«Я сделала перевод тетради Лихарева», – сказала нам Сильвия, пригласив в свою гостиную.

Мы теперь снова как цивилизованные люди ходим в гости по приглашениям, хотя, конечно, можем и так, но лишь в случае необходимости. К ней приехал Берестин, теперь в соседней квартире тоже как бы «семейный дом», что накладывает некоторые этические ограничения. У них своя квартира, у нас своя, а Олег с Шульгиным, если он появляется, обитают в «базовой».

Ларису Левашов до сих пор не перетянул сюда на ПМЖ, у нее в троцкистской Москве еще якобы полно дел и незавершенных проектов, но это скорее отговорка. Просто ей еще не предложили удовлетворяющую амбиции роль. На самом деле она почти ежедневно, покинув свой (без преувеличения самый шикарный и модный в коммунистической столице мраморный особняк, прогулявшись по Бульварному кольцу и переулкам, заглядывает к нам на огонек. Через дверь тогда еще профессорской квартиры – 1925 год, вы же понимаете. Дотяни до двадцать восьмого, тогда опять вылезли бы парадоксы, поскольку Лихарев пресловутый именно тогда здесь поселился, эмигрирующего профессора слегка обездолив. И как бы тогда выглядела попытка пройти в «нашу» квартиру сквозь «его», в свою очередь, функционирующую в «двойном режиме», я вообразить не берусь. Но до этого еще три года, которые прожить «напрямую» – долго, а обойти – невозможно. По тем же самым причинам.

Так вот о Лихареве и его тетради.

Сильвия, хотя и знаток «собственного» языка и старший по должности начальник, испытала при переводе немалые затруднения. Лихарев писал отрывочными, мало связанными друг с другом фразами, очень часто переходил на некоторое подобие лично изобретенной стенографии, она же – вариант металанга. Отчего ей приходилось заниматься настоящей криптографией, благо с помощью компьютера, а не карандаша и блокнота, как встарь.

Получилось в итоге интересное чтение. Происходило оно в лучших традициях девятнадцатого века. Торшер под глухим зеленым абажуром, стол, накрытый для «вечернего чая», заинтересованная культурная публика вокруг и центр внимания – мужчина или женщина, вслух читающая то ли новый выпуск журнала с рассказом или повестью очередного властителя дум, то ли собственное сочинение, пьесу например.

С последующим обсуждением.

Валентин Лихарев оказался парнем еще более интересным, чем в описании Шульгина.

Техническая сторона его конструкции – это отдельный разговор. Куда интереснее были вставки или размышления вроде моих «Записок», иногда афористичные, наподобие ильфовских, иногда протокольные. Как царь Николай в дневниках писал: «5/Х.1904. В парке убил три вороны. Вспомнил телеграмму Алексеева из Мукдена. Много думал».

Если удержаться где-то посередине, получается вот что.

…Проведенная вместе с Шульгиным-Шестаковым интрига против Ежова, и Молотова в какой-то мере, авторитета Лихареву у вождя прибавила. С Шестаковым у них наметились интересные точки соприкосновения, очередные совместные идеи и планы. Только он не просек того, что Шульгин свою матрицу из наркома не забрал, как предполагалось. Без всяких коварных целей, просто в силу характера Сашка затеял там собственную игру. Где-то опираясь на настрой и возможности Заковского, где-то из чистой интуиции и собственных принципов. Не те, у него, конечно, были возможности, что у нас с Берестиным в сорок первом, но серьезно перенастроить режим шансы имелись.

Берию, например, переориентировать с энкавэдэшной на чисто хозяйственную деятельность, к которой тот имел вкус и способности (взять хотя бы атомный проект), добиться, чтобы тайную полицию возглавил именно Заковский (все ж таки не полный отморозок, неглуп и с выдающимися оперативными способностями).

Тем не менее в какой-то момент Валентин почувствовал, что вожжи у него из рук выскальзывают. Возникла даже мысль решить проблему радикально, избавиться от всех помех сразу и постепенно вернуть все на круги своя (в рамках исходного задания). Да поостерегся, поскольку так до конца и не понимал, какие именно силы стоят за Шестаковым и каков по сравнению с ним его реальный статус.

Попытка консультации с главной резидентшей не дала ничего в смысле прояснения ситуации и своей в ней роли.

– А я ничего о таком не помню, – оторвавшись от чтения, сказала Сильвия даже с некоторой обидой.

– Так это же не с тобой было и после вашего последнего контакта с Дайяной, – пояснила Ирина, которая, оказывается, держала в памяти все хитросплетения того довольно-таки проходного в общей картине наших дел и забот эпизода.

– Да, да, естественно, – согласилась Сильвия.

…А потом закрутились дела совсем непонятные. Валентин вдруг задался вопросом – а нужно ли ему все это? Вот так – все вообще. Что он, не проживет без кремлевской должности и кремлевского пайка? А уж тем более без совершенно никчемной работы на благо Великой Империи?

Хватило Лихарева ровно на пятнадцать лет. Примерно как и несостоявшегося мичмана Шестакова. Если б у него самого гайка не сорвалась, черта с два Шульгин сумел бы заставить Григория Петровича сделать то, что он сумел.

Ирины Седовой, кстати, хватило на двенадцать. А Сильвии – на полтораста. Есть разница? Нельзя, получается, в эпоху войн и революций запускать в такую страну агентов одновременно умных, в общечеловеческом смысле порядочных и ориентированных на верную службу аггрианскому делу и лояльность к советской власти. В Англии – можно, и в Аргентине, и в Чили, а в России – нельзя. Хреново кончается затея.

И приблизительно перед самой войной, когда Иосиф Виссарионович, послав одного из верных клевретов наместничать на Северном Кавказе и прилегающих территориях, Валентину выпал то ли шанс, то ли просто случай. «Поезжай, товарищ Лихарев, за ним следом. Ненадолго, на месяц-другой. Посмотри, как он там работу развернет и дело поставит. Очень меня те края беспокоят. А ты все увидишь и все правильно доложить сможешь. Нелегально поезжай, мы, большевики, это любим. Я бы и сам съездил, да в Москве работы много…»

Фактически получив карт-бланш, да еще имея в запасе и собственные возможности, Валентин, оказавшись в тихом, красивом южном городе, почти немедленно сообразил, что ловить ему впредь больше нечего и незачем.

Куда как лучше «уйти на покой», порвать все связи с теми и с этими, и жить, как получится.

Для чего и начал монтировать в подвалах местного «Лувра» свою установку, главным назначением которой было всего лишь оборвать всякую связь с резидентурой Сильвии и исключить любую возможность отыскать его доступными коллегам средствами.

Сталинской контрразведки он не боялся, поскольку сам же ее и ставил.

Примерно на моменте, когда Лихарев свой аппарат изобрел, построил и приступил к испытаниям, его мемуары заканчивались. Из чего следовало, что, кроме задуманных, немедленно проявились и побочные следствия.

Его, самоочевидно, вышибло в другое время, скорее всего – в прошлое, иначе не остались бы его конструкции пылиться в подвале захолустного музея на три десятка лет, и сам он, при своих возможностях и способностях, хоть как-то, пусть опосредованно, но проявился бы. А тут – ноль! По всем доступным компьютеру и «шарам» логическим связям никаких признаков проявлений в исследуемом периоде именно такого «чужого разума» не обнаружилось. И не чужого, но склонного к достаточно неординарным поступкам – тоже.

Эрго – Лихарев улетел за пределы. Или, что печально, просто дематериализовался.

– А отчего вы, кстати, сразу не озаботились поисками Лихарева, с той же интесивностью и азартом, как потом кинулись искать Ирину? Все ж таки он вас почти двадцать лет не интересовал? – спросил я.

– С чего ты взял, что не озаботились? У нас на Базе была специальная Служба. Мне не подотчетная. Искали наверняка, только, в отличие от Ирины, не нашли. А то бы и его так же изъяли из обращения, как ее собирались.

– Нет, но квартира-то на Столешках все это время пустовала? И Ирке приходилось частные комнаты снимать… Пока Алексей туда не добрался. Да и то…

– Ничего вы по-настоящему в наших делах так и не поняли, – с сожалением сказала Сильвия. – Ваши тридцать лет – это ваши, а сколько это для руководства Базы на Таорэре составило – совсем другой вопрос. Может, полчаса или час. Только уже в пору Ириной службы наверху спохватились, велели выяснить, что и как. Она и потрудилась в меру сил…

Сарказм в голосе Сильвии был столь отчетлив, что покривились и сама Ирина, и Алексей. А мне – так ничего. Даже весело в очередной раз стало.

– Не забывай также, что своими безобразиями с информационной бомбой, нашими пересечениями между двадцатым и тридцать восьмым годом вы так все запутали, что, скорее всего, удвоения реальности Берестина с Ириной и моей с твоей вообще не позволили тем, кому положено, должным образом понять, что здесь начало твориться. А теперь и спросить не у кого. Вполне могу допустить, что квартира для наших контролеров просто «потерялась», как поезд метро в одном фантастическом рассказе.

– И для тебя тоже? – спросил Берестин, которого тема Лихарева, с кем он никогда не сталкивался, отчего-то заинтересовала. Может, оттого, что он оказался первым посетителем послушно ждавшей хозяина квартиры.

– И для меня. Не до того было. Сами знаете.

– Нет, мне все равно непонятно. Исчез он в тридцать восьмом. Ирина появилась в семьдесят втором. Дырка – тридцать четыре года. И ни Таорэра, ни ты за этот срок не догадались, что часовой исчез с поста?

– Так в том и новый парадокс, – ответила она с некоторым раздражением. – Забыл о встречном течении времени на Таорэре и здесь? Когда вы рванули там Антонову бомбу, «ударная волна» достала до тридцать восьмого, потому что там предыдущий уже сформировался. Мои перехлесты с самой собой, разговоры с Дайяной, эскапады Шульгина… Дайяна очень метко выразилась – «наша база данных выгорает с двух сторон. В том числе и память…». В этой выгоревшей зоне Лихарев и затерялся.

– Да, конечно, как же я упустил, – не скрывая сарказма, закивал я. – И как же нам его теперь найти?

Меня эта тема увлекла по-настоящему. Живой Лихарев, сумевший неплохо устроиться и прожить более шести десятков лет поблизости от нас, – как минимум интересно. И он же не выращивал все это время картошку на огороде, он непременно хоть что-нибудь делал по специальности или просто исходя из возможностей.

– Если он бросил все и отрубил концы, гомеостат и блок-универсал в любом случае при нем остались. Никто из наших с ними не расстанется никогда и ни при каких условиях…

– А тот, что я нашел? – немедленно спросил Берестин.

Четкий вопрос, по месту.

– Ты же его нашел в упаковке, с приложенной инструкцией? – мило улыбнулась аггрианка. – Значит, он был предназначен для другого агента. Для тебя, допустим. Я же говорила, в тонкостях этой техники и я далеко не все понимаю. Вдруг «управляющий» квартирой счел, что именно ты – сменщик, и подготовил «инвентарь».

– Опять не выходит, – нашелся Алексей. – Мне Ира в письме написала: «Тот предмет, что лежит в верхнем ящике стола, – твой». Откуда она могла знать, лежит он там или не лежит?

Ответила Ирина. Слегка смущаясь и покусывая губы. Ну да, тут же рядом и я сидел, и хоть лет с тех пор прошло немало, объясняться в присутствии обоих небезразличных ей и к ней мужчин ей казалось сложно.

– Когда я писала письмо, только первая половина была «от себя». Дальше – чистая инструкция, которую рука выводила сама. Верьте не верьте, но так. Я и сейчас дословно не помню, что там. Совсем другое настроение было. Если бы Алексей то письмо в тетрадку не вклеил, еще б доказывать потребовалось, что именно так было сказано, а не иначе. Но, значит, в этом чей-то план состоял. Подарить гомеостат, пистолет, деньги, квартиру, убедить тебя остаться там, – она виновато улыбнулась в его сторону. – Думаешь, я сама могла такое придумать – «принимай решение, а если захочешь – найди меня через шесть лет…». Это ж значит, мне будет восемнадцать, а тебе – сорок четыре. Нормальная партия…

Да, не позавидуешь сейчас Ирке, ворошить такие малоприятные подробности якобы забытого прошлого.

– Слава богу, я иначе распорядился. А если бы пистолет взял, что было бы?

Тут уже я не выдержал:

– Наверняка, Леша, тебя подвели бы к необходимости обязательно им воспользоваться. Как Сашку – «томпсоном»…

Теперь уже поморщилась Сильвия.

Какой интересный вечер у нас случился, что ни скажешь – кому-нибудь поперек души. А что поделаешь?

– Ты меня перебил, – сказала она Алексею. – Гомеостат не излучает, так что как маяк не годится. А вот блок-универсал – да! Мы Олега с Воронцовым именно через него по всей Москве «на поводке» водили. Пока они его спрятать в контейнер не догадались…

– Если есть возможность искать Лихарева, хоть по портсигару, хоть по запаху, давайте попробуем. От нас не убудет, а такой человек, если жив и при памяти, наверняка пригодится.

– Да нам любой пригодится, – сказал Берестин. – Сообразить бы, для чего в каждом данном случае. Вот твои уголовнички, которых ты нагнул, – для чего они нам?

– Понятия не имею, – честно ответил я. – Но, как говорят немцы, пфенниг не деньги, но все равно лучше его получать, чем отдавать. А я с них несколько большую сумму снял за беспокойство. Хватит, чтобы нашим девушкам беспроблемно по магазинам бегать. И по машинешке здешней купить, законно оформленной. Опять же, беспокоить нас они в ближайшие месяцы не будут, это точно. А там как еще повернется, ты знаешь? Как в русской сказке: «Смотри, я тебе, может, еще пригожусь».

Левашов сказал, что особых технических проблем не видит, при одном только условии, если Валентин обретается в доступных для изучения реальностях.

– Хорошо было азимовским героям. – Это он имел в виду регулярно перечитываемый им «Конец вечности». – Там они контролировали весь мыслимый спектр на сто тысяч лет в каждую сторону, а нам пока слабо. Но поищем. Твой-то городок с музеем в Главной исторической находится?

– Уже не уверен. Что по Эверетту, что по Шекли, одно-единственное различие, и это уже другой мир. Да если б такое на Главной случилось, мы бы об этом в здешних журналах и книжках наверняка прочитали. А ведь про «перестройку» сколько написано, а что в разгар ее и такое было – ни слова. А оно ведь – почище Чернобыля…

– А может, случилось-то там, и в те самые годы, но – позже? Ты ведь только на днях туда сходил? Вот и не дошлаобратная волна.

Олег снова начал развлекаться.

– Ладно, несущественно, поищем. Нам все равно пока делать нечего. Я сейчас тамошним «Эдисоном» занимаюсь, а раз характеристики его генератора с Лихаревским схожи, вполне он может поблизости околачиваться. А что? Наиболее разумная гипотеза. Иначе придется вообразить, что подобные гении толпами вокруг нас бродят…

– А не боишься? – спросила вдруг Ирина.

– Чего?

– В очередной раз подставиться. Лихарев в своей тетрадке что пишет? Боится он некоей «третьей силы», которая в самый неожиданный момент карты путает. Сашку нашего за представителя этой силы принял, потом еще Антон вмешался… Оттого он, может, и сбежал. А там, где сейчас прячется, сам, предположим, такой силой стал. Генератор, что время раскачивает, его работа или чужая…

– Не усложняй, Ира, – ответил Берестин. – Так можно не три, а тридцать три силы придумать, если каждое непонятное явление на них списывать. Лучше, Олег, с Александром состыкуйся (в силу позднего вхождения в нашу компанию, он Шульгина Сашкой называть избегал) и попробуй отследить связи дубля его нынешнего клиента в параллели. Кажется мне, там могут интересные прямые и косвенные контакты обнаружиться.

И в который уже раз за время нашего знакомства я удивился, какой необыкновенный товарищ к нам прибился. Да что значит – прибился? Ирина его и вычислила по заданным параметрам, ну, а если эти параметры оказались на удивление совпадающие с нашими – значит, так задумано. И на меня Ирка не просто так набрела. Вело ее что-то, и признал я ее подружкой «одной серии», потому что ее воспитатели, по уму или по глупости, всадили в нее очень для них опасный, как оказалось, набор личных качеств.

Так и Берестин. Ну, не дадено ему «высших способностей», а нужны ли они? Может, оно и лучше. Комфронта из него получился, в личной жизни, черт его знает, не обошел ли он меня? По крайности, женщину он себе оторвал классную. Моя беда, моногамен я, как говорил друг-летчик Толя Шундриков: «Моногамен, как осел».

А посмотришь вдруг на Сильвию нужным взглядом, так время от времени тянет поменяться на денек местом с Алексеем, да и с Сашкой, которые вкусили счастья общения с ней. Берестин молчал, конечно, а Шульгин, по привычке, рассказал, что и как у них было. Интересно, не спорю, и даже заманчиво. Как-то мне не приходилось обладать такими бабами, причем гарантированно без проблем и последствий. Ирина, само собою, формами и характером лучше, но знающие люди говорили, что дело совсем не в этом. Другие там оценки в ход идут.

Впрочем, к чему об этом? Обходились, и обойдемся.

Мне пришло в голову, что сейчас, за отсутствием Сашки, мы с Олегом опять превратились в коллективного Антона. Интересно, да? Все-таки в Антона, с ним мы себя четче олицетворяем, чем с Сильвией и даже Ириной. Что значит – импринтинг.

– Олег, а нельзя ли придумать для того мира нечто вроде маячков, которыми нас Антон снабдил? Чтобы, если мы всерьез к «братьям» влезем, внимание ихних спецов оттянуть в какую угодно сторону? Не от личностей, тут мы даже перед местной шпаной прокололись, а от ментального поиска. Как, леди Си, Шульгин перед тобой засветился?

Сильвия отчего-то тряхнула волосами и ничего мне не ответила.