Мама давно уехала, малинки, немного сбитые с толку, но абсолютно счастливые, спали в своей комнате, а мы с Гордеевым лежали в спальне и тихо разговаривали.
Время давно перевалило за полночь, я лежала на Димке, нежилась в его тепле, и было жутко приятно чувствовать, как ласковая ладонь поглаживает спину.
– Ну и о чем задумалась?
– Откуда ты знаешь?
– Ты перестала меня целовать, Малина, а мне это жутко нравится.
Я засмеялась и уткнулась носом в шею Гордееву. Поцеловала ключицы, проложила дорожку поцелуев к подбородку и, наконец, чмокнула в улыбающиеся губы. Посмотрела в глаза, которые скрыла ночь, но я знала: они смотрят только на меня.
– Не представляю, Дим, как я теперь на работе покажусь? Что скажу Юрке и Манане? А Игорю с Валечкой? Наши ведь о нас ничего не знают.
– Не знали, Малина, есть разница. Сегодня только глухой и слепой не понял очевидного. Не переживай, за время праздничных выходных успеют и обговорить, и привыкнуть к мысли, что мы вместе. Слухи в «Гаранте» любят не меньше, чем премии.
– Вообще-то так, но все равно непривычно. Ты же у нас в отделе на особом статусе, а тут роман с подчиненной. Ох, чувствую, перемоют нам косточки.
Димка хмыкнул:
– Стесняешь меня, Машка? Ну, хочешь, я остригусь налысо и отпущу бороду? Таким я тебе больше понравлюсь?
Я испугалась, и совсем не шуточно. Ведь если решит – сделает. А легкий поцелуй – только отвлекающий фактор.
– С ума сошел, Димка! Брр! Даже не вздумай! Просто…
– Просто ты так долго была одна, что нет мне прощения. Не переживай, Малина, кому надо, я сам все скажу. И покажу, чья ты, чтобы ни у кого не осталось сомнений.
Теплая ладонь погладила волосы, забралась под густые пряди и спустилась на шею. Я вдруг подумала о том, что тоже не хочу жить в сомнениях.
– Знаешь, Гордеев, когда сегодня на работе я увидела возле тебя Петухову, я кое-что для себя поняла и кое о чем пожалела.
– М-м, о чем же?
Прикосновение было очень приятным, и захотелось закрыть глаза, но я решила договорить.
– О том, что не захватила в сумочку спрей от паразитов. Не замечала за собой раньше, но, кажется, я ревнивая. Если она и дальше будет смотреть на тебя так, словно хочет съесть… Дим, я запросто могу ее продезинфицировать или покусать. Я точно не стану тебя ни с кем делить!
Димка засмеялся – тихо и удивительно по-мужски, обнимая крепче. Пророкотал в ухо ласково, только для меня.
– Скоро ты станешь Гордеевой, моя сладкая, и сможешь кусать кого угодно совершенно обоснованно. Хотя, не думаю, что у тебя для этого когда-нибудь появится повод. Для меня все равно лучше тебя никого нет, я это знаю.
Для меня он тоже был самый лучший, и я об этом сказала. И о том, что люблю, сказала, и том, что никаким Эльвирам и Дианам не отдам. И поцеловала так, чтобы поверил – долго и сладко.
Жадные ладони прошлись вдоль моего позвоночника и легли на попу. Сжали ягодицы и потянули выше. Напряженная грудь скользнула по голому торсу. Я и опомниться не успела, как оказалась под Димкой. Задышала часто, выгибаясь под руками и губами. Оплела ногами сильные бедра и застонала от удовольствия, чувствуя его в себе.
Наша зимняя ночь выдалась такой же длинной и жаркой, как сон, и нам не хотелось ее заканчивать. В ней было место и шепоту, и ласкам, и искреннему чувству. Эта ночь отдала нам себя без остатка. А вот утро…
Ну почему, когда наступает выходной, дети всегда просыпаются раньше родителей? Какие внутренние часы заставляют их так мелко пакостить?
Малинки снова стояли у постели с сонными мордашками и смотрели на нас во все глаза. Слава богу, что я, как чувствовала, после ночного душа надела Димкину футболку, а он белье. В квартире, в которой спят дети, особо без одежды не походишь. Да и привычки так просто не искоренить, даже с неожиданным переездом в дом Гордеева. А по утрам в выходные мои малинки привыкли досыпать в постели с мамой, вот и прибежали.
– Дети? – я открыла глаза и приподняла голову от подушки. – Доброе утро. А вы что же, уже проснулись?
Малинки всегда вставали вместе, вот и сейчас встрепанные головки дружно кивнули.
– Мама, я хочу кушать, – привычно сообщил Лешка.
– А я хочу мультики, – сонно вздохнула Дашка. – Про пони Пинки Пай. Там новая песенка.
– Да, сейчас, – я поспешила сесть в постели. Мы с Гордеевым уснули под утро, так что едва ли поспали три часа, но пора было вставать.
Где у Димки кухня, вчера я успела узнать. Так же, как и убедиться, что хозяин к нашему приезду подготовился – в холодильнике к празднику чего только не было.
Однако дети не спешили убегать. Настало утро в новом доме, их мама была не одна, и вниманием малинок полностью завладел Димка. Ну, еще бы!
На этот раз я не стала придумывать басню об ошибке старичка Деда Мороза, и не спешила прятать Гордеева под одеялом. Он лежал рядом на подушке, закинув руку за голову – красивый молодой мужчина, и второй рукой продолжал обнимать меня за талию. Всем своим уверенным и расслабленным видом показывая, что он детям не снится, и что теперь им придется делить мое внимание и с ним тоже.
Я осторожно посмотрела на малинок. До сих пор в нашей маленькой семье нас было всего трое. Вчерашний вечер, пролетевший как вихрь, мог показаться малышам приключением, а вот утро – совсем другое дело. И, кажется, этим утром Гордеева ждал сюрприз.
Судя по тому, что Лешка не спешил на кухню, а Дашка к телевизору – дети нового члена семьи приняли, вот только они тоже собирались делить Димку со мной.
– Дядя Дима, а мы будем наряжать елку? Ты обещал, – важно напомнил Лешка.
– Обязательно, Алексей. Вот покушаешь, как богатырь, оденемся, и поедем к вам домой за елкой. А то что же получается: мы здесь, а она – там. Непорядок.
Димка улыбнулся, и ласточка счастья тут же впорхнула в мою душу, широко взмахнув крыльями. Лицо сына осветила радость, и он шагнул ближе.
– Дядя Дима, а знаешь, к нам Дед Мороз приходил. Самый настоящий!
– Да ты что? – Гордеев взъерошил волосы и сел в постели, искренне удивившись такой новости. – Неужели с бородой?
– Да! Он подарил мне башенный кран! Во-от такой! – Лешка развел руки в стороны и привстал на носочки. – У него есть колеса и гусеницы. Скажи, Дашка! – обернулся к сестре.
– Да-а, – дочка закивала головой и тоже подступила к Гордееву ближе. – А мне Дед Мороз подарил куклу. И платье! – маленькие ладошки хлопнули у подбородка. Дашка всегда была немножко актрисой. – Как у Снежной королевны! Краси-ивое! – дочка довольно склонила головку. – Дядя Дима, а ты подарил маме колечко, которое с камушком? – неожиданно спросила.
Димка не растерялся.
– Конечно. И колечко, и коробочку, и даже сердце, как вам и обещал. И, кажется, оно вашей маме понравилось. Во всяком случае, она меня за него поцеловала.
Дети ахнули, и Дашка не смолчала.
– Дядя Дима, значит, ты теперь наш папа?
Ну что ты будешь делать! Никогда не думала, что моим детям так не хватает отца.
Я еще не успела ничего ответить, как Димка спокойно и серьезно кивнул:
– Да, Даша, теперь ваш. Весь ваш, целиком и полностью.
Малинки, раскрыв рты, замерли, а вместе с ними и я. А Димка вдруг широко улыбнулся. Расставил руки, откинув одеяло в сторону.
– Ну! Чего стоите, синеглазки? Залезайте к нам! Будем обниматься! Вы теперь тоже мои!
Дети, словно только за тем и пришли, вскарабкались на постель и полезли не ко мне, а к Димке. Нет, ну где справедливость вообще? Завизжали радостно, когда он стал их подкидывать по очереди.
– А теперь бегом в свою комнату! Нам с мамой надо одеться!
Убежали. Затопали кругами по новой квартире, как будто она их собственная.
– Ну чего ты, Маш? – Гордеев обнял меня и притянул к себе. – Перестань, – погладил по волосам, когда я вздумала шмыгать носом в его шею. – Если ты моя, значит, и дети мои, иначе не получится у нас семьи. Давай больше не будем к этому возвращаться. Пусть думают, что я на самом деле их отец. А когда вырастут – подумаем, что сказать.
Димка нашел мои губы и поцеловал.
– А хочешь, уедем, Машка? Никто и знать не будет. Далеко! Слышишь, как бегают? Похоже, им здесь нравится.
Им здесь нравилось, но дело было совсем не в месте, а в человеке. И я поспешила повторить то, что чувствовала и знала наверняка.
– Им нравишься ты, Гордеев. А мне… мне все равно, где быть, лишь бы с тобой.
Мы привезли елку и целую коробку новогодних игрушек, которые купили в магазине. Сдвинув мебель, поставили зеленую красавицу у стены центральной комнаты, и Гордеев с детьми принялись ее наряжать под звуки диснеевской сказки, которая шла по большому телевизору – в точности такому, о котором мы мечтали, а я готовила ужин на кухне. До новогоднего вечера оставалось не так много времени, все семьи страны уже потихоньку собирались за праздничными столами, и мне тоже очень хотелось, чтобы наш первый праздник запомнился.
В духовке запекалось мясо, я нарезала салат, когда услышала, как входная дверь неожиданно отворилась, и в квартиру кто-то вошел. Кашлянул недовольно.
Я подняла голову и увидела родителей Гордеева, чинно переступивших порог. Сегодня в квартире отсутствовала тишина, комнаты наполнили непривычные звуки и запахи, и мужчина с женщиной замерли, прислушиваясь. Обернулись…
Из прихожей кухня была видна, как на ладони. Сделать вид, что я не вижу гостей, не имело смысла. Под прямыми холодными взглядами я отложила нож в сторону и вытерла руки о бумажное полотенце. Выпрямилась, поворачиваясь к ним.
– Здравствуйте, – сказала, не зная, что еще предпринять.
Сегодня я слышала, как сотовый Димки беззвучно гудел, и видела, что он не брал трубку, но не стала его допытывать, кто звонит и почему. Догадалась, что звонили родители, однако не считала себя вправе так далеко проникать на его территорию.
И вот теперь они стояли здесь.
Ни отец, ни мать не ответили. Я стояла в Димкиных тапках, в том же платье, в котором однажды пришла на собеседование в их компанию, волосы лежали на плече в косе, и они осматривали меня, оба от недовольства поджав рты.
Я не винила их за это неприятие и не чувствовала обиды. Наверняка своему единственному сыну они желали лучшего, а тут появилась незнакомка и расстроила все планы. А вот теперь еще и в дом пробралась.
– Значит, ты уже здесь? Хозяйничаешь? – первым задал вопрос мужчина, раздраженно дернув за лацкан полу расстегнутого пальто. – Быстро же ты сообразила, как охомутать нашего сына. Ну, и что ты себе думаешь? Как собираешься нам в глаза смотреть, а?
Я их понимала, вот только после ночи с Димкой и его ласковых слов стыда точно не чувствовала.
– Мне нечего стыдиться.
– А вот я так не думаю. Особенно после того, что узнал. Не успела еще и месяца проработать в «Гаранте», а уже замужество ей подавай. Дмитрию голову вскружила! Да ты хоть знаешь, девчонка, что наделала?! Ты подумала, что с тобой будет завтра, когда он опомнится? И не надейся, что мы будем бездействовать. Не будем!
Это было обещание, и прозвучало оно твердо. Негромко, но так уверенно, что мне стало не по себе, и очень захотелось, чтобы Димка оказался рядом.
Я поняла, почему он не собирался посвящать родителей в свои сердечные дела, и почему хотел, чтобы я жила спокойно. Его родители жили своей правдой, и привыкли, чтобы с их правдой считались.
Однако ярлык авантюристки мне точно не подходил, и щеки вспыхнули.
– Я ничего не планировала. Мы давно с Димой знакомы, гораздо больше месяца. Еще со школы. А в вашем «Гаранте» встретились случайно.
Мать Гордеева – высокая и стройная женщина, внезапно озадаченно нахмурилась. Положила руку мужу на локоть, предупреждая его ответ мне, а затем ахнула.
– Саша, постой… Маша? Маша Малинкина? Неужели это ты?!
Я не удивилась, просто ответила:
– Да, я.
– Вот так сюрприз.
– Кто это, Алла? – мужчина повернулся к жене и вскинул бровь.
– Я потом тебе, Саша, все объясню.
– Нет уж, сделай одолжение, дорогая, объясни сейчас. Какая еще Маша?!
– Одноклассница нашего Димки. Кажется, в детстве они сидели вместе за одной партой.
– А почему я ее не помню?
– Наверное потому, что в отличие от сегодня, тогда ты мало интересовался жизнью сына.
Они оба были раздражены, и я не стала помехой их разговору.
– Алла, хоть теперь не начинай! Зато я сделал все от меня зависящее, чтобы его жизнь стала похожа на жизнь победителя, а чем он нам отплатил? Разговаривать не хочет, после вчерашнего подвел отношения с Бартоном под полный разрыв. Да еще и она тут…
В этот самый момент из комнаты, в которой пели мультяшные герои, и слышалась Димкина речь, выбежала Дашка в своем нарядном платье королевны и вбежала в кухню, не заметив гостей. Затанцевала вокруг стола с куклой, вскинув вверх головку.
– Мама! Мама, а можно мне мандаринку? Я аккуратно! Соне пора кушать и спать!
Под тяжелыми взглядами родителей Гордеева плечи словно льдом сковало, но дочка была совершенно ни при чем, и я не собиралась краснеть за то, что она у меня есть.
– Конечно, Даша. Только смотри, скоро мы тоже будем кушать, Соне нельзя много мандаринок.
– Хорошо, мамочка! Мы совсем немножко! Ой, – Дашка повернулась и увидела незнакомых ей людей. Растерянно закусила губки, но надолго ее не хватило – здесь ей все было жутко любопытно. Дочка нашла мою руку и подняла личико. – Мама, а кто это?
– Это, Даша, мама и папа дяди Димы. Поздоровайся с ними, пожалуйста.
Все, что было связано с Димкой, вызывало и Дашки восторг. Они с Лешкой целый день не отходили от Гордеева, вот и сейчас дочка улыбнулась. Оставила меня и подошла к гостям ближе. Заморгала кокетливо синими глазками, расправляя красивое платье в розовых бусинах. Сегодня она себе нравилась, как никогда.
– Здравствуйте! А я сегодня нарядная, и у меня есть кукла. Вот, – протянула игрушку в руках. – Мне ее Дед Мороз подарил! А еще я умею танцевать. Хотите покажу?
Они точно не хотели, но Дашка все равно покружилась и вытянула по очереди носочки, как научили в садике.
Вопрос отца Димки прозвучал глухо, и адресовал он его мне:
– Значит, у тебя еще, ко всему прочему, есть дочь?
Малинки никогда не могли находиться друг без друга долго, вот и сейчас в прихожую выбежал Лешка. Распахнул восторженно глаза, заметив меня.
– Мама! Там у нас такая елка красивая! Пойдем посмотрим! Дядя Дима сказал, что мы все вместе будем гирлянду зажигать. Ну, мама же! Пойдем скорее!
Лешка развернулся и остановился как вкопанный, увидев гостей. Смутился вдруг, что-то почувствовав. Шагнул ко мне, и я его обняла. Ответила своему работодателю, который теперь меня наверняка уволит за то, что я посмела иметь детей:
– Да, есть, – ответила. – И сын.
За родителями хлопнули двери. Мы стояли, притихнув, и смотрели им вслед.
– Маша? Дети, вы где? – в прихожую вошел Гордеев – радостный и довольный. – Даша, ты куда убежала? – поднял дочь на руки. – Кто собирался повесить шар на самую высокую ветку?
Заметив наше молчание, нахмурился. Спросил обеспокоенно.
– Маша, что случилось?
– Твои родители приходили. Открыли дверь своим ключом и… увидели нас.
– Ясно. – Димка подошел к двери и закрыл ее на замок. – Я разберусь, – коротко сказал и неожиданно улыбнулся мне и малинкам так, что мы тут же про все забыли. – Ну, чего носы повесили, команда? Новый год скоро! Идем елку зажигать!
Дети не спали до полуночи, зато укладывать не пришлось – и не заметила, как уснули. После боя курантов я позвонила и поздравила с Новым годом маму и отчима. Мама, бедняжка, была так впечатлена стремительными событиями, развернувшимися в моей личной жизни, что боялась их спугнуть и лишний раз потревожить звонком.
Поговорив с ней, позвонила Феечке. В жизни подруги творился какой-то кавардак, и это меня беспокоило.
Новый год Наташка встретила в новом жилье не одна, а с парнем. И все бы ничего, но компаньоном по празднику оказался совсем не Жорик Либерман, от которого она сбежала, а непонятный сосед по съемной квартире.
Оказалось, что ушлые риэлтеры подругу надули и сдали квартиру еще одному квартиросъемщику – то ли культуристу, а то ли боксеру. По словам Наташки – препротивнейшему типу. Оба в первый же день (а точнее ночь), рассорившись, отказались уступить другому жилплощадь. Зря культурист надеялся, что Наташку испугают татуировки, мощная фигура и договор. Подруга на все резоны скрутила фигу и гордо заняла свободную комнату.
Сначала до утра, а потом из принципа возмутилась:
– Я сказала ему, что не съеду! У меня тоже договор! Я за эту чертову квартиру трехмесячную оплату вперед внесла! Я ему что – наследница Трампа? Фирмы больше нет, кто мне теперь деньги вернет? Да пусть сам укатывает, куда хочет – Халк недоделанный. Видела бы ты, Машка, какой он хам! Обозвал меня истеричкой! Меня! Да у меня нервы – железные канаты, у Крокодиловны спроси! Их бензопилой не перепелить. Я ему покажу истеричку!
Обида в голосе Наташки заставила спросить:
– Симпатичный?
– Да мне все равно! – ответила Феечка, но на секунду задумалась. Похоже, я угадала, и парень был симпатичным. – Хоть косой гоблин! Сейчас какую-то девицу к себе привел, такую же прокачанную – принцесса Зена отдыхает. Развлекаются за стенкой. Она так стонет, как будто у нее судорогой сразу обе ноги свело. Я вот думаю: Маруська, может, он ее там убивает? После таких ручищ можно ведь и калекой остаться.
– Ой, не думаю, Наташ. А может, плюнешь и вернешься к родителям?
– Еще чего! Я только самостоятельно жить начала. Мне и здесь неплохо. Даже весело! – Наташка прыснула смехом. – Вот сейчас с тобой поговорю и устрою соседу истерику – а чтобы диагнозы не ставил! Вызову неотложку! Скажу, отреагировала на крики о помощи! А вдруг он маньяк!
Мы посмеялись, и Феечка грустно вздохнула. Призналась:
– Скучаю я по Жорику, Марусь. Вот знаю, что ничего у нас с ним не изменится, так и будет бегать от меня к Крокодиловне, а все равно скучаю. А еще думаю: вдруг мамаша не соврала, и у Жорика правда кто-то был?
– Потерпи, Феечка, скоро станет легче. Побудь одна, ты же хотела.
– Хотела, но все равно грустно. Ну вот! – громко фыркнула Наташка. – Слышишь, Машка? Снова стонет! Такое впечатление, что Халк свою подругу на болевой порог тестирует. Еще и в стену стучат, паразиты. Не жизнь – романтика! Все равно не съеду, гад, не надейся!
Я знала свою подругу, а вот ее новый сосед – нет. Феечка так просто не сдастся. Я пожелала Наташке удачи и полной победы над Халком.
– Ладно, Марусь, заболтались мы. С Новым годом вас, мои любимые, и с Новым счастьем! – в динамике послышался громкий и искренний чмок. – Пусть жизнь у вас будет, как малина! Такая же спелая и сладкая! А сейчас дай мне Димку, подружка, на пару ласковых, я ему тоже кое-чего пожелать хочу.
Я передала Гордееву сотовый, он поднес его к уху, обнял меня и притянул к себе. Засмеялся в ответ на ворчливое Феечкино бормотание.
– Договорились, Феякина, я согласен. Ну, тогда готовься! С этим мы точно тянуть не станем. Я и так долго ждал.
– Что там, Димка? Чего ты смеешься? – спросила я Гордеева, когда он отложил телефон в сторону и посмотрел на меня.
– Ну и подруга у тебя, Машка. Сказала, что если я не куплю тебе белое платье и зажму свадьбу, она перекрасит меня в блондина и выщипает брови пинцетом. Думаешь, у нее получится?
Будет белое платье. И свадьба будет. И гости. И мы с Димкой в свадебном путешествии вдвоем. Но только позже. А на следующее утро мы уехали к бабушке в деревню знакомиться с моей родней. Погода стояла чудесная, снежная и я не забыла, что обещала покатать детвору на санках. Да и соскучилась я по своим – простым и любимым людям, которые всю жизнь любили меня за то, что я есть. Просто так, без всяких условий и ожиданий.
Дедушка, увидев на какой мы прикатили машине – остолбенел. Вышел из ворот, наклонился набок, да так и застыл, оценивая общий вид «Порше». Потыкал пальцем дутые крылья автомобиля, с важным видом попинал колеса, и причмокнул с одобрением, почесывая подбородок.
А бабушка ахнула и в ладони сплеснула, увидев Димку. Раскраснелась, как девушка, наскоро причесываясь и повязывая на голову косынку. Пригласила в дом, накормила, напоила, а потом целый час допытывала Гордеева, кто он и откуда взялся. Так и спросила: «Ты откуда такой орел нарисовался? Надеюсь, не мимолетный? А то у моего деда дробовик есть – в случае чего, запросто-то по крыльям пальнет!».
А вот маме сказала совсем другое, когда она неожиданно приехала в деревню: «Говорила я тебе, Люська, не останется наша Маруся одна. И сама пригодится, и дети помехой не станут. А там и нам счастье будет. С таким-то орлом как бы уже этой осенью не родила. А по мне – так и пусть! Всех вырастим и людьми воспитаем. Поможем! Нет, ну какой парень-то хороший – глаза и душа за внучку радуются! Грех не выпить за счастье…»
Мама приехала не одна, а с матерью Димки и на ее машине. Вот тут уже я онемела, глядя, как они входят во двор. Остановилась с малинками у крыльца в ожидании – мы только с прогулки вернулись с санками, и Димка стряхивал с нас снег.
Старший Гордеев не приехал, но Алла Сергеевна лишь рукой махнула, впервые обнимая меня, и, кажется, совсем не расстроилась его отсутствию. Поцеловала сына, вручила подарки детям и объяснила по-свойски моим родным: «Муж у меня упрямый. Ничего, одумается. У него сейчас гордость задета, от того и кипит. Вы, Людмила Ивановна, не обижайтесь на нас. Кто же знал, что это Маша. Я когда вашу дочь узнала – сразу поняла, что все у сына уже решено. Давайте лучше знакомиться, раз уж теперь мы одна семья…»
Каникулы мы провели в деревне и в город вернулись уже к концу праздничных выходных. К этому времени Димка с отцом так и не помирился, и что касается «Гаранта» – был твердо намерен закончить текущие проекты, по которым взял обязательства, и уйти. А вот дальше… дальше Гордеев вознамерился идти своей дорогой.
Но все это нам предстояло осуществить еще не скоро, и мы, вернувшись на работу, влились в рабочий процесс. Все было, как прежде – планерки, проекты и сроки, не считая того, что я отказалась сидеть в кабинете Гордеева, и теперь он при каждой возможности выходил в офис. Не стесняясь коллег, приносил мне кофе, цветы, и подолгу задерживался рядом, когда ему этого хотелось. Сначала я смущалась, а потом привыкла. Забывшись, сама целовала Димку, радуясь его близости.
Юрка с Валечкой, похоже, тоже не расставались все праздники. Мананку это веселило, и она с удовольствием подтрунивала над Шляпкиным, который вдруг подстригся, стал серьезным и деловитым. Надел галстук и перестал сыпать шуточками и воспринимать юмор. У парочки вовсю протекал конфетно-букетный период, и весь отдел наблюдал их томные взгляды и оценивал смелые эксперименты Валечки с зоной декольте.
Петухова у нас не появлялась. С тех пор, как уволили ее отца, Леночка сидела в бухгалтерии тихо, как мышь, и шуршала бумагами. Задание ей дали ответственное: вспомнить, кому и какие документы она передавала, и Леночка очень старалась выполнить его на отлично. Ее семье грозили серьезные штрафы и судебные разбирательства, и подруга Кирилла очень не хотела в них угодить. Да и подругой Мамлеева, судя по ее кислому виду, она уже вряд ли являлась. А впрочем, меня это никак не касалось. Я с нетерпением ждала вечеров, когда оказывалась дома с малинками и Димкой. И ночей – жарких и пылких, наших, когда мы оставались с Гордеевым только вдвоем.
Малыши быстро привыкли к новому дому и папе. И если Лешка еще какое-то время смущался Димку так называть, то стоило Гордееву прийти в детский сад и в своей гордо-мрачной манере отчитать Антона и его отца за укушенный палец дочки, как Дашка запрыгнула к нему на руки, крепко обняла и назвала папой.
Он поджидает меня у дома – худой, темноволосый тип, одетый в бесформенную футболку и джинсы. Выйдя из машины, нервно курит, поглядывая по сторонам, и, заметив его, я чертыхаюсь, понимая, что Кирилла могла увидеть Малина. Сейчас моя жена на пятом месяце беременности, и именно я тот человек, кто обещал оберегать ее покой от приветов из прошлого.
Я останавливаюсь, чтобы узнать, какого черта ему здесь понадобилось, радуясь про себя, что дети играют на площадке с бабушкой и не замечают нас.
Я не здороваюсь с ним и не называю по имени. Я задаю прямой вопрос и жду ответа.
– Зачем пришел?
– Не поверишь, на детей посмотреть. Слышал, ты собираешься их усыновить? Мне это не нравится, Гордеев, и я не буду это терпеть. Их отец – я, а не ты. И если мы не договоримся, я постараюсь, чтобы рано или поздно они об этом узнали.
Если я и удивляюсь, то виду не подаю. Вот только руки сжимаются в кулаки, и мгновенно в висках пульсирует желание атаки.
На самом деле мне плевать, что ему нравится, а что нет. Как безразличен он сам. Это бравада наносная, он знает, что если мы схлестнемся, он проиграет. Как проигрывает «Реформ-строй» и он сам все последние тендеры, превращаясь в никому не интересного игрока. Именно последнее и привело его сюда.
– Я бы тебе вмазал, Мамлеев, руки так и чешутся, но не хочу малышей пугать. Мне с тобой не о чем договариваться. Не думаю, что у тебя есть хоть малейшее право интересоваться их судьбой.
– Папа! Папа! – голос сына раздается с детской площадки, отвлекая от разрушительных мыслей, и я оборачиваюсь. Вижу, как Лешка по навесному мостику перебирается с одной горки на другую, и с криком: «Смотри, как я умею!» съезжает вниз. Снова кричит, забираясь по лесенке вверх:
– Круто, да?
Я поднимаю вверх большой палец и отвечаю:
– Круто! Давай еще!
Поворачиваюсь к нежданному гостю, который сейчас застыл, и обещаю:
– Дети называют отцом меня. Я получил это звание авансом, они мне поверили, и я сделаю все, чтобы заслужить их доверие. И если они когда-нибудь о тебе узнают, я постараюсь, чтобы ты не выдержал конкуренции.
– Это мы еще посмотрим.
Давно избитое обещание, слышанное от Кирилла не раз, а потому жалкое. Когда-то в детстве он бросался им, когда не знал, что сказать.
– Можешь смотреть сколько угодно, мешать не стану. А мы с Малиной будем жить. Я люблю ее, всегда любил, и лучше, если ты никогда не появишься на нашем горизонте. Считай, Мамлеев, что это был твой последний раз. В следующий разговора не будет, но и гарантий, что ты просто уйдешь – не дам.
Кирилл кусает губы и нервно закуривает. Сует зажигалку в карман, но она падает к его ногам. Признается, хотя его признание мне ни к черту не сдалось:
– Я тоже ее любил, хотя ты в это не веришь. Мы просто были слишком молоды. Мне было двадцать, думаешь, каждому хочется стать отцом в двадцать лет?
– Я был бы горд иметь таких замечательных детей.
– Папа! Папа! – ко мне бежит Дашка с кислым личиком и тащит за собой детскую коляску, в которой сидит кукла. – У меня колесико в коляске не крутится, – сообщает горько. – Она сломалась!
Малышка плачет и всхлипывает. Утирает ладошками глаза. Я приседаю с ней рядом и смотрю игрушку. Убираю застрявший в механизме камешек.
– Ну, и чего сразу в слезы? – улыбаюсь. – Смотри, уже все работает.
– Правда? – дочь распахивает глаза и прикладывает ладошки к щекам. Кирилл стоит в двух шагах, но она не обращает на него и малейшего внимания. Маленькая красавица, точная копия своей мамы.
– Конечно, золотце. Ну, беги!
Прежде чем убежать, Дашка кидается мне на шею и крепко обнимает.
– Спасибо, папа! Ты мой са-амый любимый!
Выпрямившись, я даю Кириллу понять, что разговор окончен.
– Думаю, тебе пора, Мамлеев. Уходи. Больше нам не о чем говорить.
У Малины счастливые глаза, губы улыбаются, а в руках – наш свадебный альбом. Его только что привезли из сервиса доставки, он в красивом, праздничном оформлении, и дети прыгают рядом, заглядываясь на фотографии.
Ну, еще бы! Им здесь отведено центральное место, рядом с родителями, и они радуются так же, как в тот день, когда увидели свою маму в белом платье.
– Какой ты у нас красивый, Гордеев, – вздыхает Машка. – Как с картинки! И не знаю, за что мне досталось такое счастье?
Вот тебе раз. Я только что думал о том же самом, только в отношении своей жены.
– Так нечестно, ты меня опередила. Я только что хотел задать тебе тот же вопрос.
Она смеется и дает посмотреть альбом детям. Поворачивается, чтобы меня обнять.
– Сочиняешь, Гордеев! – кладет руки на плечи. – Вот теперь ни за что не поверю!
Я целую ее мягким поцелуем, смотрю в синие глаза и обещаю:
– Поверишь, Малина, еще как поверишь. Уверен, что смогу тебе это доказать.
Гордеева игриво вскидывает бровь. Смотрит открыто.
– Значит, ты считаешь меня красивой? – задает вопрос.
– Значит.
– А себя счастливым?
– Да, Машка. Именно так.
Не знаю, о чем она думает, но улыбка вдруг исчезает с лица Малины, а взгляд становится серьезным:
– Дима, я очень тебя люблю.
– Знаю, любимая.
– Только не смейся, но ты – моя сказка. Мой мужчина из снов. Иногда мне кажется, что это я нашла тебя, и так страшно остаться одной. Пообещай, что будешь любить меня.
Наверняка наш разговор на этом признании не окончится, и мы скажем друг другу еще очень много нежных слов, но сейчас из самого сердца я выдыхаю только одно:
– Всегда.