Глава четвертая

Хозяин кабинета впёр в посетителя тяжёлое пламя единственного глаза, и тот, испытывая большие неудобства, тихонечко заёрзал на стуле, однако свой взгляд, удерживаемый на уровне коротких бачков высокопоставленного собеседника, отводить поостерёгся. Граф Николай Алексеевич Орлов, хоть и слыл, в отличие от своего отца, либералом, однако с преклонным возрастом старые раны и постоянное дурное самочувствие стали давать о себе знать. Более всего же граф не любил, когда собеседники в разговоре с ним отводили глаза в сторону. Николай Алексеевич в таком случае мог резко вспылить, наговорить кучу обидных предположений, а то и просто выгнать. Не поглядит, не вспомнит, что Александр Александрович Мельников – не губернский секретаришка, а чиновник 5-го класса, статский советник…

Чрезвычайным посланником в Париж генерал-лейтенант граф Орлов был назначен три года назад, в декабре 1871 года, ранее исполняя такие же должности в Австрии и Великобритании. Мельников прекрасно знал послужной список посланника и глубоко уважал этого человека за былые заслуги на полях сражений. В турецкой кампании 1854 года, будучи ещё в чине полковника, Орлов руководил штурмом форта, и в одну ночь получил девять тяжёлых ран и лишился левого глаза. Обласканный за личную храбрость императором, граф не пожелал доживать дни где-нибудь на покое и уже через самое малое время попросил у государя «живое дело». Чтобы не обидеть старого вояку, государь и направил его на дипломатическое поприще.

Но и тут генерал предпочитал действовать по-кавалерийски, не желая порой даже слышать об азах дипломатического искусства, чем приводил в отчаяние и начальство МИДа и коллег. Со временем граф стал прислушиваться к отеческим увещеваниям государя, осторожным подсказкам коллег из внешнеполитического ведомства. И хотя в узком кругу семьи либо друзей по-прежнему говорил о глубочайшем отвращении к обычным в дипломатической среде увёрткам, недоговоркам и хитростям, на службе он стал использовать во благо дела даже свой имидж прямого, бесхитростного служаки-генерала.

Но вот к чему Николай Алексеевич Орлов за всё время службы посланником так и не смог привыкнуть, так это к насущной необходимости чтения чужой почты, добывания шифров и кодов, тайного наблюдения за иностранными коллегами, а паче чаяния – использование попавшего в руки компромата к вящей пользе отечества.

Вот и сейчас он касался принесённой Мельниковым папки с материалами оперативного наблюдения кончиками пальцев, с явным отвращением. Когда речь шла о тайных операциях, даже густая щётка усов над верхней губой графа шевелилась как-то осуждающе.

– Скверно, милостивый государь! Скверно! Шестой день изволите азиатов под наблюдением держать, а результатов нет! Нету, Александр Александрович! Что прикажете канцлеру в Петербург докладывать?

– Помилуйте, ваше сиятельство! – Мельников позволил себе чуть улыбнуться. – Чего ж тут скверного, если наблюдение не выявило никаких нежелательных контактов? Это ж хорошо! И начальство наше в Петербурге наверняка довольно будет…

– «Не выявило»! – перебил Орлов, по-птичьи чуть склонив голову и недобро щуря глаз на собеседника. – Вот именно: не выявило! Может, просто плохо выявляли-с? А? Вам не приходило в голову, милостивый государь, что у нашего петербургского начальства были все основания подозревать японцев в неких злоумышлениях? Начальству, я вам доложу, всегда чуточку виднее, нежели нижестоящим чинам! Никакой полковник, даже семи пядей во лбу, просто не может представлять себе общей диспозиции войск на поле боя так, как генерал, а тем паче фельдмаршал. Что, не согласны, сударь мой?

– Совершенно с вами согласен, ваше сиятельство! Но у нас-то случай совершено иной! Японский посланник, направляющийся в Россию, в Италии вдруг неожиданно меняет маршрут следования и поворачивает в Париж. Учитывая наши непростые нынче отношения с Францией, это чревато всякими неожиданностями в дальнейшем. И нет ничего удивительного в том, что Петербург, обеспокоенный этим неожиданным поворотом, настоятельно просит нас понаблюдать тут за парижским времяпрепровождением японского посланника! Вот мы и стараемся! И ничего, слава богу, пока не выявили. Вот отправился японец третьего дня к известному французскому мэтру мундир заказывать – может, он и вправду только ради этого в Париж завернул!

– Не знаю, не знаю, Александр Александрович! А встреча с неким французским военным, о котором в сегодняшнем отчёте говорится? Как его там…

– Жюль Брюне, – подсказал Мельников.

– Да, Жюль Брюне, милостивый государь! Разве это не официальное лицо? Не представитель военного министерства?

– Первые сведения о полковнике Жюле Брюне для нас вполне утешающие. Некоторое время тому назад он в составе французской военной миссии пробыл в Японии, в городе Иокогама несколько лет. Там же служил на флоте в чине капитана первого ранга и наш японец, Эномото Такэаки. Так что, скорее всего, это обычная встреча старых друзей, ваше сиятельство! Впрочем, помощник префекта Парижа, известный вашему сиятельству господин Мерсье, обещал в самое ближайшее время предоставить нам по полковнику Брюне подробнейшую справку.

– Не знаю, не знаю, – Орлов забарабанил пальцами по столу. – Я не слишком доверяю французам – легкомысленная какая-то нация! И этот Мерсье – да он просто щёголь светский, да и всё тут! Говоришь с ним о серьёзных вещах, а он всё пылинки с сюртука сдувает, складочки разглаживает… Ногти, извините, подпиливает!

– Напрасно вы этак, ваше сиятельство! Французская тайная полиция едва ли не первая в Европе среди прочих держав! А господин Мерсье, глава её парижского департамента, при всём внешнем лоске имеет высочайшую результативность в своём деле! Вот и за японцами нашими наблюдение организовал – любо-дорого! Я, грешник, подстраховался ведь – параллельно с французами частное розыскное бюро «Бинт и Самбен» на японцев напустил!

– Ну и правильно, – буркнул Орлов, однако при упоминании о розыскном бюро с отвращением пошевелил усами. – Нечего им тут даром хлеб есть, под нашей «крышей» на адюльтере «лягушатников» серебреники свои зарабатывать… Ну, так что они?

– И Генрих Бинт, и Альберт Самбен – из бывших агентов наружнего наблюдения, ежели помните, ваше сиятельство. То есть люди суть многоопытные. И в отечестве нашем поработали, и тут изрядно уже. Так вот, они докладывают, что французские сыскные настолько японцев плотно опекают, что, как говорят, «пальца не сунуть». Пока те в гостинице жили, только раз и удалось нашим «наружнякам» незаметно в их номер пробраться. С пользой, правда: тогда наши агенты вперёд французских обратили внимание на переполненные газетами мусорные корзины в номерах, занимаемых самураями. И унесли тот мусор для подробного и детального осмотра и анализа.

– Оставьте ваши мусорные малопривлекательные подробности, милостивый государь! – крылья горбатого породистого графского носа затрепетали, будто бы при обонянии мусорных корзин.

– Виноват-с… В общем, по многочисленным отчёркиваниям в газетных объявлениях и по сделанным на полях газет пометкам удалось определить, что японцы озабочены поиском достойного мастера по пошиву военного мундира. Что и получило полное подтверждение при дальнейшем наблюдении. Найдя мэтра Ворта, японцы вскорости съехали из гостиницы на меблированную квартиру – либо в видах экономии, либо не желая, чтобы им лишний раз докучала назойливая гостиничная прислуга. Французская полиция, кстати говоря, и там очень оперативно сработала: по докладам наших агентов, прислуга в снятой квартире была моментально заменена агентом полиции. Напротив квартиры японцев, в зеленной лавке, под видом приказчиков также постоянно находятся полицейские агенты наружнего наблюдения. В непосредственной близости от дома дежурит фиакр, извозчик также заменён агентом. Как только японцы выходят из дома, в улице появляется сей экипаж…

– Ловко! – фыркнул Орлов, не маскируя всё ту же брезгливую гримасу. – И во сколько же, позвольте полюбопытствовать, нашей казне обходится такое усердие французских полицейских? Впрочем, не желаю знать! Слава богу, что никаким боком ко всей этой возне не причастен. Вы мне лучше скажите с полной ответственностью, Александр Александрович: могу я со спокойной душой рапортовать в Петербург об отсутствии подозрительных контактов японского посланника?

– Пока да, ваше сиятельство! Зафиксирован лишь визит посланника в военное министерство, к упомянутому мсье Брюне, да к мэтру Ворту, у коего заказан пошив мундира вице-адмирала. Всё остальное время господин Эномото тратит на пешие и конные прогулки по Парижу. Никаких встреч, никаких визитов в официальные учреждения. Что же касается спутников посла, то один из них и вовсе на улицу носа не кажет. Второй ограничивается короткими прогулками в районе проживания.

– Хорошо. Ступайте, милостивый государь!

Покинув личные апартаменты Чрезвычайного посланника во Франции графа Орлова, Мельников спустился на первый этаж особняка на улице Гренель, где размещалась канцелярия и присутствие посольства. Неприметная дверь, завешенная к тому же тяжёлой драпировкой, сообщала посольство со смежным помещением, где и располагалось Заграничное розыскное бюро Департамента полиции. Его ещё называли Парижским – по месту дислокации.

Статский советник Мельников, заведывающий всей Заграничной агентурой, в служебной переписке именовался «командированным министерством внутренних дел империи для сношения с местными властями, а также русскими посольствами и консульствами». В подчинении Мельникова находились также агенты, охраняющие за пределами отечества высокопоставленных лиц и монарших особ.

Главным объектом интереса Заграничного бюро была, разумеется, укрывшаяся в Европе неблагонадёжная русская эмиграция, революционеры всех мастей и калибров, а также прочая, по выражению тогдашнего министра внутренних дел Александра Егоровича Тимашева, «нигилятина». Необходимость отслеживания инакомыслия за пределами России проявилась тогда, когда в Европу переместились революционные лидеры, когда стала очевидным то, что именно тут зреет всё то, что потом «взрывается» в родном отечестве.

Однако очевидность меняющейся диспозиции с революционными и террористическими элементами не способствовала решению проблемы как таковой. Присмотр за инакомыслием, а тем паче проникновение внутрь законспирированных организаций и революционных ячеек за рубежом оказались делом гораздо более трудным, нежели в родном отечестве. Причём трудности начинались уже на границе: ни одна из европейских держав не приветствовала легального появления у себя чужих агентов тайной политической полиции. К тому же многие весьма небесталанные у себя на родине агенты просто не могли работать за рубежом из-за языковых проблем.

Во Франции проблему попытались решить за счёт привлечения местных, как принято говорить, кадров. По согласованию с префектом Парижа Луи Андрие, главой русской резидентуры здесь стал его первый помощник Мерсье – шеф секретно-наблюдательной части парижской полиции. С русской революционной спецификой у него, конечно, было немало проблем. Но когда возникла необходимость плотного оперативного наблюдения за прибывшими в Париж японцами, тут французская тайная полиция проявила себя в полном блеске!

Сегодня, кстати, у Мельникова была назначена встреча с префектом, и он ожидал от этой встречи окончательного разъяснения роли полковника-артиллериста Брюне. Поглядев на часы, статский советник решил по пути в префектуру заглянуть в «Бинт и Самбен».

* * *

В это же самое время из небольшой гостиницы папаши Трибо по другую сторону Сены на парижскую улочку вышел молодой человек в тёмно-синем статском сюртуке, таких же брюках со штрипками и в венском котелке. Глянув в обе стороны узкой кривой улицы с рядами мрачных двух-трёхэтажных домов, он вопросительно обернулся к провожающему его хозяину:

– Ну, чистый Петербург, милейший! Такая же теснотища! Разве что потеплее тут у вас… В какую же сторону мне идти?

– Налево, налево, мсье Берг! Не более десяти минут лёгким шагом, и вы увидите купол Гранд-опера, а сразу за ней – бульвар Капуцинок, являющийся частью Больших бульваров, мсье! Там – истинный Париж! Так вам точно не нужен провожатый, мсье Берг? Вы уверены?

– Разберусь и сам с вашим Парижем, мсье Трибо!

Прикоснувшись двумя пальцами к полям котелка, Берг легко зашагал в указанном направлении, стараясь держаться середины скверно мощённой улицы, где грязи было поменьше.

Подумать только – он в Париже! ещё позавчера, передав сопровождаемую им команду офицеров своего батальона попечению русской военной миссии в Женеве и, тепло простившись с товарищами, он поспешил в билетные кассы железнодорожного вокзала и взял место в спальном вагоне до французской столицы. Поезд прибыл в Париж вечером, и, добравшись до гостиницы, Берг сдержал нетерпение и не отправился тут же на первую «вылазку», решив прежде как следует отдохнуть.

По зрелому размышлению, он ещё в Петербурге решил отказаться на время заграничного вояжа от военного мундира гвардейского батальона – тем паче что устав гвардейских частей требовал неукоснительного ношения мундира только в своём отечестве. Сменив в Париже мундир на статское платье, Берг почувствовал себя в нём хоть и свободней, но несколько неуютно. Более всего он опасался привлечь к себе насмешливое внимание истинных парижан своим провинциальным видом и заранее решил потратить первый день во французской столице на свою модную экипировку.

О Париже Берг много слышал от армейских товарищей, которым посчастливилось здесь побывать, собираясь в «европейскую экспедицию», молодой прапорщик-сапёр не поленился разыскать несколько новых и старых путеводителей. И тайком, опасаясь насмешек товарищей, несколько вечеров подряд штудировал их. Расставшись с командой офицеров в Женеве, он перестал маскировать брошюрки, и к прибытию во французскую столицу считал себя основательно подкованным по части её географии.

Когда минут через десять неспешной ходьбы по улочкам старого Парижа впереди замаячил над крышами серый купол Гранд-опера, Берг невольно ускорил шаги, и скоро оказался на широченном бульваре, уже носящем имя барона Османа, великого «переделывателя» облика Парижа. Строительные работы здесь ещё тоже не были закончены, однако яркая зелень и ровные ряды цветущих в эту пору каштанов придавали бульвару праздничный вид. Яркие витрины множества магазинов и полосатые маркизы бесчисленных кофеен дополняли этот вид. В отличие от пустынных и почти безлюдных улочек, по которым Берг пробирался сюда, бульвар был заполнен людьми. Дав себе слово, что непременно вернётся сюда попозже, Берг устремился дальше.

Из пространных объяснений владельца гостиницы папаши Трибо Берг уяснил, что быстро и по последней моде можно экипироваться в одном из многочисленных пассажей – крытых галерей, обжитых торговцами и мастерами.

– Разумеется, истинный парижский облик мсье может приобрести лишь у известных мастеров швейного дела, – живописал француз. – Однако кутюрье шьют одежду несколько дней, а то и недель. Да и стоят их услуги недёшево, гм… Но в уличных салонах и магазинах мсье без труда и потерь времени сможет найти готовое платье, которое подгонят по его фигуре за час-другой. А пассажи, мсье Берг, тем и хороши, что вы без труда сможете скоротать время ожидания в других лавочках и магазинах, художественных салонах и даже в великолепных банях, мсье! Это же Париж!

Всё оказалось так, как и предсказывал папаша Трибо. Свернув в первую же встреченную торговую галерею, Берг без труда нашёл салон-магазин модной мужской одежды с расторопными приказчиками и до приторности вежливым хозяином. Пока портновские помощники спереди и сзади обмеривали фигуру Берга, а череда других демонстрировала клиенту образцы тканей и готовой одежды, хозяин салона перелистывал перед глазами Берга модные журналы, обращая внимание на детали и жужжа в ухо про последние выверты парижской моды.

– Вы из России, мсье? О-о, я мог бы догадаться – нет-нет, отнюдь не по выговору! Ваш французский безупречен, мсье – по одному лишь способу втачки рукавов… Я рекомендовал бы мсье вот этот кремовый сюртук – в Париже уже весна и не горами лето. Этот цвет очень моден в нынешнем сезоне! А в России нынче, позволю осведомиться, пока ещё холодно? О-о, это чувствуется, мсье, по цвету вашего платья, да! Пока Антуан – это мой лучший мастер – будет трудиться над подгонкой вашего сюртука, я мог бы проводить вас, мсье, в магазин по соседству! Трость и цилиндр – без этих деталей мсье не обретёт должного шарма. И конечно же, булавка в галстук, мсье! Извольте повернуть голову направо – видите вывеску с красной окантовкой? Это магазин моего доброго знакомого, мэтра Фрике, ювелира. Моим лучшим клиентам старый пройдоха Фрике обязательно делает большие скидки! Булавка в галстук – и, конечно же, вам следовало бы сменить цепочку для ваших великолепных часов, мсье!

Слегка обалдевший от обилия внимания к своей персоне, Берг изо всех сил старался придать своему лицу безучастное выражение человека, которому подобное обращение не в новинку. Чтобы отвязаться, он согласился и на шляпника, и на ювелира, и на белошвейку мадам Робер, у которой ему было рекомендовано купить не менее дюжины сорочек с модными в новом сезоне высокими воротничками.

Вырвался Берг из галереи лишь часа через два – в новом, совершенно парижском, как уверял мэтр, обличье. Старое платье, как и дюжина приобретённых сорочек, были отправлены с посыльным в его гостиницу.

Назойливость первого встреченного офицером парижского торговца была при всем том весьма почтительного свойства, и Берг, опомнившись от первого ошеломительного натиска, сумел между стрекотанием и комплиментами хозяина получить в его салоне массу полезных сведений.

Мсье ищет салон мэтра Ворта? О-о, это очень известный в Париже кутюрье! Да, у него одевается весь парижский свет, он шьёт и для дам, разумеется. Дорого, конечно – но дело того стоит, мсье! Платье для невесты? О-о, поздравляю, поздравляю, мсье! Ваша невеста будет счастлива получить от вас последний крик парижской моды! Но мсье ещё так молод для брака – вы, ведь, кажется, военный, мсье? Офицер? О-о, никакой мистики! Ваша осанка, походка, а ещё привычка держать левую руку чуть полусогнутой, словно придерживая шпагу или саблю. Я угадал? Позволю себе заметить, мсье, что за мундиром вам не стоило ехать во Францию – в России есть прекрасные мастера. Статское платье – совсем иное дело, мсье!

Вы надолго в Париж? Всего неделя? Не огорчайтесь, мсье! Для первого знакомства с Парижем этого вполне достаточно. Позволю себе порекомендовать вам, кроме пеших прогулок, посетить сады Тюильри, обязательно прокатиться по Сене на лодке – на любой из набережных мсье без труда найдёт лодочников. Булонский лес? Мсье собирается жениться, и я не чувствую себя вправе давать вам советы подобного свойства… Но мы же мужчины, не правда ли, мсье? И у нас должны быть свои маленькие мужские тайны и слабости. В Париже много салонов, где можно без труда свести знакомство с прекрасными женщинами. Разумеется, куртизанками. Ни к чему не обязывающая лёгкая связь, мсье. Рассматривайте сие как собственный каприз. Но вы смущены – умолкаю. Умолкаю, мсье! Как вам будет угодно. Посетите Офицерский клуб ветеранов, сходите в Латинский квартал, на Монмартр.

Окликнув фиакр, Берг велел ехать на Большие бульвары, ещё одно детище неуёмного барона Османа. Префект безжалостно сносил средневековые здания французской столицы, застраивая её одинаковыми доходными домами и пробивая радиальные проспекты для «проветривания» Парижа.

Глазея по сторонам и жадно вдыхая напоённый весенними ароматами цветущих деревьев и роскошных клумб воздух, Берг припоминал строки из путеводителей. Большие бульвары ничем не напоминали бывший на их месте оборонительный пояс города, начало возведения которого положил ещё Карл V. Теперь бульвары Мадлен, Капуцинок превратились в роскошные променады, наполненные толпами прохожих, стуком колёс бесчисленных экипажей, музыкой, смехом.

Ну, катание на лодках и в экипажах, пешие прогулки – это само собой, размышлял Берг. Офицерский клуб? Любопытно, надо только узнать – удобно ли идти туда в статском платье. Салоны, о которых упоминал хозяин салона? Можно, конечно, и сходить, любопытства ради. Входной билет в 30–50 франков – не так уж и накладно за удовольствие поглядеть на высший свет и его досуг. На тех же знаменитых французских куртизанок – будет о чём рассказать в тесной компании товарищей-офицеров. Никаких сомнительных знакомств, разумеется – просто поглядеть. Ну, может, поговорить, перекинуться парой фраз. А может, и не только поговорить. В конце концов, Париж – неофициальная европейская столица любви!

Берг смущённо кашлянул, словно, забывшись, заговорил вслух. Нет, разумеется, в салонах, о которых говорил владелец магазина, не встретишь знаменитостей, о похождениях которых взахлёб писали все бульварные газеты – Баруччи, Коры Перл, Терезы Ла Пайва. Эти жрицы любви имеют собственные дворцы и замки, а если и удостаивают своим вниманием салоны, то будьте уверены: не заведения для широкой публики и безвестных иностранцев, и не за 30–50 франков!

Чёрт, а у меня даже нет приличных визитных карточек, вспомнил офицер. Надо бы заказать – тем более что владелец магазина упоминал об этом. Не то что в великосветский салон – к мэтру Ворту идти неудобно. Кстати же, можно и заказать десяток визиток на вымышленное имя – кто знает, где и когда такая предосторожность может пригодиться!

Берг дотронулся серебряным набалдашником трости до плеча извозчика. Попросил:

– Любезный, мне нужно завернуть в какую-нибудь мастерскую, где срочно делают визитные карточки. Знаете такую? Ну и отлично, поехали!

* * *

Посланцы далёкой Японии понемногу привыкали к суматошной европейской жизни. По утрам, вместо того чтобы подкрепиться традиционной чашкой риса с кусочками рыбы и овощами, они порознь направлялись в ближайшую кофейню за углом. Съедали по два рогалика – правда, чрезвычайно свежих и аппетитных – через силу выпивали по большой чашке кофе со сливками. Потом Эномото и Уратаро отправлялись на прогулку – шли обычно на набережную, где часа полтора неподвижно сидели на скамейке, глядя на яркие блики солнца в волнах реки со странным названием Сена и почти при этом не разговаривали. Слушали крики чаек. Асикага Томео после памятной размолвки с Эномото в дороге старался как можно реже попадаться посланнику на глаза и почти не выходил из своей комнаты, не общаясь даже с Уратаро.

После прогулки японцы расходились по своим комнатам, а после полудня шли обедать в китайский ресторанчик, до которого приходилось добираться на фиакре едва ли не час. Пообедав, японцы обычно расставались – каждый шёл по своим делам. Эномото один раз посетил старого приятеля Жюля Брюне, потом нашёл салон знаменитого французского мастера-портного мсье Ворта, заказал у него мундир по присланным из Японии эскизам и ежедневно ходил к мэтру на чрезвычайно раздражающие его примерки.

После посещения салона Ворта Эномото нанимал фиакр и ехал кататься в один из многочисленных парков Парижа, и к вечеру возвращался домой. Чем в это время занимались лейтенанты – он не знал. По вечерам, велев прислуге вскипятить воду, Уратаро самолично заваривал традиционный японский чай и церемонно приглашал в общую гостиную сансея Эномото.

Когда японская дипломатическая делегация сменила гостиницу на съёмную квартиру, Уратаро сумел втолковать туповатому слуге, что ему нужен низенький столик. Такового в окрестных мебельных лавках, по уверениям слуги, не нашлось – пришлось покупать обыкновенный, европейский и укорачивать его ножки. Слуга отпилил их не слишком ровно, и под них всё время приходилось что-то подкладывать, чтобы чай не расплёскивался.

Пятый день в Париже начался для японцев как обычно. Только после кофейни, уже у порога дома, где путешественники снимали меблированную квартиру, Уратаро Сига придержал дверь, которую традиционно распахивал с поклоном перед Эномото.

– Сансей, вы не впервые в Европе, и, должно быть, уже научились различать одинаковые для нас лица варваров?

– Что вы хотите этим сказать, лейтенант?

– Я прошу вас, Эномото-сан, не торопясь повернуться ко мне. И, не привлекая внимания, поглядеть на человека в дверях лавки напротив…

Помедлив, Эномото повернулся к Уратаро, скользнул взглядом по зеленной лавке напротив. Как и всегда, приказчик раскладывал и перекладывал на лотках и ящиках выставленную перед лавочкой зелень и овощи, взбрызгивал свой нежный товар водой из кувшина.

Уратаро поднял трость, и, указывая её концом на конёк крыши дома, быстро заговорил:

– А теперь незаметно поглядите назад, ваше высокопревосходительство. Туда, откуда мы с вами только что пришли. Видите человека в коричневой одежде и с газетой в руке?

Эномото фыркнул:

– Только мне и забот, что разглядывать простолюдинов, лейтенант! Конечно, вижу – ну и что?

– Не глядите на него так пристально, сансей, прошу вас, – попросил Уратаро, делая вид, что по-прежнему разглядывает крыши домов напротив. – Это человек был в той же кофейне, что и мы, сидел неподалёку и старательно читал газету. Только верхняя часть одежды – я никак не запомню её европейское название – у него была не коричневой, а серой. Он вышел из кофейни вслед за нами, прошёл квартал, а потом, заскочив на мгновение в переулок, вышел оттуда уже в коричневой одежде…

– Сюртуке, – машинально отметил Эномото.

– Да, в сюртуке, спасибо. Я совершенно уверен, ваше высокопревосходительство, что именно этот человек вчера изображал приказчика в лавке напротив нашего дома, а в кофейню за нами ходил тот, что сейчас перекладывает овощи. Это шпионы, сансей! Они следят за нами с первого дня нашего приезда в Париж…

– Вы не слишком подозрительны, лейтенант? Может быть, решили поиграть в «невидимых»? Даже если так – вспомните, у нас в Японии за иностранцами тоже всегда наблюдали – кто из любопытства, кто из политических соображений. Разве не так?

– Вы правы, ваше высокопревосходительство! – поклонился Уратаро. – Однако за нами шпионят отнюдь не любопытствующие бездельники. Это совершенно очевидно, сансей! И ещё фиакр! Каждый раз, как мы с вами едем куда-то, к дому подъезжает один и тот же фиакр! У возницы на пальце правой руки очень приметное кольцо, ваше высокопревосходительство…

– Не стану спорить – насчёт уличных соглядатаев вы, может быть, и правы. А вот с фиакром – не знаю, не знаю! Возможно, он действительно один и тот же – но разве не может так случиться, что возница просто имеет неподалёку постоянное место ожидания седоков? Пойдёмте в дом, лейтенант!

Проводив японцев взглядом, человек в коричневом сюртуке неторопливо подошёл к зеленной лавке, с рассеянным видом подержал в руках пучки тепличного шпината и скрылся в глубине помещения. «Приказчик», помедлив, зашёл в лавку вслед за ним.

– Все как обычно? – вполголоса поинтересовался он. – Никаких отклонений?

Коричневый сюртук кивнул:

– Да, кофе и по паре рогаликов. Потом набережная и обратно сюда. Только нынче, мне кажется, японцы заметили наблюдение. Тот, что помоложе, необычно часто оглядывался, неожиданно останавливался. И вот сейчас – ты обратил внимание, Жан? Он задержал спутника, показывал ему что-то на крышах – но второй азиат оглядывался при этом либо на меня, либо на тебя!

– Надо отметить в донесении, что в лавке нужны новые лица, – кивнул собеседник. – И нашим сменщикам надо бы поменьше мелькать у входа, чтобы азиаты из окон не запомнили лиц… Ну, что – я пошёл с докладом к шефу? Если всё будет по обычному расписанию, они отправятся на обед не раньше, чем через полтора-два часа.

* * *

Первый день в Париже складывался для Берга как нельзя удачно. Обзаведясь соответствующей столичной моде статской одеждой, молодой офицер довольно скоро нашёл типографскую мастерскую, где чумазый наборщик и владелец в едином лице за час изготовил для него две дюжины визитных карточек на имя Берга и с упоминанием его истинного воинского чина. Ещё дюжину, смущаясь и стараясь не краснеть, Берг заказал якобы для своего товарища – на другое имя. Мастеровой, как истинный француз, принимая заказ, и бровью не шевельнул – разве что не преминул взять за второй комплект карточек вдвое, нежели за первые две дюжины.

В ожидании исполнения своего заказа Берг наскоро пообедал в ресторанчике неподалёку, а потом, наняв новый фиакр, велел ехать в салон мэтра Ворта.

Салон внушал почтение ещё на подходах к нему. У трёхэтажного особняка фиакр Берга был встречен расторопным помощником швейцара. Ему тут же вручили тяжёлую бляху с выгравированным номером «28», и пока Берг соображал, к чему бы эта бляха, помощник уже вскочил на подножку экипажа и велел вознице ехать на стоянку извозчиков за углом. Швейцар в форменной одежде, обильно украшенной галунами и позументами, распахнул перед посетителем тяжёлую дверь и с достоинством поклонился.

Вестибюль первого этажа особняка представлял собой огромную приёмную с бесчисленными креслами, козетками и диванами, где сидели и неторопливо прохаживались с полдюжины важных господ. Ноги Берга едва не утонули в гигантском ковре восточной работы. Стены приёмной, обитые светло-серым шёлком, были увешаны картинами. Там, где кончался ковёр, наверх вела широкая лестница белого мрамора, раздваивающаяся после первого марша.

А к Бергу уже спешил здешний служитель. Поклонившись, он предложил посетителю следовать за ним. На первом марше лестницы слуга повернул направо, и только тут Берг заметил позолоченную табличку с надписью «Для дам», украшавшую левую лестницу. Поднявшись наверх, Берг очутился в ещё одной приёмной, поменьше. Здесь также присутствовали картины, статуи, кресла и козетки – и зеркала, зеркала во всех простенках между окнами! Именно эти зеркала сыграли поначалу с Бергом шутку: ему показалось, что здесь, как и в нижней приёмной, много народа. Однако посетитель тут был всего один. Когда он повернулся к Бергу, тот с некоторым удивлением обнаружил, что у него ярко выраженный азиатский тип лица. Сдержанно поклонившись вошедшему, азиат продолжил свою неторопливую прогулку вдоль диванов и козеток.

Служитель повернул к новому посетителю породистую физиономию и вопросительно поднял брови. Спохватившись, молодой офицер вручил ему свою новенькую визитную карточку и выразил пожелание видеть господина Ворта. И тут же получил решительный отказ: мэтр удостаивает личной встречей только по предварительной договорённости. Мсье не располагает такой договорённостью? Тогда его немедленно примет помощник и ученик мэтра Ворта.

Берг, промокнув платком лоб, невольно помянул про себя нехорошими словами невесту Настеньку, втравившую его в этакое предприятие. Туда ли он вообще попал? Может, следовало идти по левой лестнице, в дамское отделение салона?

Шевелились в голове молодого офицера и невесёлые мыслишки насчёт собственных материальных возможностей: в этаком салоне, где буквально всё кричало о богатстве и непомерной роскоши, и гонорары за пошив платья наверняка соответствующие…

Размышления Берга прервали распахнувшиеся двери в противоположных концах помещения. Из ближней к офицеру направился человек с львиной гривой, в просторной белоснежной блузе, подхваченной на талии узеньким алым ремнём, в малороссийских шароварах и с сантиметром на шее. Из второй двери пожилой человек в клетчатой паре почтительно поманил к себе посетителя-азиата.

Торопясь, Берг изложил помощнику мэтра цель своего визита. И, не закончив, вытянул из кармана лист бумаги, на которой были запечатлены портновские параметры невесты. Помощник внимательно поглядел на бумагу, сделал шаг назад и, не глядя, дёрнул за сонетку. Появившемуся тут же слуге было велено пригласить сюда мсье Шарля.

– Удивительно! – бормотал помощник, всё ещё глядя на бумагу. – Удивительно, сударь! Фигура вашей невесты является точной копией фигуры мадмуазель Кло, любимой манекенщицы мэтра Ворта! Вы говорите, что специально приехали за платьем для невесты из самой России? О-о, я непременно должен сказать об этом мэтру! Прошу вас, присядьте, мсье офицер! Присядьте и соблаговолите подождать несколько минут… Кстати, а что наш дом моды может предложить вам, мсье?

Берг замялся: для него! Дай-то бог, чтобы наличности хватило на платье для Настеньки!

– Я… Я должен прежде подумать, мсье, – выдавил он из себя.

Испытующе глянув на посетителя, помощник, не выпуская из рук бумаги, исчез за ближней дверью, и Берг остался один. Впрочем, ненадолго: вскоре дальняя дверь опять распахнулась, и в проёме показался давешний азиат в необычном военном мундире. Вышедший вслед за ним помощник мэтра сделал приглашающий жест:

– Прошу, мсье Эномото! Походите по этой комнате, обживите, как говорят у нас, мундир!

Азиат, искоса поглядывая на Берга, помедлил, но всё же дошёл до ближайшего зеркала, постоял перед ним, несколько раз согнул и разогнул в локтях руки, и, повернувшись к служителю, коротко поклонился:

– Мне нравится, мсье! – несколько глуховатым голосом по-французски объявил он. – И если вы считаете, что работа выполнена, я готов забрать мундир!

– Что ж, тогда прошу снова в примерочную комнату, – важно кивнул помощник мэтра Ворта.

Берг снова остался один, однако на сей раз ненадолго. Появившийся служитель объявил ему, что мэтр просил оказать ему честь и принять одно из платьев своей новой коллекции в подарок для невесты мсье. Берг начал было отказываться, но помощник мэтра решительно покачал головой:

– С мэтром Вортом в Париже не спорят, мсье! Или в подарок, или никак! Не упрямьтесь, мсье! мэтр надеется, что в знак благодарности вы осчастливите нас заказом модного платья для себя! Негоже, если рядом с очаровательной невестой в платье от мэтра Ворта будет стоять видный жених в невнятном, пардон, одеянии…

Ну что тут скажешь! Берг шутливо поднял в знак капитуляции обе руки, и тут же был уведён в примерочную, для снятия мерки.

Процедура оказалась не слишком долгой, и по её завершению молодого офицера попросили подождать в приёмной: платье невесты нужно было как следует упаковать.

В приёмной Берг опять оказался вдвоём с тем самым азиатом, который ждал, пока ему вынесут упакованный мундир.

Некоторое время мужчины молчали, бросая друг на друга короткие взгляды. Оба чувствовали некоторое смущение от необычности обстановки. Наконец Берг решился: подойдя к азиату, он по-военному щёлкнул каблуками, наклонил голову и протянул свою карточку:

– Вы, я вижу, как и я, военный, сударь! Позвольте рекомендоваться: лейб-гвардии Сапёрного полка из Санкт-Петербурга прапорщик Михаил Берг! – И на всякий случай добавил: – Петербург – это столица России, сударь…

Азиат принял карточку Берга обеими руками, с достоинством поклонился, сделал неуловимое движение рукой, и в свою очередь протянул собеседнику свою карточку на плотной бумаге цвета слоновой кости.

– Рад знакомству, господин гвардейский прапорщик! Имею честь рекомендоваться: вице-адмирал военно-морских сил Японии Эномото Такэаки!

Услыхав высокий чин нового знакомого, соответствующий, по российской Табели о рангах, чиновнику 3-го класса (к коему он обратился без должного почтения!), Берг вытянулся в струнку:

– Прошу простить за дерзость, ваше высокопревосходительство! Не будучи знатоком знаков отличия вице-адмиральского мундира японской армии и движимый единственно доброжелательным любопытством, я позволил себе…

– Полноте, господин прапорщик! – приятно рассмеялся японец. – Не смущайтесь, ибо я и сам чувствую себя несколько смущённым. Я пожалован своим чином совсем недавно…

Повисла неловкая пауза. Когда она стала затягиваться, Берг снова заговорил:

– Ваше французское произношение безупречно, ваше высокопревосходительство! Осмелюсь осведомиться – давно ли изволите жить в Париже?

– Вторую неделю, господин офицер, – снова рассмеялся японец. – Однако должен вам признаться, что некоторое время назад я прожил в Европе целых шесть лет. И за это время выучился говорить и по-французски, и по-фламандски, и по-немецки. Сожалею, что пока не знаю русского языка, ибо Париж для меня – лишь короткая остановка на пути в Россию.

– Вот как? – удивился Берг. – Сие очень приятно, ваше высокопревосходительство! Вы, смею предположить, едете в Россию в составе военной миссии вашей страны?

– Нет, – отчего-то вздохнул Эномото. – Мой император оказал мне честь, назначив Чрезвычайным и Полномочным Посланником в вашу страну…

– О-о! – только и смог выдавить из себя Берг. – Простите ещё раз, ваше высокопревосходительство!

– Перестаньте тянуться, господин прапорщик! Его величество Александр II ещё не принял из моих рук верительных грамот. Только в этом случае я обрету статус посланника и останусь в России на продолжительное время. И надеюсь, тогда мы с вами продолжим наше приятное знакомство. Знакомство, начавшееся в столь необычном для военных людей месте – в модном салоне известного парижского мэтра!

Мужчины дружно рассмеялись – к удивлению приказчиков, одновременно вынесших из разных дверей объёмистые коробки с упакованными в них обновками.

На улице мужчины обменялись прощальными церемонными поклонами.

– Рад был познакомиться, господин Берг! Из французских газет я знаю, что его величество император Александр II нынче завершает свой визит в Англию. И мой мундир готов, так что я отбываю в вашу столицу в самое ближайшее время. Рад буду встретиться с вами в Петербурге, господин прапорщик! – японец снова поклонился. – Правда, я ещё не знаю, где буду жить и работать в русской столице. Тем не менее прошу вас навестить меня при первой возможности!

– Знакомство с вами – большая честь для меня, ваше высокопревосходительство! Однако боюсь, что ваш статус посланника, множество важных дел, кои вам предстоят в России, могут не предоставить мне такой возможности…

– Тем не менее прошу без лишних церемоний, господин Берг!