Книга: Страсть Клеопатры
Назад: 6
Дальше: 8

7

Монте-Карло
Этот англичанин занимался любовью, как француз, за что Мишель Мальво был ему бесконечно признателен.
Официанты и крупье в казино называли его графом Резерфордом, и Мишель тоже предпочитал думать о нем именно как о графе. Его титул как бы деликатно подчеркивал, насколько он отличался от всех остальных клиентов Мишеля.
Он затащил Мишеля в постель так же рьяно и неистово, как играл за зеленым сукном казино вот уже несколько дней подряд. С энергией мужчины, вдвое моложе себя самого. И даже, между прочим, с энергией мужчины, вдвое моложе Мишеля. В его движениях не было неуместной торопливой стыдливости. Как не было в нем и тени нерешительности или нервозности. На самом деле этот красивый синеглазый аристократ ласкал, изучал и познавал его тело с той же развязностью, что и молодые мужчины, с которыми Мишель, будучи еще мальчишкой, экспериментировал в виноградниках позади родительской фермы.
Нет, в нем не было ничего общего с другими его клиентами, мужчинами и женщинами, которые зазывали его в свои гостиничные номера вороватыми тайными сигналами и жестами. Которые торопливо прощались с ним, как только дело было закончено, но, правда, вручив ему перед этим обязательный подарок. Деньги, драгоценности или обещание угостить хорошим ужином – и все с целью заручиться его благоразумным молчанием, а может быть, и вернуть в свою постель на следующий вечер при аналогичных обстоятельствах.
Даже комната у этого человека отличалась от всех других.
Мишель уже бывал раньше в большинстве номеров «Отеля де Пари», но только не в этом шикарном люксе с обоями цвета безоблачного неба, с высокими и легко открывающимися окнами, выходящими на море, с небольшим изящным балкончиком. А как бесстрашно граф оставлял окна открытыми, позволяя океанскому воздуху целовать их обнаженные тела, когда они страстно сливались воедино. Зрелище это большинству людей показалось бы отвратительным.
Однако именно эта дерзость графа первоначально и привлекла к нему Мишеля несколько дней тому назад. Граф был одним из лучших игроков, с которыми Мишелю приходилось сталкиваться в жизни, и обладал почти сверхъестественной способностью видеть карты, использовать во всем объеме различные комбинации в рулетке и распознавать все оттенки выражения лица крупье. Каждый раз в тот самый момент, когда его необычайное везение, казалось, могло вызвать подозрение у хозяев заведения, он благодушно вставал из-за стола. Он раздавал щедрые чаевые официантам, постоянно подкармливавших его запасом каких-то небольших закусок, которые, похоже, придавали ему сил.
В чем был его фокус? Мишелю непреодолимо хотелось выведать это. Потому что он сам много лет назад приехал в Монте-Карло именно для этого – оседлать фортуну, постигнув секреты лучших игроков, чтобы поддерживать деньгами овдовевшую больную мать.
Его бедную маму.
Она-то считала, что он достиг высокой цели. Если бы она только могла допустить, что деньги, которые он регулярно присылает домой, зарабатываются тем, что он удовлетворяет интимные чувственные потребности богачей, сердце ее было бы разбито. Недавно он отослал ей кольцо с изумрудом в обрамлении бриллиантов, и она написала ему, что с большой радостью и гордостью за сына надевает его всякий раз, когда к ней приходит сестра. Ах, если бы она узнала, что это был подарок от одного немецкого генерала и его жены, которых он искусно довел до одновременного оргазма, это, без сомнения, просто убило бы ее.
Но в тот час, когда он покидал родной дом, он был намного моложе и глупее. И после нескольких месяцев пребывания в переполненной квартирке вместе с несколькими крупье он был вынужден признать крах своей мечты. К тому времени он стал прекрасным любовником, однако на то, чтобы научиться лучше играть, требовалось больше времени. Поэтому у него не было выбора, и свой первый подарок он успел растранжирить, пока пытался заработать на второй.
Однако теперь появилось и многое другое, что ему хотелось бы узнать об этом человеке, помимо секретов его фокусов за игральным столом. Очень много другого.
Когда граф довел его до оргазма, крики, которые в экстазе издавал Мишель, звучали восторженно и одновременно умоляюще; Резерфорду это, похоже, понравилось, потому что он только усилил свои атаки, пока оба они, обессиленные, не свалились на ворох смятых простыней.
Мишеля клонило в сон.
Тогда как его компаньон, напротив, казалось, совершенно не устал. Нежным движением он убрал со лба Мишеля мокрые от пота волосы.
– У графа Резерфорда есть немало секретов и талантов, – наконец прошептал Мишель.
– Возможно, в следующий раз в подобной ситуации мне все-таки удастся убедить вас называть меня Эллиотом.
– Вы очень таинственны, Эллиот, и восхитительно искусны.
– Вы сейчас имеете в виду мое искусство за столом для блэкджека или же?… – Кончиком пальца он медленно очертил круг на животе Мишеля.
– И то и другое.
– Понятно. Значит слухи, которые ходят о вас, мой юный Мишель Мальво, все-таки правдивы.
– Какие еще слухи?
– Что вы очень преуспели в искусстве соблазнения. И что этим зарабатываете себе на красивую жизнь. Возможно, именно поэтому мне также захотелось показать вам и свое умение.
– Выходит, мы с вами соревнующиеся жиголо?
– Нет, – рассмеялся Эллиот, – это вряд ли.
– А я в этом уверен. У вас есть титул.
– И что этот факт позволяет вам предположить насчет меня?
– Ничего, – тихо сказал Мишель. – Никаких предположений, потому что вы уже и так бросили вызов всем моим ожиданиям. В вас нет ни сдержанности английских аристократов, ни их претенциозной заносчивости. По крайней мере, по сравнению с теми, кто встречался мне.
– И много ли вам таких встречалось, мой мальчик? – спросил граф с озорной улыбкой.
– Будьте снисходительны, Эллиот, и будьте добрее. Не все родились в богатой семье. И мы делаем то, что можем делать, чтобы выжить.
– Ну, в отношении вас мне хочется быть исключительно добрым, – ответил тот, нежно целуя его. – Причем постоянно и с большим энтузиазмом.
– Значит, слухи обо мне вас не беспокоят?
– Абсолютно. В моей жизни наступил период великих трансформаций. В результате я освободился от прежних ограничений и ярлыков.
– А ваш титул относится к тем ярлыкам, от которых вы сейчас освобождаетесь?
– Если мой титул дает мне возможность доступа к такой красоте, как ваша, мой юный Мишель, я не желаю освобождаться от него никогда.
– А ваше бесстрашие, которое так отличает вас, Эллиот? Откуда оно в вас? Неужели это мастерство в азартных играх дает вам подобную уверенность?
– И вы хотите понять мои трюки, не так ли? Вы полагаете, что я считаю карты?
– О, Эллиот, я хотел бы понять многие вещи, касающиеся вас.
Словно крошечная трещинка проступила на лице графа, какая-то едва уловимая тень мелькнула в ясных синих глазах. «Может быть, я сказал ему что-то лишнее? – подумал Мишель. – Может быть, в моих словах просквозило слишком явное желание узнать сокровенное?»
Эллиот снова осторожно провел кончиками пальцев по его щеке – на этот раз почти сочувственным жестом.
– Можно сказать, что со мной происходит великое приключение. Но одновременно я стараюсь погасить свои долги. В настоящий момент я достаточно привилегирован, чтобы иметь возможность сочетать эти занятия.
– Вы гасите долги? Своими выигрышами?
– Да.
– И скоро вы уедете отсюда? – спросил Мишель, надеясь, что на этот раз ему удалось добавить в свой голос ледяного холода.
– Да.
– А куда? В Баден-Баден? Или в другое казино, где станете применять свои искусство, пока не начнете вызывать подозрение у администрации заведения?
– Вы умный мальчик, Мишель. Очевидно, вы немало повидали в этом мире.
– Это не так. Но я много повидал в Монте-Карло. А в Монте-Карло сейчас съезжаются многие люди со всего мира.
– В Монте-Карло со всего мира приезжают те, у кого есть деньги. Но в мире много и таких, у кого денег нет. И кроме того, весьма значительная часть мира продолжает скрываться под завесой великой тайны.
– А много ли из этого таинственного мира видели вы сами, граф Резерфорд?
Ему показалось, что Эллиота внезапно охватила волна былых ярких воспоминаний, которая унесла его куда-то очень далеко от этого роскошного гостиничного люкса с потрясающим видом на море. Мишель почувствовал себя невидимой ширмой, пустым местом – Эллиот смотрел сквозь него, и это ранило его больше, чем он был в силах вынести. Это было жестоким напоминанием о том, что вскоре они расстанутся. И граф Резерфорд станет для него всего лишь еще одним богатым путешественником, чьим вниманием и щедростью Мишель пользовался один короткий миг.
– Мой дорогой Мишель, – наконец шепотом заговорил Эллиот. Складывалось впечатление, что он пребывает в забытьи и слова срываются с его губ сами собой. – В последнее время я столкнулся в этом мире с такими вещами, которые не поддаются никаким объяснениям. Вещами, которые поставили под сомнение все, что я до сих пор знал о жизни и смерти. И все благодаря царю.
«Царю?» – удивился Мишель, но вслух ничего не сказал – это могло нарушить атмосферу внезапной откровенности человека, находившегося, казалось, в состоянии гипнотической задумчивости. Но Эллиот почти сразу же пришел в себя. На лице его мелькнуло испуганное выражение, которое он безуспешно попытался скрыть за запоздалой теплой улыбкой.
– Примите душ, а потом мы посидим на балконе и полюбуемся открывающимся оттуда видом, – сказал граф.
Стоило только Эллиоту подняться с постели, как температура воздуха словно сразу упала на несколько градусов. Мишель почувствовал себя брошенным, но граф Резерфорд между тем не попросил его уйти. Его не выставили торопливо из номера. Пока, во всяком случае. Поэтому он просто вымылся, как ему и было предложено.
Когда он снова вошел в спальню, Эллиот уже сидел на балконе. Над его головой змейкой вился дым от сигареты.
На комоде рядом с бумажником Мишеля лежало чье-то письмо. И, хотя в данный момент бумажник ему был не нужен, близость этих предметов показалась ему достаточным оправданием тому, чтобы украдкой заглянуть в эти несколько страниц, исписанных торопливым почерком.
Понимая, что этот блаженный вечер подходит к концу и что эти строчки, возможно, единственная возможность для него заглянуть во внутренний мир этого незаурядного человека, Мишель с отчаянной жадностью быстро пробежал глазами письмо.
Оно было от сына графа, Алекса Саварелла.
Он благодарил отца за то, что тот наконец-то сообщил телеграфом дату своего возвращения из Монте-Карло, и за деньги, которые тот пересылал семье. В результате, писал он, их загородное поместье в Йоркшире опять открыто для гостей и они уже набрали требующуюся для этого дополнительную прислугу. Именно там они собираются устраивать торжество по поводу помолвки женщины по имени Джулия Стратфорд с мистером Реджиналдом Рамзи, ее женихом.
На последующих страницах многократно повторялись просьбы к Эллиоту возвращаться домой. Однако из письма не было понятно, что, собственно, связывало Джулию Стратфорд и Реджиналда Рамзи с графом Резерфордом и его сыном. Упоминалось какое-то «большое пагубное путешествие по Египту», но без детальных подробностей, помимо намека на то, что Эллиот уехал отчасти для того, чтобы избежать последствий этого «большого путешествия».
С балкона неожиданно донесся скрип металла, заставив Мишеля вздрогнуть.
Быстро отбросив письмо обратно на комод, он отступил на шаг.
Но оказалось, что Эллиот просто, упершись ногой в кованые перила, стал раскачиваться на задних ножках своего стула.
Таким образом, его шпионство осталось незамеченным. Или все-таки его разоблачили? Эллиот обладал непостижимой сверхъестественной способностью ориентироваться в обстановке за игральным столом. Возможно, он так же способен распознать и тайные действия Мишеля в нескольких шагах за своей спиной?
Умышленно шумно Мальво стал натягивать на себя брюки. После чего вышел на балкон, где Эллиот встретил его теплой улыбкой и жестом показал на пустой стул рядом с собой.
Внизу под ними пролегала оживленная набережная.
Мишелю хотелось задать столько вопросов графу Резерфорду (например, насчет его необыкновенных синих глаз), он столько хотел о нем узнать, но опасался, что эффект будет таким же, как в случае, когда слишком торопишься поймать падающий воздушный шарик: одно неловкое движение – и шарик уже унесся прочь с бешеной скоростью.
«Вещи, которые поставили под сомнение все, что я до сих пор знал о жизни и смерти. И все благодаря царю».
Что, собственно говоря, могут означать эти слова?
И почему Эллиот так загадочно улыбается ему сейчас?
«Он все знает, – подумал Мишель, – знает, что я прочитал письмо. Он почувствовал это так же, как чувствует, какую карту крупье вытащит следующей».
– Вы очень молоды, – наконец задумчиво произнес Эллиот.
– Почему вы решили напомнить мне об этом? – спросил Мишель.
– Потому что вы хотите поехать вместе со мной, когда я отсюда уеду. А раз так, то считаю своим долгом предупредить вас, что это неудачная идея. Для меня, наверное, это было бы великолепно, но для вас – просто пагубно.
– Но почему?
– Как раз потому, что вы молоды, мой мальчик.
– А вы уверены, что знаете все про таких молодых, как я?
– Почему вы спрашиваете об этом?
– Потому что вы уверены, что я поеду с вами тут же, как только вы меня позовете.
Он криво улыбнулся, и Эллиот ответил ему такой же невеселой улыбкой.
– Тогда скажите мне, что я ошибаюсь, – чуть слышно произнес граф.
Но этого Мишель утверждать не мог. На самом деле ему было тяжело даже выдержать любопытный взгляд Эллиота; он почувствовал, что невольно краснеет и недовольно надувает губы.
– Секрет ваших фокусов за карточным столом. Это все, что мне нужно.
Эллиот рассмеялся, тепло и откровенно.
– Удача, мой мальчик. Вот и все. Просто удача. Та самая удача, которая подарила мне столь приятный вечер в обществе такого человека, как вы.
– Вы льстите мне.
– Нет. Напротив, я говорю с большей прямотой, чем вы привыкли слышать.
«Так и есть, – подумал Мишель. – Потому что вы бесстрашны, и мне прежде всего хотелось бы узнать источник такого бесстрашия. И самому испытать это ощущение».
– Наверное, в следующем пункте назначения вас ждет жена, – предположил Мишель.
– Вовсе нет, – возразил граф.
– Да-да. Жена и куча неугомонных детишек; вам будет невозможно убедить их, что я ваш новый слуга, потому что для этого я красив и слишком молод. К тому же еще и француз!
– О! Как я и думал! Вы все-таки хотите присоединиться ко мне, – ответил Эллиот.
– Боюсь, что это всего лишь упоминание о вашей удаче так развязало мне язык.
– У нас с женой обоюдное дружеское понимание. Хотя мы и ведем раздельную жизнь, но она предполагает определенные ожидания от партнера. Наш единственный сын давно вырос. Так что ни жена, ни дети не понуждают меня распрощаться с вами в конце сегодняшнего вечера. Но довольно обо мне. А как насчет вас, Мишель? Есть ли в вашей жизни какая-то особенная женщина?
– В Монте-Карло я завел много подруг.
– Понятно. Но тем не менее вы предпочитаете общество мужчин, не так ли? Я это почувствовал.
– И вам приятно такое чувство?
– Да, очень. Однако сам я могу с успехом танцевать как при свете солнца, так и при свете луны. Если с этим у вас обстоит не так, мой мальчик, вам не следует стыдиться этого. Как не следует удивляться и мужчине, который занимался с вами любовью наскоком, так, будто это нечто позорное, что нужно закончить побыстрее, дабы избежать разоблачения.
– Вы считаете, что для меня вы именно такой человек? – Голос Мишеля дрогнул, и этот внутренний трепет разом превратил его вопрос в утверждение, в признание. «Да, граф Резерфорд, вы для меня стали именно таким человеком».
– Не позволяйте мне стать для вас таким, мой дорогой Мишель. Прошу вас только об этом. Просто сохраните воспоминания обо мне, об этом вечере, и пусть они в будущем вдохновляют вас.
– Вдохновляют меня на что?
– Мне бы хотелось, чтобы они побуждали вас остерегаться тех, кто будет относиться к вам как к чему-то позорящему.
Только бы не расплакаться после таких слов. Нужно оставаться спокойным, держать себя в руках. Быть профессиональным, если это понятие в принципе применимо к такому случаю. В конце концов, Эллиот еще не одарил его подарком, а Мишель не мог позволить себе первым заговорить об этом. Однако, если подумать, эта неторопливая беседа здесь, на балконе с чудесным видом на море, уже сама по себе была достаточным даром.
– Вы, Эллиот, для меня – сплошная загадка, воплощение тайны, человек, который говорит странные вещи о жизни, смерти и о каких-то царях.
Рассмеявшись, Эллиот встал. Он взял лицо Мишеля в свои ладони, и тому ничего не оставалось, как заглянуть в эти ослепительно синие глаза.
– Тогда думайте обо мне как о тайне, – прошептал граф.
– Тайне, которая вскоре покинет меня.
– Наша ночь еще не закончена, а в вашем присутствии, мой дорогой Мишель, я чувствую, что волшебным образом восстановился.
«Поразительно, – подумал Мишель. – Неужели он уже готов заняться этим снова?»
Ответ на этот вопрос он получил, когда Эллиот бросил его на кровать.
Он вдруг вспомнил о статуях обнаженных по пояс женщин, которые украшали фасад гостиницы. Разметав в стороны руки, будто крылья, они стояли на несколько этажей ниже их балкона. Впервые за все время своего пребывания в этом дорогом отеле у Мишеля появилось ощущение, будто эти каменные женщины с обнаженной грудью в буквальном смысле придают ему бодрости в своем бесстыдном чувственном кураже.
* * *
Мишель не в первый раз возвращался домой на рассвете, чувствуя на себе запах чужого тела. Однако так тяжело на сердце у него еще не было никогда.
Поэтому он был не особо удивлен, когда не сразу услышал звук чьи-то шагов у себя за спиной. Да и внимание на это в конце концов он обратил в основном из-за того, с какой скоростью они приближались.
К тому моменту, когда он обернулся, женщина уже находилась прямо у него за спиной. Она не выглядела ни пьяной, ни растрепанной. Завязанные в аккуратный узел золотистые волосы удерживала заколка, украшенная драгоценными камнями, но корсет под блузкой, похоже, был расстегнут; свободная юбка-клинка наводила на мысль о том, что она готова была посвятить все утро походам по магазинам. Однако все дело было в том, что магазины должны открыться еще очень не скоро, потому что воды гавани целовали лишь самые первые лучи восходящего солнца.
А вот туфли на ней были необычные: грубоватые, прочные, явно предназначенные не для неторопливой прогулки, а для чего-то другого.
– Полагаю, вы провели приятный вечер с графом Резерфордом, – промолвила она.
Сказано это было на прекрасном британском английском. Видно, в эту ночь ему суждено было иметь дело исключительно с англичанами.
– Кто вы такая, мадемуазель? – поинтересовался он.
– Я та, кто, как и вы, Мишель Мальво, обращает внимание на всякие странности.
Случись это в другой раз, он попытался бы очаровать ее и соблазнить. Направить ее любопытство в русло таких чувственных наслаждений, которые она потом захотела бы сохранить в тайне. Впоследствии их связь заставила бы ее молчать и о том, что она могла знать, и о его отношениях с графом. Только так и сохраняются чужие тайны. Но после встречи с Эллиотом он был совершенно разбит и подавлен. Не говоря уже о том, что был полностью изможден ненасытными желаниями графа.
– Простите, но сейчас уже очень поздно и у меня нет ни малейшего желания обсуждать свой вечер.
Она вдруг схватила его за запястье. Хватка у нее была на удивление крепкая. А глаза, которыми она сейчас в упор смотрела на него, оказались точь-в-точь такими же синими, как у графа Резерфорда.
– Вопрос о том, поздний ли сейчас час или ранний, достаточно спорный, вы не находите? – сурово заметила она. – В основном все зависит от того, как человек провел время перед этим.
Он не впервые сталкивался с угрозой. Клиенты выхватывали ножи, размахивали перед ним пустыми бутылками. Но он всегда находил способ как-то отвлечь их, очаровать и успокоить. В этой же женщине чувствовались напряжение и злоба, что не было следствием ее опьянения, отчаяния или распущенности. Поэтому все, что оставалось Мишелю, это солгать ей.
– Независимо от времени на часах, то, что я делал вечером, касается только меня одного. Я не знаю никакого графа Резерфорда и прошу вас немедленно отпустить мою руку.
Она продолжала его держать.
– Тем не менее, когда я назвала это имя, вас это нисколько не удивило. Вы только спросили меня, кто я такая.
– А вы мне так и не ответили. Пожалуйста, отпустите меня.
Он с силой дернул свою руку, и после секундной паузы она с улыбкой демонстративно разжала свои пальцы на его запястье, всем своим видом выражая, что могла бы и дальше легко удерживать его, как бы он ни упирался.
– Я человек приезжий, – ответила она, хотя спрашивал он ее не об этом. – Но ведь вы-то местный, вам нужно заботиться о своей репутации.
Слово «репутация» она произнесла с презрительной насмешкой.
– Здесь для всех действует единый закон, мадемуазель, но вы, очевидно, просто не в курсе.
– Неужели?
– Да. Приезжие не властны опорочить репутацию тех, кто здесь обитает. У нас в Монте-Карло это не срабатывает.
Это утверждение абсолютно не соответствовало действительности. Одной серьезной жалобы какого-нибудь богатого постояльца отеля было бы достаточно, чтобы Мишеля больше сюда и на порог не пустили. Князь Монако лично бы препроводил его до границы, если бы его поведение хоть каким-то образом угрожало притоку туристов в этот маленький рай на берегу теплого моря. Странно, но на эту женщину его невозмутимая уверенность все-таки произвела впечатление. Возможно, при общении с графом ему как-то передалась доля его бесстрашия.
– Хорошо, отдохните немного, Мишель, – сказала женщина. – Я уверена, что мы с вами еще встретимся.
– Очень на это надеюсь. Только, быть может, при более благоприятных обстоятельствах, которые позволят нам увидеть друг друга в несколько ином свете.
Он потянулся к ней и нежно поцеловал ей руку.
Нужно будет позже испробовать эту шалость еще раз. Сейчас уже слишком поздно стараться ее соблазнить. Кем бы она ни была и каковы бы ни были ее мотивы, в данный момент она была чересчур зла на него.
Улыбнувшись, она кивнула ему и удалилась таким же быстрым шагом, каким недавно нагнала его.
Интересно, откуда она взялась? Из отеля? Сошла с одной из лодок, стоящих в гавани? И зачем подошла к нему? Ей нужна была информация о графе Резерфорде или ее привлек сам Мишель?
Может быть, ему следовало бы дать знать Эллиоту о том, что некая странная женщина видела их вместе и проявила очевидную заинтересованность?
К моменту, когда он дошел до своей крошечной квартирки, эта мысль совсем измучила его.
Послать Эллиоту записку или предпринять иную попытку связаться с ним означало бы подорвать доверие клиента, чего он никогда не допускал. Для любого из этих вариантов существовал только один способ – через стойку портье отеля.
Может быть, эта женщина – жена одного из его бывших клиентов?
А не может ли она быть женой самого Эллиота?
Все эти мысли были сродни какому-то безумию; они наседали на него, как стая чаек, атакующая единственного в радиусе нескольких миль человека с хлебом в руке.
«Это не имеет к графу Резерфорду никакого отношения, – наконец решил он, и эти слова постепенно превратились для него в какую-то мантру, повторение которой погрузило его в сон: – Граф Резерфорд бесстрашен. Графу Резерфорду плевать на окружающий мир и сейчас, и в будущем».
Спустя несколько часов он проснулся отдохнувшим, но по-прежнему достаточно встревоженным.
Быстро, чтобы не передумать, он позвонил портье «Отеля де Пари» и попросил соединить его с номером Эллиота. Портье ответил, что тот выписался и уехал несколько часов тому назад. Мишель почувствовал жгучую тоску и одновременно огромное облегчение.
Он был благодарен судьбе, что Эллиот выехал из гостиницы вскоре после того, как они распрощались, поскольку это означало, что он не столкнулся с той шатающейся в ночи чудаковатой сумасшедшей с не по-женски крепкой рукой.
Он будет очень скучать по Эллиоту.
Будет втайне надеяться, что тот когда-нибудь вернется.
Будет нежно лелеять воспоминания о проведенном вместе времени, будет использовать их в свое удовольствие. Ох, как бы ему хотелось запечатлеть все на бумаге, но это было слишком опасно из-за риска быть разоблаченным. Ничего, об этом позаботится его память.
Положив трубку после короткого разговора с портье, он понял, что звонок этот означал конец их короткого романа.
Через три дня в двери его квартиры постучали. Он уже был почти одет для вечернего выхода, почти готов отправиться в казино на поиск клиентов, новых и старых. Продолжая застегивать запонку, он открыл дверь и увидел лежащее на пороге письмо.
Забыв про свою запонку, он быстро вскрыл конверт, внутри которого находилась нарисованная от руки карта гавани. Стрелка указывала на одну из стоянок для лодок.
К листку бумаги тонкой булавкой было приколото кольцо с изумрудом, инкрустированное бриллиантами, которое он несколько недель тому назад послал своей матери.
Назад: 6
Дальше: 8