Глава XI

Плоды дерзаний

На следующий день за утренним кофе у Симсов и во многих других чикагских домах только и было разговору, что о новоселье у Каупервудов и о том, будут они приняты в обществе или нет.

– Как хочешь, но миссис Каупервуд совершенно не умеет себя держать, – заметила миссис Симс своему мужу. – И вообще они устроили не новоселье, а какую-то ярмарку. Надо же додуматься: в одном конце галереи повесить ее портрет, а в другом – этого Жерома! А сегодняшняя заметка в «Пресс»! Словно они и в самом деле что-то собой представляют.

Миссис Симс подозревала теперь, что дала себя провести своим приятелям Тейлору Лорду и Кенту Мак-Кибену, познакомившим ее с Каупервудами, и это ее злило.

– А что ты скажешь о гостях? – спросил мистер Симс, намазывая маслом булочку.

– Все это люди без положения. Кроме нас, в сущности, и назвать-то некого. Я очень жалею теперь, что мы поехали. Кто такие эти Израэлсы и Хоксема? Вот несносная женщина. (Она имела в виду миссис Хоксема.) Замучила меня своей глупой болтовней.

– Я вчера беседовал с издателем «Пресс» Хейгенином, – заметил мистер Симс. – Он утверждает, что Каупервуд приехал сюда после того, как обанкротился в Филадельфии, и что ему там будто бы было предъявлено несколько исков. Ты что-нибудь об этом слышала?

– Нет. Но миссис Каупервуд говорит, что была там знакома с Дрейками и Уокерами. Я все собиралась спросить у Нелли. Мне всегда казалось странным, что они уехали из Филадельфии, раз дела у него там шли хорошо. Что-то тут не так.

Симса раздражало, что Каупервуд уже успел завоевать известное положение в финансовых кругах Чикаго, и он завидовал ему. К тому же Каупервуд, без сомнения, был весьма неглуп и очень энергичен, а это обычно вызывает в людях зависть, если только они не рассчитывают на твои благодеяния или сами не преуспели в какой-то другой области. Теперь Симсу захотелось выяснить, кто такой Каупервуд, узнать всю его подноготную.

Но не успело еще чикагское общество произнести свой приговор над Каупервудами, как произошли события, в какой-то мере даже более важные для их будущего в Чикаго, хотя Эйлин и не отдавала себе в этом отчета. Отношения между новыми и старыми газовыми компаниями все более обострялись. Обеспокоенные акционеры старых компаний стали доискиваться, кто же все-таки стоит за этими новыми компаниями, которые так нагло покушаются на их права и привилегии. Некоему Парсонсу, поверенному Северо-Чикагской газовой, было поручено противодействовать махинациям де Сото Сиппенса и старого генерала Ван-Сайкла. Узнав, что муниципальный совет Лейк-Вью постановил разрешить концессию и что апелляционный суд собирается это постановление утвердить, Парсонс напал на удачную мысль: он предложил выдвинуть против новой компании обвинение в тайном сговоре и поголовном подкупе членов муниципалитета. Удалось раскопать немало доказательств, подтверждающих, что Дьюниуэй, Джейкоб Герехт и другие члены муниципалитета Лейк-Вью получили взятку, и, возбудив дело, можно было оттянуть окончательное решение вопроса о выдаче концессии, с тем чтобы выиграть время и дать возможность старой компании еще что-нибудь придумать и предпринять. Внимательно следя за каждым шагом Сиппенса и генерала Ван-Сайкла, Парсонс установил, что тот и другой всего лишь подставные лица, а истинный вдохновитель и виновник всех этих волнений – Каупервуд или еще какие-то дельцы, которых он, в свою очередь, представляет. Парсонс однажды зашел даже в контору к Каупервуду в надежде поговорить с ним и что-нибудь у него выведать, но хитрость не удалась; тогда он принялся еще усерднее наводить справки о прошлом Каупервуда и его деловых связях. Завершились все эти розыски и контрманевры тем, что в окружном суде в конце ноября было возбуждено дело по обвинению Фрэнка Алджернона Каупервуда, Генри де Сото Сиппенса, Джадсона П. Ван-Сайкла и других в тайном сговоре; почти одновременно Западная и Южная компании со своей стороны тоже обратились в суд.

И те и другие указывали, что за новыми компаниями стоит Каупервуд, намеревающийся принудить старые компании откупиться от него. Газеты не замедлили опубликовать историю, которая произошла с Каупервудом в Филадельфии, правда, не во всех подробностях, а лишь то, что он сам незадолго перед тем нашел нужным им сообщить. «Тайный сговор» и «подкуп» – слова неблагозвучные, однако обвинения, состряпанные адвокатом конкурента, еще ровно ничего не доказывают. Но тюрьма, банкротство, развод, скандал – пусть даже газеты упоминали обо всем этом лишь вскользь и очень осторожно – возбудили всеобщий интерес и привлекли внимание к Каупервуду и его супруге.

Каупервуда попросили дать интервью, и он заявил, что не состоит пайщиком новых компаний, а является всего лишь их финансовым агентом и что выдвинутые против него обвинения – чистейший вымысел, обычная юридическая уловка с целью как можно больше запутать положение. Он грозил подать в суд за клевету. Судебные иски ни к чему не привели (Каупервуд умел прятать концы в воду), однако обвинения все же были ему предъявлены, и Каупервуд приобрел известность как ловкий, изворотливый делец с довольно сомнительным прошлым.

– Об этом Каупервуде начинают писать в газетах, – сказал как-то Энсон Мэррил жене за утренним завтраком. На столе перед ним лежал номер «Таймса», и он смотрел на заголовок, расположенный по тогдашней моде пирамидой и гласивший: «Чикагские граждане обвиняются в тайном сговоре. В окружной суд подана жалоба на Фрэнка Алджернона Каупервуда, Джадсона П. Ван-Сайкла, Генри де Сото Сип-пенса и других». Далее шли подробности. – А я думал, он обыкновенный маклер.

– Я знаю о них лишь то, что мне рассказывала Белла Симс, – ответила жена. – А что про него пишут?

Энсон Мэррил протянул ей газету.

– Мне всегда казалось, что это выскочки, – объявила миссис Мэррил. – Я никогда ее не видела, но говорят, она совершенно невозможна.

– Этот филадельфиец неплохо начинает, – улыбнулся Мэррил. – Я видел его в клубе. Он производит впечатление человека очень толкового. Ему пальца в рот не клади.

Совершенно так же и мистер Норман Шрайхарт, который неоднократно видел Каупервуда в залах клубов «Келюмет» и «Юнион-Лиг», но до сего времени нисколько им не интересовался, вдруг начал наводить о нем справки. Высокого роста, сильный и здоровый как бык и чрезвычайно энергичный, он был прямой противоположностью Энсону Мэррилу. Когда газеты заговорили о Каупервуде, Шрайхарт, встретив как-то в клубе Эддисона, подсел к нему на большой кожаный диван.

– Что представляет собой этот Каупервуд, о котором сейчас столько пишут в газетах? – спросил он банкира. – Вы ведь всех знаете, Эддисон, и, помнится, даже когда-то знакомили меня с ним.

– Как же, как же! – весело отвечал Эддисон, который, несмотря на сыпавшиеся на Каупервуда нападки, был, в общем, доволен оборотом, который приняло дело. Страсти разгорелись, а это свидетельствовало о том, что Каупервуд действует достаточно ловко, и главное, что он сумел отвлечь подозрение от дельцов, стоявших за его спиной. – Он уроженец Филадельфии. Несколько лет назад перебрался сюда и открыл хлеботорговую и комиссионную контору. Теперь он банкир. Неглупый человек, как мне кажется. И довольно богатый.

– Газеты пишут, что в тысяча восемьсот семьдесят первом году он обанкротился в Филадельфии, задолжав миллион долларов. Правда это?

– Насколько я знаю, правда.

– И действительно сидел в тюрьме?

– Да, как будто сидел. Но, насколько я понимаю, никаких преступлений он не совершал, а просто чего-то не поделил с местными финансистами и политиками.

– И ему всего сорок лет?

– Что-то около того. А почему это вас интересует?

– Да так. Довольно смелый у него план – обобрать старые газовые компании. Вы думаете, ему это удастся?

– Ну, этого я не знаю. Мне ведь известно только то, что я прочел в газетах, – осторожно отвечал Эддисон. Ему вообще не хотелось продолжать этот разговор. Каупервуд через подставных лиц как раз пытался ценой некоторых уступок прийти к соглашению и объединить все компании. Но дело пока не очень клеилось.

– Хм! – произнес Шрайхарт, сам удивляясь тому, что ни он, ни Мэррил, ни Арнил, ни другие дельцы не додумались до сих пор заняться производством газа или скупить акции у старых компаний.

С этой мыслью он ушел из клуба, а на следующее утро у него уже сложился собственный план. Подобно Каупервуду, Шрайхарт был хитрый, холодный и расчетливый делец. Он твердо верил в будущее Чикаго и во всякое начинание, связанное с ростом города. Когда деятельность Каупервуда привлекла его внимание к газовым предприятиям, Шрайхарт быстро сообразил, какие возможности в них заложены. Пожалуй, и сейчас еще не поздно ввязаться в борьбу; если действовать достаточно ловко, не исключено, что удастся выхватить из-под носа противников этот лакомый кусок. А не то можно попытаться перетянуть на свою сторону Каупервуда.

Человек властный, Шрайхарт не любил участвовать в делах в качестве младшего компаньона или мелкого вкладчика. Если уж он за что-нибудь брался, то желал распоряжаться и руководить. Он решил пригласить к себе Каупервуда и потолковать с ним. Секретарь написал по его указанию письмо, в котором Каупервуда в довольно высокомерном тоне просили зайти «по важному делу».

Каупервуд считал сейчас свое положение в финансовом мире Чикаго достаточно прочным, однако он еще не забыл, как совсем недавно его чернили все, кому не лень. Все это, вместе взятое, заставляло его относиться с нескрываемым презрением ко всему человечеству – равно и к бедным, и к богатым. К тому же он отлично помнил, что Шрайхарт, которому он был представлен, никогда до сей поры не удостаивал его ни малейшим вниманием.

«Мистер Каупервуд просит сообщить, – писала под его диктовку секретарша Антуанета Новак, – что он в настоящее время очень занят, но будет счастлив видеть мистера Шрайхарта в любое время у себя в конторе».

Самонадеянный, властный Шрайхарт разозлился, получив это письмо, но потом рассудил, что от свидания с Каупервудом вреда не будет, а пользу оно принести может, и однажды под вечер отправился к нему в контору, где и был принят весьма любезно.

– Как поживаете, мистер Шрайхарт? – приветствовал его Каупервуд, протягивая ему руку. – Очень рад вас видеть. Мы, насколько я помню, встречались с вами однажды, несколько лет назад.

– Да, как будто, – отвечал Шрайхарт, широкоплечий, с квадратным лицом, коротко подстриженными усиками над упрямой верхней губой и жесткими, пронизывающими черными глазами. – Судя по газетам, если только им можно верить, – приступил он прямо к делу, – вас интересуют местные газовые предприятия, не так ли?

– На газеты никогда не следует особенно полагаться, – учтиво возразил Каупервуд. – Но, может быть, вы соблаговолите сперва пояснить мне, что заставляет вас этим интересоваться?

– Видите ли, по правде говоря, – отвечал Шрайхарт, глядя в упор на Каупервуда, – я сам интересуюсь газом. Это довольно выгодная сфера приложения капитала, а кроме того, ко мне недавно обратились кое-кто из членов правления старых компаний и просили помочь им объединиться. (Шрайхарт лгал.) В общем, мне хотелось бы знать, неужели вы в самом деле рассчитывали добиться таким путем какого-то успеха?

Каупервуд улыбнулся.

– Прежде чем обсуждать этот вопрос, я желал бы получить более исчерпывающие сведения о ваших намерениях и связях. Вы говорите, что к вам обратились акционеры старых компаний и попросили помочь им прийти к какому-то соглашению. Так ли я вас понял?

– Так.

– И вы думаете, что вам удастся их объединить? А на каких условиях?

– Мне кажется, что проще всего учредить единую держательскую компанию и за каждую старую акцию выдать акционерам по две или три новые. Тогда можно было бы избрать одно правление, иметь одну контору и прекратить эти тяжбы, от чего все только бы выиграли.

Он говорил небрежным, покровительственным тоном, словно и не подозревая, что все это было давно обдумано самим Каупервудом, и тот не мог не подивиться спокойной наглости, с какою этот видный чикагский делец, который еще недавно даже не находил нужным с ним здороваться, теперь преподносит ему его же собственный план.

– А на каких условиях думаете вы привлечь к этому делу новые компании? – осторожно осведомился Каупервуд.

– Да на таких же, как и все остальные, если только капитал у них не слишком разводнен. О подробностях я еще не думал. По-моему, две или три акции за одну, смотря по тому, каков реально вложенный капитал. Надо ведь принять во внимание и претензии старых компаний.

Каупервуд размышлял. Стоит или не стоит обсуждать это предложение? Представлялся случай быстро и без особых хлопот заработать солидный куш, продав свои акции старым компаниям. Но тогда львиная доля барыша от всей этой комбинации достанется уже не ему, а Шрайхарту. А выждав, может быть, удастся добиться от старых компаний более выгодных условий, даже если Шрайхарт и сумеет их объединить. Трудно сказать. Наконец он спросил:

– А какой пакет акций останется у вас на руках – или на руках учредителей – после того, как вы разочтетесь со старыми и новыми компаниями?

– Процентов тридцать пять – сорок от всех акций. Надо же что-нибудь получить за свои труды, – с любезной улыбкой отвечал Шрайхарт.

– Совершенно справедливо, – подтвердил Каупервуд и улыбнулся, – но поскольку я срезал палку, которой вы теперь собираетесь сбить это сочное яблочко, основательная часть должна достаться и мне, как вы полагаете?

– Что вы хотите этим сказать?

– Ничего, кроме того, что я сказал. Новые компании, без которых ни о каком объединении не могло бы идти и речи, основал я. Ваш план ничем не отличается от того, который уже давно был предложен мною. Правление и директора старых компаний злы на меня, они считают, что я покушаюсь на какие-то их особые права и привилегии. Если единственно по этой причине они предпочитают иметь дело с вами, а не со мной, это вовсе не значит, что мне не причитается большая доля учредительской прибыли. Мои личные капиталовложения в новые компании не так уж велики. Я скорее выступаю здесь в роли финансового агента. (Это не соответствовало истине, но Каупервуд предпочитал, чтобы Шрайхарт думал именно так.)

Шрайхарт улыбнулся.

– Но вы забываете, дорогой мой, – пояснил он, – что я обеспечу почти весь необходимый капитал.

– А вы забываете, – перебил его Каупервуд, – что я не новичок в деловом мире. Если хотите, я сам гарантирую весь капитал и дам вам еще хорошую премию за услуги. Заводы и концессии старых и новых компаний чего-нибудь да стоят. Вы упускаете из виду, что Чикаго растет.

– Все это мне известно, – уклончиво отвечал Шрайхарт, – но я знаю также, что вам предстоит длительная борьба, на которую вы изведете уйму денег. Обстоятельства сложились так, что у вас нет никаких шансов договориться со старыми компаниями. Насколько я понимаю, они не желают иметь с вами дела. Объединение это может провести только какое-нибудь незаинтересованное лицо вроде меня, и непременно человек влиятельный или, вернее, давно живущий в Чикаго и лично знакомый со всеми этими людьми. А у вас ведь нет никого, кто бы мог это сделать лучше, чем я.

– Почему же, очень возможно, что мне удастся кого-нибудь найти, – хладнокровно возразил Каупервуд.

– Навряд ли. И, во всяком случае, не при том положении, какое создалось сейчас. Старые компании не пойдут вам навстречу, а со мной они готовы вести дело. Не лучше ли вам согласиться на мое предложение и поскорее со всем этим покончить?

– На таких условиях – нет, – отрезал Каупервуд. – Мы слишком глубоко проникли на территорию противника и слишком многое уже сделали. Три или четыре акции за одну – сколько бы там ни получили акционеры старых компаний, – самое меньшее, на что я могу согласиться в отношении новых акций. А затем половина того, что останется, должна пойти мне. Мне ведь придется делиться с другими. (Это тоже не соответствовало истине.)

– Нет, – Шрайхарт упрямо покачал большой головой, – невозможно. Риск слишком велик. Я бы мог еще, пожалуй, дать вам четвертую часть, да и то нужно подумать.

– Половина или ничего, – решительно сказал Каупервуд.

Шрайхарт поднялся.

– Это ваше последнее слово?

– Последнее.

– Боюсь, что мы с вами не договоримся. Жаль. Борьба может оказаться длительной и обойдется вам очень дорого.

– Я это предусмотрел, – отвечал финансист.