Сомёнкова вышла из трамвая и стала спускаться к мосту. Через парк Кирова, через старый городок аттракционов, по едва просохшим после весны дорожкам. Парк благоустраивали. Вычёсывали старые листья, собирали их в кучи и жгли, окуривая горьким синим дымом. Красили и смазывали аттракционы, устанавливали новые – карусель и колесо обозрения. Городили клумбы. Парк был охвачен обновлением. Аня почувствовала прилив хорошего настроения, распустила шарф и сняла шапочку. Захотелось сделать что-то весеннее. Крикнуть громко, спасти в разлив десяток зайцев, объесться мороженым. Свет. Его вдруг сделалось очень много, он лился со всех сторон и чувствовался даже сквозь закрытые глаза.

По дорожкам бродили мамашки с колясками, на скамейках сидели радостные пенсионеры, парк был наполнен жизнью. Сомёнкова не спешила. Она любила такое весеннее настроение, весной будущее приближалось на максимальное расстояние, так что его можно было достать рукой…

– Привет, – произнёс знакомый голос.

Аня запнулась. Точно зацепилась за невидимую верёвочку, натянутую поперёк дорожки. Девушка качнулась, удержала равновесие, поглядела направо.

На скамейке сидел Круглов. То есть она сразу его не узнала, лишь как следует приглядевшись. Он изменился. Стал пошире в плечах и потолще. Худое бледное лицо с синяками под глазами исчезло, вместо него появилась довольно круглая физиономия, щёки и совершенно уж неожиданно очки.

– Привет, – повторил Витька.

А голос тот же.

Сомёнкова почувствовала, как пересохло во рту. Как в животе образовалась тянущая пустота, точно перед выходом на лёд, перед соревнованиями.

– Ты чего, Аня? Не здороваешься…

– Привет, – поздоровалась Сомёнкова.

– Не узнала?

– Нет… Богатым будешь. Хотя ты и так…

Круглов поднялся со скамейки, Аня обнаружила, что он подрос. То есть стал ещё длиннее.

– Как дела? – поинтересовался он. – Чем занимаешься?

– Филфак, – ответила Аня. – Факультет невест, второй курс. А ты?

– Я в технологическом.

– Газ и нефть?

– Ага, – кивнул Витька. – И газ, и нефть.

– Ясно. Перспективный эмче.

– Ну, вроде… – засмущался Круглов.

Он шагнул ей навстречу, и Сомёнкова заметила, что парень хромает.

– Нога? – сочувственно спросила Аня.

– Да, так всё. Сначала разрыв мениска, потом туберкулёз ещё прицепился… Короче, футболистом мне не стать.

– И никак не вылечить?

Круглов помотал головой.

– Да ничего, – сказал он. – Я привык уже.

– Привык?

– Ага.

Они помолчали. Сомёнковой хотелось уйти. А что? Вот так по-быстрому, всё равно не догонит. Но она почему-то не могла, вернулось давнее ощущение зависимости, словно она опять вляпалась во что-то неприятное, в жидкую паутину, что ли.

– Давай прогуляемся, может? – предложил он.

– Да, конечно. А тебе можно?

– Ходить я умею, – улыбнулся Витька.

Они не спеша двинулись по дорожкам. Молчали, Аня спросила первой, молчать было страшно:

– Как живёшь? Всё книжки читаешь?

– Меньше, – ответил он. – То есть читаю меньше и не все подряд.

– Отчего же?

– Разные книжки есть. Некоторые…

Круглов помотал головой.

– Некоторые читаешь ты. А другие… Читают тебя.

Сомёнкова пошевелила бровями.

– Некоторые как пиявки, – сказал парень. – Они из тебя кровь пьют, а ты не замечаешь. Поэтому я теперь… Скажем так, избирателен в чтении.

– Интересные у тебя мысли, – кивнула Сомёнкова.

– Филологические, – заметил Витька.

– Да, пожалуй… А раньше ты, я помню, много читал… Ужастики всё?

– Ну да. Только теперь… – Он сделал паузу. – Понимаешь, нельзя всем этим заниматься безнаказанно, – сказал он. – То есть… Заигрывать с тьмой. Ты понимаешь?

Круглов попытался взять Сомёнкову за локоть, но плащ у неё оказался кожаный, пальцы соскользнули. Да и она немного отодвинулась.

– Да, разумеется, понимаю, – кивнула девушка. – Всё понимаю…

– А почему ты не спрашиваешь? Ну, как всё закончилось?

Аня едва не оступилась. Надо спросить. Надо сделать вид…

– И как всё закончилось? – бодро поинтересовалась она. – Знаешь, такой бред, как сон вспоминается… Я потом долго не могла отойти, пока себя в руки не взяла. Теперь-то ты можешь рассказать?

Витька поглядел как-то… не так, Сомёнкова оглянулась на всякий случай.

– Это всё твои штучки, – усмехнулась она. – Да-да, как же, Ктулху жаждет.

Круглов улыбнулся.

– Ты сама лучше расскажи, – предложил он. – Я потом звонил тебе, ты как-то… Нервничала.

Аня пожала плечами.

– Я же говорю, нервный срыв. Неделю кошмары снились, потом отошла как-то… Спорт помог. Я тогда тупо в лесу заблудилась. Рванула через дебри, потом остановилась, смотрю – заблудилась. Ну, я села на пень, успокоилась, отдышалась… А потом на луну пошла. В сторону луны то есть. Выбрела к ручью, развела костёр…

– Костер?

– Ага. У меня же все карманы спичками твоими забиты были. Вот и разожгла. Так до утра и просидела, чуть ноги не отморозила. Потом на дорогу выбрела. А ты? Ты что?

Парень улыбнулся.

– Когда стали стучать в дверь… – Он закрыл глаза. – Ну…

Круглов поморщился.

– Дверь поддалась. Понимаешь, удары становились всё сильнее и сильнее, так что петли начали постепенно выламываться. Темнота… Сложно объяснить. Она как бы в окна вваливалась…

– Бр-р-р! – Сомёнкова энергично потёрла руки. – Привидится же такое!

– Да уж…

– Это из-за дыма, – сказала Аня. – Мы с тобой дыма наглотались – в кухне-то пожар был. Вот и чудили. Видения разные, шаги. А потом в тот день землетрясение было, прикинь?! Весь город тряхануло – вот дверь и вывалилась.

– Ну да, землетрясение… – кивнул Витька. – Я тоже думал…

Он захотел почесать лоб, стянул перчатку с левой руки. Кожа на ладони была гладкой и чуть красноватой, точно не своей.

– Ты что, руку сжёг?

– Ага. Случайно, не нарочно. Так старался, что даже не заметил. Последним Ктулху сжёг. Долго не хотел гореть…

– Тьфу ты со своим Ктулху! – расхохоталась Сомёнкова. – Как вспомню, так вздрогну. Кто-то в дверь стучится, огонь не горит… Просто фильм ужасов какой-то!

– Да уж, – согласился Круглов.

– Бука, – Аня помотала головой. – Привидится же… Сами себя напугали, дураки. Здоровенные лбы, а как дети, честное слово. Монстр, идущий по пятам, ой…

Она иронично вздохнула.

– А кстати, как ты от него отбился-то? Саблей его зарубил, а?

Это она спросила… вроде бы как и со смехом, с ухмылочкой, но… Но был там ещё один смысл – Витька почувствовал. Сомёнкова продолжала бояться.

– Нет. Просто, когда стали гаснуть спички, я понял… Кое-что понял. Я поднялся к себе…

– И что? – спросила Аня с интересом.

– Я сжёг всё, – сказал он. – Плакаты, книги, игры, фильмы – всё. Конечно, оно сначала плохо разгоралось, спички не помогали… Но потом ничего. Так до утра и жёг, сидел и кидал в печку.

– И что?

– Дверь устояла, – ответил Круглов. – На последней петле. А он… – Парень поглядел Сомёнковой в глаза. – Он так и не вошёл.

– Занятно, – кивнула Аня. – Значит, ты спалил всю свою мистическую коллекцию – и он не вошёл?

– Да.

– Да… Ну что, в этом, наверное, есть какой-то смысл. Ты отрёкся от тьмы и всё такое. Ясно. А почему он привязался именно к тебе?

– Я думал про это. – Витька почесал щёку. – Сначала я думал, что это из-за меня. То есть сам виноват – слишком уж увлекался всякой потусторонщиной. Но потом понял, что это не главный фактор. Конечно, кирпич скорее упадёт на того, кто любит гулять по стройке, но если в действительности… Если в действительности, то кирпич может упасть на любого. На тебя, на меня, на автогонщика. Это самое страшное. Тут нет никакой закономерности…

Сомёнкова оглянулась.

– Кирпич может упасть на любого, – повторил Круглов. – Главное, чтобы у тебя на голове всегда была каска.

– Ага, понятно, – Аня постучала себя пальцем по виску. – Каска. Кирпич. Строительные работы. Ты, я гляжу, метафорами стал излагать. Ничего, нормально, мне нравится. И говорить стал спокойнее, раньше всё чертыхался. Чёрт да чёрт…

Витька помотал головой, приложил палец к губам.

– Не надо так говорить, – улыбнулся он. – Их вообще не стоит вспоминать, у них слух хороший.

– У кого?

Парень промолчал.

– Круглов, ты чего? – с сочувствием спросила Сомёнкова. – Ты что, во всё это до сих пор веришь?

– Но ты же сама видела. У ворот, в ту ночь? Видела ведь?

Девушка оглянулась.

– Мне могло и показаться, – сказала она. – Ты так запугал меня своими баснями, что я собственной тени боялась. Потом, я же говорю, землетрясение, угарный газ… Мало ли чего я могла увидеть? А?

– Это да, увидеть разное можно.

– К тому же это мог быть обычный вор, – рассуждала Аня. – Дом на отшибе, собаки нет, свет не горит, машин не видно, вот он и решил забраться. И в дверь ломился. Или бродяга.

– Бродяга? Ну да, в каком-то смысле он, конечно, бродяга. Приходит к тем, кто его зовёт. Или поминает часто. Бредёт от одного к другому, оставляет следы. Зло умножает зло. Человек сам себя подстёгивает, накручивает, загоняет в угол… Знаешь, когда я испугался сильнее всего?

– Когда в дверь начали стучать?

– Не… – Круглов покачал головой. – Нет. Это в самом начале было. Я проснулся и увидел, как ко мне по стене течёт кровь. Я… Я почти в штаны наделал. Знаешь, такой ужас… Просто нечеловеческий какой-то. А оказалось, что это просто трубу на чердаке разорвало. Так что вот.

– Ясно. Всё с тобой ясно, господин Круглов. А куда идёшь?

Сомёнкова поглядела на кругловские кеды.

– Начал бегать? Спортом занялся? Ой, извини…

Она покраснела.

– Не, не спортом. Тут просто интернат рядом, мы там крышу чиним. Ну и вообще, ремонт.

– Работать устроился? – подивилась Аня.

– Да нет, мы там это… волонтёрим.

– Как?

– Бесплатно помогаем. У нас что-то вроде бригады, кто чем может, кто как может, кто когда может…

– Волонтёры?!

– Ага. Ремонтируем в основном. Иногда спектакли делаем, так, по-разному…

Сомёнковой показалось, что Витька застеснялся.

– Ты что, совсем? – Сомёнкова постучала по голове. – Свихнулся? Решил мир спасти? В идеалисты записался?

– Напротив. Видишь ли, это вполне практический шаг…

– Практический? – удивилась она.

– Да, практический. Это… как бы тебе сказать… Мой личный Рагнарёк. В курсе, что это такое?

Аня кивнула.

– Читала, – сказала она. – У нас как раз сейчас спецкурс. Рагнарёк, Беовульф, Старшая Эдда. Кухулин отрубил себе голову, и все такие дела. Хель, кстати, тоже.

Она рассмеялась. А Круглов нет.

– И в чём же твой Рагнарёк?

– Борюсь со злом, – ответил он буднично. – Я же тебе говорил.

– И зачем тебе это?

– Зло можно отогнать только добром, – скучным голосом сказал Витька. – Тьму может рассеять лишь свет. Если пойду…

– Тропой смертной тени, ничего я не убоюсь, – закончила Сомёнкова. – Ну, и так далее. Это всё понятно. А в чём…

– Надо всегда размахивать факелом, – занудливо перебил Круглов. – Чтобы они не приблизились к костру…

– Кто они-то? – не поняла Аня. – Мы же вроде…

– Волки, – ответил парень. – Порождения мрака. Понимаешь, если просто сидеть у костра и ничего не делать, то костёр рано или поздно начинает гаснуть. Если же поддерживать огонь и швырять в ночь факелы, то волки не подойдут.

– Не поняла…

– Тьма будет всегда. И волки будут всегда. И всегда они будут кружить возле, стараясь тебя сожрать, – с этим ничего нельзя поделать. Наше дело – поддерживать костёр. Хорошие дрова туда подбрасывать, не сырые, не гнилые. Ну и так далее. Всё просто.

Сомёнкова не стала спорить. Свихнулся, решила она для себя. Ну, понятно, она на свежий воздух вырвалась, а бедняга Круглов до утра этим газом дышал. Вот и тронулся слегка.

– Всё понятно с тобой, – сказала она. – Давай размахивай факелами, успехов тебе, мистер Колфилд.

– Спасибо. Может, ты тоже заглянешь?

– В вашу богадельню? – усмехнулась она. – Нет, у меня времени совсем нет, «Текстильная Палитра» на носу.

– Ладно… Если надумаешь, звони, у меня телефон не поменялся.

– Ну, ко мне-то волки не приближаются, – отмахнулась Аня.

– Это только так кажется, – улыбнулся Витька. – Их просто не видно в окружающей мгле.

– Ага… Ты стихи, случайно, сочинять не взялся? – осведомилась Сомёнкова.

– Не получается, – признался Круглов. – А так, конечно…

– Всё ясно, – сказала девушка. – Ладно, мне действительно пора. Пока.

Она похлопала Круглова по плечу, поправила сумку.

– Пока… – кивнул парень. – Если что… звони.

– Обязательно. У меня как раз плитка в ванной отклеиваться начала. Может, вы со своей бандой подъедете, приклеите?

– Можно и приклеить, – неожиданно серьёзно ответил Круглов. – Только у нас сейчас работы много…

– О, я не тороплю. Как всех Фенриров расшугаете, так и ко мне добро пожаловать. А я вам хвороста нажарю.

– Да…

Сомёнкова развернулась и пошагала вниз, к мосту. Но не удержалась, конечно же, обернулась, спросила:

– Нет, а зачем всё-таки? Ты же понял, что это только твои страхи, что никакого буки нет, зачем?

– Да… – Витька улыбнулся. – Разумеется, страхи. Шорохи во тьме…

– Буки нет? – голос у Ани дрогнул, по щеке поползла бледность.

– Конечно, нет, – успокоил Круглов. – Это сказки. Городские легенды. Миф. Слушай, а ты вечером что делаешь? Может… Может, в кино сходим? Или мороженого съедим… В «Театральном»?

– Нет! – резко сказала Сомёнкова и сделала шаг назад.

– Аня…

– Не хочу, – произнесла она уже твёрдо. – И даже не пытайся!

Лицо у неё стало жёстким.

– Да ладно, я так просто. А Любка как? Ну, та самая?

– Какая Любка? А, эта… Выиграла универсиаду и растолстела. Ладно, мне пора уже, дела. Пока.

– Пока…

Аня поспешила к мосту, а Витька ещё некоторое время смотрел ей вслед.

Река несла последние грязные льдины, с чёрными кляксами ворон, с печальными снеговиками, доживающими последние часы, с покосившимися стенами взятых снежных крепостей.

Круглов обернулся и отправился в противоположную сторону. Он улыбался. Потому что теперь ему не было страшно. Потому что он знал, как жить дальше.

Утром, шагая через лес к автобусной остановке, он опять встретил следы там, у мостика через ручей, на глиняном склоне, изъеденном весенними водами. Раздвоенные копыта. Это мог быть обычный кабан, пришедший поутру к водопою. Отбившаяся коза. Косуля.

Да мало ли кто бродит ночью по лесу.