1904 год, 20-21 мая, севернее Ляо-Ян

На юге маршал Нодзи пытался восстановить боеспособность совершенно деморализованного корпуса. Все-таки первый авиационный налет – это не шутки в психологическом плане. Тем более такой! Цеппелин «отбомбился», сбросив на проходе на маршевые колонны южного корпуса порядка тридцати тонн флешетт[1]. За раз. Менее чем за полчаса, имея для того достаточную скорость хода.

Однако командир цепеллина не стал сразу возвращаться на базу. Он решил провести разведку. Точнее Жюль Верна прокатить над панорамой вражеской армии, находящейся в движении, да прочим корреспондентам позволив все заснять на фото и кинокамеры. Ну и глянуть. Мало ли что еще они упустили?

Так и оказалось.

Маршал Нодзи специально совершал обход слишком близко к позициям русских, чтобы их сумели заметить. Сначала с воздушных шаров, что постоянно висели над позициями Ренненкампфа. А потом уже и разъездами подтвердить наблюдение. По замыслу маршала Оямы, эти силы выглядели приманкой. Для борьбы с ними русские должны были бросить все свои резервы, если они у них, конечно имелись. Или даже снять часть войск с основных позиций, дабы не допустить флангового охвата.

А тем временем севернее продвигалось два облегченных корпуса генерала Ноги и Оку по куда большей дуге. Их задачей был проход к КВЖД в стороне от Ляо-Яна с занятием там обороны. И держаться, как от желающих прорваться с юга русских, так и от деблокирующих группировок, если Ренненкампф вдруг решиться.

Но получилось то, что получилось.

С цеппелина их заметили. Подлетев ближе распознали. И передали по небольшой радиостанции сведения в Ляо-Ян. Случайность. Чистая случайность, что опиралась на личную инициативу командира дирижабля и желание того покрасоваться. Но случилось то, что случилось. Два японских корпуса оказались вскрыты и обнаружены, несмотря на все предпринимаемые ими усилиями. Дирижабль по ним бы «отбомбился», срывая маршевый переход. Но, увы, флешетты кончились. Требовалось возвращаться на базу и вручную загружать новую партию. Все тридцать тонн в контейнерах…

Ренненкампф отреагировал молниеносно.

Загрузил два полка на поезда и отправил их при поддержке бронепоезда и двух артиллерийских поездов задержать японцев. Поэтому, когда корпус Ноги практически вышел к КВЖД – его уже ждали. Причем не у самой железнодорожной насыпи, а выдвинувшись вперед. К сопкам. На которых и заняли оборону.

Японцы провели разведку боем и, выявив малочисленного противника, да еще и плохо окопавшегося, перешли в общее наступление. Обычным образом. Как их обучали немцы. То есть, подходили к полю боя походными колоннами. Потом потихоньку эволюционируя в плане формации, сближаться с противником. Накапливаться на первой стрелковой позиции в полутора-двух километрах от неприятеля. Откуда, ведя огонь на подавление из ручного стрелкового оружия, сближались и занимали вторую стрелковую позицию метрах в трехстах-пятистах. И уже оттуда, густыми цепями, рывком неслись в штыковую атаку. Но что-то опять пошло не так… опять… в этой войне у японцев это уже стало обычным делом. Настолько, что даже и не удивляло…

Полковник Деникин лежал на вершине холма и вглядывался в наступающего противника. Само собой, не просто так, а с помощью бинокля. По-хорошему, место его было не тут, а на обратном склоне холма в импровизированном штабе его полка, который выдвинули вперед. В то время как второй находился в резерве, энергично окапываясь на подступах к железнодорожной насыпи и формируя вторую линию обороны.

Было страшно.

Очень страшно.

У Деникина под рукой был всего полк, а в поле перед ним развернулось полков пять. И, судя по разведданным, это только начало. Ибо где-то там бродило от трех до пяти дивизий или около того. Все это выглядело глупой жертвой, если бы не одно «но». Два артиллерийских поезда. Бронепоезд, который также пришел, да, вещь хорошая. Но он не обладал «длинной рукой». Вблизи – смерть всему живому. Вон сколько орудий и пулеметов. Артиллерийские же поезда, подошедшие без лишней помпы в конце апреля, олицетворяли собой надежду. Шанс. Будущее.

Ничего хитрого и сильно сложного в них не было, хотя Император любил и такое. Просто открыто расположенные 127-мм морские пушки, расположенные на поворотных станках с круговым вращением и большими углами возвышения. На каждой платформе располагалось по паре орудий. А чтобы пути не портились и с рельсов состав не срывало, орудия оснащались дульным тормозом-компенсатором. И это того стоило, так как время приведения батареи к бою теперь не превышало минуты. А потом столь же быстро можно было сорваться и уйти, выходя из-под возможного контрбатарейного огня. В каждом таком составе было по дюжине пятидюймовок. То есть, считай полноценный дивизион. Да с сюрпризом: Николай Александрович решился отправить на фронт партию опытных боеприпасов. Слишком уж там горячо было. Это были новые шрапнели. Как и прежде диафрагменные. Только теперь вышибной заряд был усилен, а вместо круглых свинцовых шариков, внутри снаряда в три слоя лежали кованные стальные стрелки. Этакие маленькие флешетты, напоминавшие своим видом то, что использовали в 37-мм гранатомете, только покрупнее и потяжелее. Стрелки вместо шариков само по себе хорошо, так как скорость теряют не так быстро, да и дешевле, ибо свинец – дорогой металл. Но важным было и другое. Император стремился максимизировать не столько летальность такого оружия, сколько всемерно увеличить количество раненых. Ведь каждый раненый – это обуза. Каждый раненый – это беда. Каждый раненый - это лишние расходы, перегруженный тыл и деморализация. Так что убойность этих шрапнельных компонентов была может и не самая высокая, но в старый добрый пятидюймовый снаряд их теперь влезало очень много, намного больше чем раньше. А значит и покрытие площадей получалась куда как гуще.

Вот этими снарядами 127-мм орудия и ударили. Все двадцать четыре штуки, работая по корректировке артиллерийских наблюдателей, расположившихся в передовом полку Деникина. Кинули туда «шнурки» связисты, вот и расположились, держа руку на пульсе, а трубку телефонного аппарата у уха. Каждый наблюдатель работал на свою батарею, гибко корректируя огонь. Как в какой-нибудь компьютерной игре. Только вместо мышки, которой ты кликал на замеченную цель, чтобы по ней ударили пушки «откуда-то из-за карты», приходилось устно это проговаривать по телефону.

Выбор пятидюймовых орудий был неслучаен. Так как этот калибр являлся предельным для ручной перезарядки с сохранением хорошего темпа долгое время. Так-то и шесть дюймов руками заряжали, и кое-где даже восемь. Но только с «пятерки» можно «долбить» не только часто, но и долго. Что артиллерийские поезда и продемонстрировали, обрушив на японцев натурально град шрапнелей.

Орудия эти были морскими, длинноствольными. Гильзы и навеска пороха – аналогичная. Поэтому стреляли они далеко. Очень далеко по сухопутным меркам этих лет. При угле сорок пять градусов они закидывали снаряд аж на двадцать два километра. И что примечательно, трубки замедления шрапнелей были рассчитаны на эту дистанцию. Вот эти «длинные дудочки» и накрыли японцев, еще толком не рассредоточившихся по территории. То есть, на ранних стадиях развертывания.

Бам. Бам.

Отработала орудийная платформа. И меньше чем через минуту над очередной маршевой колонной японцев вспухло два черных облачка. А на них самих просыпались щедрой горстью брошенные стальные кованные стрелки. Они втыкались, застревая, в телах людей, погружаясь на сантиметр или более. Кого-то убивали. Но не часто. Кого-то тяжело травмировали или увечили. Большинство же оказывались легко раненными. Ничего смертельно. Просто такой дротик пробил ладонь или предплечье, вонзился в бедро или ступню. В любом случае – солдат становился малопригодным на какое-то время к полевой службе.

Генерал Ноги смотрел на это безобразие и от бессилия скрипел зубами. Он ничего ЭТОМУ противопоставить не мог. Ему было совершенно очевидно, что орудия стреляют откуда-то от железной дороги. А закинуть туда в ответ ему было нечего. Просто нечем. Тот артиллерийский парк, каким он располагал, не стрелял так далеко. Он было попытался вывести сразу пять дивизионов 75-мм пушек на дистанцию огня, но их сходу обработали русские орудия. Они даже доехать не успели до намеченных позиций как их накрыли чертовой шрапнелью. А там ведь в чистом поле куда от нее деться? Вот бойцы и бросились кто куда из тех, кому повезло избежать «гостинца».

Японская попытка фронтальной лобовой атаки на, казалось, плохо защищенные позиции провалилась полностью. Да как провалилась! Людей покосило – жуть! Через ранения, преимущественно. Но кто им помощь окажет? В его корпусе столько медиков и медикаментов просто не имелось.

Пришлось генералу прекращать это бессмысленное действо. А днем следующего дня с удивлением обнаружить канонаду тех самых пушек, что накануне создали ему столько проблем, в изрядном отдалении. Как Ноги потом узнал – они там отсыпали гостинцев его коллеге - генералу Оку, попавшего в совершенную неприятность.

Там ведь ладно посекло шрапнелью из пятидюймовок людей жуть. Так еще и казаки нарисовались. Два полка. Вот они-то и высыпали лавой из-за сопок на солдат Оку, атаковав сходу «белым оружием», то есть, пикой и шашкой.

Рассеянные, деморализованные, лишенные порядка и управления войска, отходящие после провалившегося наступления и тяжелых потерь, просто не выдержали такого с собой обращения. Хорошо, что генерал Оку вводил в бой не всех. И сумел парировать атаку казаков плотным ружейным огнем, нанеся, к слову, тем немалые потери. Однако оставаться в столь сложной обстановке он не решился. Вступление в бой казаков оказалось неприятной неожиданностью. Сколько их подошло? Кто знает? Может два полка, а может и все десять. Точных ведь разведывательных данных о том, где именно казачьи части располагались на Дальнем Востоке ни у Оку, ни у Ноги не было.

Но это генерал Ноги узнал уже к вечеру 21 мая. А в полдень, услышав отдаленную канонаду, обрадовался. Ушли значит орудия. Отошли. Вряд ли у русских их в этих краях их столь много. А значит, что? Правильно. И можно попытаться реабилитироваться за вчерашний позор. Вот и отправил он солдатиков в бой. Широким фронтом. Массово. Задействовав все силы, какие у него были под рукой…

Антон Иванович сильно переживал из-за того, что второй полк, прикрывавший ему тылы, отбыл вместе с бронепоездом и артиллерийскими составами к новому месту прорыва. А он в одиночестве был вынужден прикрывать это направление.

И если вчера было просто страшно, видя перед собой такую махину войск. То теперь он едва сдерживался от паники. Ведь за его спиной не было ничего. Просто голая степь. А на него вновь шли японцы. Конечно, не в таком бесчисленном множестве, как накануне. Но все равно, продолжая многократно превосходить его полк в численности.

Цепочка сопок, на которых держали оборону роты полка Имперской гвардии протянулись на несколько километров. По взглядам тех лет – совершенная глупость. Слишком низкая концентрация войск. Такую оборону должно было прорвать легко и просто. Практически без потерь и каких-либо мучений. Но это так было только по мнению германских и английских специалистов, консультирующих японцев. Русские, работавшие от новой своей доктрины, были иного мнения. Поэтому растянули еще до подхода супостата у оснований занятых сопок колючую проволоку в формате спиралей Бруно[2]. Очень удобных для такого рода задач. С банальной целью – критически затруднить японцам лобовые атаки на сопки. Ну те не будь дураками и рванули в свободные проходы между этими высотками, стремясь их обойти и выйти русским в тыл…

На подходах, конечно, их встречали огнем 87-мм легкие гаубицы, выполнявший роль основных полевых орудий за неимением других. Но количества «стволов» и могущества снарядов им категорически не хватало по сравнению с отъехавшими пятидюймовками. Да и шрапнель у них была старая, обычная, со свинцовыми шариками в качестве поражающих элементов. Так что навредить они, конечно, навредили. Но остановить японцев не смогли. Поэтому в проходах между сопками эти толпы противника встретили станковые пулеметы. Хорошие такие «максимы» с водяным охлаждением, поливающие своих супостатов тяжелыми остроконечными пулями довольно мощных 8х63 патронов, что на такой дистанции прошивали иной раз и двоих бедолаг, стоящих рядом в одной диаметральной плоскости.

Особенно ушлые супротивники пытались растащить проволочные заграждения. Но их отгоняли метким огнем небольшая группа стрелков, специально следящая за этим делом. Так что, на первый взгляд все получилось неплохо. Ведь японцы снова угодили в чудовищную мясорубку, теперь, правда, из фланкирующего огня станковых пулеметов.

Но Деникин упустил из вида важный момент – противник смог занять потерянные накануне орудия и применить их для обстрела русских позиций. Плотного такого обстрела. 87-мм легкие гаубицы, безусловно, включились в контрбатарейную борьбу. Благо, что имели подходящую дальность огня. Но могущества их снарядов оказалось недостаточно, чтобы быстро угомонить этих восставших «зомби». Шрапнель-то всю они по японской пехоте расстреляли чуть-ранее, а осколочно-фугасные снаряды потребовали более вдумчивого применения. Подавить-то в итоге подавили. Но японцы умудрились изрядно навредить станковым пулеметам, кое-где их разбив, а в основном – просто повредив и выведя из строя так или иначе. То есть, по факту, выключили плохо защищенные пулеметные гнезда из оборонительного контура русских.

И сразу – новая атака. В ней приняли участие и легкораненые накануне. Так как сбить русских с позиций Ноги посчитал делом чести, ведь пятидюймовые орудия действительно отъехали и перед ними на сопках была просто горстка защитников. Что он и донес до каждого своего солдата. Дескать, они не мужчины, если не смогут. Вот и вышли все, кто смог выйти. Непрерывные цепочки шрапнельных разрывов их теперь не встречали. Плотный огонь станковых пулеметов тоже. Так что генерал был уверен – вот теперь он одержит успех.

Но нет.

Не вышло.

В ротах оказалось слишком много ручных пулеметов, сыгравшую немаловажную роль. Но главное – это карабины в руках простых солдат. Эти адаптивные «винчестеры» развивали скорострельность близкую к самозарядным образцам. На рывке и полном магазине. Удобстве же смены магазина позволяло «долбить» из этих «стволов» с боевой скорострельностью даже выше, чем у многих ранних самозарядных винтовок, практикующих пачечное или обойменное заряжание.

Получился просто шквал огня.

Когда же самые упорные японцы прорвались ближе к русским позициям, в них полетели ручные гранаты. Важный психологический фактор, окончательно переломив хребет японскому наступлению.

Воины страны Восходящего солнца не смогли. Они откатились, оставляя, как и во время первых двух атак, массу раненых и убитых. Генерал Ноги же был сломлен окончательно. А тут еще и новость подоспела о том, что Оку тоже «получил лопатой по лицу» и энергично отступает, опасаясь окружения казаками. Что вынудило Ноги быстро собираться и следовать примеру своего коллеги… спешно… слишком спешно… повод-то, конечно, повод, но генерал и отсюда, от этого побоища хотел поскорее убраться…

Деникин стоял на вершине сопки и смотрел на удаляющихся вдали японцев. Смотрел и не верил своим глазам. Голова его была перемотана. Права рука тоже. А от полка осталось едва половина в строю. Остальных ранило или убило. Последний натиск японцев оказался самый губительный. Они подошли ближе всего и вели самый продуктивный стрелковый огонь. Ибо дистанция оказалась категорически маленькой. Хуже того – боеприпасы почти закончились. Никто не рассчитывал на такую интенсивность боев. Не ожидали. Поэтому к каждой 87-мм легкой гаубицы оставалось по пять-шесть снарядов. Осколочно-фугасных, а не шрапнельных, эти еще в обед кончились. Из обычных патронов – на каждого стрелка имелось сотни по три-четыре, примерно, что совсем немного на фоне расходов отражения последнего приступа. Даже для пулеметов и то – жиденько выходило, хоть и лучше.

Не подрассчитали…

Но японцы уходили… они отступали… спешно…

И Деникин не верил своим глазам. В его голове просто не укладывалось то, что они сумел устоять… что они сумели удержаться…