Глава 23
Раз решили махнуть на все рукой и задействовать СПВ по всем вариантам, осям и направлениям, остальные проблемы снялись сами собой. Работать стало не то чтобы легко и приятно, но исчез фактор тягостных сомнений по поводу каждого очередного шага.
Так, скажем, немецкие адмиралы Первой мировой, долго пытавшиеся выработать стратегию по принципу «и рыбку съесть…», то есть разрываясь между концепциями использования Флота Открытого моря для генерального сражения с Гранд Флитом, рейдерских операций крейсеров, завоеванием господства в Балтике, махнули, наконец, на все рукой и перешли к неограниченной подводной войне. Удастся победить или нет – второй вопрос, но, по крайней мере, вроде бы найден выход из стратегической мышеловки.
Перемещение целой дивизии из двадцать пятого в 2005 год, многократные, словно бы специально запланированные на парадоксы скачки меж трех времен, иногда, что называется, «по встречной полосе движения», никаких ощутимых последствий не вызвали.
Наблюдаемый Удолиным из безопасного отдаления Узел Гиперсети вел себя удивительно спокойно. Будто бы внутри и вокруг него вообще ничего не происходило. Может быть, он перешел в «спящий режим», отключенный Антоном или прямо кем-нибудь из Игроков?
А вдруг специфика действия Ловушки предполагает еще и нейтрализацию посторонних вмешательств в зону ее ответственности? Как во время рыцарского поединка. Или по примеру иммунной системы организма, когда она, поглощенная борьбой со смертельной инфекцией, «не замечает» занозы в пальце.
Спасенный Шульгиным профессор Маштаков был определен на постой в пятиэтажный, мавританского стиля дом на самом южном мысе острова Мармор. Своим заостренным фасадом и венчающей его зубчатой башней дом смотрел в сторону горловины Дарданелл. Выстроил это сооружение для собственного удовольствия и нужд возглавляемого им ведомства Павел Васильевич Кирсанов, негласный куратор всех разведывательных, контрразведывательных и охранных служб Югороссии. Занявший этот пост после того, как Шульгин нашел себе другое развлечение.
Остров Мармор являл собой экстерриториальное географическое образование, получен был в 1921 году лично Новиковым (Ньюменом) у Кемаль-паши в бессрочную аренду без права пересмотра договора любым будущим турецким правительством. Но и не могущее быть включенным никогда и ни на каких условиях в состав любого государства.
На острове процветала беспошлинная торговля, законы были просты, понятны и удобны для исполнения гражданами и «гостями», то есть временно пребывающими там лицами любого подданства. Высадиться на Марморе, поселиться в отеле или доходном доме, завести дело и приобрести недвижимость мог любой, кому береговая стража не отказала «без объяснения причин». Для гостей существовали всего два вида санкций – высылка с конфискацией имущества и смертная казнь, о чем все прибывающие предупреждались под расписку.
Для граждан юриспруденция сводилась к личному усмотрению военного губернатора, того же Кирсанова. И вполне нормально для населения в три тысячи человек, половина из которых считалась военнослужащими. В зависимости от взгляда – Афинский полис или авианосец в походе – кому как нравится.
Виктору Вениаминовичу были отведены апартаменты по его выбору, несколько хорошо обставленных комнат, выложенная мраморной мозаикой веранда в полсотни квадратных метров с видом на море, достаточная человеку его положения прислуга.
– С девушками, конечно, будут определенные сложности, – сказал при знакомстве Кирсанов, осведомленный о склонностях нового подопечного. – Если с кем полюбовно договоритесь, никаких вопросов. Только круг свободных, достаточно привлекательных и не мечтающих о замужестве девиц у нас довольно узок. Приставая к замужним, очень рискуете нарваться на неприятности. От битой морды до дуэли, как повезет. Борделей на острове нет, проституток тоже. Остается исключительно Царьград. Если генерал-губернатор увольнительную даст.
Кирсанов, кроме того, что жандарм, был еще человек достаточно консервативных взглядов и не слишком бурного темперамента. Поэтому с Маштаковым говорил насмешливо и слегка грубовато.
Ввергнув профессора в уныние, Павел сжалился, будучи осведомлен о его важности для высших интересов «Братства».
– Что-нибудь я все же постараюсь придумать. Дайте два-три дня, изыщем скрытые резервы…
За время общения с Новиковым и компанией он нахватался немало чисто советских речевых конструкций.
В остальном же Виктору Вениаминовичу новое местообитание понравилось. Перемещаться по городку и окрестностям он мог свободно, да вдобавок в обществе Константина Васильевича Удолина. Как древние перипатетики, они бродили среди олив, любовались морским прибоем, утоляли жажду греческими и кипрскими винами, закусывали зажаренной в кипящем оливковом масле мелкой рыбкой.
Говорливы оба были до последней крайности, но как-то ухитрялись попадать в противофазу, и хоть со стороны их беседа воспринималась чистейшей воды «белым шумом», понимали ученые мужи друг друга прекрасно. Даже более того, поскольку наловчились додумывать непроизнесенное и отвечать на недодуманное. Высший пилотаж.
Даже ранее назначенного срока Кирсанов пригласил к себе Маштакова, с лицом Санта-Клауса протянул ему переплетенный в кожу альбом.
– Полюбопытствуйте, Виктор Вениаминович.
Альбом содержал более сорока цветных фотоснимков формата 18х24, на каждом из которых целомудренно демонстрировали свои прелести дамы двадцатипяти-тридцатилетнего возраста. Все они были в достаточной степени одеты, точнее сказать – недораздеты, ибо съемка якобы велась скрытой камерой в спальне, в ванной комнате, в примерочной галантерейного магазина. Но отчего-то каждая смотрела четко в объектив, скорчив гримаску той или иной степени веселой порочности.
Кирсанов знал, как работать с клиентами.
– Любое из этих невинных созданий, случайно застигнутых нескромным фотографом в неловкий момент, согласилось бы составить вам компанию. Для музицирования и чтения вслух. Укажите, кто из них вам наиболее симпатичен, и мы уговорим прелестницу прибыть первым же аэропланом. Ну?
Маштаков растерянно листал твердые страницы, туда, обратно и снова, и снова… Как остановиться, как выбрать? Фотографии были выполнены в стилистике и духе «неприличных» открыток начала ХХ века, но в технике и авторской позиции нынешнего. Да и сами персонажки были уж настолько отточенно-хороши…
Он вопросительно посмотрел на Кирсанова.
– Я как-то и не знаю. Если бы посмотреть вблизи, поговорить хотя бы…
– Эх, господин профессор! А еще ученый человек. Никакого воображения. Тогда, черт с вами, давайте по списку. Начиная с первой страницы. Приедет, поговорите, посмотрите, потрогаете, если получится. Не подойдет, листайте дальше… Чего не сделаешь из доброго расположения да за казенный счет!
Синклит мудрых, возвышенно выражаясь, приступил к работе немедленно после того, как было получено сообщение от Берестина о завершении первой фазы операции «Степь».
Простенько и со вкусом. Зачем изощряться, выдумывая эффектные названия, чем всегда грешили и грешат американцы? То у них «Буря в пустыне», то «Шок и трепет», «Несокрушимая свобода»! Претенциозно, а главная глупость в том, что сначала разглашаются собственные стратегические планы, а потом им приклеивается ярлык.
Для кого, зачем?
Операции для того и именуют кодированно, чтобы спокойно ссылаться на них в переписке и по радио. Посвященным понятно, враг сроду не догадается, что крупнейшая в истории наступательная операция названа именем успешно отступавшего и оборонявшегося генерала «кавказской национальности».
Ну и мы, воюем в лесу, собираемся чистить гигантский город – пусть будет «Степь». Глядишь, кто и подумает, что от Ростова на Астрахань двинем.
Шульгин и Новиков сообщили ученым мужам, что вторжение можно считать отраженным. Раз ликвидированы исполнители, изолированы и подвергаются допросам организаторы, повторные вылазки практически исключаются. В Москве «2005» службы безопасности и армия при поддержке группы Берестина – Басманова порядок наведут в ближайшие сутки.
Все как положено, комендантский час, проверка более-менее значимых лиц на предмет причастности и лояльности, кнуты и пряники по принадлежности. Рутинная работа любого правителя, благополучно выскочившего из зоны политической турбулентности.
Но все эти меры – из разряда обычных. Наверное, при дворе Хаммурапи или Тиглатпаласара тамошние коллеги Чекменева тоже имели в сейфах, или что там у них было, – потайные комнаты с каменными дверями на противовесах? – тщательно разработанные и записанные на глиняных табличках планы действия по вариантам: «три клинышка острием вверх», «два клинышка острием вниз, один вверх».
Оцени обстановку и вводи в действие.
– Перед нами, господа, задача стоит по-другому, – сказал Новиков, отдыхая душой от вида начинающегося на морских просторах шторма. – Разыскать первооснову всех катаклизмов. Мозговой и идеологический центр, откуда все направлялось.
Гипотеза Ловушки, не к ночи будь помянута, снимает подобные вопросы и даже ответственность. Явление природы, с которого взятки гладки. «Миллиард лет до конца света» в очередной ипостаси. С кем бороться и главное – зачем бороться? Единственно, чтобы доказать самим себе, что не тварь ты дрожащая?
А явлению на наши потуги наплевать точно так же, как закону больших чисел на старания игроков бросить кости особо изощренным способом. Ну, бросишь, выиграешь свои два дублона или горсть ливров, а закону что?
Если же, не отметая самой гипотезы, даже соглашаясь с ней стопроцентно, отыскать действующий в наших континуумах эффектор да разобраться со схемой обратных связей, то просматриваются, как говорится, варианты.
– Я так понимаю, – немедленно вошел в тему Константин Васильевич Удолин, – раз вашими аппаратными методами определить местоположение пресловутого Центра Сил не удается, а астральным взглядом я тоже ничего не вижу, из сей антиномии могут следовать лишь два вывода. Явление отсутствует как таковое, или мы не умеем распознать способ его маскировки. Первый вывод практического интереса не представляет, зато второй побуждает к размышлениям…
– Мудро, – язвительно согласился Маштаков. – Пресловутое «пойди туда, не знаю куда…».
– Именно. В том и заключается народная мудрость. Если бы такая задача была единична и нерешаема, зачем бы ее вводить в фольклор? Следовательно, мы имеем дело с задачей типовой и в этом качестве не слишком трудной. Вспомните, как вы в пятом классе мучились с квадратными уравнениями, а на самом деле…
– Ну и действуйте, не смею гасить вашего оптимизма… Но я, продолжая относить себя к технократам, предпочитаю все-таки аппаратные методы. Если Андрей Дмитриевич с Александром Ивановичем обеспечат меня оставшейся в той Москве техникой, можно будет произвести интереснейший эксперимент. Мы с господином Левашовым по этому поводу уже разговаривали. Как у вас здесь с энергетикой?
– А что вам нужно? – приподнял бровь Андрей. – Вроде недостатка в электричестве никто не испытывает.
– Мне нужно минимум сто тысяч вольт при пятидесяти амперах.
Новиков взглянул на Шульгина. Тот пожал плечами.
– Я не готов ответить, – честно признался Андрей. – Но названные вами параметры кажутся не выходящими за пределы разумного. Сейчас позовем инженера, уточним.
– Позовите лучше Левашова. И господина Бубнова, если найдете. Он хоть и небольшой теоретик (тут Маштаков подлянку подкинул. Максим как раз поймал его на ошибке в расчетах), однако в принципах разбирается.
– Нет проблем.
Не успели еще ученые старцы передраться по поводу противоположных взглядов на материализм и эмпириокритицизм, как названные персоны явились. Бубнов в полковничьей полевой форме, которая нравилась ему не в пример больше штатского костюма, Олег в джинсах, любимой рубашке «сафари» и лабораторном халате сверху, который держал капли олова с паяльника и падающую золу сигар.
– Олег, опять, простите, отчество запамятовал, – возопил Маштаков. – Не затруднительно ли будет сейчас из вашей московской военной базы сюда мой генератор доставить?
– Не ко мне вопрос, Виктор Вениаминович. Вашей железкой доктор Бубнов заведует.
Разобрались, конечно, и в железках, в их обычном и экстраординарном применении. Максим, радуясь вновь открывшимся возможностям, выставил прибор на специально подготовленном фундаменте, за полчаса соединил все провода и кроссы, спросил у Маштакова, куда и зачем ему требуется столь высокое напряжение.
– Сгорит все, к чертовой матери, прошу прощения. Фидеры ваши – ерунда. Трансформатор понижающий – смысла не вижу.
А вот Левашов догадался. Ему приходилось запускать машину, рассчитанную на бытовое напряжение, от межрайонной ЛЭП. И получалось как надо.
– Покажите, покажите, Виктор Вениаминович, вашу схемку… Неглупо, совсем неглупо. Так и попробуем.
Распорядился, чтобы от трансформаторной будки на задворках дома бросили прямо на балкон, «воздушкой», толстый черный кабель. Чтобы не переналаживать тщательно настроенную под новую задачу СПВ, сходил в свой московский особняк с помощью позаимствованного у Сильвии блок-универсала. Там в полуподвале, в захламленной каптерке пылилось немереное количество электронного и электромеханического хлама, россыпью и в виде недомонтированных и полуразобранных конструкций.
В шесть рук наскоро спаяли несколько каскадов усиления, нелепой конфигурации антенну, гирлянду конденсаторов и сопротивлений, похожую на самодельное елочное украшение.
Новиков с Шульгиным с молодых лет знали, как умел работать Олег, когда впадал в изобретательский запой, но сейчас картина выглядела еще более впечатляющей. Инженеры совершенно разных технических культур действовали настолько слаженно, что выглядело это хорошо поставленным эпизодом из советского производственного фильма. Они даже и разговаривали друг с другом, обходясь междометиями. И нещадно дымили, сигаретами и канифолью паяльников.
Уложились в час с небольшим.
– Ну-с, господа, сейчас мы сделаем попытку разом избавить себя от большей части беспокоящих факторов. Не говорю о политической составляющей, не моя это епархия, – положив руку на движок реостата, объявил Маштаков. – Что касается технической… Честно скажу, не могу предсказать, как отреагирует мировой континуум на бросок напряженности хронополя такой дикой интенсивности. Это будет почище бури на Солнце, если пересчитать в сравнимые единицы конечно. Но, с другой стороны, пиковое напряжение будет столь кратковременным… Несколько наносекунд, наверное…
Лекция явно предназначалась дилетантам, но облеченным властью, и профессор считал своим долгом ввести их в курс дела, пусть и в самом первом приближении.
– Виктор хочет сказать, – перебил его Левашов, – что как бы ни повлиял наш эксперимент на глобальную хроноткань, а, может, и на саму Гиперсеть, мы все равно ничего об этом не узнаем, по причине собственной включенности в процесс. Так что…
– Хватит теоретизировать, – махнул рукой Шульгин. – Включай, что ли! Нам не привыкать…
– Секундочку, – остановил его порыв Левашов. – Товарищ Ленин учил, что главное – учет и контроль. Как и в каком направлении может деформироваться реальность, мы точно не узнаем, а вот что произойдет абсолютно со всей аппаратурой, способной генерировать или регистрировать поток хроноквантов, увидим.
На зеленоватом поле плазменного дисплея обозначились наложенные на карту мира линии вроде изобат или изотерм, густо-синего и ярко-красного цветов. Кое-где они прерывались мигающими или ровно светящимися коническими значками.
– Вот. Мигают – это включенные генераторы, которые держат открытыми межвременные проходы. Вот вокруг Москвы, вот в ней самой. О, и тут тоже, и тут… Гляди-ка, а прошлый раз мы их не видели. Война продолжается…
– Или неприятель задействовал запасные точки для бегства, – предположил Новиков.
– И так может быть. А вот эти метки – что-то другое. Возможно, нам даже и неизвестное, но гарантированно – связанное с хронополями. Раз кванты в этих устройствах застревают, поглощаются, научно выражаясь. Нейтрино, например, свободно пронзает всю толщу земного шарика, ни за один атом не зацепившись, а если бы зацепилось или тормознулось, было бы или не нейтрино, или не Земля. Доходчиво?
– Куда уж. Как в книжке серии «Эврика».
– Так включаем? – снова спросил Маштаков, едва не приплясывающий от нетерпения. Совершенно как пацан, собравшийся в школе короткое замыкание устроить, но заметивший в конце коридора завуча.
Новиков молча махнул рукой.
А внутри все равно что-то на мгновение сжалось.
Маштаков включил.
С организмами присутствующих ровно ничего не произошло. Даже мгновенного потемнения в глазах, что случалось, когда открывалась через блок-универсал дверь столешниковской квартиры.
А вот на планшете Левашова все отметки разом исчезли. Осталась только карта.
– Все! Трандец котенку! – с неожиданным для его темперамента восторгом объявил Левашов. Не Маштаков, которому это было бы пристойнее. Очевидно, у Олега с создателями конкурирующих систем были свои счеты.
– Поздравляю, Вениаминыч! – кинулся он пожимать ему руки. – В пыль. В уголь. В двух мирах нет больше ни одной железки, причастной к хронотехнике. Только наши…
– Я, конечно, присоединяюсь к общенародному торжеству, – деликатно вмешался Шульгин, – а если попроще? На наглядных примерах? Вывод то есть попрошу изложить…
Это, само собой, тоже был с его стороны вариант позерства, но в какой угодно форме следовало же спросить о вещах практических, но не совсем понятных людям с тройкой по математике в школьном аттестате.
А главное, нервное перенапряжение подошло к «красной черте».
Новиков буквально сегодня утром припомнил очередную цитату: «Фронт рушился. Сорокин мотался по частям, питаясь только спиртом и кокаином…»
В чем заключалась еще одна аггрианская подлость – их гомеостат спасал от выстрела в живот, от холеры и сифилиса, от алкогольного отравления, но психо-неврологию не лечил. Не под силу.
– Какой тебе вывод? Все. Точка. На Земле сгорели все схемы, чувствительные к «хронополю Маштакова». Нет их больше. Металлолом остался. Кто пришел в «ноль пятую» – не уйдет. Кто к нам просочился – там и останется. И «бокового времени» тоже нет. Все – как до исторического материализма.
– А твоя техника? – осторожно спросил Новиков. Он-то понимал, что не веселился бы так Олег, если б что, но уточнить требуется…
– Моя, брат, на других волнах работает. Чем радиоволна от морской отличается, знаешь?
Новиков подумал. Можно и не отвечать, но отчего и не позабавиться? Вы, мол, умные, так и мы ничего…
– Если не подъ…. технический, так исключительно носителем. Там вода, там мировой эфир.
– Глянь, соображаешь…
Странно вел себя Левашов. Будто его все же контузило ударной хроноволной.
Андрей посмотрел на Шульгина. Специалист, как ни крути.
Тот слушал их диалог с пристальным вниманием. Поймал взгляд Новикова, слегка кивнул.
Ясно.
– Значит, твоя уцелела, вражеская уничтожена. Что и требовалось доказать. То есть, если я верно продолжаю мыслить, любое проведенное нами здесь время по-прежнему не отразится на времени в «пятом», и мы, хорошенько отдохнув, вернемся куда следует. Да?
– А как же? – ответил Левашов.
– Вследствие всего вышеперечисленного немедленно предлагаю на этом трудовую деятельность прекратить. Любезнейший Павел Васильевич не только распорядился подготовить нам ужин, но и… – Андрей, через силу продолжая держать марку, сделал паузу. – Но и, облегчая душевные, совершенно буридановы терзания Виктора Вениаминовича, да и себя избавляя от лишних хлопот, пригласил сюда всех изображенных в альбоме девушек сразу. В целях, как выражаются наши потомки, – кастинга. Ну и мы, за компанию, поучаствуем. Как? Принимается?
Левашов, возможно, что-нибудь и возразил бы, но остальные приняли предложение с энтузиазмом. Ну а что? Самому старшему, Удолину, было всего пятьдесят пять. Когда и не посмотреть на девочек, особенно из-за хорошо накрытого столика. Маштаков будет выбирать, а мы хоть посочувствуем, советом поможем…
С Олегом Сашка поступил еще проще. В полном соответствии с известной историей о том, как мичман Лука Пустошкин в Сингапуре, вообразив себя обезьяной, голый по баобабу лазил. Кривлялся и вообще шокировал отдыхавшую под сенью гигантского дерева публику. (Это еще в 1904 году было.)
Никто не знал, как его оттуда снять, пока умный лейтенант с «Громобоя» не догадался показать ему банан и рюмку водки.
«Жако, Жако, пс-ст!»
И тут же мичман спрыгнул на землю.
Так и Шульгин, многозначительно подмигивая Левашову, за спиной Новикова сделал жест, посылающий его подальше, а из внутреннего кармана подвытянул плоскую фляжку. И указал движением головы в сторону балкона.
«Пойдем, типа, вдвоем на ветерке оттянемся. А остальное – трын-трава…»