Глава 28

Начало дня не предвещало неприятностей. В ожидании сведений от Рыбака Тимур позволил себе воспользоваться служебным положением и неспешно позавтракал в «Пушкине».

Сегодня улыбчивый администратор Анатолий Иванович посоветовал сырники из топленого творога. Тимур решил к совету прислушаться и не пожалел.

Золотистые солнышки сырников, горка сметаны, глянцевой, с едва уловимым кремовым оттенком, и бордовое озерцо малинового варенья в хрустальной розетке даже на вид казались произведениями искусства, натюрмортом, написанным рукой именитого художника. Хотя почему натюрмортом? Сырники жили, и дыхание их пахло детством – молоком и свежеиспеченной сдобой.

Очевидно, Анатолий Иванович предупредил Жанну Анатольевну, и, когда Тимур, отдав должное сырникам, поднялся на лифте в офис, она ждала его у открытой двери в директорский кабинет, всем своим решительным видом напоминая поставленную на боевой взвод пружину. Сегодня блузка на ней была голубая, все остальное – воротник-стойка и недреманное око павлиньего глаза на воротничке – осталось прежним.

– Здравствуйте! – сказала она, и в произнесенном слове Тимур уловил целый ворох слов непроизнесенных. Вопросы, жалобы, просьбы…

Он решил начать с просьбы.

– Здравствуйте, Жанна Анатольевна! Пригласите, пожалуйста, Римму Кондратьевну.

Секретарь как-то отрешенно кивнула и направилась к своему рабочему столу.

Главбух на встречу с новым начальством явно не торопилась.

Тимур, чтобы скоротать ожидание, включил Ларисин компьютер, полистал странички новостей, изучил присланную Кристиной фотографию. Поискал глазами принтер, чтобы распечатать, и, не найдя, нажал на кнопку селектора.

– Жанна Анатольевна!

– Да, Тимур Михайлович. – По селектору не видно было выражения ее лица, и голос звучал вполне по-деловому.

– Мне нужно распечатать документ, а я не могу найти принтер.

– А вы, Тимур Михайлович, просто пустите документ на печать. Принтер здесь, у меня.

«Экономия», – понял Тимур.

Будь он директором, экономить на личном принтере не стал бы. Мало ли какие личные бумаги нужно распечатать руководителю. Взять хотя бы данный конкретный случай. Вряд ли Щедрый, принеся в «Кайрос» фотографию женщины за рулем мартыновского автомобиля, хотел, чтобы ее видели посторонние. А в том, что Жанна Анатольевна это сделает, сомневаться не приходилось. Да она и не думала это скрывать.

– Это же машина Ларисы Денисовны? – спросила она, внимательно изучая изображение.

Тимур протянул руку, но Жанна Анатольевна, презрев субординацию, продолжала рассматривать фотографию.

– Только это же не она за рулем, да? – Светло-серые глаза впились в Тимура.

– Понятия не имею, – бесстрастно сказал он и сделал подзывающий жест пальцами по-прежнему протянутой руки. – Вы позволите?

Но Жанна Анатольевна снова уткнулась глазами в распечатку.

– А число тут, внизу, это же в тот день, когда… Я бы сказала, что это Ларочка. – При этих словах за спиной у секретаря хлопнула дверь, но она даже не обернулась. – Дочка Риммы Кондратьевны.

В этот момент за спиной Жанны Анатольевны, там, где только что хлопнула оставшаяся без присмотра дверь, раздалось грозное шипение.

– Ч-ч-ч-то? – Огромная серая тень ворвалась в кабинет и вырвала из рук растерявшегося секретаря злополучный листок. – Где ты тут видишь Ларочку? Последние мозги растеряла?

– Здравствуйте, Римма Кондратьевна! – проблеяла Жанна Аркадьевна. – Я… – нет! Вы не поду- майте…

Лицо секретаря пошло багровыми пятнами.

– Спасибо, Жанна Анатольевна, – спокойным тоном произнес Тимур. – Вы свободны.

Секретарь стояла посреди кабинета, хватая ртом воздух.

– Я… Нет… Это не то, что вы подумали, Римма Кондратьевна… Я имела в виду… То есть…

– Вы можете идти, Жанна Анатольевна, – напомнил Тимур и, видя, что смысл его слов до женщины не доходит, решил обратиться к ее профессиональным навыкам. – И закажите, пожалуйста, кофе. Как вчера, из ресторана.

– Да, да, конечно, – она закивала, подобно китайскому болванчику, – кофе, конечно.

– И эти ваши, как их… профитроли…

Тимур отлично помнил название заморских печенек, но таким образом давал возможность секретарю хоть как-то реабилитироваться перед самой собой.

– Бискотти, – осторожно подсказала она. – Хотя профитроли у нас тоже есть. Я могу попросить…

Она исчезла за дверью, но тут же вернулась.

– А профитроли вы предпочитаете сладкие или…

– Да уберешься ты наконец?! – не выдержала Римма Кондратьевна.

– На ваше усмотрение, Жанна Анатольевна, на ваше усмотрение, – медитативным тоном выпроводил секретаря Тимур и жестом пригласил Римму Кондратьевну, по-прежнему сжимавшую в руке злополучную фотографию, занять место за столом.

Только теперь он смог ее рассмотреть. Большая, грозная, знающая себе цену, она чем-то напомнила Тимуру Кристину. Такая же серьезная и такая же решительная. Правда, шеф «Кайроса» была моложе лет на двадцать, и из-за этой самой молодости у нее порой случались минуты слабости, неуверенности в себе. Но у Кристины хватало сил не дать этим минутам перерасти в часы, а тем более в дни. Римма Кондратьевна же, вероятнее всего, все эти тревоги и метания оставила в прошлом и сейчас походила на хорошо налаженный автомат, безошибочный и безупречный.

Может быть, причиной этого была разная весовая категория? У Риммы Кондратьевны было килограммов пятьдесят лишнего веса, что, если верить расхожему мнению, как раз и уравновешивает взрывной характер женщин. К сожалению, изрядная часть этих лишних килограммов пошла на лицо, превратив тонкой лепки нос в подобие груши сорта Аббат и похоронив некогда тонкую шею под мощными жировыми пластами.

– Начнем все сначала. – Тимур встал и протянул через стол руку: – Молчанов Тимур Михайлович.

Ответное рукопожатие было по-мужски крепким, начисто лишенным каких-либо сантиментов и женских ухищрений.

– Римма Кондратьевна, – представилась она. – Перед тем как перейти к производственным вопросам, хочу сразу поставить точки над «i». Эта девушка в машине – не моя дочь.

– Почему вы так считаете? – спросил Тимур.

В его планы абсолютно не входил переход к производственным вопросам. Они интересовали его постольку поскольку. Гораздо важнее сейчас были именно личные темы, разговоры по душам.

– Сами посмотрите. – Главбух «полистала» картинки в своем смартфоне и протянула его Тимуру.

При этом все лицо ее, да что лицо, всю ее жесткую сущность, вдруг словно обдало волной тепла и нежности, вмиг кардинально изменив ее. Так меняется опущенная в воду переводная картинка. На первый взгляд – белый лист, а опустишь в воду, сдвинешь аккуратно защитный слой, она засияет свежими яркими красками.

Тимур взял телефон двумя пальцами и понял причину радикальной перемены в собеседнице. С экрана беззубо и беззаботно улыбался щекастый карапуз, важно восседающий на коленях упитанной блондинки, в чертах лица которой читалось едва уловимое сходство с Риммой Кондратьевной.

– Вот видите? – спросила Римма Кондратьевна.

– Какой сладкий ребенок! – восхитился Тимур, невольно присюсюкивая, отчего слово «сладкий» прозвучало как «слятький». – Мальчик, девочка?

– Мальчик, слава богу, – довольно улыбнулась главбух. – Только вы не туда смотрите. Сейчас…

Не успел Тимур глазом повести, как Римма Кондратьевна, дробно процокав каблуками, скрылась за дверью кабинета. Он услышал, как Жанна что-то спросила, но ответа не последовало.

– Тимур Михайлович? – Коротко постучав, секретарь с растерянным видом заглянула в кабинет. – А кофе?

– Несите, – разрешил Тимур.

«Сейчас» главбуха длилось от силы минуты три.

– Вот. – Задыхаясь от быстрой ходьбы, она положила перед Тимуром цветную фотографию размером десять на пятнадцать сантиметров в лаконичной серебристой рамке – очевидно, та стояла на ее рабочем столе.

Это был тот же снимок, что и в смартфоне. Те же ярко-голубые, словно из горячей эмали глаза, а в них такая искренняя радость, что губы сами собой растягиваются в улыбке, а на глаза наворачиваются слезы умиления. Но Тимур понимал, что не ради этих слез главбух бегала за фотографией. Постарался посмотреть на нее через фильтр человека-сухаря, безразличного ко всем радостям жизни, и увидел. Мощные покатые плечи, крупные руки кормящей матери, не заморачивающейся проблемами здорового образа жизни, совсем не походили на тонкие руки и острые мальчишеские плечики девушки за рулем автомобиля.

– Ну, что скажете? – нетерпеливо поинтересовалась Римма Кондратьевна.

– Соглашусь с вами, ваша Лариса несколько… – В поисках нужного слова Тимур сделал паузу.

Главбух закончила его мысль:

– Несколько упитаннее.

– Ну, как-то так, – согласился Тимур.

– И еще. – Римма Кондратьевна положила перед Тимуром книгу в тонкой обложке, на которой красный спортивный самолет спасал трех котов, очевидно, потерпевших кораблекрушение.

«Никогда не теряй надежды», – гласила надпись над бурлящими волнами. Несмотря на общий трагизм ситуации и выпученные от ужаса глаза котов, выглядела картинка довольно комично и совершенно не вязалась в понимании Тимура с внушительным видом Риммы Кондратьевны. К удивлению Тимура, чьи эмоции всегда оставались загадкой для собеседника, женщина инстинктивно почувствовала его недоумение и, нисколько не смущаясь, пояснила:

– Это я для дочки покупала. Она у меня страшная кошатница.

И снова лицо главбуха окрасилось нежностью. Не волной, как при воспоминании о внуке, скорее, рябью. Суровая Римма Кондратьевна всем сердцем любила своих отпрысков и не считала нужным это скрывать.

– Я знаю, – продолжила она, – что вы уже в курсе нашего разговора с Ларисой здесь, в этом кабинете, в ее последний день.

Тимур кивнул – он не считал нужным скрывать свою осведомленность.

– Но в этот же день мы встретились еще раз. Я возвращалась с работы. Настроение – хуже некуда. По дороге зашла в супермаркет, торт купила, блокнот этот. – Римма Кондратьевна взяла кошачью книжицу, веером перелистала разноцветные страницы. Тимур заметил на первых страницах какие-то надписи и схемы. – Смотрю – а у подъезда Ларисина машина. Она меня увидела, посигналила, садись, мол. Я сумку и торт поставила на заднее сиденье, сама села вперед, рядом с ней. Лариса повернула ключ зажигания, выехала со двора. Всё молча, лицо каменное, но злости нет, какая-то страшная тоска, разочарование. Или это была просто усталость? Теперь уже и не узнать. Остановились возле кафе, и Лариса предложила зайти. Я, конечно, удивилась – первый раз за все годы совместной работы она меня пригласила в чужое кафе. В «Пушкин» – да, а по чужим она ходить не любила. Она даже свадьбу в «Пушкине» праздновала.

Зашли мы. Я сразу поняла, что Лариса здесь ни разу не была, иначе бы выбрала кафе получше. У официанта – на вид школьника – челюсть отвисла, когда он нас увидел. У них контингент – все больше молодежь. Мебель – пластиковая, скатертей отродясь не водилось, в меню – гамбургеры, картошка фри, пиво, кола.

Лариса заказала кофе, сели мы за угловой столик. Тут она и говорит: «Зови Игоря».

Я сразу даже не поняла, о ком идет речь. Какого, спрашиваю, Игоря. А она отвечает: «Васильевича, какого же еще».

Игорек, конечно, струсил, но приехать – приехал. Пока он по пробкам – день-то рабочий уже заканчивался – добирался, Лариса мне и выложила свои мысли.

Я, говорит, обдумала случившееся и пришла к выводу, что во всем этом есть свое рациональное зерно. Я хочу, чтобы все шло так, как идет. Разложим яйца по разным корзинам: «Пушкин» производит пиво, а вашей фирме полностью передаем реализацию. Вот только я хочу, чтобы вы – на этой фирме или новую создадите, мне все равно – открыли паб для Феликса. Что-то типа клуба, где он будет реализовывать свое пиво. Ты понимаешь, о чем я.

Да, я прекрасно понимала. Видела один раз, как Феликс варил корни, даже не помыв их предварительно, и ложкой собирал с поверхности варева жучков и грязь. Или кислое тесто из ячменной муки смешивал с водой и оставлял бродить. Запах при этом такой, что рядом с чаном стоять невозможно. А ему хоть бы хны. Температуру меряет, что-то в тетрадочку записывает. – Римма Кондратьевна помахала блокнотом с котами.

– Понятно, что в «Пушкине» такое никто продавать не позволит. Слишком долго «Пушкин» выстраивал свою репутацию, чтобы вот так, запросто, взять и разрушить ее. «Пушкин» – это имя, это место, где гарантированно можно посидеть за кружкой настоящего европейского пива. Конечно, мне очень хотелось спросить у Ларисы, почему она сама не откроет для Феликса фирму. Потом, когда все это случилось, ну, сами понимаете что, я подумала, что Лариса знала, что ее скоро убьют, и этот наш разговор был ее своеобразным завещанием. Но тогда… Я подумала, что они с Феликсом решили расстаться и Лариса таким образом выделяет ему часть капитала. Потому и настроение у нее такое подавленное. Феликс – он же для Ларисы был как ребенок. Хотела спросить, но тут Игорь явился. Лариса его ввела в курс дела, и мы принялись выстраивать схему взаимодействия. Вот тут, видите.

Римма Кондратьевна положила перед Тимуром блокнот.

– Вот, видите, это – «Пушкин», это – наша с Игорем фирма. «Ф» – это Феликс. Кстати, это писала Лариса, ее почерк. А утром она на работу не пришла. И теперь я не знаю, в силе остается эта договоренность или придется сворачивать деятельность нашей с Игорем фирмы.

– Я понял, – сказал Тимур. – Вы позволите мне ознакомиться с этими материалами?

– Разумеется. – Римма Кондратьевна кивнула.

– А не помните, как называлось заведение, где вы проводили переговоры?

«Зачем это?» – говорил весь вид Риммы Кондратьевны. Но озвучивать свои мысли она не стала, сказала коротко, немного обиженным тоном:

– Что-то вроде «Берлин», хотя не совсем поняла, при чем тут столица Германии. Находится на перекрестке Тульской и Репина.

– Хорошо, благодарю за информацию. – Тимур встал, дав тем самым понять, что разговор окончен.

Когда Римма Кондратьевна чинно покинула кабинет, Тимур решил позвонить Рыбаку, который, по плану, должен был заниматься главбухом и начальником отдела продаж. В принципе невиновность этой парочки в убийстве и до разговора с Риммой Кондратьевной не вызывала у Тимура сомнений, а теперь он и подавно был в ней уверен. Но проверить рассказ главбуха не мешало. А для этого необходимо было направить Рыбака в этот самый «Берлин».

Звонить из кабинета Тимуру не хотелось – разговор вполне мог сделаться достоянием вездесущих ушей Жанны Анатольевны.

– Пойду, прогуляюсь немного, – сказал он секретарю и, заметив, как напряглась ее рука, готовая, лишь только он выйдет в коридор, нажать на «тревожную» кнопку и оповестить о его скором прибытии администратора ресторана, предупредил. – По улице прогуляюсь. Обедать еще рано.

Он выразительно постучал указательным пальцем по часам на своем запястье.

– А я что? Я ничего, – Жанна Анатольевна пошевелила пальцами руки, – конечно, прогуляться никогда не мешает.