6

Рон, не заботясь, что так, глядишь, полысеет раньше времени, рвал на себе волосы.

Он ее обыскался. Искал здесь и там. Даже проследил за головорезами из таверны. Но все без толку. Куда она запропастилась? Куда запропастился его амаринт?

«Твердыня Господня, а если она его продала?» Тогда ему ничего другого не останется, как только рвать на себе волосы…

А бездушный город продолжал жить собственной жизнью, словно ничего не случилось. Словно Рон не утратил свое самое бесценное, а заодно с ним и работу.

Заныло плечо. «Получай! – будто издевалось оно. – Мало тебе печали, так теперь и я стану досаждать».

Скривившись, Рон начал разминать свернувшиеся в тугой узел мышцы. Путь его лежал в контору домовладельца. Даже если его средства к существованию на время утеряны, арендную плату за две квартиры – его и матери – никто не отменял. Хорошо еще, что карманы полны денег и на платежи более чем хватит. А вот чтобы им с матерью перебраться за границу – нет.

Ну, выше голову, он что-нибудь придумает. Обязательно придумает, так или иначе.

Опустив руку, он покрутил шеей и вздрогнул, когда плечо отдалось болью. А вот и контора. Он вытащил на ходу кошелек и, пересчитывая банкноты, направился к кассовому окошку.

– Привет, Рон, – поздоровался видневшийся в окошке старичок и вдруг так резко дернул подбородком, что его голова чуть не отделилась от шеи. – Погоди! А что ты тут делаешь?

Рон изумленно похлопал глазами и сдул упавшую на лоб прядь волос.

– На календарь посмотри, Тус.

– Да знаю я, что уже конец месяца. Но ты уверен, что тебе нужна пустая квартира? Я со своих жильцов три шкуры драть не намерен.

Рон замер с пачкой денег в одной руке и зажатой между пальцами купюрой в другой. Кровь отхлынула от лица, затем от шеи.

– Тус… Что ты хочешь сказать, почему пустая квартира?

Он ведь навещал маму два дня назад!

– Ты что, ничего не знаешь? – спал с лица Тус.

– Сейчас и узнаю. Говори.

– Я-то думал, ты в курсе, – нахмурился старичок. – Так на нее не похоже, просто в голове не укладывается. Пару дней назад ее посадили в карету и увезли в «Герех».

Глаза Рона полезли на лоб. Купюры шлепнулись на пол. Он выбросил вперед руки и схватил Туса за грудки. Перегнулся через подоконник.

– Что ты мелешь, черт тебя подери! Какой «Герех»? Кто тебе это сказал? За что?

«Герех». Он же – тюрьма города Дрезберга. Он же – самое известное в стране узилище, где заключенные томились, как сельди в бочке. Слишком много преступников. Слишком мало камер. Единицы покидали застенки на своих двоих. Большинство же выносили из «Гереха» вперед ногами.

– Ее… Ее об-обвинили в краже, – задыхаясь, просипел Тус, и Рон разжал пальцы. Домовладелец закашлялся и оттянул от шеи воротничок. – Говорят, она похитила носконскую тиару у самого Ренада.

– Что? – окаменел Рон.

Тус зачастил, словно не слыша его вопроса.

– Ума не приложу, как ей это удалось. Я слышал, дом великолепно охраняется. Но Эрнст не из тех, кто прощает, и… Ну, сам понимаешь, как у них заведено, у этих нуворишей. Они миллион потратят, лишь бы засадить бедняка, позарившегося на их пенни…

– На носконскую тиару, – прошептал Рон.

– Ну а я про что? Сущая глупость. Неужели она не соображала, что, как только захочет ее продать, ее тут же отследят и схватят?

Они обвинили в краже его маму. Арестовали ее, как только он ушел (если Тус не напутал со временем).

Черт побери этого Целестиала, да провались он в преисподнюю! Его, Рона, обвели вокруг пальца. Но зачем? И почему они взяли под стражу его маму? Да эта кроткая женщина за всю свою жизнь и мухи не обидела! Никто не знал, что он – ее сын. Он так тщательно заметал все следы.

– Квартиру попридержи. – Рон хлопнул пачкой купюр о подоконник. – Я еще вернусь.

Рон разыщет ублюдка, который его нанял, и ублюдок пожалеет, что родился на свет. Неважно, что он лишился амаринта. Ярость клокотала в душе Рона, толкала его в бой. Если бы не она, совесть сожрала бы его целиком.

Маральд Хельг. Так звали человека, нанявшего его выкрасть тиару. Имя наверняка вымышленное, но Рон и сам пользовался псевдонимом. Все бывшие работодатели знали его как Энгела Верлада. Все будущие работодатели также будут знать его под этим именем. Свою настоящую, слишком громкую, фамилию – Комф – он тщательно скрывал.

И все-таки этот Хельг прознал. Иначе как бы он добрался до его матери?

Чем больше Рон думал, тем больше понимал, что с этой тиарой с самого начала все было нечисто. Не будь он так слеп, сразу бы насторожился! Во-первых, тиару мог украсть и младенец. Во-вторых, клиент не выказывал особого энтузиазма завладеть артефактом. В-третьих, жилище Хельга – огромная двухэтажная квартира, несомненно говорящая о достатке владельца, – выглядело пустым и заброшенным. Стены пестрели сальными пятнами там, где когда-то висели картины. Мебель почти полностью отсутствовала. Этот Хельг переезжал или распродавал имущество? Лучше бы последнее, иначе Рону трудновато будет его найти.

И еще. Хельг сразу же невзлюбил Рона. Этот блеск в его глазах. Этот его тон. Обычно клиенты смотрели не так. Глаза же Хельга горели ненавистью, словно одна только нужда заставила его нанять Рона.

Рон до боли стиснул челюсть, заскрежетал зубами. Он все исправит. Так или иначе, он все исправит. Его мама сильная женщина. Ей все по плечу, даже…

«Герех». Желудок Рона мучительно сжался, и вовсе не оттого, что Рон только что перепрыгнул двухметровую брешь между крышами. Рон был уверен: предложи он себя в обмен на мать, «Герех» не согласится. Чувство вины свинцовым шаром опустилось ему в живот и впилось в сердце острыми клыками.

Дома поредели, и Рон спрыгнул на землю. Прокатился в телеге, чей добряк-возница согласился его подвезти. Сейчас он зайдет в квартиру и, если она окажется пустой, отправится на розыски Хельга. Всем известно, что Энгел Верлад вершит настоящие чудеса. Творит невозможное. Ну, или почти невозможное. А когда Маральд Хельг окажется у него в руках, Рон свесит его через парапет часовой башни и будет держать в воздухе до тех пор, пока тот не взмолится о пощаде и не возьмет на себя вину за кражу.

Хотя поможет ли это освободить его мать – бабушка надвое сказала.

И тут, как назло, зарядил дождь.

Выругавшись, Рон соскочил с телеги, бросился через улицу и, как и другие прохожие, юркнул под ближайший карниз. Пока одни люди жались под навесами, чтобы спрятаться от ливня, другие, более сметливые, раскрыли зонтики или прикрыли головы газетами. «И в том, и в другом случае они все равно промокнут, – подумал Рон. – Через десять минут или чуть раньше». Дождевые капли, проходя сквозь укутавшие город слои дыма, пепла и грязи, падали на землю болотистой жижей. Одна надежда – вскоре этот дождь обратится неистовым ливнем и на день-два очистит этот город от пыли. В противном случае Дрезберг еще больше утонет в скверне и нечистотах.

Рон застонал и прислонился затылком к стене небольшой прачечной, где стирали одежду тех, кто мог себе позволить оплатить труд наемных работниц. Рон и сам прибегал к их услугам пару-тройку раз, когда работы было невпроворот и он крутился как белка в колесе. Мама всякий раз фыркала, что он «пускает деньги на ветер»: «Если уж ты так занят, я сама тебе все постираю. Мне не сложно».

Свинцовый шар принялся глодать его внутренности. Рон чертыхнулся.

Скучившиеся вокруг Рона люди трещали без умолку. Некоторые, подняв повыше воротник, ринулись в гущу стихии, говоря, что дождь, вероятно, продлится долго, а они опаздывают на смену, и сетуя, что по дороге загваздают юбки. «Мне бы ваши проблемы», – вздохнул Рон и посмотрел поверх голов на серые капли, с ревом обрушивавшиеся на серые же булыжные мостовые. Рядом, под навесом передвижной рыбной палатки, тоже сгрудилась небольшая толпа. Рон даже пожалел их: от дождя они, может, и спрячутся, но насквозь провоняют рыбой и весь день буду таскать за собой этот невыносимый запах. Из-за угла вынырнул ушлый торговец и стал предлагать жестяные листы и картонки – широкие и плоские, вполне подходящие, чтобы укрыться от низвергающейся с неба мути. Несколько человек бросились к нему, чтобы приобрести ходкий товар.

Рон покрутил головой, задержался взглядом на кучке мающихся под карнизом людей. Протер глаза. Прищурился.

«Твердыня Господня! Да это же она! Она, собственной персоной!» Сэндис. Ворюга, умыкнувшая его амаринт, пока он спасал ее голову.

Он пробрался к краю тротуара, чтобы получше разглядеть девушку, и его уютное местечко возле стены мгновенно заняли те, кто стоял рядом. «Это она. Никаких сомнений. Та же одежда, только заляпанная грязью. Тот же капюшон, но натянутый на лоб. Тот же рыскающий взгляд, постоянно что-то высматривающий. И взмах головы, раз за разом позволяющий в деталях рассмотреть ее лицо».

Забыв про небесные хляби, Рон ринулся к ней.

Сэндис повернулась и заметила его. Глаза ее расширились, и она, шлепая раскисшими от влаги туфлями, сиганула на улицу и бросилась бежать по вздувшимся пузырями лужам.

Однако на этот раз Рон был быстрее. Он нагонял ее. Медленно, но неотвратимо.

Пулей пронесясь мимо магазина, она выскочила на дорогу, плотно застроенную жилыми домами. Резко свернула в один проулок, в другой, пытаясь выиграть секунды, которые Рон тотчас же отыгрывал назад. Скрючившиеся под карнизами люди провожали их удивленными взглядами. Бурая капля угодила Рону прямо в глаз. Не прекращая бег, он смахнул ее, вытянул руку и…

Сцапал беглянку повыше локтя. Она рванулась, как умалишенная, и они оба, одной кучей-малой, повалились в лужу. Грязь забила им рты, залепила глаза и уши. Сэндис захрипела, вывернулась, изготовилась двинуть его ногой, но он успел схватить ее за лодыжку.

И тогда она заехала ему кулаком. Он бы и бровью не повел, не попади она костяшками прямо в глаз.

– Ч-черт! – зарычал Рон и разжал пальцы.

Она стремглав вскочила и пустилась наутек, но не успела сделать и пары шагов, как он снова настиг ее.

– Пусти! – забилась она в его руках, словно дикая птица.

– Отдай то, что взяла, и, может, тогда отпущу, – рявкнул Рон и протянул руку к ее карману.

Сэндис отпрыгнула. Разумеется, он не собирался ее бить, чтобы забрать амаринт, но, похоже, это действительно был не его день.

– Эй, ты! – заорал какой-то парень, ссутулившийся под козырьком крыши. – Она же сказала «нет», значит – нет. А ну отпусти ее!

– Это не то, что ты подумал! – закричал Рон, еще крепче вцепившись в Сэндис. – Она украла у меня кое-что.

Парень и его приятель угрожающе двинулись на Рона.

Рон поднял руки, демонстрируя мирные намерения, и Сэндис помчалась вскачь.

Рон бросился в соседний переулок, обогнул дом и выскочил ей наперерез. Обхватил ее за плечи, запустил руку ей в карман.

– Прошу, уходи, – всхлипнула она, вырываясь. – Тебя не должны со мной видеть!

– Верни его! – рычал Рон, роясь в другом кармане.

Сэндис дернула локтем, метя ему в лицо, но он легко уклонился от удара.

– Верну! Обязательно верну! Чуть позже… – голос ее сорвался на хрип. – Прошу тебя, уходи!

Из-за угла вывернул конный экипаж, и лошадь, раздувая ноздри, галопом помчалась на них. Рон отшатнулся и резко выдернул Сэндис с дороги. Еще чуть-чуть, и от них осталось бы мокрое место.

Едва лошадь пронеслась мимо, Сэндис неожиданно толкнула его в грудь и устремилась туда, откуда приехала карета.

Рон рванул за ней, как вдруг она резко обернулась, сбросила капюшон и решительно тряхнула головой, взметнув каскад бурых брызг, скатившихся с волос.

– Прошу, – взмолилась она. – Ты не понимаешь. Он нужен мне больше, чем тебе.

Она затравленно оглянулась, посмотрела на дорогу.

– Очень в этом сомневаюсь.

Он стиснул ее запястье. С него хватит.

– Тебя не должны со мной видеть!

Он развернул ее спиной, прижал к груди. Она попыталась отдавить ему ногу, но он вовремя выдернул ботинок из-под ее пятки. Обыскал карманы куртки, запустил руку за пазуху. Вот они, знакомые очертания. «Наконец-то». Он вытащил золотой оберег.

У его виска щелкнул курок пистолета.

Рон и Сэндис заиндевели. Он отпустил ее. Она шагнула вперед и замерла, когда из-за угла приземистого здания вышел второй бандит, поигрывающий невообразимо чудны́м пистолетом. Рон узнал в нем головореза из таверны.

Дуло пистолета, скользнув по виску, ткнулось ему в затылок.

Ну, как он только что и сказал, амаринт пригодится ему самому. Причем прямо сейчас.

– Это ты привел за собой хвост, – прошептала Сэндис, нагнав на Рона невообразимого страха. – Только не говори мне, что у тебя нет оружия.

Оружия у него не было (при его работе с пистолетом слишком много возни – очень уж он громоздкий и громкий), но он не стал ей ничего объяснять.

– А, это снова ты, – процедил второй ублюдок. Оценивающе поглядел на Рона и перевел взгляд на Сэндис.

«Что им от нее надо? Что в ней такого особенного?»

– Как тебя зовут? – спросил первый.

– О, мое имя широко известно в узких кругах, – отшутился Рон, пытаясь определить по голосу, где именно позади него стоял бандит. – Меня зовут Отва Ли.

Бандиты даже не улыбнулись. Глаза Сэндис распахнулись, как у щенка, выпрашивающего подачку. Ее пробрала дрожь. Она перепугалась до смерти.

Второй ублюдок навел пистолет на Сэндис.

– Если ты меня продырявишь, – зашипела она, – Кайзен тебя по головке не погладит.

«Святой Целестиал, а это еще кто?»

Закрутив амаринт вокруг своей оси и убедившись, что тот полон волшебной силы, Рон облегченно вздохнул и зашвырнул оберег в канаву.

Пригнулся, с силой отвел локоть за спину, заехав первому громиле под ребро. Тот нажал на курок, и пуля, царапнув больное плечо Рона, едва не задела Сэндис. Второй налетчик взял его на мушку. Рон бросился на него и, схватившись за дуло пистолета, оттолкнул. Дуло ткнулось ему в шею. Раздался выстрел.

Боли он не почувствовал – лишь легкое першение в горле, словно он проглотил слишком большой кусок мяса, и тот застрял в гортани.

Пуля, прошив его шею насквозь, влепилась в лицо первого бандита, стоявшего как раз позади.

Сэндис завизжала.

Отпихнув пистолет, Рон обрушил кулак на голову второго налетчика.

Сэндис завертелась на месте под проливным дождем.

– Они идут, – просипела она.

Вогнав колено в пах противника, Рон уложил его на землю.

– Кто?

Сэндис заколебалась, не зная, стоит ли ему говорить. Их взгляды скрестились. Она моргнула, уронив с ресниц дождевые капли.

– Оккультники.

– Кто?! – Рону померещилось, что на его плечи обрушилась гора.

«Оккультники? Эти подонки, оккультники?»

Он скверно выругался.

Сэндис подобрала крутящийся амаринт и сжала в ладони. Рон схватил ее за руку. Да будь оно все проклято!

Это точно не его день!

Он потащил ее через улицу, но Сэндис дотронулась свободной рукой до его запястья и махнула в противоположную сторону.

– Туда!

Некогда болтать. Словно буксир, он потянул ее за собой, хотя она и так старательно приноравливалась к его шагу, пытаясь не отставать. Вырвать бы амаринт из ее рук да бросить ее на произвол судьбы. Но этот ужас в ее глазах…

И эти треклятые оккультники. Хоть режь его, а не может он никого, даже вора, оставить на растерзание этим жутким тварям, этим мракопоклонникам.

Он поискал глазами канализационный люк. Люка не было, но впереди, между домами, ветвились и извивались переулки. Изменив направление так же внезапно, как до того сделала Сэндис, он нырнул в лабиринт узких проулков. Еще немного, и они доберутся до его дома.

Они перебежали дорогу, свернули к фабрике…

Сэндис потянула его за рукав, призывая остановиться, и вдруг согнулась пополам, как от удара в живот.

– Они… ушли, – прохрипела она.

– Да тебе-то откуда знать, черт тебя задери?

Взъерошенная и встрепанная, она сурово посмотрела ему в глаза. Страх покинул ее. Теперь ее переполнял гнев.

Она ничего ему не ответила.

Твердыня Господня, да она похожа на жалкую промокшую собачонку. Он мельком взглянул на ее руку, доселе сжимавшую амаринт. На открытой ладони амаринта не было. Где он? Спрятан под курткой или обронен в бегстве?

Сердце его сжалось.

– Он… у меня… – задыхаясь, произнесла Сэндис.

Рон скрипнул зубами. Глухо проворчал:

– Идем.

И потащил ее за собой по дороге. Шел он уверенно и не особо торопясь, но Сэндис, ежесекундно спотыкаясь, поспевала за ним с трудом.

«Ничего не попишешь, – размышлял Рон, – придется вести ее к себе домой». Впервые в жизни возможность провести ночь вместе с девчонкой ничуть его не радовала.