«Не волнуйся: мы с тобой одно».
Это были даже не слова. В отличие от Фёдора, Ева не слышала внутри себя никаких голосов. Словно эту мысль кто-то целиком и компактно вложил ей прямо в голову.
«Мы не тронем тебя. Отдай нам только мужчину».
Ева испуганно оглянулась. Город казался вымершим. Хоть туман и ушёл, но утреннее солнце не успело отогреть поражённые им улицы, во влажном липком мареве тяжело дышалось. Стояла полная, какая-то сонная тишина. Лишь с канала долетали приглушённые, как будто до них было намного дальше, звуки выстрелов, и во мгле, тёмной вдоль русла, пару раз ярко вспыхнуло. Кто ж тогда обращался к ней? Ева посмотрела на Хардова и убедилась что тот ничего не слышал. Они уже несколько минут находились на перепутье, вдруг прервав свою бешеную гонку; Хардов молчал, всё более тревожно вглядывался то в берег канала, то, напротив, в другую сторону, где справа от них стояли церквушка с колокольней.
Улица, по которой они пришли, наверное, когда-то была городской окраиной, прямо сквозь мостовую проросли деревья. Ева любила деревья, что были в Дубне, сосны, раскидистый ясень над Волгой, где каждую весну вили гнёзда сойки, и ещё не так давно, всего несколько лет назад она с ними разговаривала и думала тогда, что они ей отвечают. Только здесь деревья были другими. Как и весь город, их пропитала враждебность. В них словно таилось злобное ожидание, пока ещё сонное, но сейчас оно пробуждалось. Потому что… туман стал медленно возвращаться? Или ей только кажется? Ева смотрела на неподвижные тени деревьев и не могла отделаться от чувства, что это с ней разговаривал сам город, вовсе не вымерший, но ставший другим. Здесь теперь поселилось что-то очень плохое, и это оно разлепляло свои сонные глаза.
«Нам нельзя здесь стоять, – подумала Ева, глядя на Хардова. – Эта тишина обманчива. Неужели вы не чувствуете, что отсюда надо немедленно уходить?»
И тогда в густой мгле канала снова вспыхнуло. Да так ярко, как при самой сильной молнии в самую сильную грозу. И тут же кто-то поскрёб ногтем в мозгу у Евы: «Отдай нам только мужчину. Отдай нам мужчину».
«Третья вспышка, – подумал Хардов. – Ещё ярче предыдущей. А Шатун-то жмёт…» Он быстро обернулся, посмотрел на путь, проделанный от линии застав, – северную часть Икши снова наполнял туман, – и его взгляд вернулся к берегу канала. Весь удар приняла на себя лодка, оставшаяся на Анну. Третья вспышка оказалась под стать той, у Зубного моста, но тогда Хардов был с ними, а сейчас… Даже Мунир, старый друг, был не способен на такое, не говоря уже о молодых скремлинах, взятых на борт у Ступеней. Видимо, оба гида вынуждены действовать совместно, Анна и Подарок, и значит, в деле сразу два скремлина. Что ж такое творится, если им пришлось воспользоваться помощью сразу двоих?
Ответ был очевиден. Шатун не может до них дотянуться, он сбит с толку, – Хардов оказался прав, покинув лодку, иначе они все были бы уже мертвы, и всё, что ему остаётся, – грубо усиливать натиск. Это хорошо и плохо. Шатун тоже на пределе, он выдыхается. Но такое будет продолжаться недолго. Рано или поздно он поймёт, что его провели и он понапрасну тратит силы. Вся их надежда висит на волоске между этим «рано» и «поздно». Шатун очень не глуп. Знает, что времени в обрез, и очень хорошо знает Хардова. Вот тогда и сообразит, где его искать.
Но было ещё кое-что. Третья вспышка оказалась настолько сильной, что в тумане образовалась брешь. На всю глубину в проём хлынуло свечение, и совсем ненадолго открылись берег и канал. Лодка находилась уже совсем рядом с шестым шлюзом.
– Держись, Анна, теперь уже близко, – прошептал тогда Хардов. – Теперь выберетесь.
И подумал, что видел что-то странное. Не только лодку на волне. Значительно ближе, уже на берегу, в свечении мелькнула какая-то тень, какое-то быстрое движение. Это действительно было странно: всё, что находилось в тумане, боялось и избегало этого света. И…
Его пытаются сбить с толку? Хардов пристально смотрел на туман, который опять стал стягиваться, смыкая брешь у берега, на такой уже совсем близкий шестой шлюз, и понимал, что всё решится сейчас. Если Шатун снова нападёт на лодку, это его отвлечёт и они успеют.
– Хардов, – тихо позвала Ева.
Он посмотрел на неё, вопросительно приподняв брови.
– Кажется, мне необходимо вам кое-что сказать.
– Да, милая?
– Но прежде я должна признаться… Я была у Фёдора сегодня на рассвете.
Гид усмехнулся:
– Мне это известно. Вместе с Рыжей Анной.
– Вы не должны на неё гневаться! Это моя вина. Я её упросила.
Хардов вздохнул. Что тут скажешь? Рыжая была такой же упрямой, как и он сам. Такой же упрямой, как и Учитель. Только иногда это упрямство, идущее наперекор всем правилам, выигрывало. Только оно и оказывалось единственно верным.
– Я не сержусь, – сказал Хардов. – Ни на неё, ни на тебя.
– Хардов, ведь он…. Он ведь не тот юноша, что случайно оказался на вашей лодке? Фёдор? Я… Ему ведь не двадцать лет?
– Нет, не двадцать.
– Я так и знала, – горько отозвалась Ева.
Её голос прозвучал неожиданно низко, и Хардов снова подумал, что она уже выросла.
– Меньше всего, поверь, мне хотелось бы тебя расстраивать, – сказал Хардов. – Но, думаю, тебе сейчас известно про него побольше, чем ему самому.
– Это не так. – Ева покачала головой. Она выглядела бледной, очень несчастной и очень красивой. – Он… Он ведь и есть ваш Учитель, да? Ради него всё и было устроено?
– Не совсем, – ровно произнёс Хардов. – Ты же знаешь, как важно было увезти тебя с канала.
– И сколько ему лет?
Хардов молчал. Потом вдруг дотронулся до её щеки и нежно погладил. Так гладят детей, когда хотят их успокоить. Ева не ответила на жест, еле заметно отстранилась.
– Есть вещи сложные для понимания, – сказал Хардов. – Но ты обязательно поймёшь. Обещаю. И увидишь тогда, что в этом нет ничего страшного.
– Сколько лет? – настойчиво повторила девушка.
На этот раз молчание вышло совсем недолгим.
– Мы с ним самые старые на канале, – улыбнулся Хардов. – По крайней мере, с этой стороны Тёмных шлюзов. Самые древние. Между нами только Тихон.
Ева тяжело вздохнула:
– Вот как…
Отвернулась, склонив голову. Вдруг нагнулась, сорвала травинку и тут же о ней забыла.
– Бедный, как же ему сейчас, – пристально посмотрела на Хардова и отвела взгляд. – Как это вынести?
Снова вздохнула и бросила травинку на землю:
– И как же его на самом деле зовут?
– Тео, – ответил Хардов. – Нашего Учителя звали Тео. Он принял это имя, когда всё рухнуло.
– Вот ведь, похоже… почти.
Глаза у Евы еле заметно увлажнились.
– Я даже не успела ему сказать, что нет никакого жениха, – горячо прошептала девушка. – Никого у меня нет! И… вот.
«Ещё меньше, чем тебя расстраивать, я хотел бы, чтобы вышло так», – подумал Хардов. И чтоб её утешить, пообещал:
– Ещё скажешь.
– Нет, – возразила девушка. – Ничего я ему теперь не скажу. Да и кому говорить?!
Хардов посмотрел на неё. Подумал: не зарекайся. Никто не знает, как на самом деле складывается колода. Старуха Судьба любит поиграть случаем. Мы все шли на ощупь. Я избегал даже самого этого предположения, а вот Анна… А что, если вы созданы друг для друга? А что, если это то, чего мы не понимаем, чего мы не учли?
– Ева, – позвал Хардов.
Она горько улыбнулась:
– И когда он станет… тем?
– Мы говорим о возвращении, – мягко сказал Хардов. – Гиды.
– Ладно, – слабо кивнула.
– Он должен добраться до одного места, где… Мост через канал. Очень большой. Это там, впереди, почти у самой Москвы. Возможно, мост уже совсем обрушился, сто лет не был в тех краях. Но только там его возвращение полностью состоится. Он должен вернуться туда, увидеть и вспомнить…
Хардов замолчал, но Ева словно прочла его мысли:
– Кто он? Так? – И совсем испуганно: – Или что с ним случилось?
– Гиды называют это местом, где заканчиваются иллюзии, – будто нехотя, пояснил он. – Началось немножко рано. Поэтому мы вынуждены так спешить. Каждый лишний час может стать губительным для… для его рассудка.
«А ещё ему необходимо выбрать нового скремлина, – подумал он. – Без этого, без любви своего скремлина возвращение гида тоже невозможно». Но Хардов не стал об этом говорить.
Она немного поразмышляла над услышанным, будто пугаясь дальнейших слов, потом спросила совсем тихо:
– Это ведь плохое место? Тёмное? Он… Там ведь… смерть? Да?
Ева не услышала, как у Хардова скрипнули зубы. Возможно, этого и не произошло, он лишь на мгновение слишком крепко сжал челюсти.
– Ева. – Ком всё же подкатил к горлу, но она, к счастью, и этого не заметила. – Мы там виделись с Учителем последний раз. Там действительно погиб один человек. И мы думали, они оба погибли. А потом Мунир отыскал его манок. И мы поняли, что произошло то, что ещё ни разу не случалось. Что он жив. И нашли его в Дубне. В доме приёмных родителей.
– Ни разу не случалось? Но Хардов, ведь… тогда на болотах вы назвали себя…
– Вернувшимся воином? Да, Ева, я тоже. – Хардов кивнул. – Но ещё никто не возвращался дважды. Это никому не под силу.
– Вернувшийся воин…
– С теми, кто в тумане, нужно говорить на древней речи, – без улыбки сказал Хардов.
– И вы тоже… этот мост?
– Нет, у меня было по-другому. – Теперь он еле заметно улыбнулся. – Оно у каждого своё, место, где заканчиваются иллюзии.
Хардов замолчал, то ли мечтательно, то ли печально, потом продолжил:
– Но когда пришёл срок, мы с Тихоном сделали так, чтобы Фёдор оказался в нужной лодке, даже не догадываясь об этом. Нельзя прежде, и так… Весенняя ярмарка оказалась весьма удачным моментом. Упрямый мальчишка так ничего и не понял. Но всё равно пришлось его немножко погонять.
Она взглянула на него. Совсем несчастная. Прошептала:
– Он мне так не понравился. Сначала. Он… совсем будет ничего не помнить? Совсем?!
Хардов рассмеялся:
– С чего ты взяла?
– Видимо, мне на роду написано со всеми прощаться.
– Вовсе это и не так, – сказал Хардов. – Но… Ева, послушай. Постарайся… Это действительно сложно для понимания, поэтому пока, прошу, просто верь мне. Но для нас сейчас главное – выбраться отсюда. Нам всем необходимо, и Фёдору тоже, пройти Тёмные шлюзы.
Ева молча кивнула. И всё же чуть слышно произнесла:
– Бедный, как он там?
Хардов улыбнулся. И подумал, что она находится сейчас в совершенно другом, очень хрупком мире. Услышав это её повторное, исполненное бесконечной нежности «бедный», Хардов решил, что вот она и справилась с шоком и снова приняла его, Фёдора, хотя пока, возможно, этого не знает. Так же, вполне вероятно, он ошибается, и она приняла лишь своё чувство и одновременно его невозможность. Хардов был не очень силён в подобных вещах.
Он отвернулся. Наверное, если б мог, он позволил бы ей побыть одной. Но Хардов смотрел на такой уже близкий шлюз № 6 и понимал, что не ошибается. Туман действительно стал ближе, мгла заволакивала начало улиц, спускающихся к Дмитровскому тракту.
Он снова вспомнил это странное движение, быструю тень, которая мелькнула на берегу после третьей вспышки, – чем бы оно могло быть? Всё же Хардов решил дать девушке ещё немного времени, самую малость. Она находится в хрупком мире? Но не именно ли его стоит оберегать?! Не ради ли этого они отправились когда-то противостоять мгле?
– Ева, милая, – начал Хардов и замолчал, подыскивая слова. Оказывается, он забыл слова, предназначенные для этого. – Я… понимаю, как тебе сейчас… нелегко. Но поверь, иногда… всё может сложиться совсем не так, как видится. И ты даже не знаешь, где найдёшь.
Она недоверчиво посмотрела на него. Мрачнее тучи. Усмехнулась, но в самом конце этой усмешки в её глазах мелькнул слабый отсвет благодарности. Хардов хотел было ещё что-то добавить и понял, как неловко прозвучало сказанное. Но большего он сказать не мог. «Мы находимся в самом центре Ада, и меньше всего я оказался готов к тому, чтобы утешать здесь влюблённую девушку».
– Ева…
– Я в порядке. – Она кивнула. – Простите. В порядке. – Несильно приобняла себя, как спасаются от озноба, и попыталась улыбнуться. – А для самых древних вы неплохо выглядите.
– Есть такое, – серьёзно согласился Хардов. – Особенно Фёдор.
Но её улыбка уже померкла.
– Вы правы. – Теперь она посмотрела на Хардова по-другому, возможно, тревожно, но было и что-то ещё. – Нам действительно нужно отсюда уходить. Как можно скорее. Именно это я собиралась вам сказать.
Хардов взглянул на канал. Туман уже полз по улицам. Быстрее, чем двигался обычно, как будто суетливо спешил. Он и спешил: Шатун больше не станет нападать на лодку. Они не успевали. А шестой шлюз казался таким близким…
– Туман возвращается, – сказал Хардов. И с сожалением вздохнул. – Придётся сменить маршрут.
– Нет, только не это, – произнесла Ева. В голосе тоскливая тревога, предостережение. Хардов быстро посмотрел ей в глаза, и… Она что-то скрывает?
– Ева, – спокойно сказал Хардов. – Я чего-то не знаю?
Она пожала плечами. Бросила опасливый взгляд на мёртвый город, сквозь который они прошли и где, казалось, не движутся даже тени.
– Со мной попытались говорить. – Озноб снова пробежал по её телу.
– Кто? Ева… – И хотя его лицо выражало сомнение, Хардов всё же спросил: – Оборотни?
Она кивнула.
– Что ты слышала?
Попыталась ответить, но создалось впечатление, что не может разомкнуть губ. Еле выговорила:
– Плохие вещи.
– Ева…
– По-моему, они уже выбрали себе новую королеву.