Эмпедокл (по словам Гиппобота) был сын Метона и внук Эмпедокла из Акраганта. Это подтверждает и Тимей (в XV книге «Истории»), добавляя, что Эмпедокл, дед поэта, был человеком знаменитым; с ним согласен в этом и Гермипп. Гераклид (в книге «О болезнях») сходным образом сообщает, что поэт был из блестящего рода, ибо дед его разводил скаковых коней; и Эратосфен в «Олимпийских победителях», ссылаясь на Аристотеля, подтверждает, что Метонов отец одержал победу в 71-ю олимпиаду. Грамматик Аполлодор в «Хронологии» пишет, будто
Метонов сын, по Главкову свидетельству,
В недавно лишь основанные Фурии
Переселился…
И далее:
Кто утверждает, будто он в изгнании
Явился к сиракузянам, с которыми
Шел на афинян, – тот ведь ошибается:
Его тогда или в живых уж не было,
Иль был он дряхлым старцем, что сомнительно, —
сомнительно, ибо Аристотель и Гераклид утверждают, что он умер в шестьдесят лет. Стало быть, победивший на 71-й олимпиаде был
Ему ристатель дедом-соименником.
Так что заодно Аполлодор указывает и время этого случая.
Впрочем, Сатир в «Жизнеописаниях» утверждает, что Эмпедокл был сын Эксенета, сам родил сына Эксенета и в одну и ту же олимпиаду сам одержал победу в скачках, а сын его – в борьбе (или в беге, как пишет Гераклид в «Обзоре»); а в «Записках» Фаворина я прочел, будто для священных послов Эмпедокл принес в жертву быка из меда и ячменной муки и будто у него был брат Калликратид. Наконец, Телавг, сын Пифагора, в письме к Филолаю говорит, что Эмпедокл был сын Архинома.
Что был он из Акраганта в Сицилии, о том он сам говорит в зачине «Очищений»:
Други! О вы, что на склонах златого холма Акраганта
Град обитаете верхний…
О его происхождении сказанного достаточно.
О том, что он был слушателем Пифагора, говорит Тимей в IX книге, добавляя, что при этом он был, подобно Платону, уличен в присвоении учения и отстранен от занятий. Он и сам упоминает Пифагора в таких словах:
Жил среди них некий муж, умудренный безмерным
познаньем,
Подлинно мыслей высоких владевший сокровищем
ценным…
(Впрочем, некоторые относят эти слова к Пармениду.) А Неанф говорит, что до Филолая и Эмпедокла в учениях принимали участие все пифагорейцы; когда же Эмпедокл обнародовал их в своей поэме, было положено никакого стихотворца к ним не допускать. (То же самое, говорят, случилось и с Платоном, который тоже был отлучен.) Но кого именно из пифагорейцев слушал Эмпедокл, о том Неанф не говорит, а так называемое послание Телавга о том, будто он учился у Гиппаса и Бронтина, недостоверно.
Феофраст утверждает, что он был приверженцем Парменида и подражал ему в стихах – ибо Парменид тоже издал в стихах книгу «О природе». А Гермипп утверждает, что он был приверженцем не Парменида, а Ксенофана, и жил при нем, и подражал ему в стихах, а с пифагорейцами встретился лишь позднее. Алкидамант говорит (в речи «О природе»), что Зенон и Эмпедокл были одновременно слушателями Парменида, а потом покинули его, и Зенон стал философствовать по-своему, а Эмпедокл пошел слушать Анаксагора и Пифагора, одному из них подражая в достоинстве жизни и облика, а другому – в изучении природы. Аристотель говорит (в «Софисте»), что Эмпедокл был изобретателем риторики, а Зенон – диалектики, и еще (в книге «О поэтах») – что Эмпедокл вдохновлялся Гомером и достиг великой силы слога, пользуясь и метафорами, и прочими поэтическими приемами, а написал он кроме других стихов «Переправу Ксеркса» и «Воззвание к Аполлону», которые впоследствии сожгла его сестра (или дочь, по словам Иеронима): «Воззвание» – нечаянно, а «Персидские войны» – намеренно, из-за незавершенности этих стихов. Вообще же, говорит он, Эмпедокл писал и трагедии, и политические сочинения (правда, Гераклид, сын Сарапиона, утверждает, что трагедии писаны не им); Иероним сообщает, что нашел таких трагедий сорок три, а Неанф – что Эмпедокл писал их в юности и что ему встречались из них только семь. А Сатир в «Жизнеописаниях» утверждает, что был он и врач, и отменный оратор, – учеником его был сам Горгий Леонтинский, искуснейший в науке красноречия и составивший ее учебник, а проживший (по словам Аполлодора в «Хронологии») целых сто девять лет.
И еще пишет Сатир, будто Горгий сам говорил, что присутствовал при чародействе Эмпедокла, и будто Эмпедокл сам заявляет об этом и о многом другом в таких своих стихах:
Зелья узнаешь, какими недуги и дряхлость врачуют:
Только тебе одному я открыть это все собираюсь.
Ветров, не знающих отдыха, ярость удерживать будешь,
Что, устремляясь на землю, порывами пажити губят;
Если ж захочешь – обратное вновь их воздвигнешь дыханье.
Мрачного после ненастья доставишь желанное вёдро,
В летнюю засуху зелень питающий вызовешь ливень:
Хлынет потоками влага с эфирного неба на землю.
Даже усопшего мужа вернешь из чертогов аида!
Тимей в XVIII книге говорит, что многое в нем вызывало удивление. Так, когда пассатные ветры дули так сильно, что портились плоды, он приказал содрать кожу с ослов и сделать меха, которые он расставил вокруг холмов и горных вершин, чтобы уловить ветер; и ветер унялся, а Эмпедокл получил прозвание «ветролова».
А Гераклид в книге «О болезнях» говорит, что он рассказал Павсанию о бездыханной женщине, – Павсаний этот, по словам Аристиппа и Сатира, был его любовником, и это ему посвятил Эмпедокл поэму «О природе» следующими словами:
Слушай меня, о Павсаний, премудрого отпрыск Анхита!
и сочинил такую надпись:
Врач знаменитый Павсаний из племени Асклепиадов
Был от Анхита отца в Геле родимой рожден,
Чтобы премногих мужей, изнуряемых тяжким недугом,
Вспять отвратить от дворца, где Персефона царит.
А тело той бездыханной женщины, говорит Гераклид, сохранял он целых тридцать дней без дыхания и без биения крови; и за это Гераклид называет его не только врачом, но и волхвом, заключая это из следующих стихов:
Други! о вы, что на склонах златого холма Акраганта
Град обитаете верхний, ревнители добрых деяний,
Ныне привет вам! Великому богу подобясь средь смертных,
Шествую к вам, окруженный почетом, как то подобает,
В зелени свежих венков и в повязках златых утопая,
Сонмами жен и мужей величаемый окрест грядущих,
В грады цветущие путь направляю; они же за мною
Следуют все, вопрошая, где к пользе стезя пролегает;
Те прорицаний желают, другие от разных недугов
Слово целебное слышать стремятся, ко мне обращаясь.
Акрагант он здесь называет великим, говорят, потому, что жителей в нем до восьмисот тысяч, а живут они в такой роскоши, что Эмпедокл сказал: «Акрагантяне едят так, словно завтра умрут, а дома строят так, словно будут жить вечно!» Сами же эти стихи, «Очищения», были оглашены на Олимпийских играх рапсодом Клеоменом (как о том пишет Фаворин в «Записках»).
Был он, по словам Аристотеля, свободолюбив и чуждался всякой власти: так, он отверг предложенную ему царскую власть, откровенно предпочитая простую жизнь. Это подтверждает Тимей, сообщая и причину его народолюбия. Однажды его пригласил один из архонтов; ужин длился и длился, а вина не несли; все терпеливо ждали, но Эмпедокл рассердился и потребовал вина, а хозяин ему ответил, что ожидается чиновник из совета. Тот явился и тотчас стал главою пира – явным старанием хозяина, который тайно добивался тираннической власти; и гость всем повелел или пить вино, или выливать себе на головы. Эмпедокл смолчал, но на следующий день призвал обоих к суду, и хозяина и распорядителя, и добился их осуждения и казни. Таково было начало его государственных дел.
В другой раз лекарь Акрон [Высокий] попросил у совета уделить место для памятника его отцу, высочайшему среди врачей в своем искусстве; но Эмпедокл воспрепятствовал ему, выступив с рассуждением о равенстве и задав, между прочим, такой вопрос: «Какие же стихи мы напишем на том памятнике? Не такие ли:
Врач Высокий, Высокого сын, высокий в искусстве,
Лег на высоком холме в граде высоком своем».
(Вторую строку некоторые приводят иначе:
В высшей отчизне рожден, в высшей гробнице почил.)
Впрочем, иные говорят, что это стихи Симонида.
Позднее он даже распустил Тысячное собрание, учрежденное за три года перед тем, из чего явствует не только его богатство, но и его народолюбие. Тимей (который не раз упоминает о нем в XI и XII книгах) недаром говорит, что в государственных делах образ мыслей у него кажется противоположным тому, который в стихах, – ибо в стихах он говорит о себе:
Ныне привет вам! Бессмертному богу подобясь средь
смертных,
Шествую к вам…
И, посещая олимпийские игры, он требовал такого внимания, что ни о ком другом столько не говорили, сколько об Эмпедокле.
Еще позднее и в Акраганте стали о нем горевать, однако потомки его врагов воспротивились его возвращению. Он удалился в Пелопоннес и там умер. Не обошел его и Тимон, напавши на него так:
…Лаясь бесстыдно,
Все, что сумел, суеслов Эмпедокл обернул наизнанку,
Ставя основы, которым самим потребны основы.
О кончине его есть различные рассказы. Так, Гераклид, сообщив о бездыханной женщине и о той славе, которую стяжал Эмпедокл возвращением покойницы к жизни, говорит, что он совершал жертвоприношение близ Писианактова поля, созвав к нему некоторых друзей, среди которых был и Павсаний. После пира гости отошли отдохнуть в стороне, под деревьями ближнего поля или где кому хотелось, а Эмпедокл остался лежать, где лежал; когда же наступило утро и все встали, его уже не было. Стали искать, допрашивать слуг, те твердили, что ничего не знают, как вдруг кто-то сказал, что в полночь он услышал сверхчеловечески громкий голос, призывавший Эмпедокла, вскочил, увидел небесный свет и блеск огней, и больше ничего. Все были поражены; Павсаний вышел и послал лошадей на розыски, но потом велел всем отложить тревогу, ибо, сказал он, случилось такое, что впору лишь молиться: Эмпедоклу теперь надо приносить жертвы как ставшему богом. Гермипп говорит, что акрагантянку, которую врачи почли безнадежной, а Эмпедокл исцелил, звали Панфея; по этому поводу он и совершал жертвоприношение, а приглашенных было до восьмидесяти человек. Гиппобот уверяет, что, встав от застолья, Эмпедокл отправился на Этну, а там бросился в огнедышащее жерло и исчез – этим он хотел укрепить молву, будто он сделался богом; а узнали про это, когда жерло выбросило одну из его сандалий, ибо сандалии у него были медные. Но Павсаний с таким рассказом не согласился.
Диодор Эфесский, писавший об Анаксимандре, говорит, что именно у него перенял Эмпедокл и театральную напыщенность, и величественное одеяние. Когда в Селинунте от зловоний ближней реки начался мор и люди умирали, а женщины выкидывали, то Эмпедокл придумал на собственный счет подвести туда две соседние речки, и вода, смешавшись, стала здоровой. Так прекратилась зараза; и когда селинунтяне пировали на берегу реки, перед ними явился Эмпедокл, а они, вскочив, простерлись перед ним и стали молиться, как перед богом. Чтобы это впечатление их осталось навсегда, Эмпедокл и бросился в огонь.
Всему этому решительно противоречит Тимей, заявляя, что Эмпедокл уехал в Пелопоннес и более не возвращался, – оттого и неизвестно, как он умер. Гераклиду он возражает в своей XIV книге, называя его по имени; Писианакт, говорит он, был сиракузянин и в Акраганте земли не имел; Павсаний, будь такая молва, должен был бы соорудить другу памятник – или статую, или святилище, как богу, – потому что он был человек богатый; да и мог ли Эмпедокл броситься в это жерло, если он о нем ни разу не упоминает, хотя и жил неподалеку? Стало быть, он умер в Пелопоннесе, и не диво, что могила его неизвестна – неизвестны ведь и могилы многих других мужей. И после таких и подобных слов Тимей прибавляет: «Впрочем, Гераклид всюду такой любитель диковинок – он ведь писал даже о человеке, упавшем с луны».
Статуя Эмпедокла с покрытой головой стояла сперва в Акраганте, а потом, с непокрытой головой, – перед римским сенатом (так говорит Гиппобот), – очевидно, ее перенесли туда римляне; а писаные его изображения известны и посейчас.
Неанф Кизикский, писавший о пифагорейцах, сообщает, как после смерти Метона в Акраганте стали замечаться зародыши тираннии, и тогда-то Эмпедокл убедил сограждан покончить с распрями и блюсти между собою равенство. Мало того, из своих богатств он дал приданое за многими бесприданницами своего города. Из тех же средств он облачился в багряницу, подпоясывался золотым поясом (как пишет Фаворин в «Записках»), носил медные сандалии и дельфийский венок; длинноволосый, всюду сопутствуемый служителями, с виду он был всегда сумрачен и всегда одинаков. Таким являлся он к гражданам, и, кто встречал его, тот усматривал в этом знак царственного величия.
Однако впоследствии, отправляясь в своей колеснице на какое-то празднество в Мессену, он упал, сломал себе бедро, от этого захворал и скончался, прожив семьдесят семь лет; гробница его находится в Мегарах. О возрасте его, однако, Аристотель пишет иначе, утверждая, что умер он в шестьдесят лет; а некоторые называют даже сто девять лет. Расцвет его приходится на 84-ю олимпиаду. Деметрий Трезенский в книге «Против софистов» пишет, будто он, по Гомерову слову,
…к бревну потолка прикрепивши отвесную петлю,
Горло стянул, а душа изошла в чертоги Аида.
А в вышеупомянутом письмеце Телавга говорится, будто он по старости своей поскользнулся, упал в море и там погиб. Вот сколько и вот какие есть рассказы о его кончине.
Есть и у нас о нем насмешливые стихи в книге «Все размеры», вот какого вида:
Некогда ты, Эмпедокл, чтоб очиститься пламенем
быстрым,
Огнь бессмертный вдохнул из огнедышащих жерл.
Но не хочу я сказать, что сам ты низвергнулся в Этну,
Вольным был твой уход, но ненамеренной смерть.
И еще:
Истинно так говорят: упав Эмпедокл с колесницы,
Правую ногу сломал, в том и была его смерть.
Если бы в горный огонь он бросился, жизни взыскуя,
Как же гробница его встала в мегарской земле?
Мнения его были таковы. Основ существует четыре – огонь, вода, земля, воздух; а также Дружба, которою они соединяются, и Вражда, которою они разъединяются. Вот его слова:
Зевс лучезарный, и Аидоней, и живящая Гера,
Также слезами текущая в смертных потоках Нестида…
где Зевсом он называет огонь, Герой – землю, Аидонеем – воздух и Нестидою – воду. И он говорит:
Сей беспрерывный обмен никак прекратиться не в силах,
то есть такой распорядок вечен. И добавляет:
То, влекомое Дружеством, сходится все воедино,
То ненавистной Враждой вновь гонится врозь друг от друга.
Солнце он почитает обширным скопищем огня, величиною более луны; луну – кругловидной; небо же – кристаллообразным; а душа, говорит он, облекается в различные виды животных и растений, – вот его слова:
Был уже некогда отроком я, был и девой когда-то,
Был и кустом, был и птицей и рыбой морской бессловесной…
Сочинения его «О природе» и «Очищения» достигают 5000 стихов, а «Врачебное слово» – 600. О трагедиях его сказано выше.