Глава 7. Обратная сторона медали
Торец деревянного шеста снова больно ткнул меня по ребрам — пластиковая защита не особо-то спасла. Я отшатнулся и зарычал — не столько от боли, сколько от досады. Гюрза, откровенно потешаясь, закрутил шест перед собой, как пропеллер.
Я бросился в контратаку, но захватить его врасплох не получилось. От моих ударов он либо уворачивался, либо парировал их серединой шеста. Потом атаковал в ответ — снова преимущественно колющими ударами — в живот, в бедра, в пах. Отбивать такие без щита было сложно, разорвать дистанцию тоже не получалось. Под защитой у меня, наверное, уже все пузо и ноги в синяках.
— Где ты так шестом насобачился драться? — проворчал я. — Ты ж вроде не монах! И в игре вон саблей больше машешь!
— Так у меня и копье есть, ты же видел, — пожал плечами чернявый.
Мы кружили друг напротив друга по площадке, следя за тем, чтобы не выходить за пределы нашего участка — рядом с нами в парах и тройках тренировались другие бойцы.
— У нас у каждого бойца ближнего боя в обязательном порядке несколько комплектов оружия. Копье, щит с одноручкой какой-нибудь. Чаще всего меч или топор. Ну, и кинжал на случай, если уж совсем припрет.
Он снова пошел в атаку, и я с трудом парировал его удары. В реале шест, хоть и был примерно такой же длины и веса, что и Артаре, казался бестолковым куском дерева. Он так и норовил выскользнуть из пальцев, а сами удары получались слишком слабыми и медлительными. А как же мне не хватало шкалы зарядов Ци на границе поля зрения! И особенно — приемов вроде Хвоста ящерицы.
— Кстати, обучение мы все начинали как раз с копья, — продолжил Гюрза. — Его проще освоить. И часто оно эффективнее меча. Особенно против животных.
Он так мощно ударил меня в грудь, что я отлетел назад и, споткнувшись, повалился на спину. Дыхание перехватило, и я скорчился, хватая ртом воздух. Где-то рядом раздался смех и одобрительные возгласы.
— Молодцом, Гюрза! Так этого хлюпика!
— Ты погляди-ка, он сейчас заплачет!
— Что, попрыгунчик, допрыгался?
Придурки! И вроде ведь взрослые здоровые мужики, а ведут себя, как пятиклассники, гнобящие новенького.
— Ты как, в порядке? — наклонился ко мне Гюрза. — Давай руку…
— Да иди ты! — огрызнулся я.
Потихоньку поднялся сам. Подобрал отлетевший в сторону шест и оперся на него, потирая ушибленную грудь. Дыхание потихоньку восстанавливалось, а вот злость и отчаянье, кажется, наоборот, только разгорались.
— Давай уже передохнем. Обед скоро, — предложил Гюрза.
Я нехотя кивнул. Тренировались мы уже часа два, не меньше, и камуфла под пластиковыми щитками насквозь пропиталась потом. Волосы тоже был мокрыми, по лбу катились горячие соленые капли. Я даже сам чувствовал, что воняю, как бомж.
— Я пойду, пожалуй, душ приму, — сказал я. — До обеда в аккурат успею.
Убрал шест на специальную стойку на краю тренировочной площадки и побрел прочь. Остальные бойцы тоже потихоньку заканчивали занятия, большая часть народу уже расходилась по своим делам. Только несколько особо прилежных до сих пор упорно молотили друг друга деревянными мечами и копьями или отрабатывали блоки щитом.
Над лагерем пронесся яростный нечленораздельный вопль, и я вместе с остальными невольно завертел головой, пытаясь понять, кто кричит. Оказалось — на дальнем конце тренировочной площадки разразилась потасовка. Я сразу же разглядел в куче мале Данилу — его объемистую фигуру трудно было не заметить. Толстяк сшиб кого-то с ног, насел сверху и яростно избивал, а целая толпа народу пыталась его оттащить.
Я побежал к ним.
Даню было не узнать — лицо его было багровым, перекошенным от ярости и лоснилось от пота, который стекал с него буквально ручьями. Силища в нем, похоже, проснулась дикая — чтобы оттащить его от противника, понадобилось четверо крепких мужиков.
— Вяжи его, падлу! — кричал один из бойцов Чингиза, с трудом удерживая руку Данилы заведенной за спину. Еще кто-то бросился толстяку в ноги, видимо, пытаясь повалить его на спину. Но это была пустая затея — человека с таким весом с места-то сдвинуть тяжело, не то, что опрокинуть.
Терехов ухватил Даню за голову и что-то орал ему в лицо. Они почти упирались друг в друга лбами. Выглядело это все жутковато — глаза у здоровяка были бешеными, остекленевшими. Было видно, что он никого не узнает, и может и на Терехова сейчас наброситься.
Я замер в паре шагов от потасовки — ближе влезть все равно не получилось. Меня оттеснили, потому что как раз подоспела подмога — еще с полдюжины людей Чингиза. У одного из них на рукаве белела повязка с красным крестом. Он что-то вколол Даниле в шею, и толстяк почти сразу же зашатался, а потом и вовсе обмяк.
— Носилки! — выкрикнул Терехов, с трудом удерживая его от падения.
— Вот гнида припадочная! — зло прошипел помятый Даней боец. — Я тебе припомню еще!
Ему помогли подняться и принялись обрабатывать разбитую губу и заклеивать пластырем ссадину над бровью. Данилу тем временем погрузили на носилки. Вязаная шапка, которую он таскал, не снимая даже в столовой, отлетела в сторону, и в глаза мне бросились вздувшиеся белесые шрамы у него по всей голове — на затылке, на лбу. Часть из них были неровными, рваными. Некоторые, наоборот, прямые, будто по линейке — похоже, разрезы от операций. Волосы вокруг шрамов росли плохо, островками, так что стало понятно, почему он постоянно в этой шапке.
Потащили его вчетвером — по двое с каждой стороны носилок. Вскоре на месте потасовки никого не осталось, кроме меня.
Пока я наблюдал за всем этим, на меня напало какое-то странное оцепенение, и прошло оно далеко не сразу. Сердце колотилось, будто от адреналинового всплеска. Казалось бы — ерунда, просто небольшая драка. Но я в реале редко сталкивался с такой прямой агрессией. И этот взгляд… Даня же был просто не в себе! Если бы его не оттащили — он, наверное, голыми руками забил бы того парня до смерти. Это не было похоже на простую вспышку ярости — скорее на настоящее помешательство. Да что с ним, черт возьми?!
Я, наконец, развернулся, чтобы пойти прочь, и вздрогнул от неожиданности. Прямо позади меня стоял Чингиз.
— Три года назад он был одним из лучших курсантов военной академии, — глядя вслед Даниле, произнес он. — Терехов тогда работал там инструктором. А потом — несчастный случай. Тяжелая черепно-мозговая. Эндокринные осложнения. С тех пор на инвалидности. Дикие проблемы с гормонами. От этого лишний вес, припадки ярости. Я удивлен, как ему вообще удалось сохранить НКИ.
Я наблюдал за ним исподлобья. Он по-прежнему был не в камуфле, а в дорогом деловом костюме, довольно нелепо смотрящемся в этой обстановке. Видимо, таким образом показывает, что он выше всех остальных, находящихся в лагере. Держит дистанцию.
— Зачем вы мне все это рассказываете?
— Если я не расскажу — то кто? Много ли ты знаешь о членах своего отряда? А я знаю всё.
Он усмехнулся и указал мне на тропинку, ведущую к моему корпусу.
— Пойдем, пройдемся немного. У меня есть пара минут.
Я нехотя согласился, и мы неспешным шагом направились прочь с плаца. Поначалу молча, но затем он заговорил — негромко, не глядя на меня. Будто просто рассуждал вслух.
— Терехов — не тот человек, за которым стоит идти. Я знал его когда-то. Тогда он был сильным. Был воином. Вызывал уважение. Но кое-что его здорово подкосило. Он ушел из армии. Сначала в академию, а потом и вовсе… Сейчас он — бледная тень того, кем был раньше. Сентиментальный слабак. И команду подобрал себе под стать.
— Команда как команда, — проворчал я. — К тому же, какая разница, кто человек в реале? Работаем-то мы в Артаре.
Он снисходительно фыркнул.
— Ты так думаешь? Я — нет. Не верю я во все эти альтер-эго. Человек таков, какой он есть. Артар не дает никакого второго шанса. Если ты неудачник по жизни — потащишь все свои слабости и туда. От себя не убежишь.
— Наверное. Но я не считаю, что наша команда — неудачники.
— Ну да? Спивающийся патологоанатом с умирающей женой на шее. Наркоманка с суицидальными наклонностями. Не очень удачливый мошенник, пытавшийся кинуть Молчуна. Припадочный урод весом в два центнера. Кое-как отмазанный от тюрьмы головорез, выгнанный из армии. Терехов подбирает всякий сброд. Как сердобольная баба-кошатница, которая тащит в дом хромых котят со всех окрестных свалок.
— Вам-то какое дело?
— Мне — никакого. Вопрос в другом. Как ты-то оказался в этом цирке?
Я промолчал. Разговор этот был мне неприятен, к тому же я увидел на крыльце главного корпуса Берса со Стингом. Меня они тоже явно заметили. Хорошо же я буду смотреться в их глазах, прогуливаясь с этим упырем!
— Ты не такой, как они. Это сразу видно. И видно, что вы не очень-то ладите. Так что, рано или поздно, нужно будет сделать выбор. Думаю, через недельку-другую я докажу Молчуну, что он зря держит Терехова в обойме. Наша мать Тереза вылетит со свистом и из «Обсидиана», и из Стальных псов. Вместе со всем своим выводком.
— Ну, а это вы мне зачем говорите? Не боитесь, что я расскажу своим о ваших планах?
Чингиз улыбнулся.
— Терехов и сам все это прекрасно понимает. А с тобой я просто честен. Думаю, ты единственный из его команды, кого, возможно, стоит оставить. Если ты, конечно, готов сотрудничать.
Я стиснул зубы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не наговорить глупостей. Наконец, процедил:
— Вы обо мне можете думать что угодно. Но я не предатель!
— Пфф! О каком предательстве ты говоришь? Это бизнес. Да и кто они тебе, этот Терехов и остальные? Ты и знаком-то с ними меньше месяца.
— Они мои друзья, — сказал я.
Стоило произнести это вслух, как я понял, что это правда. Несмотря на все наши разногласия и конфликты, Псы за эти несколько недель стали мне чуть ли не самыми близкими людьми. Все-таки дружба измеряется не временем, а совместно пережитыми эмоциями.
Чингиз взглянул на меня с прищуром и снова ухмыльнулся.
— Скажи мне, кто твой друг, и… Что ж, у тебя еще есть время подумать. Я просто предупреждаю. Ты в команде аутсайдеров. И если так и останешься с ними — вместе с ними и потонешь. Хотя… Может, это и неслучайно. Может, ты просто такой же неудачник, как и они все? И совсем не зря оказался с ними?
Я не ответил. Мы как раз дошли до развилки, и Чингиз, похлопав меня по плечу, свернул на тропинку, ведущую к главным воротам.
— Удачи, Мангуст! На нее у тебя вся надежда.
Я с облегчением вздохнул, проводив его взглядом. Осанка и походка его выдавали старого прожженного вояку — тут никакой костюм не поможет. Вот только что-то слишком хитер он для обычного солдафона. Так и лезет в душу.
По пути к своему корпусу, миновав короткую кленовую аллею, я прошел мимо стрельбища. Здесь было необычно многолюдно. Мишеней было всего три, но возле стрелков столпилось уже десятка два зевак. Точнее, стрелок был один.
Эдж.
Она, похоже, упорно не желала признавать местную форму одежды, так что по-прежнему щеголяла в коротких джинсовых шортах и легкой ветровке поверх обтягивающей майки. Благо, погода пока позволяла. Сейчас она и вовсе сняла ветровку и завязала ее рукава на животе, так, чтобы та прикрывала сзади бедра. В руках у нее был какой-то навороченный спортивный лук с тугими плоскими плечами из белого пластика. На левом предплечье белела защитная пластиковая крага.
Она вскинула лук, оттянула тетиву и на несколько мгновений замерла. Я, как и остальные зеваки, остановился, невольно засмотревшись на ее точеную стройную фигурку. В её позе было что-то завораживающее, хищное — будто в ней дремала сила, которая вот-вот вырвется наружу. Как стрела, отправленная в полет. При этом она умудрялась сочетать эту затаенную мощь с некоторой небрежностью и расслабленностью. Была сосредоточена, но не напряжена. Лук казался естественным продолжением ее руки, на губах играла легкая усмешка. Лишь на короткий миг, перед самым выстрелом, она перестала жевать жвачку и, кажется, даже затаила дыхание.
Тетива коротко щелкнула, стрела мелькнула в воздухе белоснежным оперением. Точно в десятку. Метров с пятидесяти. Хотя, кто бы сомневался. Рядом с последней стрелой там уже торчало еще с полдюжины.
Бойцы Чингиза разразились аплодисментами, а Эдж отвесила шутливый поклон. Заметила меня и подмигнула, сдувая со лба непослушную прядку.
Я побрел дальше.
Душевые в жилом корпусе, к счастью, были современными, хотя и подключены были прямо к имеющейся водопроводной системе со старыми, еще железными трубами. Блестящие новеньким стеклом и хромированным металлом капсулы странновато смотрелись в обшарпанных санузлах с потрескавшейся керамической плиткой на стенах. Примерно так же, как если бы инопланетный корабль забросил свой посадочный модуль в хлев средневекового крестьянина.
Тугие горячие струи быстро смыли пыль и грязь. Ссадины неприятно щипало от мыла, и я шипел, как рассерженный кот. Хуже всего, что даже такие пустячные повреждения не исцелятся полностью за пару-тройку часов, как в Артаре. Здесь я такими темпами скоро в несколько слоев синяками покроюсь.
В который раз поймал себя на мысли, что это «здесь» воспринимается как досадная и раздражающая задержка перед очередным погружением в Артар. «Здесь» — не в смысле в лагере Чингиза, а вообще в реале.
С одной стороны, все понятно. Заигрался. Эскапизм — штука не новая. Я вон в свое время паркуром и съемками экстрим-видео так увлекался, что поесть забывал, а спал часа по четыре в сутки.
Но тут другое. Сеансы в Эйдосе ведь не отнимают реального времени. Новое увлечение не заполняет твою жизнь — оно дает тебе вторую. Старая никуда не девается, и с ней по-прежнему нужно что-то делать. А это ломает всю идею эскапизма. Проблемы твои никуда не деваются, ты только отодвигаешь их решение на время.
Хотя, собственно, какие у меня вообще проблемы? Чем больше я вспоминал про то, что раньше доставляло мне уйму терзаний, тем больше начинал казаться самому себе просто избалованным сопляком. Не сталкивался я еще с настоящей бедой — когда северный зверек песец встает перед тобой в полный рост, и не знаешь, что тебя ждет завтра. Как тот же Док с медленно угасающей на его руках женой. Или Ката, потерявшая мать и отчетливо осознающая, что в этом есть и ее вина. Её, наверное, сейчас совесть и отчаяние терзают, как стая голодных инканьямб.
А я… Что я? Во всем, что со мной происходит, виноват только я сам. Пора уже взрослеть, черт побери! Странно только, что к мысли этой меня привели не уговоры матери, не нравоучения отца, не короткий период учебы в универе, а скорее беседы с Бао. Даже не знаю, как так вышло, что непись из виртуального мира оказался для меня куда лучшим учителем, чем все те, что встречались мне в реале.
Может, все дело в том, что он не стеснялся бить меня по башке, когда я делал что-то не так?
Пропитавшуюся потом камуфлу я забросил в стиралку — благо, прачечная была на моем этаже. Надел сменный комплект и потопал к главному корпусу. Желудок уже призывно урчал, требуя топлива. Вот что значит хорошенькая физическая нагрузка с утра!
Припозднился все-таки. Народу в столовой было битком, возле стойки с микроволновками и кофе-машинами толпилась очередь. Я взял поднос, коробку с пайком и, разглядев, где устроилась наша группа, потопал к ней. Места за их столом было маловато, но, если потесниться, вполне можно было втиснуться. Тем более, что Данилы с ними не было — похоже, все еще держат в медблоке.
— Ну, куда прешь, малой? — огрызнулся на меня Берс, когда я попытался подсесть на край лавки. — Иди, ищи другое место!
— Да подвинься, Костя! — вступился за меня Стинг.
— Пусть садится за другой стол! — отрезал Терехов.
— Что за бред? — взвилась Ката. — Вы когда уже закончите его шпынять?
— Я сказал — пусть ищет другое место!
Я молча развернулся и отошел от стола.
— Э, ну вы чего, ребят? — расстроенно пробормотал Стинг. Ката тоже начала что-то говорить, но Терехов грубо оборвал её.
Я с трудом удержался от того, чтобы в голос выругаться. Конечно, наверняка они опять играют на публику — чтобы у Чингиза и его людей сложилось впечатление, что у нас разлад внутри отряда. Но все равно обида так и клокотала в груди.
А, плевать! Пошли они все!
— Эй, Мангуст! Сюда!
Я обернулся на голос и увидел Гюрзу, призывно машущего мне рукой и указывающего на освободившееся место рядом с ним. Сидел он за небольшим квадратным столиком в самом углу, как раз для двоих.
Ели поначалу молча. Ну, точнее, это я пытался побыстрее расправиться с едой и свалить отсюда. А вот Гюрза почти не затыкался.
— Кстати, Чингиз меня вызывал с утра. В реале. Подробный отчет потребовал о вчерашней разведке — чего, кого. Был впечатлен. Про тебя много расспрашивал.
— Впечатлен? — недоверчиво переспросил я.
— Ну, понятное дело, что он этого не показал. Это ж Чингиз! Он настолько суров, что даже сам себе в зеркало не улыбается. Но, чую я, заинтересовался он тобой. Вообще, если б не ты, мы бы вчера ни черта не нашли. Только впустую по джунглям бы промотались.
— Угу.
Так вот, значит, чего он ко мне прицепился. Гюрза ему меня с утра разрекламировал. Ну, удружил…
Я продолжил жевать свой паек, изо всех сил сдерживаясь, чтобы украдкой не взглянуть на наших.
— Ну, чего мрачный такой? — не унимался Гюрза. — И со своими чего-то опять поцапался. Что у вас там за история?
— Тебе-то какое дело?
— Да просто… — он пожал плечами. — Любопытно. Чингиз мало про вас рассказывал. За день до вашего приезда собрал всех на плацу и объявил в двух словах, что так-то и так-то — прибудет целый отряд новеньких. Но не нубов. И что вы тоже Псы, и с самого старта Артара играете. Я тогда вообще припух. Я и не знал, что другие отряды Псов есть.
— Для нас это тоже был сюрприз, поверь, — проворчал я.
— На вопросы Чингиз не отвечал, поэтому куча слухов по отряду ходит. Тут же за каждое место жесткий отбор был. Так что теперь некоторые опасаются, что из-за вас кого-то через недельку-другую отсеют. Вот почему тот же Зубр на вас наехал вчера вечером. Вы уж особо на него не серчайте. Он так-то мировой мужик.
— Не отнимем мы ничье место. Мы прибыли как подкрепление для задания какого-то важного. Вроде бы на неделю-полторы. А дальше… Не знаю. Надеюсь, свалим и будем дальше сами по себе.
— Точно?
— Ну, сходи к Чингизу, сам у него расспроси!
— Ага, вот это ты сейчас пошутил! — хмыкнул Гюрза. — Да я его в Артаре-то когда вижу — у меня коленки подгибаются. А тут его вообще лишний раз не беспокоят.
— Может, ты насчет задания чего-нибудь выведал? Ну, ради которого нас вызвали?
— Не-а. Слышал чего-то краем уха. Поисковый отряд вроде бы какой-то формируют. Для дальней вылазки в джунгли. Сам Чингиз пойдет и лучшие из лучших. Но нас это не особо касается. Меня он к вам приставил на все ближайшее время. Так и буду вашим проводником.
Он улыбнулся с такой довольной рожей, будто его не к нам в отряд назначили, а массажистом в женскую команду по пляжному волейболу.
— А мы, значит, в этот поисковый отряд не входим? А нахрена мы тогда вообще Чингизу?
— Так сходи, сам у него расспроси!
Он закончил трапезу и побросал пластиковые приборы в тарелку.
— Ну, а если серьезно — он вам сам сегодня в Артаре все инструкции даст. Насколько я понял, нам надо будет продолжать вчерашнюю разведку. Больше половины отряда с ним уйдет. Останутся в основном новички. Их надо прикрывать. Как бы нам и этот новый лагерь не потерять. Говорят, обезьяны вчера нападали, пока мы в разведке были.
— Разве в новом лагере тоже есть Источник?
— Не-а. Это-то и странно. Видимо, они вообще людей полностью пытаются из джунглей выжить. Вот нам и надо будет выяснить, как с ними бороться.
Вот оно что…
Выходит, мы для Чингиза — вроде живца. Будем возиться с ванарами, огребать от них, пытаясь защитить лагерь. А он под шумок продвинется с поисковым отрядом в глубь джунглей… Да, прав Терехов — мы ему нужны в качестве пушечного мяса. Он выполнит задание, выслужится перед Молчуном. А мы даже и не узнаем, что за задание-то было. Мы вообще окажемся не при делах, только всю грязную работу за него сделаем, отвлекая на себя ванаров! Еще и своего человека к нам в отряд пропихнул, чтобы держать нас на виду. Наверняка у Гюрзы чат-медальон припрятан — чтобы он мог настучать на нас, в случае чего.
Вот ведь гад! Обложил со всех сторон. Вся надежда на Дока — может, он все-таки чего-нибудь раскопает…
— Ладно, пойду я к себе, — сказал я, доедая последний кусок. — Отдохнуть надо. Ты, гад, мне все кишки отбил.
Гюрза виновато развел руками, но по лицу было видно, что он гордится собой.
— Отдыхай, конечно. Но учти — в три часа надо опять быть на плацу. И вторая тренировка до самого ужина. Пропускать нельзя!
— Да понял, понял, — проворчал я. — Изверги у вас тут, а не тренеры.
— Ничего, через недельку ты только спасибо скажешь.
Всю дорогу к своей комнате я шел, как в воду опущенный. В голове крутились обрывки разговоров с Чингизом и Гюрзой. Как-то много всего навалилось. На душе было тревожно от того, что явно намечается что-то важное. Что-то, что может изменить всю сложившуюся ситуацию. И все будет зависеть от того, какие я решения будут принимать.
Вот ведь засада! Я рвался в Артар ради приключений, ради второй жизни — более яркой и насыщенной, чем реальная. Приключений-то хватает, вот только что-то эта новая жизнь оказывается не такой уж веселой и беззаботной, как я думал. Или Чингиз прав, и от себя не убежишь?
Зайдя в комнату, я невольно замер на пороге.
На моей кровати развалилась Эдж. Она лежала на животе, совсем по-детски болтала согнутыми в коленях ногами. На подушке перед ней лежал допотопный планшет с сенсорным экраном, на котором она гоняла в какую-то игрушку. Похоже, она была только что из душа — волосы ее были влажными, а из одежды на ней было только обернутое вокруг талии полотенце. Причем я смотрел на нее с того ракурса, с которого полотенце не очень-то и прикрывало то, что должно прикрывать.
Меня она, похоже, не услышала — увлеклась игрой. Поэтому я кашлянул, обращая на себя внимание.
— Эй, ты бы хоть стучался! — возмущенно обернулась она и торопливо одернула полотенце.
— А какого черта ты…
…делаешь в моей комнате — хотел сказать я, но потом, наконец, заметил небольшую разницу в обстановке и сообразил, что это я сам сглупил и ошибся дверью. Коридор полутемный, двери все одинаковые. Моя — следующая.
— Тьфу, ч-черт! Извини, я…
Меня бросило в жар, как пятиклассника, которого застукали в девчачьей раздевалке. Аж уши, кажется, задымились.
Эдж перевернулась набок и насмешливо наблюдала за мной, придерживая рукой полотенце на груди.
— Так мы с тобой соседи? — догадалась она. — Ну, ты заходи, если что. Мало ли — может, вечером скучно будет. Только стучись, а то здесь пока даже замков на дверях нет. Я уже спрашивала — обещали скоро поставить.
— Угу, — буркнул я, пятясь. — Развели тут коммунизм. Ты бы это, аккуратнее. А то кто-нибудь из местных заглянет, а ты тут чуть ли не голышом.
— Местные все в казарме, в другом корпусе. А тут все свои, — подмигнула она. — Ладно, иди уже, хватить пялиться!
— Да я не… — еще больше вспыхнул я и, окончательно сконфузившись, захлопнул за собой дверь.
В коридоре чуть не столкнулся с Катой, Стингом и Берсом — те шли к себе в комнаты, которые находились чуть дальше, за выходом на лестницу. Ката смерила меня недоуменным взглядом, покосилась на дверь. Стинг же скорчил многозначительную рожу, тайком показывая мне большой палец. То есть якобы тайком, потому что его ужимки прекрасно были видны и остальным.
Я, беззвучно выругавшись себе под нос, шмыгнул за соседнюю дверь. Плюхнулся на свою кровать, разглядывая грязноватый потолок с одиноко висящей лампочкой.
И чего это я разволновался, как подросток? Сказывается, видимо, что давненько у меня девушки не было. За тот год, что я в Москве, серьезных отношений у меня как-то не складывалось. Так, мимолетные приключения. Просто не западал ни на кого всерьез, не до того было. Сейчас — тем более не до того. Но почему-то, стоит увидеть Кату, как вспоминается та наша ночь в Артаре. Только вот это Артар. В реале все куда сложнее. Еще и Эдж как-то странно себя со мной ведет. Не то заигрывает, не то просто потешается. А Ката явно из-за этого злится…
Ну, зашибись! Только амурных переживаний мне сейчас не хватало!
Чтобы отвлечься, я развернул перед собой виртуальный экран — полазать в сети, но в очередной раз наткнулся на сообщение о том, что коммуникационный узел НКИ отключен. Тут выругался уже в голос. Отрубить современного человека от интернета — это все равно, что на клетку с попугаем покрывало накинуть. Полностью отрезает от внешнего мира. И как только люди раньше жили без всего этого? Как коротали время?
Я вздохнул. Мышцы после утренней тренировки гудели, синяки и ссадины ныли. А часа через полтора — снова на плац. От одной мысли об этом взвыть хочется.
Одно успокаивает — скорее всего, все это ненадолго. Скоро все решится. Через неделю, максимум — через две. Ну, а пока будем царапаться до конца. Может, Чингиз и прав, и команда Терехова — безнадежные аутсайдеры. Но это моя команда, черт побери!
Псы своих не бросают.
