Глава 17

Токио понравился Стелле даже больше, чем Гонконг. Эти города были очень похожи друг на друга, но было в столице Японии нечто, отличающее ее от прочих азиатских мегаполисов. Трудно было назвать какое-нибудь одно преимущество Токио. Это и чистые улицы, и красивые ухоженные дома, на балконах которых не увидишь хлама или развешанного для сушки белья, и безупречная инфраструктура, и великолепный транспорт, и удобства повсюду…

По просьбе Стеллы таксист остановил машину на одной из улиц в городе Кавасаки, недалеко от Токио, возле небольшого продуктового магазина. Скорее по привычке, чем из соображений безопасности, Стелла зашла в магазин, купила бутылку воды и упаковку жевательной резинки, понаблюдала за улицей через стеклянную дверь, после чего вышла.

Нужная ей улочка Накахара находилась сразу за углом магазина. Тротуар здесь был настолько узким, что девушке пришлось идти по проезжей части. По пути к фотостудии «Лайф» она не встретила ни одного пешехода. Через несколько минут Стелла стояла перед дверями фотосалона. Она заранее продумала варианты развития событий и те слова, которые должна была произнести, чтобы не вызвать подозрений у окружающих. Однако все получилось иначе.

Девушка зашла внутрь и застыла возле стойки оформления заказов. Студия была пуста. Фотооборудование было готово к работе, и даже светильники были включены, но там, где должен находиться клиент, висела большая фотография. Это был тот самый человек, о котором говорил Краснов, агент Сенсей. Она узнала его, несмотря на то, что видела лишь фото из его личного дела.

Стелла отвела взгляд от фотографии и осмотрелась. Вдруг портьеры, которые закрывали вход в соседнее помещение, распахнулись, и в дверях появилась пожилая японка в цветастой короткой блузке навыпуск и коричневых брюках, которые едва достигали щиколоток. Она долго всматривалась подслеповатыми глазами в лицо Стеллы, затем не без труда подошла к девушке. Женщина попыталась поправить прядь волос, выбившуюся из-под платка, но тот съехал ей на плечи, обнажив растрепанные седые волосы. Японка что-то сказала, Стелла ответила по-английски: «Я не понимаю». Затем повторила фразу на китайском. Услышав китайский, женщина радостно закивала и повторила уже на китайском.

– Вот, смотрите, – японка обвела рукой студию. – Все на месте, все оборудование в комплекте. Все работает прекрасно. Оно теперь мое. Досталось в счет аренды от Сато-сана…

– А где сам Есида Сато? – спросила Стелла.

– Так ты не студию пришла смотреть? Так что ж ты мне голову морочишь, – сердито проворчала японка.

– Мне нужен Сато-сан, – повторила Стелла в надежде на конкретный ответ и продолжение разговора. – Где он?

– Вот он, – махнула рукой женщина в сторону фотографии на стене и расплакалась. – Умер Есида. Инфаркт. Прямо здесь, на этом месте и умер.

Стелла в душе ахнула. «Так вот почему он не выходил на связь!» Ей вдруг стало нестерпимо жаль этого человека, которого она никогда не видела и совсем мало о нем знала. Она окаменела. Комок застрял в ее горле. На глаза стали наворачиваться слезы. Стелла вдруг отчетливо поняла, что ее судьба может сложиться точно так же.

Стелла не боялась смерти, потому что была слишком молода, и ей казалось, что ее уход из жизни пока очень далек, почти нереален. Но мысль о том, что на ее могиле может стоять надгробие с чужим именем вроде Стеллы или Долли, ужасала ее. Пожалуй, впервые она задумалась о своем будущем, с кем и как ей придется встречать старость. Одной? В пустой квартире или в доме престарелых?

Наверное, каждый разведчик-нелегал глубоко в душе мечтает когда-нибудь вернуть себе свое настоящее имя, данное родителями, стать таким, как прежде, избавиться от вечной роли, которую приходится играть сутки напролет. Только вот получается это далеко не у каждого.

Японка вытерла концом платка слезы и опять внимательно посмотрела Стелле в глаза.

– А ты разве не знала, что он умер? – спросила она.

– Нет.

– Незадолго до смерти он сделал свой портрет, как будто предчувствовал… А был он порядочным и добрым! Клиенты его любили. Он делал фотопортреты даже министров и членов правительства. Но ты первая, кто заплакал о нем… кроме меня. Наверное, ты его любила, – с пониманием вздохнула женщина, взяла девушку под руку и повела в сторону дверей с портьерами.

Там оказалось крохотное подсобное помещение, где с трудом могли поместиться два человека.

– А почему я тебя здесь раньше не видела? Откуда ты знаешь Сато-сана?

– Я организовываю детские праздники, дни рождения и часто приглашала Сато-сана для фотосъемок, – не растерялась Стелла.

– Э-э-э, – недоверчиво покачала головой старуха. – Меня, старую Фумико, не проведешь… Уж я-то знаю… Ты – любовница Сато-сана. Помню, как он где-то пропадал по вечерам, а иногда уезжал из города… Ну и слава богу, хоть не один он был.

– Я сейчас живу в Европе. Только сегодня прилетела ненадолго в Японию, – смущенно пояснила Стелла, но эти слова японка расценила по-своему.

– Сегодня? Почему так поздно? Не могла раньше показать его врачам? – с укоризной произнесла старуха, наливая воду в чайник. – Давай, я тебя чаем угощу. А может, чашечку саке выпьешь?

– Нет, спасибо, – отказалась Стелла.

– А я, пожалуй, выпью, – оживилась Фумико. Она включила чайник, достала из шкафчика пачку зеленого чая и начатую бутылку саке.

– Есидо не пил, а меня всегда угощал. Каждый раз, когда платил за аренду. Я ведь хозяйка этого помещения. От сына мне досталось….

– Но Есидо ведь не болел…

– Инфаркт всегда случается неожиданно. Врачи сказали, если бы вовремя обследовался – обошлось бы, избежал бы такого конца…

Стелла вздохнула. Во время инструктажа в Москве Краснов упоминал, что Сенсей жаловался на проблемы с сердцем. Центр предложил ему обследоваться, но разведчик отказался – у него должна была состояться очень важная встреча с высокопоставленным чиновником мэрии Токио. Как будто подтверждая мысли девушки, Фумико сделала большой глоток саке и произнесла:

– У него много знакомых было. Приходили к нему иногда. Разговаривали подолгу. Но девок не приводил, – японка покосилась на Стеллу, поняв, что сболтнула лишнего, и тут же продолжила, чтобы замять неловкость: – Даже из мэрии был друг. Солидный… Говорят, что у Есиды была жена, которая погибла много лет назад в автомобильной катастрофе, а второй раз он не женился. Он тебе ничего не рассказывал?

– Нет, – отозвалась Стелла.

Вода закипела. Фумико достала глиняный тяван, бросила туда пакетик зеленого чая и залила кипятком.

– Какая красивая чашка, – восхитилась девушка, внимательно разглядывая ее со всех сторон.

– Это его чашка. Он всегда только из нее пил чай, – произнесла Фумико. – Ой! Чуть не забыла. Я что-то тебе покажу… – воскликнула она и вышла из помещения.

Стелла осмотрелась. На стенах бытовки висели фотоснимки старинного японского городка. Пейзажи были настолько очаровательны, что девушка невольно залюбовалась ими, не в силах оторвать глаз. В это время вошла Фумико. В руках она держала небольшую старую шкатулку, украшенную уже потускневшими от времени рисунками цветущей сакуры.

– Что, нравится? – Японка кивнула головой в сторону фотографий и поставила шкатулку на стол. – Есида сам снимал. Это его родной город. Он его очень любил и частенько там бывал.

Стелла знала, что Сато-сан родился в России, но нисколько не сомневалась, что он сумел полюбить этот городок всем сердцем. Мысленно девушка не переставала восхищаться этим незнакомым ей человеком.

Японка поставила шкатулку перед Стеллой.

– Вот! Это его… Я нашла ее, когда разбирала его вещи. Бедный, бедный Есида. Одиночество – страшная штука, – горько вздохнула она, и из ее глаз вновь потекли слезы. Фумико сняла очки, протерла их и вновь надела. – Возьми шкатулку…

– Нет-нет, – отрицательно покачала головой Стелла, – не могу…

– Бери, бери. Я уже старая, помру скоро… детей у меня нет. Всех родственников я пережила. Мне иногда кажется, что и я уже умерла… Возьми шкатулку. Пусть останется тебе на память. Ты ведь не чужая ему была, – японка, кажется, окончательно поверила в ту историю, которую сама же придумала.

– Я, пожалуй, пойду, – грустно вздохнула девушка.

– Да-да. Конечно, – ответила старая японка, моргая подслеповатыми глазками. – Ты приезжай ко мне… я ведь тоже одна-одинешенька… Не забывай и меня, пока я не помру… и потом не забывай…

Старуха на прощание обняла Стеллу, как родную внучку, и заплакала еще сильнее.

На следующий день Стелла гуляла по сырым бетонным дорожкам кладбища Аояма. Тишина и покой царили вокруг. Зеленые кусты обступили узкие аллеи. По обеим сторонам гармонично соседствовали изваяния Будды и мраморные христианские кресты, вековые каменные ступы, скромные пагоды и простые надгробные плиты. Должно быть, здесь очень красиво весной, когда цветет сакура.

Несколько раз Стелла прошла мимо массивного гранитного колумбария, очевидно, возведенного недавно, но не решалась подойти. Именно здесь, судя по объяснениям в администрации Аоямы, был захоронен прах Есиды Сато.

Наконец, приблизившись к колумбарию, она нашла в нижнем ряду знакомое имя и положила рядом букетик цветов. Затем взяла оставленную кем-то бутылочку с водой, смочила платок, бережно протерла уже успевшую запылиться табличку.

Редко Стелла позволяла себе такую слабость – слезы, но сейчас она не могла и не хотела себя сдерживать. Никто не обращал на нее внимания в этом чужом ей городе. «Прощай, Сато-сан. Я буду навещать тебя, когда смогу», – прошептала девушка по-английски, повернулась и направилась к выходу.

Во время войны бойцы часто рисковали своими жизнями, чтобы вынести тело погибшего товарища с территории врага, вернуть его домой. Есть в этом нечто высокодуховное, не поддающееся логическому объяснению и противоречащее здравому смыслу. Но так было принято у советских людей. Прах умершего на чужбине разведчика-нелегала никто не мог вывезти – ни Стелла, ни даже Центр. Через пятнадцать лет, когда, по жестким правилам, закончится срок хранения праха в колумбарии, прах разведчика будет развеян. Памятью ему станет его личное дело с надписью «Хранить вечно» в архиве Службы внешней разведки, да добрая память о нем его коллег.

Стелла присела на скамейку на одной из аллей, достала из пакета шкатулку, поставила себе на колени и с волнением приподняла крышку. Там лежали потрепанная толстая тетрадка, старый перочинный ножик и золотая цепочка с медальоном в виде сердечка.

Девушка перелистала страницы, исписанные мелким аккуратным почерком. Текст был написан на английском. Это были стихи:

 

«В этих глазах,

При горящих свечах,

Расставания даль,

А скорее, печаль.

Черным бархатом грусть —

Пусть будет, пусть.

И смиренье с судьбой —

Мы не будем с тобой…

 

 

Снова в этих глазах,

При погасших свечах,

Горит лунный свет,

Тяжесть прожитых лет…

К невозвратному жалость

И усталость, усталость,

Усталость, усталость…»

 

Стелла ощутила в этих строках бездну одиночества Есиды, несбывшиеся мечты и горечь расставания с кем-то, кто был ему дорог. Девушка до глубины души прочувствовала трагедию мужественного человека, его преданность своему делу вопреки трудностям и лишениям. Она вынула из шкатулки медальон и внимательно рассмотрела его. Украшение, скорее всего, было с секретом. Девушка раскрыла перочинный ножик и не без труда раскрыла лезвием переднюю часть медальона. Внутри оказалась крохотная пожелтевшая фотография с изображением лица улыбающейся молодой женщины. Значит, у Есиды была любимая! Но кем была эта женщина? Русская, иностранка? В любом случае это теперь навеки останется тайной…

«Что же будет со мной? – думала девушка. – У Есиды была женщина, которую он любил. Наверняка жил мечтой встретиться с ней. Может, они несколько раз встречались… А у меня нет даже этого! Анри? Но как бы мы ни любили друг друга, он никогда не станет мне по-настоящему близким человеком. Мне всегда придется ему лгать и выдавать себя за другого человека…»

В этом заключалась ее трагедия. Правда, Стелла могла передать в Центр просьбу о срочной эвакуации, и ее вернут на родину немедленно. Никто не упрекнет ее за слабость. Просто сломалась. Переоценила свои силы. Не справилась с заданием. На родине ее обеспечат хорошей работой, она обретет семейное счастье…

Но в этом случае она потеряет нечто большее – она потеряет веру в себя. Она перестанет быть разведчиком. Она ничего уже не сделает для того, чтобы остановить чудовищную эпидемию терроризма, расползающуюся по планете. И будут новые взрывы, бомбежки, стрельба, будут новые жертвы, новые страдания. А ей, Даше, что до этого? Она будет упиваться тихим семейным счастьем, купаться в любви, как в солнечных лучах. А весь мир пусть горит синим пламенем. Так?

Девушка настолько погрузилась в свои мысли, что не сразу услышала шарканье ног, сдержанное всхлипывание, шорох одежды… Чопорная похоронная процессия шла по главной аллее. Инкрустированный полированный гроб из красного дерева с золотыми ручками. Дорогие костюмы, блеск золотых часов и бриллиантовых заколок. Вышколенные служащие. Помпезность во всем…

При виде такой роскоши Даше стало горько и обидно. Она еще раз взглянула на убогую табличку в нижнем ряду колумбария. Ее скромный букетик рассыпался по серому мрамору, подчеркивая ничтожность могилы честного и мужественного человека, неизвестного героя, который до последнего вздоха оставался верным своей родине и долгу…

Девушка решительно поднялась с холодной тумбы и, бросив прощальный взгляд на табличку с японским именем, под которым жил и умер русский разведчик, направилась к выходу.