотально, весело, танцуя» (примеч. deei).

Яркий пример последствий словесных игр дает судьба латинского обозначения предмета, известного каждому русскому мужику и военному под кличкой «лопата».

Назад: XVI. Речь против языка: троллинг[415]
Дальше: XVIII. Смеяться после слова «лопата»[505]