От индоевропейцев к микенцам
Когда люди, обитавшие в Средиземноморье в тех местах, что составляют Грецию, стали греками? Простого ответа нет, потому что понятие народа подразумевает не только социальные и материальные условия его существования, но также язык, этнические, культурные и религиозные традиции. Насколько нам известно из сохранившихся источников, первым народом, говорившим в Греции на древнегреческом, были микенцы во II тысячелетии до нашей эры. Очевидно, что к тому времени уже существовали группы людей, которых мы зовем греками. До нас не дошло никаких сведений о том, как микенцы называли себя, но в греческих источниках исторического периода они называли свою страну Элладой, а себя — эллинами, по имени Эллина, легендарного вождя из Центральной Греции. Эти названия в ходу в Греции и поныне, а слова «Греция» и «греки» на самом деле пришли из латыни, языка древних римлян.
Самые глубокие корни древнегреческого языка и другие особенности этого народа следует искать намного ранее микенской эпохи, но поиски их происхождения остаются сложной задачей, поскольку нет никаких письменных источников о столь древних временах. Исследования названных тем строятся вокруг двух главных проблем — значения индоевропейского наследия для древних греков в период примерно с 4500 по 2000 г. до н.э. и влияния, которое во II тысячелетии до н.э. оказало на них взаимодействие с более древними цивилизациями Ближнего Востока, в особенности с Египтом. Хотя в деталях ход формирования греческой культуры остается неясным, в общем очевидно, что эти два источника влияния долгое время воздействовали на ее формирование.
Во II тысячелетии до н.э., как подтверждают данные археологии и даже некоторые письменные документы, существовали вполне определенные центры, оказавшие влияние на раннюю греческую культуру. До возвышения микенской культуры в материковой части Греции на крупном острове Крит процветала минойская цивилизация. Минойцы, чей язык не был греческим, разбогатели благодаря развитому сельскому хозяйству и морской торговле с народами Восточного Средиземноморья и Египтом. В середине названного тысячелетия микенцы утратили свое могущество, и их межкультурные связи унаследовала микенская цивилизация. Однако центры микенской цивилизации были разрушены между 1200 и 1000 гг. до н.э. в ходе масштабного бедствия, постигшего Восточное Средиземноморье. Потомки греков, переживших эти катастрофы, в конечном счете возродили греческую цивилизацию после «темных веков» (1000–750 гг. до н.э.).
Индоевропейские и ближневосточные корни
Центральная проблема, связанная с индоевропейскими корнями греческой общности и культуры, состоит в том, в какой степени племена, которые мы называем индоевропейцами, на протяжении многих веков проникавшие в доисторическую Европу, изменили образ жизни уже обитавших там людей, включая автохтонное население Греции. Споры о прародине древнейших индоевропейцев продолжаются, но наиболее вероятным местоположением ее являются либо Центральная Азия, либо Анатолия. Недавний, но неоднозначный компьютерный анализ лингвистических данных, похоже, сместил баланс в пользу Анатолии. Последняя волна индоевропейской миграции вызвала опустошения по всей Европе около 2000 г. до н.э., о чем говорит столь же неоднозначная гипотеза, предполагающая передвижение воинственных народов той эпохи на большие расстояния. Греки исторического времени в таком случае рассматриваются как потомки этой группы захватчиков.
Концепция изначального индоевропейского единства строится на основе лингвистической реконструкции. Лингвисты давно солидарны в том, что древние и современные языки Западной Европы (включая, ко всему прочему, греческий, латинский и английский), а также языки славянские, персидский (иранский) и множество языков на Индостанском субконтиненте (в том числе санскрит) восходят к одному-единственному языку. Поэтому они назвали первоначальных носителей этого языка индоевропейцами. Поскольку первоначальный язык исчез задолго до изобретения письменности, его следы живут в словах образовавшихся на его основе более поздних языков. У древних индоевропейцев, например, существовало слово, имеющее значение ночь, дошедшее до нас как греческое nux (nuktos в родительном падеже), латинское nox, noctis, ведическое (вариант санскрита, на котором создана древнеиндийская эпическая поэзия) — nakt-, английское night, испанское noche, французское nuit, немецкое Nacht, русское ночь (noch) и так далее. Еще один пример: английские слова I и me (я и меня), два совершенно непохожих личных местоимения, обозначают говорящего в разных грамматических контекстах, и эта особенность характерна и для индоевропейских местоимений.
Ок. 4500–2000 гг. до н.э.: расселение индоевропейских народов в Европе?
Ок. 3000–2500 гг. до н.э.: обработка бронзы распространяется на Балканах и на острове Крит.
Ок. 3000–2000 гг. до н.э.: развитие средиземноморской поликультуры.
Ок. 2200 г. до н.э.: первые дворцы минойской цивилизации на Крите.
Ок. 2000 г. до н.э.: жестокое разрушение многих поселений в Европе.
Ок. 1700 г. до н.э.: ранние дворцы на Крите разрушены землетрясением.
Ок. 1600–1500 гг. до н.э.: шахтные погребения в Микенах (материковая Греция).
Ок. 1500–1450 гг. до н.э.: древнейшие погребения-толосы в Микенах.
Ок. 1400 г. до н.э.: древнейшие дворцы Микен.
Ок. 1370 г. до н.э.: разрушен Кносский дворец на Крите.
Ок. 1300–1200 гг. до н.э.: расцвет микенской дворцовой культуры.
Ок. 1200–1000 гг. до н.э.: жестокие потрясения в Эгеиде в эпоху «народов моря».
Ок. 1000 г. до н.э.: гибель микенского общества.
Лингвисты полагают, что слова более поздних языков, произошедших из изначального языка древних индоевропейцев, могут пролить свет на особенности общества этой исходной группы. Например, имя главного мужского божества индоевропейцев сохранилось в сходном звучании имени сильнейшего бога в греческом и латинском языках — Зевс и Юпитер (Zeus pater и Jupiter). Этот факт наводит на мысль о патриархальном характере индоевропейского общества, в котором отцы были не просто родителями, но, скорее, властвовали над всеми домочадцами. На основе других слов можно предположить, что индоевропейское общество было также патрилокальным (жена переходила на жительство в семейную общину мужа) и патрилинейным (родство детей определялось по отцовской линии). В индоевропейском языке также встречаются упоминания о царях, что предполагает общество неоднородное, имеющее социальное расслоение и иерархию. Наконец, и лингвистические, и археологические данные говорят о воинственности и склонности индоевропейцев-мужчин к соперничеству. Поскольку язык древних греков, фундаментальная составляющая их самосознания, бесспорно относится к числу индоевропейских, они вполне определенно восходят к индоевропейским предкам.
Наиболее спорная гипотеза заключается в том, что жестокие индоевропейцы, имевшие патриархальную, иерархичную общественную организацию, будто бы вторгались в Европу несколькими волнами, навязав обитавшим там народам свои ценности. При этом коренное население доисторической Европы было в целом эгалитарным, миролюбивым и матрилокальным (с центральной ролью женщины-матери) обществом, а вторжения индоевропейцев разрушили этот порядок. Далее сторонники данной теории утверждают, что первые европейцы изначально поклонялись женским богам, почитая их как главных, но индоевропейцы силой низвергли их, возвысив своих мужских божеств, в том числе Зевса, главу всех греческих богов. Эти резкие изменения начались около 4500 г. до н.э., по мере того как разные группы индоевропейцев вторгались в Европу на протяжении последующих столетий, в конечном счете разграбив и разрушив к 2000 г. до н.э. многие доиндоевропейские поселения.
Оппоненты такой теории утверждают, что другие компоненты греческой культуры (за исключением языка) — не индоевропейские по происхождению: нет ясных доказательств того, что индоевропейцы, переселившиеся в Европу отдельными группами, были настолько сильны, чтобы разрушить уже существовавшие социальные структуры и верования и силой навязать местному населению свои. Не исключено даже, что общественные традиции индоевропейцев никогда значительно не отличались от местных, уже имевшихся у доиндоевропейских обществ доисторической Европы. Следовательно, черты более позднего, исторического, греческого общества, в частности патриархат и социальное неравенство женщин, на самом деле могли присутствовать и у коренных жителей Греции. К примеру, еще одна теория утверждает, что мужчины-охотники каменного века подтолкнули человеческое общество к патриархату, похищая женщин из других общин в стремлении сделать собственную общину более плодовитой и способной к выживанию. Поскольку мужчины-охотники имели опыт дальних переходов от главной стоянки, именно они нападали на другие общины. Таким образом, мужчины могли обрести господство над женщинами задолго до эпохи предполагаемых вторжений древних индоевропейцев в Европу.
С этой точки зрения автохтонное общество Европы стало патриархальным без внешнего влияния, пусть даже в его религии женские божества пользовались большим почитанием, о чем свидетельствуют тысячи фигурок «венер» (женских статуэток с пышными грудями и бедрами), найденных во время археологических раскопок доисторических поселений, а также важное место многих богинь в греческой религии. Но возможно, что социальное неравенство между мужчинами и женщинами возросло из-за изменений, связанных с развитием пашенного земледелия и скотоводства в конце европейского каменного века (см. главу 1). Ученые, не склонные считать индоевропейцев главной причиной изменений в культуре, возражают и против того, чтобы винить их в широкомасштабном разрушении европейских поселений около 2000 г. до н.э. Вместо этого, полагают они, истощение почв, принуждавшее к жесткому соперничеству за землю, и внутренние политические распри привели к беспощадным столкновениям, опустошившим в конце III тысячелетия до н.э. многие поселения Европы.
Вопрос о связях Греции с Ближним Востоком, особенно с Египтом, — одна из сторон формирования греческой культуры — также вызвал яростные споры. Некоторые ученые XIX в. не придавали значения культурному влиянию Ближнего Востока на Грецию или вовсе отрицали его роль, несмотря на ясные свидетельства того, что древние греки с благодарностью признавали: они действительно многому научились у негреческих народов, представлявших, как они вполне понимали, более древние цивилизации. Греки, знавшие прошлое, заявляли, что они особенно много почерпнули у древней цивилизации Египта, особенно в религии. Геродот сообщает, что египетские жрецы рассказали ему, что, помимо того, что египтяне были первым народом, создавшим алтари, празднества, статуи и храмы богов, они же заложили традицию давать божествам названия-титулы, и греки переняли ее из Египта — и, как добавляет Геродот, «что это именно так, мне пришлось во многих случаях убедиться на деле».
Современные исследования подтверждают мнение древних греков о том, что они многому научились у египтян. Очевидное свидетельство глубокого влияния египетской культуры на греков — это набор фундаментальных религиозных представлений, перешедших в Грецию из Египта. В их числе география подземного мира, взвешивание на весах душ умерших, животворящие свойства огня, увековеченные в ритуалах инициации всегреческого культа Деметры Элевсинской (это знаменитое святилище располагалось во владениях Афин). Греческие мифы — истории, которые греки рассказывали о своих глубинных корнях и взаимоотношениях с богами, — были наполнены сюжетами и мотивами, пришедшими из Египта и Ближнего Востока. Но влияние не ограничивалось религией. Так, греческие скульпторы архаической эпохи создавали статуи в соответствии с пропорциями, принятыми египетскими мастерами.
Археология говорит нам о том, что жители Греции поддерживали торговые и дипломатические контакты с Ближним Востоком по меньшей мере с середины II тысячелетия до н.э. Но совершенно невозможной, однако, представляется современная теория, будто египтяне в это время вторгались в материковую Грецию и колонизировали ее. Египетские документы того времени упоминают греков как чужестранцев, египтянам неподвластных. Более того, в значительной мере контакты между Грецией и Ближним Востоком в этот ранний период происходили через посредников, главным образом торговцев и мореплавателей Крита. В любом случае в размышлениях о «культурном долге» одной группы перед другой важно не впасть в заблуждение, представляя первую пассивной восприемницей идей, ремесла или традиций со стороны более высокоразвитой группы. То, что первые перенимают от вторых, всегда адаптируется и получает новое истолкование в соответствии с системой ценностей перенимающей группы. Все, что первые получают от вторых, они изменяют так, чтобы придать нововведениям функции и смыслы, соответствующие их целям и культурным традициям. Когда греки учились у народов Ближнего Востока и Египта, они превращали полученное знание в свое собственное. Именно так выковывается культурная общность, а вовсе не бездумной имитацией или пассивным копированием. Греки сами создали свое самосознание, основанное, прежде всего, на общих религиозных практиках и общем языке. Изначально заимствованные элементы своей культуры они наполнили собственным содержанием. Формирование греческой культуры заняло продолжительное время. Было бы бессмысленно указать на какой-то конкретный момент как на начало этого сложного процесса. Чем искать несуществующий единственный исток греческой общности, скорее следовало бы попытаться определить множество источников культурного влияния, слившихся за долгое время воедино, чтобы породить культуру Греции, которую мы видим в более позднее время.
Цивилизации Европы в эпоху бронзы
Важнейшие свидетельства того, как греки именно стали греками, дает поздний бронзовый век (II тысячелетие до н.э.). К этой эпохе относятся «первые цивилизации Европы» — минойская на крупном острове Крит (к юго-востоку от материковой Греции) и более мелких островах Средиземного моря, и микенская цивилизация на материке, на некоторых островах и побережье Эгейского моря. Минойцы, язык которых до сих пор остается недешифрованным, построили процветающую цивилизацию раньше грекоязычных микенцев. Оба народа поддерживали интенсивные торговые связи с Ближним Востоком, располагали передовыми сельскохозяйственными и металлургическими технологиями, совершенной архитектурой, создавали поразительные произведения искусства и отличались явным пристрастием к роскоши. Но жили они в опасном мире, угрозам которого не смогла противостоять хрупкая сложность их цивилизации.
Предшественники этих цивилизаций в III тысячелетии до н.э. освоили обработку металлов и работали с бронзой, свинцом, серебром и золотом. Эта технология оказала глубокое влияние на все стороны жизни минойцев и микенцев — от войны и земледелия до создания предметов роскоши, подчеркивающих общественное положение владельцев. Эти новшества в обработке металлов явно существовали независимо от аналогичных на Балканах и Ближнем Востоке. Разработав новые приемы плавки металла, требующие высоких температур, эгейские кузнецы смогли создать более смертоносное вооружение, новые предметы роскоши и более прочные и эффективные орудия труда для земледелия и строительства. Новая технология сделала металлическое вооружение более действенным. Медное оружие обладало не слишком большими преимуществами по сравнению с каменным, потому что лезвия из мягкого металла легко гнулись и теряли остроту. Бронза, сплав меди и олова, была куда прочнее, и ее можно было затачивать. Изобретение бронзы сделало возможным изготовление прочных металлических кинжалов, мечей и наконечников копий. Древнейшие эгейские кинжалы, относящиеся к III тысячелетию до н.э., были найдены в Трое. Кинжал вскоре превратился для воинов бронзового века в стандартный предмет их экипировки, так что именно с него началась гонка вооружений, столь обычная в истории человечества. Кинжалы постепенно удлинялись, превращаясь в мечи, увеличивая убойную силу этого нового оружия.
Кузнецы бронзового века также украшали оружие и ювелирные изделия дорогим декором. Выставленные на всеобщее обозрение, такие изделия являлись показателями богатства их владельцев и их положения в обществе. Поскольку людям, судя по всему, от природы свойственно стремление выделиться, новые — более дорогие — металлические предметы давали еще одну возможность подчеркнуть свой статус тем, кто мог себе это позволить. К примеру, богато украшенное оружие способствовало разделению в обществе мужчин и женщин, поскольку подчеркивало мужество охотника и воина и его роль в обществе, хотя все это возникло намного раньше, в ходе общественного разделения труда. Стремление к богатству в виде металлических предметов и владения дорогостоящими образчиками символов власти стимулировало спрос на металлы и квалифицированных мастеров, умеющих их обрабатывать, так что развитие металлургии имело одно из важнейших социальных следствий: появился новый тип богатства и новый показатель общественного положения. Чем доступнее становились такие предметы, тем больше людей желало их, еще более стимулируя спрос. В свою очередь, люди ожидали, что теперь их труд или демонстрация их положения окупится соответствующим образом. Ожидалось, что теперь они будут способны приобретать изделия из металла — утилитарные, такие как инструменты, и предметы роскоши — ювелирные изделия. Знать также ценила продукцию других специализированных ремесел, процветавших на Ближнем Востоке, например декоративную резьбу по слоновой кости, ввозившейся в Грецию. Число специалистов-ремесленников в эгейских поселениях бронзового века, небольших по современным стандартам, постоянно росло. Некоторые из этих мастеров были выходцами с Ближнего Востока, перебравшимися на Запад с целью найти применение своим силам и новый рынок для своих изделий. Они принесли с собой не только производственный опыт, но также и собрание мифов, оказавших влияние на народы, с которыми контактировали переселенцы. Таким образом, они стали косвенными проводниками культурных изменений.
В III тысячелетии до н.э. распространилась и средиземноморская поликультура — возделывание оливок, винограда и зерновых в рамках единой сельскохозяйственной системы. Она возникла, когда люди начали использовать усовершенствованные и более острые металлические орудия труда и выращивать новые растения и тем самым разнообразить свое питание. Появление этой системы, до сих пор преобладающей в сельском хозяйстве Средиземноморья, имело два важных следствия: во-первых, увеличилось количество продовольствия, что способствовало росту населения, во-вторых, сельское хозяйство стало более многообразным и более специализированным. Эта новая структура сельского хозяйства в свою очередь привела к появлению новых ценных продуктов — оливкового масла и вина. Местное потребление и торговля ими потребовали новых технологий хранения. Возникло производство гигантских сосудов, положив начало новому виду гончарного промысла. Специализация в производстве продовольствия и товаров приводила к тому, что у занятых этим делом не было времени самим выращивать для себя урожай или производить необходимые в быту вещи. Им приходилось приобретать еду и вещи в обмен на свои товары.
В силу этого возросла экономическая и социальная взаимозависимость. В Греции в маленьких поселках раннего бронзового века, обитатели которых жили самодостаточным натуральным хозяйством, обмен происходил, вероятно, преимущественно на основе обоюдности. Взаимный обмен не преследовал экономической выгоды, но скорее был важен в социальном отношении: я даю тебе что-то, что произвел сам, а ты, в свою очередь, даешь мне какой-то свой продукт. Мы обмениваемся не потому, что каждый из нас действительно нуждается в продуктах другого, но дабы подтвердить наши связи в малой группе. В районе Эгейского моря общество эпохи бронзы в конечном счете достигло намного более высокого уровня экономической взаимозависимости, чем просто взаимный обмен, и по своей экономической сложности значительно превзошло даже крупные неолитические поселения, подобные Чатал-Хююку.
Общество дворцового периода минойского Крита
Люди населяли большой плодородный остров Крит многие тысячи лет до возникновения около 2200–2000 гг. до н.э. общественного устройства, заслужившего право называться древнейшей эгейской цивилизацией. Ее отличительной чертой были большие архитектурные комплексы, ныне обычно называемые «дворцами», и держалась она на взаимозависимой экономике. При этом перераспределение произведенного находилось в руках правителей. Первые, «додворцовые», поселенцы Крита, вероятно, пришли из находящейся неподалеку Малой Азии около 6000 лет до н.э. Семейства этих неолитических земледельцев первоначально жили в небольших деревнях, располагавшихся поблизости от плодородной земли, как и их современники повсюду в Европе. В III тысячелетии до н.э., однако, на обществе Крита драматически сказались технические новации в металлургии и земледелии. Около 2200 г. до н.э. или несколько позже по всему Криту стали возводить огромные многокомнатные здания (так называемые дворцы), обычно вблизи от моря, но не на самом берегу. Дворцы были многоэтажными и массивными, стены их были расписаны разноцветными изображениями кораблей в море, прыгающих дельфинов и прекрасных женщин. Сегодня критское общество той эпохи называют минойским — по имени легендарного властителя острова царя Миноса. Во дворцах жили правители и их слуги, также располагались главные склады продовольствия, а прочее население сосредоточивалось вокруг дворцов в зданиях, построенных вплотную друг к другу, в небольших городках и селениях на отдаленном пространстве.
Первые критские дворцы около 1700 г. до н.э. были разрушены землетрясением, но в последующие века минойцы восстановили их в еще большем масштабе. Учетные записи, сохранившиеся на глиняных табличках, рассказывают, что эти огромные сооружения служили центрами вертикально организованной перераспределительной экономики острова. Вероятно, именно для того, чтобы вести подобные записи, минойцы, знавшие о египетских иероглифах, первоначально создали пиктографическое письмо, в котором знаки обозначали предметы. Эта система эволюционировала в линейную форму записи, отражающую фонетику. В отличие от иероглифики или клинописи, эта система письма была в полном смысле слоговой, знаки которой обозначали звучание слогов слов. Эту письменность, бывшую в ходу в первой половине II тысячелетия до н.э., называют ныне линейным письмом А. Атрибуция языка этой письменности остается спорной, и ученые-лингвисты могут прочесть лишь часть слов; предположения некоторых исследователей, что язык линейного письма А относился к индоевропейской семье, не убедили большинство ученых. В других областях, таких как храмовая архитектура, минойцы явно отличались от населения материковой Греции. Однако, коль скоро минойская цивилизация непосредственно соприкасалась с греками той эпохи и оказала на них большое влияние, справедливо воспринимать ее как часть ранней истории Греции.
Линейное письмо А достаточно хорошо читается, и очевидно, что использовалось оно для хозяйственных перечней продуктов, полученных и отпущенных, их учета на складах, а также скота, землевладений и людских ресурсов. Со своим пристрастием к учету минойцы вели записи обо всем — от колесниц до парфюмерии. В квитанциях о поступившей продукции тщательно учитывались любые недоимки от того общего числа, которое должно было поступить. Записи об отпуске из дворцовых складов включали ритуальные подношения богам, рацион служителей, сырье и материалы для ремесленников, например металлов для кузнецов по бронзе. Ни в одной из этих табличек не указан курс обмена между разными видами продукции — например, сколько зерна приравнивается к одной овце. Ничего не сообщают таблички и об использовании при обмене слитков в качестве денег: до изобретения чеканки монет остается еще тысяча лет.
Представляется, что в основе минойского общества дворцовой эпохи Крита находилась, прежде всего, перераспределительная экономика. Центральная власть предписывала производителям, какое количество продукции они должны отправить на главный склад, и решала, что каждый член общества получит в виде довольствия и награды. Иными словами, дворцы не поддерживали рыночную экономику, в которой обмен сельскохозяйственной продукции и промышленных товаров происходит через куплю-продажу. Подобные перераспределительные экономические системы, основанные на официальной монополии, существовали в те времена в Месопотамии, и, как и там, перераспределительная система Крита требовала изобретательности и сложного управления. Чтобы регулировать, например, поступление и расход оливкового масла и вина, во дворцах имелись обширные хранилища, наполненные сотнями огромных сосудов, располагавшиеся рядом с кладовыми, набитыми чашами, кубками и ковшами. Писцы кропотливо отмечали приход и расход, ежедневно записывая все на хранившихся во дворце глиняных табличках. Особые управляющие занимались сбором должного количества наиболее ценных продуктов и изделий — животных и тканей — из различных районов, на которые делились дворцовые владения. Процесс сбора и перераспределения распространялся как на ремесленников, так и на производителей продовольствия, и дворцовые чиновники составляли запрос на продукцию ремесленников в соответствии с полагавшейся мастерам долей работ. Хотя, вероятно, перераспределительная система охватывала не всех, она явно занимала в экономике Крита господствующее положение, минимизируя обмен товарами на рынках. Возможно, люди в сельской местности иногда «продавали» что-нибудь друг другу, но объем сделок на этих маленьких рынках никогда не соперничал по масштабам с дворцовой перераспределительной системой.
Заморская торговля, по-видимому, была дворцовой монополией при незначительной роли независимых купцов и торговцев. Минойские дворцы вели крупную морскую торговлю, закупая сырье и предметы роскоши. Медь можно было раздобыть на Кипре, но олово, необходимое для производства бронзы, встречалось только в некоторых отдаленных регионах. Таким образом, торговля этим важнейшим металлом связывала Крит, пусть и не напрямую, с далекой Британией и даже Афганистаном. Минойские мореходы предпочитали отправляться в Египет, и рельефы на египетской гробнице запечатлели минойцев, подносящих дары или дань властителям Египта. Некоторые минойцы явно оставались в Египте в качестве наемных солдат или художников, и фрески минойского стиля были найдены в Аварисе (Телль-эль-Даба). Минойский Крит также поддерживал контакты с Ближним Востоком и с островом Кипр, и торговцы и ремесленники из тех стран, вероятно, так же часто путешествовали на запад, на Крит, как минойцы на восток.
Археологические данные показывают, что минойская цивилизация веками жила спокойно и ровно. Отсутствие укреплений вокруг дворцов, городов и изолированных сельских домов минойского Крита говорит о том, что поселения не видели необходимости защищаться друг от друга. Напротив, современные минойским поселения по всему Эгейскому морю и в Малой Азии обладают сложными оборонительными сооружениями. Остатки более поздних минойских дворцов — в частности, знаменитого Кносского на севере острова (рис. 2.1) с его сотнями комнат на пяти уровнях, сосудами общей вместимостью в 1 090 000 литров, водопроводом и яркими настенными росписями — привели многих к убеждению, что минойское общество было особенно процветающим, мирным и счастливым. Появление изображений женщин на дворцовых фресках и многочисленных фигурок пышногрудой богини, найденные на Крите, порождали мнение, будто минойское общество оставалось культурой, где главенствующую роль играли женщины, наподобие культур, иногда признававшихся, как упоминалось выше, автохтонным обществом доисторической Европы. Но роскошь вооружения, обнаруженного в захоронениях критских мужчин, показывает, что в минойском обществе почитали боевой опыт и воинственность. Наличие здесь оружия явно доказывает, что во дворцовой цивилизации минойского Крита доминировали мужчины, и тех, кто стоял во главе этого общества, часто называют «правителями» или «царями».
Контакты минойцев с микенской Грецией
Дальняя морская торговля, которую вел минойский Крит, позволила обитателям дворцов установить обширные контакты с другими странами, и эта торговая сеть укреплялась по мере того, как минойцы научились строить еще более крупные корабли большей грузоподъемности, способные лучше противостоять средиземноморским штормам. Смелые моряки с Крита ходили на дальние расстояния — не только в Египет и страны Ближнего Востока, но и на острова Эгейского моря и к берегам Южной Греции. В материковой Греции они встретились с другой цивилизацией, ныне называемой микенской, по названию ее самого известного археологического памятника. Вдохновленные гомеровским повествованием о Троянской войне, археологи обнаружили в Микенах на Пелопоннесе (большом полуострове на юге Греции) поселение бронзового века с искусно построенной цитаделью с множеством террас и крепостными стенами, сложенными из огромных камней, тщательно подогнанных друг к другу. Открытия в Микенах получили такую известность, что всю цивилизацию бронзового века, существовавшую во II тысячелетии до н.э. в материковой Греции, стали называть микенской, хотя ни Микены, ни какое-либо иное поселение микенской эпохи никогда не властвовали над всей Грецией эпохи бронзы.
Открытие в XIX в. в Микенах гробниц, полных сокровищ, взбудоражило Европу. В этих облицованных камнем гробницах, построенных в виде шахт, хоронили тела, погребенные вместе с золотыми сокровищами, в том числе тяжелыми ожерельями, украшенными подвесками, золотыми и серебряными чашами, бронзовым оружием с изображениями диких зверей выполненных из драгоценных металлов, а также тонко расписанную керамику. Генрих Шлиман, предприниматель, ставший археологом, первым начавший раскопки в Микенах, считал, что нашел гробницу царя Агамемнона (рис. 2.2), согласно гомеровской «Илиаде» возглавлявшего войско греков у стен Трои. Но в действительности шахтные погребения относятся к XVI в. до н.э.; они появились намного раньше Троянской войны, случившейся в XII в. до н.э. Предметы, найденные в шахтных могилах, указывают на общество воинов, опирающееся на независимые поселения, в которых правили могущественные военачальники, обогащавшиеся во время ближних и дальних набегов и господствующие над местными земледельцами. История Троянской войны, рассказанная в «Илиаде», упоминает, по крайней мере отчасти, о главных целях микенского общества — так, как их донесли через века устные предания. Воинственные герои гомеровского эпоса плывут далеко от родных домов в Греции, чтобы напасть на цитадель троянцев на западе Малой Азии. Своей целью они объявляют спасение Елены, греческой царицы, которую увел от мужа сын царя троянцев, но в основном заняты сбором трофеев от разграбления Трои и окружающей ее местности. Драгоценные изделия и знаки богатства и могущества, найденные в гробницах, восходящие к эпохе задолго до Троянской войны, показывают, что общество воинов, преследующее цели, подобные тем, что влекут героев «Илиады», существовало по меньшей мере на четыре столетия раньше эпохи, к которой относится сюжет поэмы.
Конструкция другого типа погребальных камер, так называемых толосов — впечатляющих подземных куполообразных камер, построенных в форме улья из прочно уложенных камней, соответствует следующему периоду в истории микенского общества, начавшемуся в XV в. до н.э. Детали архитектуры толосов и ближневосточный стиль открытой в них погребальной утвари свидетельствуют об обширных контактах микенских властителей в Восточном Средиземноморье. Сохранившиеся в египетских документах упоминания микенских воинов указывают, что они могли нести службу далеко от дома.
Контакты с минойским Критом оказали огромное влияние на микенскую цивилизацию. Минойские предметы и художественные мотивы в изобилии появляются на материке. Свидетельства связей минойцев и микенцев порождают острую проблему: как истолковать изменения в культуре? Коль скоро в предметах искусства и ремесла микенского происхождения в середине II тысячелетия до н.э. явно заметны признаки критского влияния, Артур Эванс, проводивший раскопки в Кноссе, утверждал, что минойцы дали толчок развитию микенской цивилизации, посылая на материк колонистов — так же, как они, бесспорно, делали в случае с некоторыми эгейскими островами, в частности с Ферой. Это принижение микенской цивилизации до статуса второстепенной оскорбило археологов, работавших в Микенах, и среди ученых разразились продолжительные дебаты о характере взаимоотношений двух культур. Эти народы явно не были одинаковы, говорили на разных языках. Жертвуя богам, микенцы использовали огонь, а минойцы — нет. Минойцы сооружали святилища на природе — в пещерах, на горных вершинах, в загородных виллах; микенцы святилища возводили только в центре поселений и никогда за их пределами. Когда в XIV в. до н.э. обитатели континентальной Греции начали возводить дворцовые комплексы, напоминавшие критские, то в центре их плана были мегароны — просторные парадные залы с большими церемониальными очагами и тронами для владык; ничего подобного в минойских дворцах не было. В некоторых микенских дворцах имелся не один мегарон, который мог быть высотой в два этажа, с колоннами, поддерживающими крышу над балконами второго.
Тайна, окружающая взаимосвязи минойцев и микенцев, стала еще глубже, когда в Кносском дворце обнаружили таблички, написанные на упрощенной версии линейного письма А. Такие же гибридные записи, названные учеными линейным письмом Б, были найдены на табличках в ходе раскопок микенских памятников на континенте. Молодой английский архитектор Майкл Вентрис, интересовавшийся кодами, в 1950-е гг. поразил научный мир, показав, что язык линейного письма Б был на самом деле греческим, а не минойским языком линейного письма А. Поскольку таблички с линейным письмом Б, найденные на Крите, старше окончательной гибели Кносского дворца, случившейся около 1370 г. до н.э., это значит, что дворцовая администрация какое-то время вела записи не на родном, а на чужом греческом языке. Вероятно, эта перемена языка, используемого в официальных записях, означает, что грекоязычные микенцы с континента стали занимать преобладающее положение во дворцах Крита, но случилось ли это в результате военного вторжения или мирного проникновения, остается неизвестным. Определенно, что таблички с линейным письмом Б предполагают, что континентальная держава недолго оставалась второстепенной по сравнению с минойским Критом — если вообще когда-нибудь была таковой.
Расцвет микенского общества
Понять основы власти микенского общества в 1500–1250 гг. до н.э. нам помогает археология. Археологи любят кладбища — не из-за болезненной очарованности смертью, но потому, что народы древности часто хоронили своих мертвых вместе с предметами, которые рассказывают нам о жизни их общества. Греческие захоронения бронзового века показывают, что ни один богатый микенец не уходил в могилу без своего воинского снаряжения. Полный комплект микенского бронзового оружия, найденный в гробнице XIV в. до н.э. в Дендре, на северо-востоке Пелопоннеса, наглядно демонстрирует, сколь дорогим могло быть первоклассное личное вооружение. Этот воин носил полный бронзовый доспех, закрывающий торс и спину, бедра защищались поясом из подвижных бронзовых полос, бронзовые поножи и воротник. Голову его венчал украшенный кабаньими клыками шлем с закрывающими щеки металлическими пластинами. Рядом с телом в гробнице находились кожаный щит, бронзовые и глиняные сосуды, а также бронзовый гребень с золотыми зубцами. Первоначально рядом с воином были положены его бронзовые мечи, но грабители гробниц украли их прежде, чем археологи нашли место его упокоения. Этот воин не постоял за ценой, чтобы экипироваться в соответствии с самыми технически совершенными средствами защиты и оружием, и его семейство сочло достойным, дабы показать его высокое положение, навеки предать столь ценное снаряжение земле, а не передать следующему поколению. Его родичи ожидали, что люди увидят в этой дорогостоящей демонстрации свидетельство их богатства и статуса.
Микенские воины, экипированные подобным образом, могли вступать в бой на новейшей военной технике — легких двухколесных колесницах, запряженных лошадьми. Эти экипажи, вызвавшие большие перемены в военном деле, были изобретены, как полагают многие ученые, индоевропейцами, мигрировавшими из Центральной Азии, и впервые появились в разных культурах Средиземноморья и Ближнего Востока вскоре после 2000 г. до н.э. Первое изображение такой колесницы появляется около 1500 г. до н.э. на погребальной стеле из микенской гробницы. Богатые люди явно жаждали обладать этим новым эффектным изобретением не только ради участия в войне, но и в качестве подтверждения своего положения в обществе, подобно тому как после изобретения автомобиля люди бросились менять конные экипажи на авто. Есть мнение, что найденное в Дендре вооружение предназначалось для воина, сражавшегося на колеснице, а не для пехотинца. Эти предположения основывались на том, что в такой металлической броне пеший воин не мог бы двигаться достаточно свободно. Согласно этой точке зрения колесницы, несущие лучников, составляли главную силу микенских армий, поддерживаемую легкой пехотой. Это напоминает танковые сражения Второй мировой войны, когда пехотинцы шли в бой под прикрытием танков как мобильной артиллерии. Отряды колесниц также сопровождала вспомогательная пехота — она охраняла лагеря перед началом битвы, преследовала бегущего противника после решающего сражения и шла в атаку в местности, непроходимой для колесниц. Многие из этих микенских пеших воинов могли быть наемниками из других стран.
Микенская культура в континентальной Греции достигла наивысшего расцвета примерно между 1300 и 1200 гг. до н.э., когда была сооружена громадная куполообразная гробница, названная Сокровищницей Атрея. Ее искусно украшенный фасад и устремленный ввысь купол свидетельствуют о дерзновенности микенских военачальников. К той же эпохе относится и последний этап строительства обширного дворца в Пилосе, на западном побережье Пелопоннеса. Он был полон всего, что только могли себе позволить богатые люди бронзового века для комфортной жизни, включая искусно выполненные красочные настенные росписи, кладовые, полные припасов, и даже царскую купальню со встроенной ванной и хитроумным водопроводом.
Очевидно, что для тех микенцев, которые могли позволить себе столь роскошное снаряжение, главным делом была война. Однако, в отличие от обитателей Ближнего Востока с их огромными храмами, микенцы не тратили средств на сооружение крупных зданий культового назначения. Особенности религии, существовавшей в конце бронзового века на территории континентальной Греции, в большой мере остаются в тени, хотя обычно считается, что в пантеоне микенцев главную роль играли мужские божества, и это традиционно связывают с представлением об индоевропейской воинской культуре. Имена многочисленных божеств, известных из более поздней греческой религиозной традиции, таких как Гера, Зевс, Посейдон и Дионис, встречаются в текстах табличек, написанных линейным письмом Б, наряду с именами божеств, позднее уже не известных. Очень часто встречается в табличках имя или титул potnia, относящийся к женскому божеству и означающий «госпожа» или «правительница», что говорит о важности богинь в системе религиозных представлений бронзового века.
Развитие мореходства в бронзовом веке позволяло уплывать далеко от дома не только торговцам, но и воинам. Торговцы, ремесленники, купцы в поисках металлов путешествовали из Египта и Ближнего Востока в Грецию и далее, подвергая себя огромному риску в надежде на большую награду. Микенцы основывали колонии в разных местах на побережье Средиземного моря, покидая безопасный дом ради возможностей, открывающихся на новых местах. Пришедшие из-за моря микенские воины преобладали на Крите и, возможно, положили конец минойской дворцовой цивилизации в XV–XIV вв. до н.э. либо путем прямого завоевания, либо в борьбе за международную торговлю в Средиземном море. К середине XIV в. до н.э. микенцы приходят на смену минойцам, став самой могущественной цивилизацией в Эгеиде.
Конец микенской цивилизации
В бронзовом веке морские путешествия на огромные расстояния ради военной добычи или в торговых целях привели к невиданному прежде взаимодействию культур Эгеиды и Ближнего Востока. Жажда богатства, которое купцы могли заполучить, особенно в поисках металлов, способствовала развитию связей между более древними цивилизациями Восточного Средиземноморья и более молодыми на западе. Цивилизации Месопотамии и Малой Азии превосходили Крит и Грецию размерами городов и наличием обширного письменного законодательства. Излюбленным пунктом назначения для микенских путешественников в конце бронзового века оставался Египет, поскольку греки ценили обмен товарами и идеями с этой процветающей и многосложной цивилизацией. Однако около 1250–1200 гг. до н.э. обширная сеть контактов между давно сложившимися государствами и их торговыми партнерами ослабла. Новое царство в Египте теряло свое единство, могущественная Хеттская держава пала под ударом захватчиков. Месопотамия вступила в период политического кризиса, а богатые дворцовые цивилизации Эгеиды распались. О причинах этого расстройства сведений мало, но наиболее вероятной причиной представляется внутренний дисбаланс, возникший из-за перерасхода природных ресурсов централизованными и сверхспециализированными хозяйствами. Эти тяжелые времена, продолжительность которых мы не можем точно установить, очевидно, вынудили множество людей покинуть свои дома или в поисках новых мест, или, по крайней мере, для грабежа более слабых. Это перемещение народов в Восточном Средиземноморье и на Ближнем Востоке в дальнейшем нарушило или вовсе уничтожило политическую стабильность, экономическое процветание и международные контакты всех существовавших на этой территории цивилизаций, включая микенскую. Эпоха жестоких потрясений, несомненно, продолжалась несколько десятилетий, а во многих землях могла затянуться и дольше. Общий вывод в первом приближении будет звучать так: период примерно с 1200 по 1000 г. до н.э. был для средиземноморских цивилизаций временем множества катастроф. Для греков последствия оказались самыми бедственными.
Египетские и хеттские документы запечатлели последствия этих потрясений. В них говорится об иноземных вторжениях, часто со стороны моря. Согласно записям от имени фараона Рамсеса III, около 1182 г. до н.э. он разгромил воинов, вторгшихся с моря, — грозную коалицию захватчиков, рвавшихся с севера в пределы Египта. «Одновременно двинулись все народы, неся войну… ни одна земля не могла отразить их натиск… они распространили свою власть на весь круг земли, и дух их был полон веры и упования: “Наши планы исполнятся!”… Но нет больше семени тех, что пришел на мою границу, с их сердцами и душами покончено навеки… [Тела] их выволокли, окружили и бросили на берегу, мертвыми, в беспорядочных грудах».
Египетские документы отмечают, что эти «народы моря», как принято называть их сегодня, состояли из множества различных групп. Мы может предполагать, что эти группы происходили из микенской Греции, островов Эгейского моря, Малой Азии, Кипра и разных регионов Ближнего Востока. Они не были едины и не были одним народом; скорее, их можно считать отдельными отрядами, сдвинутыми со своих мест и пришедшими в движение из-за политических и экономических потрясений на родине. Некоторые из них прежде были наемниками в армиях некогда могущественных властителей, которых они, стремясь к власти и добыче, в конце концов свергли. Некоторые пришли издалека в другие страны за наживой. Одна из гипотез, объясняющая, по крайней мере частично, причину этих катастроф, предполагает, что в ту эпоху происходило переосмысление военной тактики. Прежде ключом к победе в битве был удар колесниц, несущих лучников. Полководцы бронзового века в ходе войны для поддержки колесниц использовали пехоту, состоящую в основном из наемников-иноземцев. Около 1200 г. до н.э., согласно этой гипотезе, пехотинцы-наемники осознали, что могут своими длинными мечами и дротиками нанести поражение колесницам, встав плотной стеной против хозяев на колесницах. Воодушевленные сознанием своей силы и ведомые жаждой добычи, стихийно возникавшие отряды наемников восставали против своих бывших нанимателей, разорив и разграбив их владения. Они совершали набеги на полные сокровищ поселения, которые больше не могли защитить себя с помощью старой тактики, всецело полагавшейся на колесницы. Не имея жесткой организации и долгосрочных планов, мятежники фатально ослабили преданные и разграбленные ими цивилизации, но сами были не способны или не заинтересованы в установлении каких-либо новых политических систем, которые заполнили бы пустоту, возникшую после разрушения микенского мира.
Насколько верно это объяснение гибели греческой цивилизации бронзового века, еще не известно — хотя бы потому, что мы должны задаться вопросом: почему пехотинцы-наемники так долго не догадывались о своем преимуществе перед колесницами, если оно и в самом деле у них было, а потом вдруг воспользоваться им, чтобы сокрушить противников? Но одно важное предположение в этом сценарии созвучно истине: археологические данные, которыми мы располагаем в отношении «народов моря», указывают, не на единую группу, подобно волне сеявшую разрушение в Восточном Средиземноморье, но, скорее, на множество отдельных отрядов и различных столкновений. Первоначальные нападения и опустошения вызвали цепную реакцию насилия, втягивавшую с течением времени все больше отрядов грабителей.
Эти группы, вероятно, отличались друг от друга и преследовали разные цели. Некоторые отряды «народов моря», возможно, были сколочены только из мужчин, уходивших в набег в надежде в конце концов вернуться на родину. В других вместе с воинами были и их семьи, искавшие нового пристанища, где они могли бы вести более благополучную и безопасную жизнь, чем в разоренном крае, который они покинули добровольно или были силой изгнаны другими захватчиками. Каков бы ни был их состав, но ни одна группа, снявшись с места, не могла рассчитывать на дружественный прием на чужих берегах, и те, кто надеялся осесть там, должны были быть готовы сражаться за новый дом. Материальный ущерб, который могли нанести такие мародерствующие группы, усугублялся социальными потрясениями, которые также вызывало бы их появление в уже существующих там обществах. Были такие миграции обычным явлением или нет — об их распространенности в современной науке существуют противоположные мнения, но разрушения и потрясения в эпоху «народов моря» известны очень широко в Средиземноморье. В итоге эти сражения и передвижения перекроили политическую, а может быть, и его демографическую карту, хотя неясно, какое количество групп обрело постоянное местожительство вдали от первоначальной родины.
Даже если причины всех бурных перемещений в эпоху «народов моря», при современном уровне знаний, по-прежнему остаются для нас загадочными, их тяжкие последствия для ближневосточной и греческой цивилизаций отрицать невозможно. Некогда могущественная Хеттская держава в Малой Азии рухнула около 1200 г. до н.э., когда захватчики прорвались сквозь ее границы и непрестанными набегами перекрыли пути поставки сырья. Ее столица, город Хаттуса, была сожжена дотла и никогда вновь не заселялась, хотя мелкие новохеттские царства просуществовали еще 500 лет, прежде чем пали под ударом армии Новоассирийского царства. Появление «народов моря» ослабило египетское Новое царство, потребовав огромных военных усилий для отражения удара захватчиков и нарушив международную торговлю Египта в Средиземном море. Борьба за власть между фараоном и жрецами также подорвала централизованную царскую власть, и к середине XI в. до н.э. территория Египта сжалась до своего прежнего ядра на берегах Нила. Финансы и международный статус Египта также были подорваны. Когда в XI в. до н.э. чиновник храма из Фив по имени Уну-Амон путешествовал в Библ в Финикии для покупки кедра для ритуальной ладьи, правитель города оскорбил его, потребовав плату вперед. Царская власть в Египте просуществовала еще несколько столетий после Нового царства, но внутренние распри между фараонами и жрецами в сочетании с частыми нападениями из-за рубежа препятствовали восстановлению централизованной власти. Египет никогда больше не играл на международной арене роль активной и агрессивной державы, каким он был во времена Нового и Древнего царств.
Бедствия этого времени поразили и богатый медью остров Кипр, а также процветающие города на восточном побережье Средиземного моря. Позднее греки называли эти прибрежные народы финикийцами, явно по названию их ценной красновато-фиолетовой краски, которую извлекали из моллюсков, сами же они называли себя ханаанцами. Жители таких городов, как Угарит на побережье Сирии, процветали за счет морской торговли и наслаждались оживленной многоязычной культурой. Катастрофические вторжения «народов моря» разорили Угарит, но первый алфавит, одно из самых блестящих его достижений, уцелел. Буквы, передающие звуки, предлагали более простую и гибкую систему письменности, чем существовавшие до этого системы письма Ближнего Востока или слоговое линейное письмо А или Б. Это новшество возникло где-то между 1700 и 1500 гг. до н.э. на перекрестке культур Восточного Средиземноморья; более поздняя форма этой письменности стала основой древнегреческого и латинского алфавитов и происходящих от них современных западных алфавитов.
Богатство Микен не смогло защитить их от охватившего конец бронзового века насилия. Зловещие признаки угроз той эпохи встречаются в табличках из Пилоса, написанных линейным письмом Б, в которых отмечается размещение войск для охраны этого не укрепленного стенами поселения около 1200 г. до н.э. Владыки дворцов сооружали оборонительные стены из таких огромных камней, что позднее греки полагали, что лишь одноглазые циклопы-великаны могли построить такие мощные укрепления (рис. 2.3). Оборонительные стены в Микенах или Тиринфе на востоке Пелопоннеса служили для того, чтобы защитить дворцы, расположенные поблизости от берега, от нападения с моря. Дворец в Гла в Центральной Греции, однако, был расположен достаточно далеко от берега, так что иноземные пираты не представляли для него угрозы, но там была построена огромная каменная стена, чтобы сдержать атаки противника. Стена в Гла, кроме того, указывает на то, что микенцам приходилось защищаться не только от морских разбойников, но и от других микенцев и, возможно, от собственных наемников. Никогда не объединенные в единое государство, соперничающие царьки микенской Греции к концу XIII в. до н.э. сражались друг с другом по меньшей мере так же часто, как с иноземцами.
Междоусобицы владык микенской Греции, а не иноземные вторжения — вот наиболее вероятное объяснение разрушения дворцов на континенте в период примерно с 1200 по 1000 г. до н.э. Вероятно, опустошительные последствия этих войн были усилены землетрясениями. Греция — сейсмически активный регион, и сведения о катастрофических землетрясениях с многочисленными жертвами известны и в более поздние времена. Почти постоянные военные действия вызывали огромное напряжение в управлении жестко регулируемой перераспределительной дворцовой экономикой и тормозили процесс восстановления после землетрясений. Окончательный крах дворцового хозяйства произвел опустошающий эффект на значительную часть микенского населения, чье существование зависело от этой системы. У земледельцев, знавших, как прокормиться самостоятельно, был шанс продержаться даже после того, как система распределения продовольствия и товаров рухнула, — если только они не оказывались жертвами жестоких стычек. Обитатели дворцов, чье обеспечение продовольствием зависело от других, голодали, когда система развалилась. Воинам, оставшимся без командования, когда власть рухнула, пришлось искать новые места жительства или просто грабить других, сбившись в разбойничьи шайки вроде тех, что остались в памяти египтян как «народы моря». Позже греки вспоминали вторжение дорийцев (народа, говорившего на диалекте греческого, распространенном на северо-западе материковой Греции) как причину бедствий, поразивших Грецию эпохи бронзы, но археологи полагают, что дорийцы, пришедшие в Южную Грецию, скорее всего, перемещались слишком мелкими группами, чтобы самостоятельно причинить такой ущерб. Фактически именно перемещения мелких групп людей, а не крупные вторжения, вероятно, составляли характерную черту этого времени, поскольку группы воинов, не имевших никаких перспектив дома, по всему Восточному Средиземноморью становились пиратами ради наживы или наемниками у иностранных владык.
Понадобились века, чтобы возместить ущерб от распада перераспределительного хозяйства микенской Греции. Кажется, только Афины избежали всеобъемлющей катастрофы. Действительно, афиняне V в. до н.э. восхваляли свое уникальное положение среди народов классической Греции, называя себя «выросшими из родной земли»: им не пришлось бежать от бедствий, охвативших бóльшую часть Греции в XII–XI вв. до н.э. Афинская похвальба, по сути, намекает на печальную судьбу многих греков в период с 1200 по 1000 г. до н.э. Оторванные от своих домов, они странствовали в поисках новых мест, где можно было бы поселиться. Ионийские греки, позже заселившие центральную часть запада Малой Азии, относили время своей эмиграции к этим временам. Предметы роскоши микенской цивилизации — такие как изящные ювелирные изделия, украшенные золотом кинжалы, водопровод — исчезли. Со стороны греческое общество конца микенской эпохи могло показаться обреченным на необратимый экономический и социальный упадок, даже на исчезновение. Но, как оказалось, последовали большие изменения, итогом которых стали достижения цивилизации и культуры, которые мы сегодня считаем золотым веком Греции.
