Ехать по ночной трассе – одно удовольствие, скорость под сотню, никаких тебе пробок, никаких нарушителей ПДД, стремящихся во что бы то ни стало обогнать всех, кого можно и кого нельзя.
И вдруг ему показалось, что он слышит Асин крик, полный страха и боли. Такой отчетливый, что он полез за телефоном – позвонить немедленно. Достал его, бросил взгляд на дорогу и увидел знак «искусственная неровность», то есть попросту «лежачий полицейский». Иван ударил по тормозам и тут же ощутил мощный удар под зад. Несколько мгновений «Форд» пролетел по воздуху. В полете машину немного развернуло, отчего приземлилась она боком. Продолжая тормозить, Иван увидел впереди еще одного «полицейского». Новый удар выровнял машину идеально относительно дороги. «Форд» еще больше сбросил скорость и наконец остановился. Иван выключил двигатель и какое-то время сидел, приходя в себя. После визга тормозов окружающая тишина казалась нереальной. Никакого крика. Наверное, он чуть не заснул за рулем, и Аська, верный ангел-хранитель, таким образом спасла ему жизнь. Ночь была абсолютно безветренной, на капот тихо падал снег, в свете фонарей казавшийся серебристой пылью. «Достать чернил и плакать», – вспомнилось Ивану. Нет, нужно обязательно доехать до дома в целости и сохранности, чтобы рассказать Аське такие замечательные стихи.
Он скользнул к кровати у стены. Дождевик предательски зашуршал, когда он доставал из кармана нож. На самом деле никто бы не подумал, что это смертельное оружие. С виду довольно престижный перьевой «Паркер», но стоит нажать на незаметную кнопку, как из колпачка выскакивает тонкое двенадцатисантиметровое лезвие из нержавеющей стали. Вполне достаточно, чтобы паучиха навсегда прекратила ткать свою паутину. Еще шаг, взмах руки… Краем глаза он заметил, как справа от него поднялась с кровати тень в белой рубашке, отливающей в лунном свете мертвенно-голубым. Он успел заметить крепко сжатые губы паучихи, а затем в его висок воткнулось что-то острое и, как ему показалось, горячее. Ноги подкосились. Вспыхнул нестерпимо яркий свет. Кто-то зажег лампу? Или, может быть, это тот самый пресловутый свет в конце тоннеля, на который летят заблудшие души в поисках выхода в мир иной?
Рыбак вышел из машины. «Форд» настороженно смотрел на него своими раскосыми глазами-фарами. Не заметив никаких видимых повреждений, Иван похлопал машину по крылу.
– Все в порядке, дружище, едем дальше.
Его голос прозвучал в ночной тишине неожиданно фальшиво. Интуиция, которую Иван по-свойски называл чуйкой, говорила, что все не так уж безоблачно, и дело вовсе не в машине. Неспроста он налетел на этих чертовых полицейских. И когда минут через сорок позвонила Кристина, которая позволяла себе тревожить сотрудников по ночам только в самых крайних случаях, Иван, не дав ей произнести ни слова, заорал:
– Аська? Что с ней?
– Ваня, Иван, не волнуйся…
Какой там – не волнуйся! Иван ударил по тормозам и остановился у обочины.
– Что? Говори! – закричал он, чувствуя, как молотом ухает в груди сердце.
– У. Нее. Все. В. Порядке, – медленно и твердо, чеканя каждое слово, сказала Кристина.
Иван поверил, и поверило его сердце, слегка сбавило темп, хотя все еще бешено колотилось. Но уже не молотом, а, скорее, заячьим хвостом.
– Час назад было совершено покушение на Дунаеву. Ася спала в той же палате…
– Волынкин? – спросил Иван.
Кристина, немного помолчав, ответила:
– Кудряшов.
– Кто? – Рыбак не поверил своим ушам. Тщедушный дедушка Кудряшов, наигрывавший на рояле классические мелодии? – Но почему?
– Об этом мы утром спросим Щедрого. А сейчас он нас всех отправил по домам, и Тимур отвез нас к себе.
– Нас – это кого?
– Асю, меня и Федора.
– Как Аська?
– Ей укололи успокоительное, думаю, она проспит до твоего приезда. Так что, пожалуйста, не лихачь. Можешь считать это приказом.
– Есть, – отозвался Иван.
Всю оставшуюся дорогу он присматривался и прислушивался к своему железному другу – не стучит ли подвеска, слушается ли машина руля, не рыскает ли по дороге, не уходит ли с траектории.
И только припарковавшись у забора дома Тимура и шагая по дорожке, выложенной красной и белой плиткой, он почувствовал, как напряжение потихоньку отступает. Взбежав на крыльцо, Иван толкнул дверь, ввалился в дом, казавшийся с мороза слишком жарким, и почувствовал запах еды и кофе.
– Есть кто дома? – спросил он и тут же увидел – есть. Они сидели за столом: Кристина, как всегда в деловом костюме и с идеальной прической, Тимур с невозмутимым выражением лица, ухмыляющийся Лебедев с ноутбуком и Аська. Его Аська, бледная, зареванная, укутанная в плед и прижимающая к груди огромную чашку – белую, пузатую, с большим синим якорем.
– Ваня! – взвизгнула она, не глядя приткнула кружку на стол и бросилась к нему. – Ванечка!
Она плакала, уткнувшись носом в его плечо, Иван сидел и гладил ее по вздрагивающей спине, а Кристина рассказывала о происшествии в больнице.
– Надеюсь, он умер? – спросил Иван.
– Оперируют. Врачи пока никаких прогнозов не дают. Инга ударила его серебряным пеналом в висок. Вдавленный перелом черепа. Но мозг вроде цел. Я звонила Оливеру, он сказал, что если мозг не поврежден, то шанс есть.
Оливер, нейрохирург из Австралии, был сводным братом Кристины, и его мнению вполне можно доверять. Но как же хотелось Ивану, чтобы в данном случае он ошибся и человек, поднявший руку на его Аську, умер, не приходя в сознание. Ася, добрая душа, была противоположного мнения:
– Ты же не хочешь, чтобы Инга всю оставшуюся жизнь считала себя виновной в убийстве, пусть неумышленном, но все-таки. Нет, я хочу, чтобы он остался жив.
По большому счету Ивану было абсолютно все равно, кем будет считать себя Инга всю оставшуюся жизнь, но спорить с подругой он не собирался.
– А ты, Кристина? Чего хочешь ты? – спросила Ася.
– Чего хочу? – задумчиво произнесла Кристина и посмотрела на потолок, а потом в окно, за которым тихо падал снег. – Честно? После разговора с Колесником мне очень хочется попасть в Венскую оперу, на «Щелкунчика».
– «Щелкунчика»? – Асины глаза округлились от удивления.
– А почему бы и нет? Должен же у нас хоть когда-нибудь быть отпуск, – как всегда, поддержал Кристину Тимур. Впрочем, не как всегда – на этот раз, после небольшой паузы, он все-таки возразил: – Вообще-то, балет в Венской опере не из лучших. Балет нужно смотреть в Москве. А в Вену если и ехать, то именно на оперу. «Севильский цирюльник», например.
– А ты, Федор?
Программист не принимал участия в разговоре и, казалось, ничего вокруг не слышал и не видел. Но, услышав свое имя, встрепенулся.
– А? Что? Можно и в Вену. Я посмотрел – «Севильский цирюльник» будет в апреле. Билеты от трех до двухсот сорока девяти евро. Желательно покупать заранее, кроме тех, что за три евро. Хоть сейчас, например. Только мне лучше наличными выдайте. Оперу я и по интернету прекрасно посмотрю, а деньги потрачу на еду. Типа, штрудель, шницель, винер вюрстль – это колбаса такая, на улице продается, венские вафли и, извините за выражение, захер.
– Понятно. А ты, Иван? Тебе чего хотелось бы?
Ивану не хотелось ровным счетом ничего. Ася рядом, уже не плачет и строит планы на будущее, чего еще желать? И поэтому, не раздумывая, он брякнул первое, что пришло в голову:
– Достать чернил и плакать.
Ася посмотрела на него удивленно:
– Ваня?
– Это стихи такие, – добавил он.
– Я люблю тебя, – прошептала Ася. – А за Пастернака – еще больше.
Насчет Пастернака Иван не понял, но ему было очень приятно.