Глава 3
Мне пора, мама. Дела, знаешь ли.
Мобиль появился, как только Мирон вышел на улицу. В Башнях были собственные стоянки - чтобы никому из жильцов, не дай Бог, не пришлось провести на улице больше пары минут. Да и машины были классом повыше, не те убогие пластиковые мыльницы, что обслуживали районы Ульев.
Откинувшись на мягком сиденье, Мирон расслабился, прикрыл глаза.
- Назовите место прибытия, - раздался механический голос. - Назовите...
- Да заткнись ты, - рассердился Мирон. - Не видишь, думаю.
Мобиль перебрался в безопасную зону парковки, а на его место встал другой. Из ярко-вишневой, как леденец, машинки выгрузились, цепляясь друг за дружку, две девчонки. Судя по всему, обе в дымину. Громко хохоча и вешаясь на консьержа, они повлеклись по кирпичной дорожке ко входу в Башню.
Никакие это не девчонки, - сообразил Мирон. - Нарощенные волосы, подтянутые зады и шарообразные груди, выпадающие из слишком глубоких вырезов... Купчихи. Новые жены старых олигархов. Бухали где-то всю ночь, теперь отсыпаться приехали.
- А-хм... - деликатно покашлял мобиль. Напоминал, что время - всё-таки деньги.
- Едем в Мандарин Ориентал, что в Коломне. Забронируй номер-люкс, одиночный. С Ванной.
- Оплата? - спросил мобиль деловитым, почти человеческим тоном.
Мирон спохватился и полез в карман за карточкой Михаила. Если тот не брешет, её без звука должны принять в пятизвёздочном отеле...
Как только он достал прямоугольник из замшевого кармашка, в передней панели мобиля проснулся портативный сканер, прошелся лучом по карте - та на мгновение вспыхнула всеми цветами радуги.
- Принято, - доложил мобиль. - Номер забронирован.
После квартиры Платона в собственную конуру в Улье возвращаться было стрёмно. Кроме того, есть вероятность, что добравшись до Ванны, он наплюёт на всех и вся и уйдёт в глубокий Плюс суток на трое. Очнётся, когда Гончие Технозона примутся рвать на куски....
Пока не схлынула дексаминовая волна, есть шанс разузнать хоть что-то о Платоне. Что-то, что даст толчок, ниточку, хлебную крошку...
- Расчетное время прибытия в Мандарин Ориентал двадцать девять минут, - доложил мобиль, вырвавшись на скоростную магистраль и Мирон, откинувшись на мягкую спинку, вставил наушники и закрыл глаза.
Свой переход в Плюс он давным-давно оформил, как простое пробуждение ото сна. Банально, по нынешним меркам. Но ему нравилось. Даёт время сориентироваться.
Всего на минутку, - уговаривал он себя. - Так, посмотрю, что к чему - и сразу назад.
На самом деле, ему нужна была передышка. Мир, в котором ничего не может случиться. Цифровое небо не рухнет на цифровой бассейн, цифровой дом не загорится, а виртуальные аватары не воткнут нож в печень...
Над бассейном ревела противотуманная сирена, от неё исходили почти ощутимые волны звука.
- Здравствуй, мама. Откуда у тебя мой личный код доступа?
- Ты не позвонил! - вой зашкаливал все разумные пределы и Мирон, поморщившись, убавил звук. - Где Платон?
После прошлого разговора он сунул Плюсы в карман рубашки и начисто забыл о том, что должен дать отчет о состоянии дел брата. Было не до того.
- Я в порядке. Спасибо, что спросила.
- Что? - голосом матери можно было крошить стекло.
- В порядке твой сыночек, - повысил он голос. - Работает.
- Ты врёшь. Я звонила ему на работу. Его там нет. Его нигде нет!
- Мама... - глубокий вдох. - Ты знаешь, над чем работает Платон?
- Ну... Там что-то очень сложное...
Выдох.
- Вот именно. Платон работает над очень, очень сложными вещами. Он просто не может отвлекаться. Ты ведь помнишь, что бывает, если его отвлечь? Например, когда ты насильно сдернула с него Плюсы, а потом нам пришлось ожидать трое суток, пока он выйдет из кататонии...
- Ты хочешь сказать, он просто... работает?
- Да, мама. Именно это я тебе и говорю.
Мирон вспотел. Где-то в далёком Минусе его руки нашарили молнию, расстегнули куртку, стащили с головы шапку...
Платон не воспринимал концепцию лжи. Но Мирон со временем обнаружил, что всё-таки способен на лёгкую форму вранья. Полуправда, недосказанность, намёки и иносказания. Со временем он научился плести довольно сложные истории, на сто процентов не являющиеся истиной, но состоящие из абсолютно правдивых элементов.
- Но он никогда раньше так не делал, - обиженно заявила мать. Хорошо хоть, убавила голос до приемлемых децибел. - Что бы ни случилось, он никогда не забывал позвонить мамуле.
- Всё бывает в первый раз, - Мирон привычно удержался от напоминания, что он - тоже её сын. - Твой птенчик вырос. У него своя жизнь.
- И как там в Башнях? - тут же переключилась мать. - Что ты видел? Расскажи! Там и вправду так роскошно, как говорят?
- Мне пора, мама. Дела, знаешь ли.
- Подожди, - повелительный окрик хлестнул не хуже бича. - Ты ходил в ту фирму, о которой я говорила? Которой нужны плюс-дизайнеры... Я в долгу перед Мириам. Её Владик такой умничка, что предложил тебе работу...
- Я не буду работать на этого долбоёба, - волна раздражения прокатилась так же привычно, как и ревность к тому, что у мамочки с братом "особые" отношения... - Он до восьми лет ходил в памперсе.
- Но вы же были лучшими друзьями!
- Это вы с тётей Мириам были лучшими подругами. А нам приходилось с этим жить.
- Но детка...
- Ой всё, мама. Мне пора.
Сдёрнув наушники он запихал их обратно в карман, застегнул пуговицу, затем застегнул куртку на молнию...
Дома, в Ванне стоял фильтр входящих, но на примитивных переносных Плюсах такой не поставишь - одна из причин пользоваться ими пореже.
Номер-люкс в Мандарин-отеле был отражением квартиры Платона. Просторные комнаты, чистота и геометрический порядок.
Только Ванна здесь была не Хитачи, а Тойота Марк-19, с покрытием под хитин - по полированной поверхности разбегались фрактальные узоры, имитирующие панцирь глубоководного краба.
Ковёр на полу изображал не микросхему, а матричную решетку. Вместо торшера - терракотовый вазон с экзотическим растением. Фаллически острые листья скрывают ярко-малиновые полукружья лепестков, сладострастно сомкнутые вокруг желтого пестика...
Вспоминая, как лучезарно улыбнулась ему девушка-метрдотель в холле - после того, как он предъявил голубую карточку - Мирон сбросил куртку и ботинки, остро ощущая их "секондхендовость", неуместность в номере роскошного отеля.
Открыв дверцы шкафа, вытащил сумку для грязного белья, запихал в неё куртку, ботинки, рубашку с трусами, джинсы - не вынимая из карманов ничего, кроме замшевого конверта с карточкой - и выставил всё это в коридор с пометкой "выбросить".
Может, его по-сути неплохие кроссовки и джинсы еще обретут вторую жизнь где-нибудь на блошином рынке в Капотне, а может достанутся непутёвому сынку одной из горничных-бирманок, которых любят нанимать на работу японские отели...
Дексаминовая волна схлынула и Мирон чувствовал непреодолимое желание оказаться в Плюсе. Где угодно, пусть не в своём особняке, где вновь может подстерегать мамочка с очередным ворохом вопросов, но только не здесь, в Минусе, где остро ощущалась бренность всего сущего.
Нужно хотя бы на несколько часов перестать чувствовать тело. Кожаную оболочку, набитую булькающими органами, полупереваренной пищей и экскрементами. Перестать чувствовать ток крови в ушах, биение сердца, колотьё в правом боку - печени дексамин нравился куда меньше, чем мозгу.
И сбросить, наконец, напряжение.
Побыть Кровавым Точилой.
Мирону хотелось мяса. Чего-то такого, от чего кровь заледенеет в жилах, а мозги зашкворчат, будто их поджаривают на электрогриле. Чего-то, что поможет забыть образ гончих, бегущих по его следу...
Выставив таймер на три часа и погрузившись в Ванну, почувствовав, как биогель проникает во все впадины тела, отдавшись на мгновение этому приятному ощущению, он мысленно назвал пароль.
И оказался в шатре из белесой материи, посеревшей и с прорехами, сквозь которые проникал желтый солнечный свет. Разрешение было потрясающим: свет структурировался на отдельные лучи, а в них, повинуясь квантовому алгоритму, плавали пылинки...
Привычным жестом я накинул лёгкую льняную рубаху, поверх неё - тяжелый нагрудник из многослойной, проклеенной рыбьей желчью воловьей кожи. Лодыжки оплели жесткие ремни поножей, а голову обхватил шлем с жесткой щеткой конского волоса.
Копьё, меч, щит... Откинув полу шатра, я шагнул на солнце. Рати как раз строились друг против друга.
Слева длинные ряды воинов доходили до полосы прибоя, за которой покачивались чёрные ахейские корабли, крутыми боками и неуклюжестью похожие на уток в парковом пруду.
Справа высились неприступные стены древней Трои.
- Приветствую тебя, Диомед! - крикнул сотник, когда я занял своё место в фаланге.
- Хай, Точила! Давно не виделись! - понеслось по рядам.
- Где пропадал, Кровавый? Без тебя как-то скучновато...
Отвечая на приветствия, я приготовился к бою. Обнажил копьё, выставил щит - меч пойдёт в ход немного позже, когда рати столкнутся.
Над рядами ахейцев прокатился клич - мы разом подняли копья и ударили древками в щиты. Троянцы ответили волчьим завыванием - Паллада, любительница волков, сегодня была на их стороне...
Один удар сердца - и ряды сомкнулись. Щиты грянули о щиты, копья с треском преломились. Грохот медных доспехов слился в единый протяжный шторм.
Крики гибнущих слились с победными воплями победителей, по земле заструились ручьи крови, превращая желтую вытоптанную глину в чёрную раскисшую грязь.
Мой сосед по фаланге, метнул копьё, поразил врага прямо в лицо. Теперь оно, пройдя через глазницу, торчало из затылка. Поверженного воина тут же схватил за ноги какой-то нищеброд - они, как шакалы, кружили вокруг сечи. Там подобрать оброненный меч, тут содрать с мертвеца нагрудник... Как говориться, с миру по нитке - голому на доспехи.
Сосед, хекнув, отрубил нищеброду голову. Туда ему и дорога: нефиг оббирать мертвецов - им еще перезагружаться. Неприятно обнаружить, восстановившись, что тебя ободрали, как липку...
Обезглавленное тело повалилось на колени, затем ткнулось обрубком шеи в землю. Ярко-алая артериальная кровь хлестала прямо на ноги дерущихся вокруг.
Я отвернулся.
И едва уклонился от колесницы. Лошади были как настоящие - пар поднимался от разгоряченных крупов, вокруг морд густым облаком клубились мошки. Аякс! Мой добрый враг, мой злейший друг... Удерживая равновесие в невысоком кузове, он на ходу выцеливал меня из лука. Вот подонок.
Копьём его не достать, древко просто сломается на скорости, так что я приготовил меч. Как только он подлетел поближе - золотые кудри развеваются на ветру, могучие руки вздыбились, натягивая тугую тетиву - я перехватил меч и метнул его, как нож.
Меч угодил в пах - туда, где заканчивается пластинчатый доспех. Аякс повалился с колесницы, воя во всё горло и задрав ноги, как безголовая курица. Над головой его стремительно гасла полоска хит-пойнтов...
Я удовлетворённо хмыкнул.
Но радоваться было рано: возница Аякса, не знаю его имени, остановив лошадей, соскочил с колесницы, выхватил из кузова громадную булаву и попёр на меня, словно бык на красную тряпку.
Рядом, пытаясь зажать рану и матерясь, как портовый грузчик, катался Аякс. Кровь хлестала на его голые ноги, на золотые поножи и впитывалась в серую пыль.
- Перезагружайся! - крикнул я Аяксу, уклоняясь от булавы - здоровенного шипастого шара на толстом древке.
- Хрен тебе! - проревел лучник. К нему бежал маркитант, размахивая глиняным алабастром с эликсиром жизни.
- А-А-А! - закричал безымянный возница, целя мне в голову.
Я инстинктивно отскочил, но тут же выпрямился и встал, расставив ноги. Блинский ёж! Я же не какой-нибудь нищеброд, а Божественный Диомед. А статус Божественного за красивые глаза не даётся...
Возница, размахнувшись, ударил меня булавой в плечо. Шипастый шар отскочил, не причинив доспехам никакого ущерба. Рубанул мечом - тот сломался. Тогда он, отчаявшись, пнул меня по голени. Но только упал сам, хватаясь за сломанные пальцы...
Рубанув наотмашь, я снёс вознице голову. Ничего, перезагрузится. А потом десять раз подумает, на кого хвост поднимать.
На губах появился крепко-солёный привкус меди - капли крови попали на лицо. Это снесло последние сдерживающие барьеры, запустили атавистический механизм: убивай, или будешь убит...
Заорав, я врезался в самую гущу троянцев.
Туда, где потрясая чёрной гривой на злаченом шлеме, ворочался Гектор - нынешний правитель Трои. Он зычно кричал на войско - под натиском ахейцев доблестные ряды троянцев дали трещину и царь пытался исправить положение.
Но ахейцы сегодня были в ударе. Возможно, сказалось появление на поле меня, любимого. Божественного Диомеда...
Давно, ох давно я мечтал сразиться с Гектором - воином, в силе и мощности не уступающем мне самому. Раздавая удары направо и налево, пинками отбрасывая тех, кто не успел убраться с дороги, я прорубался к чернохвостому шлему, золотой каплей вспыхивающему в гуще сражения.
Броня гасила чужие удары. Парис - меч вздернут высоко-высоко, зубы оскалены... - отступил. Решил не связываться. Открыл дорогу к старшему брату.
Заорав так, что у окружающих заложило уши, я завладел вниманием Гектора. Встав друг супротив друга, мы возвышались и над троянцами и над ахейцами ладони на три.
Схлестнулись. Доспехи Гектора - золотые, покрытые искусной гравировкой - принимали и гасили удары так же, как и броня Диомеда. Я не спускал с противника глаз: малейшая ошибка, неточность - даст лазейку для решающего удара...
Войска - обеих сторон - замерли вокруг. Битва прекратилась, крики стихли. Лошади перестали бешено ржать, колесницы остановились... На равнине, покрытой мертвыми телами, как поле сжатой пшеницей, всё замерло, кроме нас с Гектором.
Удар! Еще удар... Над нашими головами то и дело вспыхивают полоски урона. Глаза заливает красная муть.
Правую сторону жжет, как огнём - царь Трои всё же настиг меня. Отрубил руку с щитом прямо у локтя.
Но удача ослепила героя. Подняв окровавленный меч, он победно машет им в воздухе. Временно заблокировав сигналы от раны - а я ожидал, что боль будет адская - я нанёс удар. Взмах - и голова Гектора, вместе со шлемом, летит под копыта коней...
Вокруг, как стена, поднимается рёв. Братья-ахейцы приветственно бьют в щиты, недруги-троянцы воют по царю в последний раз.
Никто не решается подойти к Гектору. Право забрать доспех - только у победителя. У меня.
Отбросив меч, я подхожу, склоняюсь над отрубленной головой, и намотав на кулак черный конский хвост, срываю шлем. Как же давно я хотел увидеть это лицо...
Крики стихают. И троянцы и ахейцы стоят неподвижно, безмолвно. Они не могут отвести глаз от обнаженного лица. Как две капли воды похожего на моё.
***
Задыхаясь, Мирон кулаком бьёт по кнопке экстренного выхода и выныривает из тёплых объятий биогеля.
Он не сразу соображает, где находится, но через пару секунд, скользнув взглядом по тяжелым складкам портьер цвета индиго, понимает, что это Мандарин Ориентал, а не родимый Улей.
Не дожидаясь смывки биогеля, оставляя на дорогущем ковре комки быстро подсыхающей слизи, плетётся в ванную. Бросает взгляд на ониксовое, с синей искрой овальное корыто, размерами подходящее для небольшой пирушки с шампанским и девушками, отодвигает панель закалённого стекла и встаёт на металлический поддон. С потолка бьют тугие струи...
Перед закрытыми глазами опять собственное лицо. Более длинные волосы, густая борода, но в остальном - это его собственное лицо. Шрам, разрубающий правую бровь ближе к виску - память о детской попытке взобраться на фонарный столб; сломанный, не очень качественно вправленный нос - наследие давней, подростковой привычки всегда отвечать ударом на удар. Провисший левый уголок рта - манера прикрывать саркастической улыбкой растерянность или испуг...
Конечно же, в первый миг он решил, что это Платон. Внезапно увлёкся "Троей", соорудил себе перса и удивительно быстро пробился в правящую верхушку - возможно, попросту купил, вбухав в прокачку и доспех целое состояние.
Разумеется, стать царём и ведущим военачальником армии троянцев не так-то и просто, но чего только нельзя купить за деньги...
Но нет. Платон никогда бы так не поступил - просто не смог бы. Его сущность, его природа заставила бы брата пройти весь путь с самого начала: от рядового копьеносца, пушечного мяса, которого не пощекочет копьём только ленивый, до облачённого в броню катафрактария... И такой путь может занять кучу времени.
Мирон, например, шел к статусу Божественного три года.
Выключив воду, он завернулся в толстое, как меховая шуба, полотенце и пошел в комнату. За спиной автоматически заработала вытяжка - система вентиляции устраняла остатки пара и мельчайших капелек воды из воздуха.
Поискав по привычке лилипайп линии доставки и сообразив, что в пятизвездочных отелях обслуживают только люди, он активировал гостиничный модуль и заказал обед. Старый как мир набор: клубный сэндвич, картофель-фри, салат Уолдорф. Здесь его подавали с кедровыми орешками...
На секунду он запаниковал: сколько могут стоить настоящие кедровые орехи? Но тут же выкинул это из головы. Для ведомостей Технозон его пребывание в гостинице, скорее всего, пройдет незамеченным. Вот если он арендует целый этаж, чтобы закатить вечеринку, пригласив звёзд из реалити-шоу "Сегодня на Орбите" - вот тогда какая-нибудь бухгалтерская программа отправит тревожный звоночек по инстанциям.
На секунду им завладела мысль так и поступить. А чего? Живём один раз. Нет никакой гарантии, что ему удасться отыскать Платона, да ещё и вовремя... Но только на секунду.
На самом деле Михаил, вместе со своими гончими, может катиться к веселой бабушке. Скорее всего, Платон уже мёртв. Или затихарился так глубоко, как сумел бы сделать только он - а это всё равно, что мёртв.
На секунду эго, свернувшись крошечной улиткой, рухнуло в пропасть отчаяния, а лимбическая система отдала мозгу панический приказ бежать сразу во все стороны...
Но ведь он оставил подсказку, - поспешно напомнил себе Мирон. - Он хочет, чтобы я его нашел... - и почувствовал, как эндорфины, выброшенные измученной печенью, перекрывают адреналиновую атаку надпочечников.
Отпустило.
В уголке интерактивного гостиничного экрана давно уже мигал огонёк. Сначала он был зеленым, затем оранжевым, но теперь сделался красным - рассерженное лицо Сеньора Помидора. Мирон активировал сообщение и упал на кровать.
Послание от Михаила. Еще одно напоминание о том, что Большой Брат всё видит, - подумал он, активируя сообщение. Уже собрался качнуть его в свою систему Плюс, но вспомнил, что выбросил дешевые наушники вместе с одеждой.
И похолодел.
Вместе с джинсами и курткой он избавился от трёх оставшихся колёс дексамина и пятисот миллиграмм лития. А так же от всего метформина и мозафинила - того, что могло помочь ему прожить этот день. А потом - следующий.
Забыв полотенце на кровати, он рванул к двери. Дернул ручку - в тихом, выстланном шерстяным ковролином коридоре было пусто. Только полная тётка в белоснежной наколке и крахмальном фартуке поверх синего форменного платья безучастно катила тележку, уставленную пластиковыми флаконами с моющими средствами.
- Здесь был мешок, - сказал Мирон.
- Си? - тётка не понимала по-русски. Или делала вид, что не понимает...
- Мешок, говорю. С одеждой.
- Си? - горничная подняла одну бровь и многозначительно посмотрела на обнаженные чресла Мирона.
- Ох ты чёрт... - скособочившись, он нырнул по пояс за дверь.
Тётка, надменно задрав подбородок, покатила тележку дальше.
Хрен она что скажет, - подумал он, возвращаясь в кровать. - Даже если моя одежда лежит в этой её грёбаной тележке...
Мирон представил, как надевает халат, гостиничные шлёпанцы, спускается на лифте в холл, подходит к той вылизанной девчонке за стойкой и небрежно так заявляет, что горничная спёрла его колёса... Ну, по-сути-то так и есть: метформин и мозафинил катят за антидепрессанты, а литий так вообще прописывают как здрасьте всяким там шизофреникам... Но вот за дексамин ждет статья.
Забравшись под одеяло, он некоторое время лежал, свернувшись клубочком, лелея своё новое горе и быстро, как в калейдоскопе, прощёлкивая варианты достать декс не выходя из отеля. Ни один не прокатывал.
Ладно, значит, придётся идти на концерт всухую, - после мучительной внутренней борьбы решил Мирон. - В конце концов, миллионы людей ходят по улицам каждый день - и ничего. Не дохнут. Во всяком случае, не очень часто.
А всякие психи с автоматами и террористы с самодельными бомбами, пьяные водилы и самолёты, которые, как подбитые вороны, падают с неба - это всё хрень. Дерьмо случается, и ничего с этим не поделаешь. Такие дела.
От перечисления опасностей, вымышленных и явных, которые могут приключиться с человеком на улице, легче не стало и он решил отвлечься, посмотрев файл, присланный Михаилом.
В принципе, итак понятно, как Платон покинул Башню. Просто приятно убедиться в своей правоте...
Что Платон делал в самой квартире, запись не показала - видимо, Михаил счёл это охренеть каким секретом, и запись начиналась от входной двери.
Вот Платон, одетый в дорогое кашемировое пальто, входит в лифт.
Смена кадра: кабина лифта, её Мирон видел и так. Зеркальные панели, на уровне пояса - поручень по всему периметру. Чего Мирон не заметил, так это того, что в кабине был неприметный лючок. Откинув крышку которого Платон, быстро перебирая пальцами, набрал девятизначный код, а затем закрыл люк - и тот сделался совершенно незаметен на фоне зеркальной панели.
После этого наступает темнота... Он отключил камеры.
Вот и вся информация. А гонору было - не расхлебать, - думает Мирон, прокручивая короткий ролик еще раз.
Ладно, будем рассуждать логически. Через вестибюль он не проходил - его бы засек консьерж и система распознавания робота-охранника. Значит, поехал сразу на парковку. Там его мог ждать вызванный по защищенному каналу мобиль - да хоть пять мобилей, для отвлечения внимания. Их он мог отправить по разным адресам - и исчезнуть.
Из записи следовал один-единственный вывод: брат был один и действовал без принуждения.
Закрыв глаза, Мирон еще раз прокрутил весь ролик. Теперь уже по памяти. Отметил мельчайшие детали: количество дырочек на ботинках брата - по три с каждой стороны; оттенок подошв - розовый; качество пуговиц на пальто - черепаховые, выточенные вручную; отсутствие галстука - он никогда их не признавал... То, что оттенок полоски на рубашке идеально совпадает с оттенком узора из ромбов на вязаной безрукавке, надетой под пальто... Манеру держать плечи - чуть приподнятыми, будто в постоянном ожидании удара; наклон головы, суетливые, и в то же время четкие, выверенные движения длинных пальцев, бегающих по панели в лифте.
Это без сомнения был Платон. НАСТОЛЬКО точно подделать его манеру двигаться невозможно.
Десятым чувством человека, воспитанного в бетонных джунглях, Мирон понял, что солнце ушло далеко за полдень. Характерные признаки серотонинового голодания - нормально спал он больше сорока часов назад - проявлялись всё ярче. Перед глазами будто повисла тонкая призрачная дымка, в ушах раздавался нудный свист, язык покрылся мерзким налётом, будто он выкурил целую пачку дешевых Ихейюань за раз.
Надо поспать. Если не поспать сейчас - кто знает, когда удастся прилечь еще разок?
И тут раздался стук в дверь. Мирон подскочил.
- Ваш завтрак, синьор.
Господи... - он откинулся в подушки. Совсем забыл о том, что сделал заказ. И о том, что без линии доставки заказ этот доставляют долго. Очень долго.
Намотав вокруг талии полотенце, он открыл дверь и принял - не пустив официанта даже на порог - тележку на колёсиках, сплошь заставленную тарелками под серебряными крышками. Сообразил, что в отелях принято давать чаевые, вызвал интерактивный модуль и сбросил с синей карточки какую-то сумму. Судя по широкой улыбке парня - довольно значительную.
От картошки-фри пахло детством. Временем, когда был жив отец. Он водил их с Платоном в ближайший МакДональдс по воскресеньям. Брал им с братом по хеппи-мил, себе - розовый и тягучий, как шпатлёвка, клубничный коктейль, в который добавлял изрядную порцию коньяку - его он всегда носил с собой, в старой армейской фляжке...
Сидя в одном полотенце на кровати и запихивая в себя трёхэтажный сэндвич, Мирон активировал гостиничный модуль и приказал открыть окно миланского магазина кожаных курток - там он закупался, будучи подростком, сшибающим дикие деньжищи на киберспорте.
Проваливаясь в сон, чувствуя приятную тяжесть в желудке и вкус картошки на языке, он вновь увидел своё лицо, обрамленное золотым шлемом с чёрной щеткой конских волос...
