Глава 24

Иду чередой лестниц и коридоров по Воронцовскому дворцу в сопровождении адъютанта Конвоя наместника сотника Перекотия. Молодого, но, судя по Георгию на черкеске, уже понюхавшего достаточно пороха. На входе казак-часовой довольно сурово осведомился о цели прибытия, затем объявил в телефонную трубку «радостную весть» о том, что его высокоблагородия подполковник Гуров прибыл на аудиенцию к его императорскому высочеству наместнику государя императора на Кавказе. Несмотря на то, что страной рулит регент. Интересный штришок, однако…

Прибывший по вызову сотник представился, внимательно изучил предъявленное удостоверение и повёл в «святая святых» — рабочий кабинет великого князя Николая Николаевича, одновременно конвоируя и показывая дорогу. Интересно, он всех так встречает, или для моей скромной персоны сделали исключение?..

Приоткрыв дверь, ИО начкара, или помдежа, заглянул внутрь и, видимо, получив «добро», пропустил меня вперёд и удалился, считая свою миссию удачно выполненной. В «предбаннике» было немноголюдно. Цивильный молодой человек благообразной наружности и с очень серьёзным выражением лица играл в апостола Петра, то бишь восседал за письменным столом у входа в кабинет и предавался излюбленному занятию всех секретарей-референтов и прочих рукамиводящих лодырей — работал с документами. Помимо него, сидя на стульях, маялись ничегонеделанием ещё трое. Генерал-майор с полковником, очень напоминавшие внешним видом и повадками Тарапуньку и Штепселя, и лицо кавказской национальности в традиционной черческе, пытавшееся найти равновесие между чувством собственной значимости и тревожным ожиданием вызова на ковёр к местному небожителю.

— Полковник Гуров-Томский? — Благообразный открывает внушительных видов гроссбух и внимательно смотрит на меня.

— Подполковник Гуров, командир первого отдельного Нарочанского батальона, — подтверждаю его догадку.

— Будьте любезны, ваши документы. — Чувствуется, что ему до смерти надоела эта рутина, но, как говорится, положение обязывает и никуда от этого не деться.

Снова достаю и протягиваю удостоверение, замечая заинтересованные взгляды парочки в погонах.

— Цель вашего прибытия, господин полковник? — секретарь опускает приставку «под», то ли подражая армейским традициям, то ли выказывая своё покровительственное расположение.

— Вызван по личному распоряжению его императорского высочества великого князя Николая Николаевича.

— Будьте добры подождать, я сейчас доложу о вашем прибытии. — Бесшумно, как умеют делать только секретари, он исчезает за дверью, чтобы через минуту появиться с новым ворохом бумаг и объявить тоном, не терпящим возражений: — Полковник Гуров, прошу…

Захожу в кабинет, залитый ярким солнечным светом, вытягиваюсь во фрунт… И захлопываю открывшийся для доклада рот. Двухметровый рост, белая черкеска, отороченная серебряным позументом, наборный ремешок с серебряными же бляшками. И это всё — вид сзади. Ник Ник, стоя перед раскрытым книжным шкафом, сосредоточенно перелистывает страницы какого-то фолианта. Ладно, подождём, не будем отрывать человека от дела. Не орать же мне в августейшую задницу о своём прибытии.

Секунд через тридцать великий князь захлопывает книгу и с хорошо отрепетированным гневным выражением холёного лица поворачивается ко мне.

— Ваше императорское высочество, подполковник Гуров явился по вашему приказанию!

— Здравствуйте, подполковник. — Ник Ник заканчивает сурово разглядывать меня. — Пройдите…

Делаю три шага вперёд и снова застываю, всем видом изображая ревностного служаку.

— …Подполковник Гуров-Томский, командир отдельного егерского батальона… — Видя, что сцена «дядя сердится» не прошла, наместник моментально успокаивается и, подойдя к столу, заглядывает в лежащую бумагу, где, очевидно, всё про меня написано. — Отличился в Нарочанском и Барановичском сражениях, оказав вместе со своим подразделением неоценимую помощь наступающим войскам. Награждён всеми орденами, положенными в его чине… Что вы делаете здесь, на Кавказе?

— Ваше императорское высочество, помимо командования батальоном являюсь офицером для особых поручений при его императорском высочестве регенте Российской империи великом князе Михаиле Александровиче. Был командирован на Кавказский фронт для выполнения одного из них.

— Генерал Юденич поставлен в известность?

— Никак нет, ваше императорское высочество.

— Почему?!

— Действовал согласно полученным мною высочайшим инструкциям с целью максимального соблюдения секретности.

— Надеюсь, подобные инструкции меня, как наместника, не касаются? И вы можете доложить подробней о своём поручении? — язвительно-высокомерный тон вкупе с «прожигающим насквозь» взглядом по разумению Ник Ника должен производить на простых смертных неотразимое впечатление. Только сейчас почему-то не выходит. Но завесу тайны приоткроем.

— Так точно, ваше императорское высочество! В Ставку Верховного главнокомандующего было доложено о фактах зверских издевательств над нашими убитыми солдатами…

Великий князь морщит лоб, вспоминая, затем кивает.

— Да, мне об этом командующий фронтом докладывал.

— …Был командирован со взводом солдат батальона для прекращения подобных бесчинств и показательного наказания виновных.

— Это исполнено?

— Так точно, ваше императорское высочество!

— Как? Доложите подробней.

— Пробрались в тыл к туркам, нашли тех, кто учинил эти зверства, казнили их и вернулись обратно. При отходе совместно с отрядом пластунов было уничтожено до полуроты неприятеля.

— Казнили?! Каким образом?

— Семерым отрубили головы, восьмого, главаря, повесили.

— А известно ли вам, подполковник, что и поныне действует высочайше утверждённый в 1904 году «Наказ русской армии о законах и обычаях сухопутной войны»? — Ник Ник уже не скрывает злорадного торжества в голосе.

— Прошу извинить, ваше императорское высочество, в четырнадцатом году вы приказали отобрать у всех австрийских пленных офицеров холодное оружие, смертельно их этим оскорбив, что также является нарушением «Наказа…». Это случилось после ставших известными фактов издевательств над пленным унтер-офицером Макухой… На казнённых не было погон и других знаков различия турецкой армии. И на мирных обывателей они не походили. Поэтому посчитал их бандитами, мародёрами и убийцами. Соответственно, поступил, как счёл нужным…

— В ходе этой вылазки вы, кажется, были ранены? — великий князь проявляет подозрительную осведомлённость.

— При взрыве гранаты отлетевший камень угодил в голову, ничего опасного.

Ник Ник начинает задумчиво прохаживаться взад-вперёд по кабинету. Кручусь, как стрелка компаса, в такт его перемещениям.

— …Насколько я знаю, вы отбили у германцев захваченную ими великую княжну Ольгу два года назад, а в феврале этого года отличились в подавлении петроградского бунта и сумели вывезти всю семью государя императора в безопасное место… — великий князь очень обтекаемо характеризует недавние события, после чего задаёт прямой вопрос в лоб: — Что вам известно о судьбе великого князя Кирилла Владимировича?

— То же, что и другим, ваше императорское высочество. — Делаю самую честную мордочку, на которую способен. — Великий князь Кирилл Владимирович был лишён великокняжеского звания, осуждён за покушение на жизнь государя императора и казнён.

— Знаете кем, где и как?

— Никак нет, ваше императорское высочество. — Ага, щаз-з, буду я перед тобой исповедываться.

Ник Ник снова долго пытается просверлить меня насквозь пристальным взглядом, и только сейчас до меня доходит.

Мы же уже давно считаемся опричниками Михаила! И по логике вещей должны выполнять всю грязную работу. Что, впрочем, очень недалеко от истины. А учитывая мышиную возню всего остального Семейства, видящего великого князя Николая Николаевича альтернативой регенту, который слишком круто взялся за дело… И теперь он случайно узнаёт, что кровавый палач, маньяк и душегуб Гуров со своими ухорезами появляется в непосредственной близости от его персоны… Интересно, подштанники он уже успел поменять? И заряженный револьвер положить в ящик стола или под бумаги?.. Если бы вы, царский дяденька, были бы нашей целью, то узнали бы об этом в самый последний момент. Перед смертью…

Следующий вопрос великого князя подтверждает мою догадку:

— Скажите, вам не знаком полковник Шубин?

— Никак нет, ваше императорское высочество. — Делаю секундную паузу, типа вспоминаю.

— И вы никогда не слышали эту фамилию?

— Никак нет.

Помню я, помню. И полковника из Ставки, и фокус с деревянной гранатой на вешалке, и письмо с предупреждением, что лишние телодвижения могут быть опасны для здоровья. И собственного, и того, кто за ним стоит…

Ник Ник опять затевает долгую игру в гляделки, затем, судя по всему, принимает какое-то решение:

— Господин полковник, вы известны в свете, как человек, фанатично преданный царской семье… Вы исполняете приказы только великого князя Михаила Александровича?.. Если я поручу вам некое дело… Очень важное… Могу ли я быть уверен, что вы его выполните?

— Ваше императорское высочество, я готов выполнить любое ваше поручение, если оно не идёт вразрез с данной мной присягой и не нанесёт вреда тем, кому я служу.

— Сам факт того, что я что-то вам поручил, не подлежит огласке, — великий князь произносит это уже гораздо тише. — А касается оно в первую очередь безопасности того, кому вы так преданы — великого князя Михаила Александровича.

— Что я должен сделать?

— Когда вы собираетесь обратно?

— Сегодня. Все мои люди находятся на вокзале в готовности к отправке.

— Я распоряжусь, чтобы у вас не было непредвиденных задержек…

Угу, а заодно проконтролируешь, что мы действительно убрались восвояси.

— По прибытии в Москву вы должны будете доложить великому князю Михаилу Александровичу о выполнении поручения, а заодно передать ему, что я должен как можно быстрее увидеться с ним для конфиденциального разговора, касающегося безопасности как его лично, так и судьбы империи в целом. Встречу лучше всего провести в Ставке, где меньше лишних глаз и ушей. Великий князь Михаил должен найти какой-нибудь предлог, чтобы вызвать меня туда. Ну, например, для доклада о положении дел на Кавказском фронте.

— Слушаюсь, ваше императорское высочество. Сразу по приезде всё будет выполнено в точности.

— Повторяю — никто, слышите, никто не должен знать, что я вам поручил!

— Об этом будет известно лишь вашему императорскому высочеству, великому князю Михаилу Александровичу и мне.

— Хорошо… — Ник Ник замолкает, размышляя, наверное, насколько моему слову можно верить. Затем, подойдя к висящему на стене ковру с коллекцией холодняка, снимает одну из шашек. Рукоять и ножны — чернёное серебро с насечкой, щедро осыпанные бирюзой…

— Примите этот клинок в знак моей личной благодарности за верность присяге и спасение моих близких во время февральского бунта.

— Покорнейше благодарю, ваше императорское высочество…