Глава 17

Через шесть дней после ухода в Чащу Костя перестал выходить на связь. Последнее место, откуда он отправил сообщение, находилось в пятидесяти километрах от деревни Илеево, той, что была неподалеку от центрального корня. Никто не понял, что произошло, ведь заряда аккумуляторов хватало еще на много дней пути.

Ане пришлось вернуться домой. Захар встретил ее и, на удивление, был в адекватном состоянии, хотя и выпивший, как ей показалось. Он попытался узнать, что произошло и где она была. Девушка закрылась в комнате, ничего не объясняя. Аня перестала посещать школу и несколько дней ничего не ела. Мир исчез для нее вместе с братом. Захар делал безуспешные попытки наладить общение с девушкой в те короткие моменты, когда она покидала свою комнату, чтобы сходить в туалет или попить воды, но Аня игнорировала его. Она пыталась убедить себя в том, что у Кости просто сломалась камера и он вернется. Она высчитывала, сколько километров оставалось до центра Чащи, и прикидывала, за какое время он их пройдет, чтоб понять, когда ждать брата. Дни тянулись так медленно, что ей физически было больно существовать в этой жестокой неопределенности.

«Просто сломалась камера, – твердила она себе. – Костя не умер, Костя временно исчез, – повторяла она. – Идти ему еще много дней, рано пока говорить о смерти…»

Она пыталась положительно настроить себя, чтоб хоть как-то отогнать депрессию, поглотившую ее полностью. Каждый день Аня продолжала считать километры, которые Костя должен был пройти за сегодня, и ждала тот момент, когда он вернется, как это было в прошлый раз. Но время шло, а брата все не было.

«Он просто медленно идет, без связи с координаторами», – думала сестра.

Через неделю надежда на возвращение Кости начала увядать. На восьмой день позвонил Семен Петрович и сказал, что они хотят устроить Косте похороны. Девушка со слезами бросила трубку и сползла по стене на пол, понимая, что это конец.

Когда Аня услышала протяжное, хриплое: «Я знаю, что ты суккуб», она подняла заплаканное лицо и увидела Захара, стоящего в дверях. Мужчина держал в руках нож и смотрел девушке в глаза. За все время она не видела такого выражения лица своего опекуна. Ей показалось, что в него что-то вселилось.

– Я видел, как ты ходишь по стенам, – говорил Захар, – я видел, как ты разговаривала с дьяволом. Я видел, как черти плясали вокруг тебя. – Он произносил каждое слово с напряжением в голосе, тихо, с ненавистью. Аня вжалась в угол кухни.

– Суккуб пытался искусить меня, – в приступе белой горячки бредил опекун, – пытался, но я терпел. Суккуб ходил возле меня в открытых одеждах, пытаясь довести до греха. Но я терпел. Суккуб намекал мне на обладание… молодым телом. Я терпел, как мог. Но силы кончаются.

Он подошел к Ане и приставил нож к ее лицу.

– Я знаю, что под этой кожей таится чешуя. Гнилая чешуя! – заорал он, и девушка, зажмурившись, вскрикнула от испуга. А когда спустя мгновение она открыла глаза, то увидела перед собой зло.

Зло схватило ее за майку и разорвало на груди. Потянуло за ноги, так что Аня оказалась на спине. Она всеми силами пыталась столкнуть его с себя, до тех пор, пока нож не прикоснулся к ее лицу. Тогда девушка замерла. Зло что-то шептало ей, целовало шею и прикусывало ухо. Девушка почувствовала, как с нее снимают шорты. Аня снова попыталась сопротивляться, упираясь коленями в него и пытаясь не пустить зло внутрь себя. Лезвие прочертило красную линию на ее щеке, и боль растеклась по лицу вместе с кровью. Аня закричала, но ей тут же заткнули рот ладонью. В этой безнадежной ситуации она вдруг вспомнила брата. Вспомнила, как они шли вместе по парку и он рассказывал ей про свои картины.

Аня закрыла глаза и представила отчетливый образ Кости перед собой. Его доброе, солнечное, улыбающееся лицо. А потом случилось чудо. Аня увидела свет, разливающийся по всей кухне. Свет вцепился злу в самое сердце и выдрал черный, насквозь прогнивший орган человека, потерявшего в этой жизни все. Захар приподнялся на коленях и бешеными, выпученными глазами уставился на Аню, а потом на свое сердце, лежащее на полу возле колена. Он выронил нож и схватился руками за грудь, которая была абсолютно цела. Он сделал несколько судорожных вдохов и выдохов, а потом рухнул на бок и замер.