Аристотель, сын Никомаха и Фестиды, из Стагира. Никомах этот был потомок Никомаха, сына Махаона и внука Асклепия (так пишет Гермипп в книге «Об Аристотеле»); жил он при Аминте, македонском царе, как врач и друг. Аристотель, самый преданный из учеников Платона, был шепеляв в разговоре (как говорит Тимофей Афинский в «Жизнеописаниях»), ноги имел худые, а глаза маленькие, но был приметен одеждою, перстнями и прической. У него был сын от наложницы Герпиллиды, тоже Никомах (об этом пишет Тимей).
От Платона он отошел еще при его жизни; Платон, говорят, на это сказал: «Аристотель меня брыкает, как сосунок-жеребенок свою мать». Гермипп в «Жизнеописаниях» рассказывает, будто он находился в афинском посольстве к Филиппу, когда главенство в академической школе перешло к Ксенократу; вернувшись и увидев над школой нового человека, он предпочел прохаживаться взад и вперед с учениками в Ликее и беседовать с ними о философии, пока не наступал час натираться маслом. За эти прогулки они и получили наименование перипатетиков; а по другим известиям – оттого, что Аристотель вел некоторые свои беседы, сопровождая Александра, прогуливающегося после болезни. Когда же учеников вокруг него стало больше, он стал говорить сидя, заявивши так:
Позор молчать, коль Ксенократ болтает!
Учеников своих он упражнял в рассуждениях на заданные положения, упражнял и в красноречии.
Тем не менее отсюда он уехал к евнуху Гермию, тиранну Атарнея; говорят даже, что тот был его любовником, а другие говорят, будто Гермий породнился с ним, выдав за него дочь или племянницу. Так пишет Деметрий Магнесийский в книге «Об одноименных писателях и поэтах»; он же уверяет, что Гермий был рабом Евбула, вифинянином, и убил своего хозяина. Аристипп в I книге «О роскоши древних» пишет, будто Аристотель влюбился в наложницу Гермия, женился на ней с его согласия и от радости стал приносить смертной женщине такие жертвы, какие афиняне приносят элевсинской Деметре, а в честь Гермия сочинил пеан, приводимый ниже. Оттуда он явился в Македонию к Филиппу; здесь он взял в обучение его сына Александра; попросил восстановить свой родной город, разрушенный Филиппом, и добился этого; а для жителей сам написал законы. (Законы он писал даже для своей школы, подражая Ксенократу, – например, чтобы каждые десять дней назначался новый староста.) А когда он рассудил, что уже достаточно провел времени с Александром, то уехал в Афины, к Александру же привел своего родственника Каллисфена Олинфского; и, глядя, как тот не в меру вольно рассуждает с царем, не слушая советов, попрекнул его такими словами:
Скоро умрешь ты, о сын мой, судя по тому, что вещаешь!
Так и случилось: его заподозрили в соучастии с Гермолаем, злоумышлявшим против Александра, долго возили в железной клетке, обросшего и завшивевшего, а потом он был брошен льву и так погиб.
Стало быть, Аристотель уехал в Афины, и там он тринадцать лет возглавлял школу, пока ему не пришлось бежать в Халкиду, оттого что его привлек к суду за бесчестие иерофант Евримедонт (или Демофил, как утверждает Фаворин в «Разнообразном повествовании») – как за тот гимн, который он сочинил в честь названного Гермия, так и за следующую надпись на статуе того же Гермия в Дельфах:
Сей человек вопреки священным уставам бессмертных
Был беззаконно убит лучников-персов царем.
Не от копья он погиб, побежденный в открытом
сраженье,
А от того, кто попрал верность коварством своим.
В Халкиде он и скончался, выпив аконит, и было ему семьдесят лет, а к Платону он пришел в тридцать. Так утверждает Евмел в V книге «Истории»; но это ошибка, ибо жизни его было шестьдесят три года, а с Платоном он встретился в семнадцать.
Гимн его имеет такой вид:
Добродетель,
Многотруднейшая для смертного рода,
Краснейшая добыча жизни людской,
За девственную твою красоту
И умереть,
И труды принять мощные и неутомимые —
Завиднейший жребий в Элладе:
Такою силой
Наполняешь ты наши души,
Силой бессмертной,
Властнее злата,
Властнее предков,
Властнее сна, умягчающего взор.
Во имя твое
Геракл, сын Зевса, и двое близнецов Леды
Великие претерпели заботы,
Преследуя силу твою.
Взыскуя тебя,
Низошли в обитель Аида Ахилл и Аянт.
И о твоей ревнуя красе,
Вскормленник Атарнея не видит более полдневных
лучей.
Не за это ли ждет его песнь
И бессмертье
От Муз, дочерей Мнемосины,
Которые во имя Зевса Гостеприимца
Возвеличат дар незыблемой его дружбы.
Есть у нас и о нем стихи, вот какого вида:
Евримедонт, богини Део служитель и чтитель,
За нечестивую речь в суд Аристотеля звал.
Но аконита глоток избавил того гоненья:
В нем одоленье дано несправедливых обид.
По словам Фаворина в «Разнообразном повествовании», он первый написал речь в свою защиту для этого самого труда и сказал при этом, что в Афинах
Груша зреет на груше, на ябеде ябеда зреет.
По «Хронологии» Аполлодора, родился он в 1-м году 99-й олимпиады, а примкнул к Платону и находился при нем двадцать лет, начиная с семнадцатилетнего возраста; в Митилены поехал в архонтство Евбула на 4-м году 108-й олимпиады, а перед тем, после кончины Платона в архонтство Феофила, на 1-м году той же олимпиады, удалился к Гермию и жил у него три года; к Филиппу поехал в архонтство Пифодота, на 2-м году 109-й олимпиады, когда Александру исполнилось 15 лет; в Афины вернулся на 2-м году 111-й олимпиады и в Ликее преподавал тринадцать лет; затем удалился в Халкиду на 3-м году 114-й олимпиады и умер там от болезни шестидесяти трех лет, в архонтство Филокла, когда и Демосфен погиб в Калаврии. Полагают, будто царскую немилость он навлек тем, что привел когда-то к Александру Каллисфена, и будто царь возвеличивал Анаксимена и одарял Ксенократа нарочно, чтобы огорчить Аристотеля.
Феокрит Хиосский написал на него такую насмешливую эпиграмму, приводимую Амбрионом в книге «О Феокрите»:
Пуст Аристотеля ум, и пустую он ставит гробницу,
Евнух Гермий, тебе, бывший Евбуловский раб!
От ненасытного брюха покинул он сад Академа,
Чтобы найти свой приют там, где мутится
Борбор.
А Тимон задел его в таком стихе:
Ни Аристотель с его пустословьем, не знающим
сдержки…
Такова жизнь этого философа. Нам известно и его завещание, имеющее приблизительно такой вид:
«Да будет все к лучшему; но ежели что-нибудь случится, то Аристотель распорядился так. Душеприказчиком его во всем и над всем быть Антипатру. Пока Никанор не приедет, о детях, о Герпиллиде и обо всем наследстве пусть заботятся Аристомен, Тимарх, Гиппарх, Диотел и Феофраст, коли на то будет их воля и согласие.
Когда дочь придет в возраст, то выдать ее за Никанора; если же с нею случится что-нибудь до брака (от чего да сохранят нас боги!) или же в браке до рождения детей, то Никанору быть хозяином и распоряжаться о сыне и обо всем остальном достойно себя и нас. Пусть Никанор заботится и о девочке и о мальчике Никомахе, как сочтет за благо, словно отец и брат. Если же что случится с Никанором (да не будет этого!) или до брака, или же в браке до рождения детей, то всем распоряжениям оставаться в силе. Если Феофраст пожелает взять девочку за себя, то быть ему за Никанора; если же нет, то душеприказчикам, посоветовавшись с Антипатром, распоряжаться о дочери и о сыне, как они почтут за лучшее.
Далее, в память обо мне и о Герпиллиде, как она была ко мне хороша, пусть душеприказчики и Никанор позаботятся о ней во всем, и если она захочет выйти замуж, то пусть выдадут ее за человека, достойного нас. В добавление к полученному ею ранее выдать ей из наследства талант серебра и троих прислужниц, каких выберет, а рабыню и раба Пиррея оставить за ней. Если она предпочтет жить в Халкиде, то предоставить ей гостиное помещение возле сада; если в Стагире, то отцовский дом; и какой бы дом она ни выбрала, душеприказчикам обставить его утварью, какою они сочтут за лучшее и для Герпиллиды удобнейшее.
Никанору же позаботиться и о мальчике Мирмеке, чтобы его достойным нас образом доставили к его родным вместе со всем, что мы ему подарили. Амбракиду отпустить на волю и дать ей при замужестве девочки 500 драхм и ту рабыню, что при ней. Фале вдобавок к той купленной рабыне, что при ней, дать 1000 драхм и еще одну рабыню. Симону сверх тех денег, что выданы ему на другого раба, или купить раба, или додать денег. Тихона, Филона и Олимпию с ребенком отпустить на волю при замужестве дочери. Никого из мальчиков, мне служивших, не продавать, но всех содержать, а как придут в возраст, то отпустить на волю, если заслужат.
Позаботиться о статуях, заказанных Гриллиону, чтобы они были закончены и поставлены; а заказать мы рассудили статуи Никанора, Проксена и Никаноровой матери. Поставить надобно и статую Аримнеста, уже изготовленную, чтобы она была о нем памятью, ибо он умер бездетным; а статую моей матери посвятить Деметре в Немее или где покажется лучше. Где бы меня ни похоронили, там же положить и кости Пифиады, как она сама распорядилась. А за благополучный возврат Никанора посвятить в Стагире по обету моему каменные изваяния в четыре локтя Зевсу Спасителю и Афине Спасительнице».
Таков был вид его завещания. Говорят, будто после него осталось очень много посуды и будто Ликон сообщает, что он купался в теплом масле и потом это масло распродавал. Некоторые говорят также, будто пузырь с теплым маслом он прикладывал к животу и будто когда он спал, то держал в руке медный шарик, а под него подставлял лохань, чтобы шарик падал в лохань и будил его своим звуком.
Известны весьма удачные его изречения. Так, на вопрос, какой прок людям лгать, он ответил: «Тот, что им не поверят, даже когда они скажут правду». Его попрекали, что он подавал милостыню человеку дурного нрава; он ответил: «Я подаю не нраву, а человеку».
Часто он говорил друзьям и питомцам, когда бы и где бы ни случалась какая беседа, что как зрение впитывает свет из окружающего [воздуха], так и душа – из наук. Не раз и подолгу говорил он о том, что афиняне открыли людям пшеницу и законы, но пшеницею жить научились, а законами нет.
Об учении он говорил: «Корни его горьки, но плоды сладки». На вопрос, что быстро стареет, он ответил: «Благодарность». На вопрос, что такое надежда, он ответил: «Сон наяву».
Диоген предложил ему сушеных смокв; но он догадался, что если он их не возьмет, то у Диогена уже заготовлено острое словцо, и взял их, а Диогену сказал: «И словцо ты потерял, и смоквы!» А в другой раз, взяв у Диогена смоквы, он воздел их к небесам, как младенца, и воскликнул: «О, Диоген богородный!» Воспитание, говорил он, нуждается в трех вещах: в даровании, науке, упражнении. Когда ему сказали, что кто-то бранит его заочно, он сказал: «Заочно пусть он хоть бьет меня!»
Красоту он называл лучшим из верительных писем. Впрочем, другие утверждают, что это сказал Диоген, Аристотель же о красоте сказал: «Это дар божий»; Сократ: «Недолговечное царство»; Платон: «Природное преимущество»; Феофраст: «Молчаливый обман»; Феокрит: «Пагуба под слоновой костью»; Карнеад: «Владычество без охраны».
На вопрос, какая разница между человеком образованным и необразованным, он ответил: «Как между живым и мертвым». Воспитание он называл в счастье украшением, а в несчастье прибежищем. Учителя, которым дети обязаны воспитанием, почтеннее, чем родители, которым дети обязаны лишь рождением: одни дарят нам только жизнь, а другие – добрую жизнь.
Один человек хвалился, что он родом из большого города. «Не это важно, – сказал Аристотель, – а важно, достоин ли ты большого города».
На вопрос, что есть друг, он ответил: «Одна душа в двух телах». Среди людей, говорил он, одни копят, словно должны жить вечно, а другие тратят, словно тотчас умрут. На вопрос, почему нам приятно водиться с красивыми людьми, он сказал: «Кто спрашивает такое, тот слеп». На вопрос, какую он получил пользу от философии, он ответил: «Стал делать добровольно то, что другие делают в страхе перед законом». На вопрос, как ученикам преуспеть, он ответил: «Догонять тех, кто впереди, и не ждать тех, кто позади».
Один болтун, сильно докучавший ему своим пустословием, спросил его: «Я тебя не утомил?» Аристотель ответил: «Нет, я не слушал». Его попрекали за то, что он собрал складчину для нехорошего человека; он ответил (передают и так): «Я собирал не для человека, а для человечности». На вопрос, как вести себя с друзьями, он сказал: «Так, как хотелось бы, чтобы они вели себя с нами».
Справедливость, говорил он, – это душевная добродетель, состоящая в том, чтобы всем воздавать по заслугам. Воспитание называл он лучшим припасом к старости. Часто он говорил: «У кого есть друзья, у того нет друга» – так сообщает Фаворин во II книге «Записок», но это есть и в VII книге «Этики».
Таковы известные его изречения.
Он написал очень много книг, и так как был он отличнейшим во всех науках, то я почел за нужное перечислить их все:
«О справедливости» 4— книги, «О поэтах» – 3 книги, «О философии» 3 книги, «О государственном деятеле» – 2 книги, «О риторике, или Грилл», «Неринф», «Софист», «Менексен», «О любви», «Пир», «О богатстве», «Поощрение», «О душе», «О молитве», «О знатности», «О наслаждении», «Александр, или В защиту поселенцев», «О царской власти», «О воспитании», «О благе» – 3 книги, «Извлечения из «Законов» Платона» – 3 книги, «Извлечения из «Государства»» – 2 книги, «О домоводстве», «О дружбе», «О том, что значит страдать или пострадать», «О науках», «О спорных вопросах» – 2 книги, «Разрешения спорных вопросов» – 4 книги, «Софистические разделения» – 4 книги, «О противоречиях», «О родах и видах», «О присущем», «Записки об умозаключениях» – 3 книги, «Предпосылки о добродетели» – 2 книги, «Возражения», «О различных выражениях, или О приложении», «О страстях, или О гневе», «Этика» – 5 книг, «О началах» 3 книги, «О науке», «О первоначале», «Разделения» – 17 книг, «К разделениям», «О вопросах и ответах» – 2 книги, «О движении», «Предпосылки», «Спорные предпосылки», «Силлогизмы», «Первая аналитика» – 8 книг, «Большая вторая аналитика» – 2 книги, «О задачах», «Методика» – 8 книг, «О лучшем», «Об идее», «Определения к топике» – 7 книг, «Силлогизмы» – 2 книги, «К силлогизмам определения», «О предпочтительном и случайном», «К топике», «Топика к определениям» – 2 книги, «Страсти», «К разделениям», «О математике», «Определения» – 13 книг, «Умозаключения» – 2 книги, «О наслаждении», «Предпосылки», «О добровольном», «О прекрасном», «Положения к умозаключениям» – 25 книг, «Положения о любви» – 4 книги, «Положения о дружбе» – 2 книги, «Положения о душе», «Политика» – 2 книги, «Политические беседы наподобие Феофрастовых» – 8 книг, «О справедливом» – 2 книги, «Сборник руководств» – 2 книги, «Руководство по риторике» – 2 книги, «Руководство», «Другой сборник руководств» – 2 книги, «О методе», «Сокращение Феодектова руководства», «Разработка руководства по поэтике» – 2 книги, «Риторические энтимемы», «О большом», «Разделения энтимем», «О слоге» – 2 книги, «О советовании», «Сборник» – 2 книги, «О природе» – 3 книги, «К природе», «Об Архитовой философии» – 3 книги, «О Спевсипповой и Ксенократовой философии», «Извлечения из «Тимея» и из «Архита»», «Возражение на Мелисса», «Возражение на Алкмеона», «Возражение на пифагорейцев», «Возражение на Горгия», «Возражение на Ксенофана», «Возражение на Зенона», «О пифагорейцах», «О животных» – 9 книг, «Анатомия» – 8 книг, «Выборка из Анатомии», «О сложных животных», «О баснословных животных», «О бесплодии», «О растениях» – 2 книги, «Физиогномика», «Врачевание» – 2 книги, «О единице», «Признаки бури», «К астрономии», «К оптике», «О движении», «О музыке», «К мнемонике», «Гомеровские вопросы» – 6 книг, «Поэтика», «Физика в азбучном порядке» – 28 книг, «Рассмотренные вопросы» – 2 книги, «Круг знаний» – 2 книги, «К механике», «Демокритовы вопросы» – 2 книги, «О магните», «Примеры», «Смесь» – 12 книг, «Исследования по родам» – 14 книг, «Притязания», «Олимпийские победители», «Пифийские победители», «О музыке», «К Пифийским играм», «Опровержения о пифийских победителях», «Дионисийские победители», «О трагедиях», «Театральные списки», «Пословицы», «Застольные порядки», «Законы» – 4 книги, «Категории», «Об истолковании», «Государственные устройства» 158 городов, общие и частные, демократические, олигархические, аристократические и тираннические, «Письма к Филиппу», «Селимбрийские письма», «Письма к Александру» – 4 книги, «К Антипатру» – 9 книг, «К Ментору», «К Аристону», «К Олимпиаде», «К Гефестиону», «К Фемистагору», «К Филоксену», «К Демокриту»; гекзаметры, начинающиеся «Старший богов, святой дальновержец…»; элегические стихи, начинающиеся «Матери дочь благодетной…».
Всего в этих сочинениях 445 270 строк.
Вот сколько написано им книг. А изложить в них он хотел вот что.
В философии есть две части: практическая и теоретическая. Практическая включает этику и политику (причем к политике относятся как дела государственные, так и дела домоводственные), теоретическая – физику и логику (причем логику не как самостоятельную часть, а как отточенное орудие).
У всего этого он с отчетливостью предполагал две цели: вероятность и истину. Для каждой цели употреблял два средства: диалектику и риторику для вероятности, аналитику и философию для истины.
Из того, что служит нахождению, суждению, использованию, он не упустил ничего. Для нахождения он предложил в «Топике» и «Методике» множество предпосылок, из которых нетрудно подобрать убедительные приемы для решения вопросов. Для суждения он предложил «Аналитики», первую и вторую: в первой он обсуждает предпосылки, во второй рассматривает их соединение. Для использования он дает указания к спору, к вопросам, к софистическим опровержениям, к силлогизмам и прочему подобному.
Критерием истины объявлял он для являющихся впечатлений – ощущение, а для предметов нравственности, относящихся к государству, дому и законам, – разум.
Конечную цель он полагал одну – пользование добродетелью в совершенной жизни. Счастье, говорил он, есть совместная полнота трех благ: во-первых (по значительности), душевных; во-вторых, телесных, каковы здоровье, сила, красота и прочее подобное; в-третьих, внешних, каковы богатство, знатность, слава и им подобное. Добродетели не достаточно для счастья – потребны также блага и телесные и внешние, ибо и мудрец будет несчастен в бедности, в муке и прочем. Порока же достаточно для несчастья, даже если при нем и будут в изобилии внешние и телесные блага. Добродетели он не считал взаимозависимыми, ибо человек может быть и разумен и справедлив, и в то же время буен и невластен над собой. Мудрец, говорил он, не свободен от страстей, а умерен в страстях.
Приязнь определял он как равенство взаиморасположения: бывает она родственная, любовная и гостеприимственная. Любовь служит не только совокуплению, но и философии; мудрец будет и предаваться любви, и заниматься государственными делами, и вступать в брак, и жить с царями. Жизнь бывает троякая: созерцательная, деятельная и усладительная; созерцательная предпочтительнее всего. Вся совокупность наук весьма способствует достижению добродетели.
В физике он особенно превзошел всех изысканиями о причинах вещей: даже для самых малых вещей он открывал причины. Поэтому им и написано так много книг физического содержания. Бога он вслед за Платоном объявлял бестелесным. Провидение бога простирается на небесные тела, сам же он неподвижен; а все наземное устрояется по взаимострастию небесными телами. Стихий существует четыре, а кроме них – пятая, из которой состоят эфирные тела; и движение у нее особенное, а именно кругообразное.
Душу он также считал бестелесной: это – первая предельность (entelecheia) тела природного, имеющего строй и – посильно – живого. «Предельность» есть то, что имеет бестелесный вид; бывает она, по его словам, двоякой: или в возможности – например, Гермес в том воске, который способен принять его очертания, или в совладании (hexis) – например, Гермес в завершенном виде или в статуе. «Тело» названо «природным», ибо есть тела рукотворные, изготовленные ремесленниками, – например, башня или ладья, и есть природные – например, растения и тела животных. И оно называется «имеющим строй», то есть устроенным целесообразно, как зрение – чтобы видеть, и слух – чтобы слышать. «Посильно – живого» – это значит: содержащего жизнь в себе; вообще же «посильно» имеет двоякое значение: по совладанию (cath’ hexin) и по действованию (cat’ energeian) – по действованию, например, имеет душу бодрствующий, по совладанию – спящий; таким образом, оговорка «посильно» сделана, чтобы подпал под нее и спящий.
Он высказывал и много других суждений о многих предметах, которые было бы долго перечислять, ибо всюду он был в высшей степени трудолюбив и изобретателен, как видно и из вышеназванных его сочинений, число которых близко к четыремстам, считая только несомненные; а ему приписывается и много других сочинений, равно как и изречений, метких, но незаписанных.
Всего было восемь Аристотелей: первый – вышеназванный; второй – афинский государственный деятель, от которого известны изящные судебные речи; третий – занимавшийся «Илиадой»; четвертый – сицилийский ритор, написавший возражение на «Панегирик» Исократа; пятый – по прозвищу «Миф», последователь сократика Эсхина; шестой – из Кирены, писал о поэтике; седьмой – учитель гимнастики, упоминаемый Аристоксеном в «Жизнеописании Платона»; восьмой – безвестный грамматик, от которого сохранилось пособие «О словоизлишестве».
У Аристотеля Стагирского было много учеников; более всего выделялся из них Феофраст, о котором и пойдет речь.