Вьетнам

Я не боюсь завтрашнего дня, ибо я видел вчерашний день и люблю день сегодняшний.

Уильям Аллен Уайт

Я никогда не был крутым парнем. Вся моя жизнь – это двенадцать лет государственной школы, четыре года учебы на инженера в университете и год работы в офисе калифорнийской авиационной компании. Три плотных приема пищи в день, крыша над головой и домашний уют – другой жизни я не знал и не думал, что когда-нибудь узнаю.

Но 1950-е годы были уже позади. Настали 1960-е – время радикальных перемен, разрушительных в хорошие дни и полных хаоса в плохие. Это был период, когда жизнь резко выталкивала тебя из зоны комфорта, забирая все, к чему ты привык.

Работа в авиации как в стратегически важной отрасли давала мне отсрочку от армии. Это не могло не радовать, ведь война во Вьетнаме была в самом разгаре. Я наивно полагал, что молодые люди моего возраста вынуждены были идти в армию только потому, что им не повезло обзавестись университетским дипломом. Однако я быстро понял, что моя работа, хотя и важная, не была жизненно необходима правительству США (хотя отсрочку мне дали именно по этой причине). Может быть, всему виной были телевизионные репортажи, в которых во всех красках показывались ужасы войны, а может, угрызения совести. Но я вдруг решил, что отсрочка мне не положена – я ее не заслужил и не заработал.

Через несколько недель я оказался в лагере новобранцев корпуса морской пехоты США. Это стало моим первым шагом на пути во Вьетнам. Перемены были разительными – раньше я работал с людьми, которые обращались со мной вежливо и спокойно, а теперь должен был беспрекословно выполнять приказы командиров, которые обладали чувствительностью раненого носорога. Если во мне и оставалось что-то от жизни на гражданке, то все испарилось в первую же тренировку ночью, когда я познакомился с инструкторами по строевой подготовке.

– Каждый из вас получит от меня свободный удар. Если сможете сбить меня с ног, уже завтра вас с почестями проводят из лагеря, – прокричал сержант Уинборн в 3:30 утра в первый день. Смельчаков не нашлось.

– Вы узнаете, что способны сделать больше, чем когда-либо себе представляли. Мы вам это покажем, – угрожающе прокричал нам сержант Дэвис на следующий день. И был прав.

Довольно быстро лагерь новобранцев, боевая подготовка пехоты, подготовка войск к боевым действиям в условиях джунглей остались позади. В апреле 1969 года я сошел с борта самолета Boeing 707 на гигантской авиабазе США в Дананге.

У каждого человека в жизни наступает момент истины, определяющий судьбу. Для меня таким оказался первый день во Вьетнаме. Получив экипировку, которая должна была прослужить мне до конца призыва, я отправился в арсенал батальона. Капрал положил винтовку М16 и несколько пустых магазинов на стойку и затем ушел в смежную комнату. Он вернулся и небрежно бросил около 150 комплектов боевых патронов рядом с винтовкой. Горячий пот, которым я покрылся от адской жары, был ерундой по сравнению с ужасным чувством в животе, слабостью в коленях и холодной испариной, которые мною овладели. Я был, мягко говоря, не в своей тарелке, а вернуться обратно смог бы еще не скоро.

Южная Калифорния и Вьетнам – словно две разные планеты. Ежедневная сорокаградусная жара, удушающая влажность, ядовитые змеи, ползающие прямо под ногами, присосавшиеся к ноге пиявки, которых приходится прижигать сигаретой. Коллеги в авиационной компании не стали бы терпеть меня, если бы я не мылся месяц и носил одну и ту же одежду целых три месяца. А здесь, во Вьетнаме, это было привычным делом, по-другому нельзя.

Как-то ночью я висел на ветке дерева над обрывом реки, мучительно ожидая прибытия поисково-спасательного вертолета. Над головой свистели пули, пронзающие деревья позади меня. Пролетающие снаряды гудели, словно мчащийся по небу товарный поезд. Повсюду слышалось ужасающее «бах, бах, бах», которое издавали взрывающиеся боеголовки. Вьетнам так сильно отличался от моей прошлой жизни, что был попросту несравним с ней.

Как бы плохо там ни было, силы природы никому не подвластны: солнце каждый день вставало по утрам и садилось вечером. Дни сменяли ночи, и в конце концов я вернулся домой – к жизни, которая уже никогда не станет прежней. Я снова был в своей тарелке, а вот моя зона комфорта изменилась навсегда.

Том Локхарт

Неограниченные возможности

Как только мы признаем границы наших возможностей, мы можем их преодолевать.

Альберт Эйнштейн

Я всегда восхищалась скайдайвингом. При мысли о прыжках с самолета у меня в глазах всегда пробегала искра. Эта идея настолько захватила меня, что, когда люди спрашивали, почему я в инвалидной коляске, я шутила:

– Потому что парашют не раскрылся!

О моем желании почти никто не знал, кроме нескольких близких друзей. Так продолжалось до тех пор, пока возможность в прямом смысле слова не постучалась в мою дверь. Его звали Зак, и он учился в моем колледже, а параллельно – на курсах подготовки десантников в армии. Как-то раз Зак зашел, чтобы одолжить туалетную бумагу, и я увидела, что он хромает. Он сказал, что неудачно приземлился.

В моих глазах пробежала та самая искра. Увидев мой интерес, Зак стал рассказывать о своих парашютистских авантюрах. Я поняла, что нашла родственную душу, поэтому поведала ему о своем жгучем желании попробовать скайдайвинг. Он не поднял меня на смех и не сказал, что я несу чушь, а, наоборот, поддержал мою идею и уверил, что это безопасно.

За несколько месяцев до выпускного Зак подошел ко мне на кампусе и сел рядом на скамейку.

– Есть планы на выходные?

– Нет, – ответила я.

– Ну а теперь есть! – сказал он с ухмылкой.

Я слишком хорошо знала эту хитрую улыбку. Было очевидно, что он что-то задумал. Так и оказалось: вместе с парой друзей Зак собирался прыгнуть с парашютом и звал меня присоединиться. Он сказал, что у инструкторов аэродрома был опыт прыжков в тандеме с людьми с ограниченными возможностями. Зак сказал, что мне не обязательно давать ответ прямо сейчас.

– Ты шутишь? – воскликнула я. – Я согласна!

– Я знал, что ты решишься, – добавил Зак, улыбнувшись.

Упускать такую возможность я не собиралась, но решила не говорить об этом своей семье, потому что не хотела, чтобы меня отговаривали. Однако некоторым своим друзьям свои планы я раскрыла. Новости вроде этой разлетаются быстро: не успела я и глазом моргнуть, как уже полдюжины друзей и знакомых спрашивали, где находится площадка для прыжков. Они хотели посмотреть, как я буду прыгать!

Когда мы с Заком добрались до аэродрома, там уже было примерно пятнадцать моих друзей, которых я позже окрестила своим «фан-клубом». Я была смущена переизбытком внимания к собственной персоне, но в душе мне это льстило. Мы пошли регистрироваться, и к нам вышли владелец аэродрома и Эрик – парень, с которым я буду прыгать. Следующие двадцать минут они объясняли нам, что такое прыжок в тандеме. Они прикрепят меня к Эрику с помощью страховочной системы, и мне предстояло просто наслаждаться полетом, пока инструктор будет делать всю работу.

Больше мне ничего не нужно было знать. Я раскошелилась на 100 долларов и поставила подпись под своей жизнью. Когда самолет остановился на взлетной площадке, Эрик спросил, остались ли у меня еще какие-то вопросы. Я была слишком взволнована, чтобы о чем-нибудь думать в тот момент, поэтому он сказал:

– Хорошо, тогда пойдемте к самолету!

Казалось, будто я выпала из реальности. Я даже опомниться не успела, как меня занесли в самолет и поставили на пол прямо около двери. Затем сели все остальные, заревел двигатель, и мы взлетели.

Чтобы подняться на 3500 метров, нам понадобилось всего восемь минут. За это время Эрик сел сзади меня, пододвинулся ближе и прикрепил мою подвесную систему к своей. Мы были уже почти на высоте 3000 метров, пора было занимать стартовые позиции. Дверь, рядом с которой я стояла, медленно открылась, и в салон ворвался поток морозного воздуха. Звук оглушал. Когда мы с Эриком подошли к краю, у меня сердце едва не выпрыгнуло из груди! Я еще никогда не видела, чтобы небо настолько ярко отливало голубизной, и земля внизу выглядела как красивое лоскутное одеяло.

Внезапно я услышала, как Эрик кричит:

– ПРИГОТОВИЛИСЬ… ОДИН… ДВА… ПРЫГАЕМ! – и мы вывалились из самолета.

Должна признать, что сначала я ощутила приступ паники. Прыгать в пустоту – значит идти наперекор всем природным инстинктам. Но через одну-две секунды от паники не осталось и следа, а меня переполняли совсем другие эмоции. Я не чувствовала, что падаю, – я как будто зависла над огромным мощным вентилятором. Ветер окутал все мое тело и проникал в каждую клеточку. Я наблюдала мир с высоты птичьего полета, ощущая себя всего лишь крохотной точкой размером не больше муравья.

Неожиданно я почувствовала толчок: парашют раскрылся, свободный полет закончился. Мы всё еще были довольно высоко, и теперь нам предстояло просто спокойно скользить по небу. Я еще никогда не чувствовала себя настолько живой. Красота природы поражала, и я только тогда осознала всю грандиозность своего поступка.

Всю жизнь я доказывала людям, что они напрасно считают мои возможности ограниченными. А теперь я доказала это самому главному своему критику – себе самой. Оказалось, что я способна достичь всего, чего захочу, несмотря на свою инвалидность, а быть может, благодаря ей. Одно мгновение – и мое мировосприятие перевернулось. Я никогда не ходила, но в тот день я научилась летать.

Эрик вернул меня к действительности, сказав, что мы скоро приземлимся, и я увидела свой ликующий «фан-клуб», который бежал мне навстречу. Меня посадили в мое кресло, подошел Зак. Он нагнулся и обнял меня.

– Ну как тебе? – спросил он.

Я смогла произнести только одно:

– Спасибо…

Дана Карпентер