Глава 11
Плюнув на все, Фест чуть ли не в матерной форме объявил Шульгину, что немедленно отправляется на помощь Секонду, а научное железо пускай таскают бойцы резервного взвода. И пленными занимаются. Ему жизнь друга и брата дороже. А также тех солдат, которых вы под чужие пули сунули.
Шульгин даже и не нашелся, что ответить. Все-таки этот Вадим был человеком его времени. Касательно же возраста (в пересчете на мягкую пахоту, как при советской власти принято было статистику вести, или «на пятнадцатисильные тракторы», или «на условные банки») в сыновья он ему практически годился, да и взрослел от «папочки» в отдалении (Сашка был пятидесятого года рождения, Фест – семьдесят четвертого), и от его десяти пионерских лет и до капитанских погон жили они в абсолютно разных условиях.
Другого бы он осадил, с этим – замялся.
И Ляхов-первый рванул вниз по лестницам, сгоняя бойцов до места.
Хорошо, ехать недалеко. Жаль, автобус – не БТР и не танк, а там ведь настоящий бой идет, если прикрытие выдвинули, на ближних подступах расстрелять могут. Да с подходящими на помощь с другой стороны людьми Тарханова не затеять бы драку сдуру.
Зато гражданского населения на улицах практически нет. И поток автомобилей редеет на глазах. То же явление, на которое обратил внимание Секонд из окна своей позиции. Но задумываться о причинах было некогда.
На ходу еще раз дозвонился до двойника. Вадим отвечал срывающимся голосом, и отчетливо был слышен в трубке перестук выстрелов.
– Карта у меня в руках, – кричал Фест, – я твое место вижу! Сейчас высаживаюсь возле дома 7 и атакую их с тыла. Прорываюсь к вам, сразу увидите. У меня с тархановцами связи нет, предупреди, разграничительная линия по правому тротуару, от нас к центру. Все, мы приехали!..
Ударники-корниловцы, последние пару лет скучавшие без серьезных дел, которые заменяла утомительно-нудная для природных вояк строевая и специальная подготовка, рванули в атаку, как на красные позиции под Каховкой.
Двадцать четыре рейнджера, Фест – двадцать пятый. Но ему в рукопашную лезть незачем, и класс не тот, и задача другая. Полковники взводы в атаки не водят. За исключением крайних случаев.
Врагов – в два, а то и в три раза больше. Но у них все внимание и весь азарт – на объекте, из которого зло, но рассредоточенно отстреливаются защитники.
Картина и логика боя складывались так, что последний и решительный бросок неприятеля – через минуту, иначе теряется темп. Пули обороняющихся свои цели находят, и одиночные и групповые, а чем больше убитых и раненых падает вокруг, тем труднее решиться самому разделить их участь. Почему очень часто вовремя не начатые атаки и захлебываются.
Ляхов-Секонд и еще два штурмгвардейца, которые увидели высадку и отчаянный, словно у спринтера на «сотке», бросок ударников, дали залп «до пуговицы», то есть до круглой кнопки, в которую упирается подающая улитка дискового магазина, вытолкнув последний патрон. И скрылись из оконных проемов. Ничего нет глупее, чем получить шальную пулю от своих в последний миг боя.
Поэтому только пулеметчик подвальной амбразуры видел, как врезалась цепь одетых в незнакомую для него форму солдат в тылы наступающих. Ничего не зная о том, кто пришел на помощь, он, убрав палец со спуска, не мог сдержать яростного возбуждения при виде такого боя. Азартно матерился, комментируя каждый попадающий в поле зрения эпизод.
Нет, и в штурмгвардии так драться не учили. Это нужно было лет пять повоевать, со своими и с чужими, начав в четырнадцатом году с представлений о благородстве и воинской чести, с парадов в Красном Селе, гусарских доломанов и ментиков, султанов на киверах.
С веры в то, что война закончится одинаково для всех почетным миром «до осеннего листопада».
И уцелевшим через шесть лет дожить до Перекопа, Каховки, штурмовых ночей Спасска и Волочаевских дней, подвалов Лубянки, товарища Котовского, батьки Махно и атамана Маруськи…
Ляхов-Фест по дороге успел наскоро объяснить рейнджерам, что опять, уже совсем в другом мире, подняли голову краснюки, и сейчас такие же, как мы, офицеры спецназа теряют последние силы, ожидая помощи.
– Ага, – согласился, давя окурок о подошву сапога, поручик Ненадо, – как французы наши Особые бригады ждали. До сих пор помню, как шли мы торжественным маршем по Марселю, а ихние дамочки нас цветами забрасывали…
«Ну, не хрена ж себе, – подумал, вновь выпадая, Ляхов. – Девяносто лет ровно!»
– Может, и тут встретят, – посулил он, снимая с предохранителя трофейный АКСУ.
Эти солдаты спокойный огневой бой вести не умели. Не тот темперамент. Да оно, может, и правильно. Начни занимать позиции, стрелять прицельно, и враг успеет среагировать, перевернет фронт, рассредоточится, и завяжется затяжная перестрелка, в которой выиграет тот, у кого найдутся минометы или подоспеют резервы.
А тут – с рывка, с налету, почти неприцельный, но весь по уровню пояса стоящего человека шквальный огонь, стремительное сближение – и в рукопашную! Коваными ботинками – в копчик, если успеет развернуться – в колено, в пах. Затыльниками автоматов – в лоб, в переносицу. Наотмашь ствольной коробкой – по скуле или шее! Сбитому с ног – на бегу подошвой по горлу. Можно и пулю.
Мат, лязг металла, хруст костей, выстрелы, но уже беспорядочные. Ничего не решающие.
И снова – штыки. Пусть коротковаты для настоящего боя, но морально уж так подавляют! Пуля – ее не видишь, а эта полоска блестящего металла, наглядно вонзающаяся в кишки и печень, – страшно!
Кое-кто сдуру ладонями пытался заслоняться…
На все – те самые десять секунд, чтобы олимпийскому спортсмену пробежать сотку.
Отвели душу господа офицеры и, беспрекословно подчиняясь приказу своего поручика и полковника, начали втягиваться в здание, оставив за собой… Не будем уточнять, вдаваясь в натурализм.
Атаковавшие с противоположной стороны были гораздо малочисленнее, и их отбросили сосредоточенным автоматно-пулеметным огнем с места. Как в одном из старых фильмов – растянувшись редкой цепью и стреляя по всему, что пытается шевелиться.
Поразительно, но взвод потерь не имел. Даже ранеными.
Они сидели друг против друга – поручики Ненадо и Колосов.
Одному двадцать пять, другому очень далеко за тридцать.
– Спасибо, выручили. Ну и лихо же вы их, – сказал Колосов, протягивая сигарету.
– У меня свои, попробуй…
Помятая в кармане коробка «Корниловских» вызвала у Колосова неприкрытый интерес. Портрет генерала в лавровом венке, эмблемы полка и дивизии, колонка славных дат на стилизованном щите. Папиросы выпускались по особому заказу офицерского собрания и в свободную продажу не поступали даже и в реальности «25».
При этом генерала Корнилова поручик Колосов знал из своей истории, по учебникам, конечно, но живого и победоносного.
– Лавра Георгиевича при мне убили, – грустно сказал Ненадо, – на хуторке в три домика под Екатеринодаром. Так что, думаешь, я с тех пор хоть кого-нибудь из красных пожалел?
– ?
Ответить старый корниловец не успел, даже если бы и собирался.
Совсем недалеко, уже по эту сторону железнодорожной насыпи, вдруг загремели, ударяя по барабанным перепонкам, пушечные выстрелы. И солидных калибров.
– Взвод, в ружье! – заорал, вскакивая, Ненадо.
Сверху, по-флотски, едва придерживаясь за перила, слетел Ляхов-Секонд.
– Колосов! Всех раненых и пленных – в автобус к поручику. Поручик, обеспечьте прикрытие, погрузку, доставку на Столешников…
– А вы, простите?.. – Корниловец слегка растерялся. – Вы нашему полковнику брат, что ли?
Черт, прокол получился. Фест сообразил, снаружи остался, чтоб вопросов лишних не было, а не учел, что Секонда его люди увидят.
Да какая теперь разница?!
– Какое ваше дело? Приказ получили? Вперед. Потом родством считаться будем… Раненых, пленных, и гоните…
– Никак нет. Автобус отправлю, сам останусь. Вы мне не начальник! Я – командир взвода! А наш полковник – там, – он указал пальцем за спину. – С ним и договаривайтесь.
– Да ладно, ладно, дело делайте, сейчас вообще черт знает что начнется…
Отряд, посланный Тархановым, на который так рассчитывал Ляхов-Секонд, сорок пять человек на четырех транспортерах, готовый освободить товарищей из осады и начать плановую зачистку согласно выданным проскрипционным спискам, не доезжая трех кварталов попал в засаду. Да в какую!
Из переулка демонстративно неторопливо выкатился танк совершенно неизвестного здесь типа и силуэта, затормозил на осевой линии и выстрелил по головному БТРу почти что в упор.
Здешние бронесилы, нужно признать, отнюдь не выглядели «полетом технической мысли» даже в своих наилучших проявлениях. В диапазоне между «Т-26» и «Т-34» первой модели. Да и зачем другие? Линий Маннергейма здесь не штурмовали, почему не нужны варианты КВ и КВ-2, лобовых столкновений танковых армад тоже не случилось и не предвиделось, значит, и «Пантер», «Тигров 5 и 6», «ИС 2 и 3» не придумали. И хороших «истребителей танков» тоже. Кому и зачем в тихом, почти буколическом мире нужен «Фердинанд» или советский «Зверобой» (САУ-152)?
Это все мысли, что мелькали в голове Ляхова-Феста, пока он смотрел в бинокль, как разлетались куски от первого транспортера, немного похожего на наш МТЛБ, только алюминиевого.
Десять человек, значит, уже «в стране удачной охоты». А за домами ворочались, двигались, сдирая гусеницами дерн газонов и асфальт дорожек, еще с десяток «настоящих» танков. Типа американских «адамсов».
Слава богу, командиры или водители трех следующих БТРов успели отреагировать. Рванули, кто вправо, кто влево, сшибая зеленые изгороди, дорогие ажурные ограды, исчезли между шикарными зданиями «красной линии» и произвольно разбросанными корпусами второсортной застройки.
Но у первого Вадима не было волны связи с тархановским отрядом, и он не мог дать им полезной для выживания команды.
На счастье, внизу, в суматохе эвакуации, он заметил Второго. Кричать – бессмыслено. Рванул к нему через кусты..
– Выходи на связь. На отряд. Пусть отходят через сад на Басманный. Ни на что не отвлекаясь. И мы туда же. У вас хоть один гранатомет есть?
Секонд не знал.
– Короткевич, – схватил он за рукав ефрейтора. – Гранатометы видел?
– Видел, – почти спокойно ответил знаток Гумилева. – Пять ящиков под лестницей…
– Так какого ж… – сорвался Фест.
– А вы спрашивали?
Что примечательно, боец словно и не задумывался над поразительным сходством полковников. И над тем, что моментами они перехватывали друг у друга реплики.
По сути – резонно. И он не спрашивал, по причине своего здесь отсутствия, и вражеских танков не было.
– Марка?
– Не знаю. На ящике написано – РПГ-9. Никогда не слышал.
«Конечно, откуда тебе слышать? – подумал Фест. – Я вот и видел и слышал, а стрелял только раз в жизни, на сборах. Главное, рот не забыть открыть, а то потом до вечера команду взводного не услышишь. Громко штучка бабахает».
– Господин полковник, не переживайте, – раздался за плечом спокойный голос поручика Ненадо. – Мы – знаем. Правда, изучали седьмой, но разберемся и с этим. Отводите людей, а мы им счас…
Ляхов-Фест тоже не имел случая наблюдать, как Шульгин и Берестин обучали рейнджеров работе с гранатометами, но слышал, что такое было.
– Действуйте, поручик. Мы ждем вас на той стороне, у железнодорожного моста. Только – без потерь. Стрельните по разу, и ходу.
Вадим по своей армейской службе знал, что гранатометный расчет живет в среднем до третьего выстрела. Вообще беспристрастная статистика признает, что один спаленный танк равен двум погибшим расчетам.
Конечно, это статистика для регулярного боя, а в уличной суматохе чего не бывает. Например, гибель Майкопской бригады у грозненского вокзала в декабре девяносто четвертого. От тех же самых РПГ.
Между прочим, на поле смертного боя мало кому дела до внешности старших командиров. Взводных, отделенных четко в лицо знают, а дальше… Погоны различают непременно, остальное теряется. Оба Ляховых почти одинаково руководили отходом своих бойцов, наплевав на собственное сходство. Кто там потом разберется из выживших, вспоминая горячку боя, одного он видел полковника или двоих и в каком именно месте?
Новиков-Прибой в «Цусиме» писал, что главной заслугой старшего офицера «Орла» Сидорова было умение одновременно находиться везде, где требовалось его присутствие. И в трюмах, и на батарейной палубе, на шканцах, вместе с пожарным дивизионом, и в боевой рубке, подменяя смертельно раненного командира. И ни малейших сомнений не возникало у матросов в технической возможности подобного.
А Ненадо командовал четко: «Поручик фон Мекк, на левый фланг! Прапорщик Оноли, на правый! Прапорщик Еропкин, со мной! Стреляем в упор, бросаем трубы и сматываемся!»
Ляхов-Секонд повел остатки своего отряда, измотанных, закопченных бойцов, с наскоро намотанными повязками, несущих товарищей на руках и на взятых за углы одеялах, к автобусу. По ним пока никто не стрелял.
Фест приостановился, чтобы посмотреть на работу гранатометчиков. Танки противника должны были выглядеть для офицеров той еще войны устрашающе. Но и не страшнее, чем английские «Виккерсы» и «Марка-5» в двадцатом году. Впрочем, все они проходили обкатку «САУ-сотками», умели пропускать машину над собой и поражать ее с кормы обычными «пятифунтовками Новицкого».
«Нет, не «адамсы» это, – думал Ляхов. – Похожи, но не то!»
Танки выстрелили по разу из похожих на горизонтально поставленные буровые трубы стволов. Миллиметров по сто двадцать, если не больше. От дома, еще недавно бывшего опорным пунктом, полетели куски штукатурки и целые блоки спаянных в монолит старинным известковым раствором кирпичей.
И корниловцы ответили. Как учили, из-за укрытий и фактически в упор.
С одного танка мгновенной детонацией сорвало башню, и она долго вертелась в небе, будто умело запущенный бумеранг.
Еще четыре загорелись высокими дымными факелами. Резина, солярка, моторное масло, человеческая плоть – все вперемешку. Жутковатый коктейль. Но, как говаривал знакомый начальник тюрьмы: «У нас плохо, но мы ведь никого не приглашаем!»
– Отходим, отходим! – перекрывая шум и свистящий гул боя, командовал поручик Ненадо, глотка которого свободно выдавала сотню децибел.
Те офицеры, которые разрядили свои гранатометы, послушно перебегали назад, на голос командира, а вот те, у кого они еще были в порядке, отступать не захотели. Уж больно сладостное зрелище – горящие посередине улицы танки «красных».
Уцелевшие машины медленно сдавали назад, ведя беспорядочный и бесприцельный огонь из пушек и курсовых пулеметов. Но это – то же самое, что на улицах Берлина или Будапешта. Без прикрытия штурмовых групп пехоты танкам на узких улицах против «фаустников» не выжить. А там-то из «панцерфаустов» стреляли в основном фольксштурмисты преклонного возраста или пацаны гитлерюгенда. Здесь – иное.
Ляхов-Фест догнал пару рейнджеров, сноровисто перебегавших проходным двором, чтобы зайти в тыл сдуру приостановившемуся танку. Поручик, наверное, тот самый фон Мекк, имя которого случайно услышал Вадим, нес на плече гранатомет, второй, вахмистр, держал на изготовку трофейный ручной пулемет.
– Парни, постарайтесь, в корму ему засадите. Чтоб хоть один танкист живым выскочил. «Язык» вот так нужен…
Поручик, хищно оскалившись, с безуминкой в глазах, кивнул, тем не менее совершенно осмысленно.
– Сделаем!
Танк в очередной раз выстрелил, сильно дернувшись назад из-за отдачи, и в унисон с грохотом его пушки, от которого перехватило дыхание, нажал спусковой рычаг припавший на колено поручик.
С двадцати шагов кто не попадет?
Прямо на глазах кумулятивная ракета плавно погрузилась головной частью в желто-бурую броню, как в пластилин.
Двигатель взорвался, подбросив вверх сквозь решетку жалюзи все свои поршни, шатуны, цилиндры, куски моторного блока. Тут же вспыхнули и баки.
Но, как и надеялся Ляхов, не прошло и нескольких секунд, как через лобовой люк начал карабкаться контуженый механик-водитель, а через запасной, между гусеничными катками, полез заряжающий. Или стрелок-радист.
– Ребята, живьем, только живьем! Я прикрою, – Ляхов подхватил пулемет и высунулся из-за угла. Вражеской пехоты видно не было. А вдобавок справа тоже ударил гранатомет, и очередной танк обратился в погребальный костер.
«Братская могила пятерых», как выражались в ту еще войну.
…Лишь два уцелевших танка, продолжая беглый огонь из пулеметов, умчались задним ходом в сторону Солянки, а победители, пусть и сами изрядно потрепанные, разъехались по расходящимся направлениям.
Ляхов-Секонд, как и предполагалось, с освобожденным Максимом, тремя уцелевшими бойцами своего отряда, штурмгвардейцами Тарханова и пленниками из дома на Гороховском отправился в Кремль. Докладывать неизвестно о чем.
Фест, с так и не потерявшими ни одного ударника корниловцами поручика Ненадо и захваченными танкистами, двинулся на Столешников. Если там все более-менее в порядке, начнется интересное. Этот Вадим надеялся, что их с двойником некоторое пересечение для большинства местных осталось незамеченным, шульгинским же ребятам такой вопрос был абсолютно до фонаря. На фоне прочих чудес природы.
