2

– Уходите быстрее, – продолжал говорить Фёдор, хотя надувная полицейская лодка на полных оборотах двигалась в направлении шлюза № 6. Он остался на берегу один. – Скорее уходите все! Он уже плывёт сюда.

Фёдор протянул раскрытую ладонь с монетой в сторону канала:

– Уходите. – С другого берега наползала тьма, и она отражалась в глазах Фёдора, стылым дуновением играла на его лице. – Скоро это место станет непригодным для живых.

3

Фигура Паромщика, окутанная бледным мертвенным светом, приближалась. Тьма теперь стояла вокруг, и вода, по которой скользила его лодка, казалась неподвижной, как умершее зеркало. Он был грозен и непреклонен, как тогда у Ступеней, закутан в рубище, но Фёдор видел, что Паромщик не привёз товар для коммерции.

Лодка встала. Паромщик молча смотрел на него.

– Здравствуй, Харон. – Фёдору показалось, что его слова с трудом пробиваются через этот вязкий сумрак.

– Добрая встреча, – прозвучал надтреснутый голос. – Хоть и не первая.

Фёдор медленно покачал головой:

– Не могу сказать, что рад ей.

– Здесь все забывают о радости, – церемонно, но и с еле уловимой насмешкой отозвался Паромщик. – Что ж, молодой гид, теперь ты понял, кто второй скремлин. И кто второй воин.

– Почему ты меня так назвал? Тебе ведь известно, кто я.

Глаза Паромщика горели тёмным огнём:

– Потому что ты сам не знаешь, о чём собрался просить.

– Я пришёл сюда не просить, – возразил Фёдор. Его ладонь так и оставалась раскрытой, и он видел, с какой жадностью Харон пожирал глазами лежащую в ней монету. Фёдор поднял перед собой распавшийся на две части манок Хардова. – Но прежде ответь: ты уже перевёз его на другую сторону?

Повисло молчание, холодное, исполненное тоскливой тяжести. Тогда Фёдор протянул паромщику монету:

– Ты знаешь, что это?

На древнем лице Харона заиграли отсветы. Он неспешно кивнул.

– Ответь словами.

Лицо Паромщика сделалось непроницаемым, лишь сумрак плыл сквозь него.

– Ответь! – потребовал Фёдор.

– Монета-королева, – отозвался Паромщик, в голосе полыхнул жар.

– Верно, – согласился Фёдор. – Поэтому повторяю свой вопрос: ты перевёз его на другую сторону?

– Никому не дано нарушать равновесия. – Теперь голос прозвучал, как далёкое эхо. – Есть законы, через которые не переступить.

– Не рассказывай мне об этом, Харон! – гневно оборвал его Фёдор. – Я дважды вернувшийся воин! И некоторые из этих законов писал я сам. Желаешь проверить?!

Харон молчал. Затем бесцветно произнёс:

– Грозя мне, ты грозишь себе.

– Верно. Поэтому не грожу. Предлагаю коммерцию.

– Нет, пока не перевёз на другую сторону, – быстро сказал Харон. – Это ответ на твой вопрос. Но он уже сидит на берегу, ожидает переправы в сумраке, откуда не возвращаются.

– Значит, не перевёз? – кивнул Фёдор. – Тогда всё, что ты сказал, не имеет значения. Знаешь почему? Это, – Фёдор покачал ладонью с монетой, – перевесит.

Взгляд Харона не смог скрыть жадного нетерпения и снова алчно блеснул.

– Монета-королева, – задумчиво протянул он. И тут же поднял руку, в которой держал весло, и предостерегающе ткнул ею в своего собеседника. – Эта встреча не первая. Но представь, какой будет последняя.

– Я готов попробовать, – сказал Фёдор.

– Готов потерять больше, чем получить? – Глаза Харона исполнились тьмой, раскрылись, как два завихряющихся бездонных туннеля, где стыло лишь завершение, конец всяких обещаний и всяких надежд. Но Фёдор выдержал взгляд.

– Да, – заверил он. – И это ответ на твой вопрос.

Харон трескуче расхохотался, тяжёлая тьма неба ответила ему далёким громом.

– Что ж, молодой гид, – повторил он своё обращение. – Слишком много жара в твоём сердце. Слишком требовательно и очень многое готово погубить. Её дар оказался слишком велик для тебя, той, кто была вторым скремлином. Не мешает подрасти.

Харон замолчал. Его взгляд опять притянула к себе монета. Фёдор сомкнул кулак, но её свечение не иссякло, пробивалось сквозь его пальцы.

– Может, ещё и подрастёшь, – неопределённо заключил Паромщик.

– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать меня, – сказал Фёдор.

Паромщик выжидающе кивнул. Но так и не смог оторвать взгляда от монеты.

– Дважды вернувшийся, говоришь? – наконец промолвил он. – Это да. Но ничто не повторяется дважды. Как вышло у тебя, больше не получится.

– Не темни, – попросил Фёдор.

Паромщик повёл рукою, в которой сжимал весло, указывая на разрушенный манок Хардова:

– Он ещё не стал тенью, но и тем, кем был, тоже больше не является.

– Не темни, Харон! – теперь повелительно повторил Фёдор. – Иначе я отправлюсь с тобой и сам заберу его. Желаешь проверить?!

Далёкий раскат грома повторился, и фигура Паромщика словно бы уменьшилась. Фёдор опустил руку с монетой, Паромщик сморгнул.

– Подожди, – наконец произнёс он, темно озираясь. – Это не те рубежи, которые стоит переступать.

Фёдор шагнул к неподвижной воде, заставив себя не видеть бледных теней, что скользили под днищем лодки.

– Харон, – произнёс он, чувствуя, как могильный холод тут же стал пробираться в него. – Если я взойду на твою лодку, то коммерция закончится.

– Говорю же, подожди, – остановил его Харон; в глазах стоял алчный блеск. – Гляжу, и впрямь готов зайти слишком далеко… Есть другой выход.

Фёдор встал у края воды.

– Есть выход. – Тяжёлый взгляд Харона масляно блеснул. – Он ещё не стал тенью, но торопись. Иначе ты пожалеешь, что он не мёртв.

– Харон…

– Это правда! – выкрикнул Паромщик. – Ты знаешь, что это так.

Фёдор помолчал, наблюдая, с каким алчным огоньком собеседник буравит его сомкнутую в кулак ладонь. И вдруг всё понял:

– Он… Каким он вернётся?

– А вот это зависит от тебя. – Слова Харона были серьёзны, но мрачные глаза блеснули насмешкой. – От того, что с тобой произойдёт в месте, где кончаются иллюзии. Поэтому торопись. Если, конечно, согласен.

– А… она? – тихо спросил Фёдор.

– Та, чей дар слишком велик для тебя? – Сейчас Харон усмехнулся в голос. – Всё теперь связано. И я не знаю, как повернётся… Может, нарожает тебе детей, и мне будет кого в своё время перевезти на другой берег, а может… – Харон нетерпеливо повысил голос. – Ну что, готов совершить сделку? Согласен?!

Фёдор раскрыл ладонь. Посмотрел на монету. Подумал о Еве. Он может её потерять… Подумал о Хардове. Монета светилась тихим печальным светом.

– Я согласен, – сказал Фёдор.

Вздох, похожий на стон, слетел с губ Харона.

– Сделано, – глухо отозвался он. – Монету.

Фёдор, словно не понимая, медлил.

– Сделка состоялась, – зычно провозгласил Харон. Каким-то непостижимым образом серебряная монета оказалась у него в руке, и морщинистые старческие пальцы тут же с жадностью сомкнулись вокруг неё.

А Фёдор ощутил тяжесть манка в своей ладони. Манок больше не был разрушен, его половинки соединились, он стал целым и сиял тем же серебром, что и монета-королева, принесенная за него в уплату. Фёдор смотрел на ту величайшую драгоценность, что сейчас обрёл, а затем бережно прижал её к груди.

– Поэтому я и назвал тебя «молодым гидом».

Харон снова позволил себе усмешку, но Фёдору было всё равно. Прижимая к груди манок Хардова, он прошептал в этом тёмном безнадёжном месте: «Ева, я найду тебя…»

Когда он поднял голову, Паромщик уже уплывал. Что-то в нём неуловимо переменилось; наверное, он ещё не стал похож на злобного старикашку, но теперь его вполне можно было спутать с обычным лодочником, решившим прогуляться по тёмной воде. И прощанием с этим местом где-то вдали прозвучал голос:

– Хорошая у нас вышла коммерция, молодой гид. А Хардов чего, он всегда был добр ко мне. И всегда припасал доброго самогону, чтобы угостить старика.

Его голос стихал, всё более поглощаемый тяжеловесной тьмой. Но Фёдор всё же смог различить:

– Однако торопись, молодой гид, иначе ты и вправду пожелал бы для него смерти.