7

– …“Поросшие крапивой пустоши Баледонахи”, так ты говоришь.

– Да на вшивых пригорках твоей деревни даже крапива не сдюжит вырасти, столько там блох…

– Я упал со стога овса…

– Клянусь душой, как говорится, что мы с человеком из Мэнло писали друг другу…

– “Ты имеешь в виду Войну двух иноземцев, это та война?” – говорю я Патсу Шониню…

– Проснись, человече. Та война кончилась в 1918…

– Она еще шла, когда я умирал…

– Да проснись же, говорю тебе. Ты почти тридцать лет как умер. Сейчас уже вторая война идет…

– Я здесь уже тридцать один год и могу похвастаться тем, чем никто из вас не похвастает: я был первым покойником на этом кладбище. Неужто вы думаете, что старейшему обитателю этого кладбища нечего сказать? Дайте мне сказать. Дайте сказать…

– И правда, Муред, у Катрины были и средства, и возможности…

– Были. Но пусть место у нее было гораздо лучше, чем у сестры, та тоже никогда не сидела сложа руки…

– Помилуй Бог, Муред, да ни она сама, ни Джек ни разу пальцем не пошевелили, а знай глядели друг другу в глазки да пели песни – покуда Пядар, их сын, не вырос достаточно, чтоб обработать хоть немного болот и этих топей и расчистить дикие пустоши…

– У Нель ломаного гроша не было, пока в их дом не свалилось приданое Мэг, дочери Бриана Старшего.

– Как ты ни бранишь то место, а на самом-то деле они жили близко к реке и к озеру, где водились куропатки. И это не говоря уже о всех деньгах, что ей оставляли охотники и рыболовы из Англии. Я своими глазами видала графа, что положил ей бумажный фунт прямо в ладонь – новехонькую, чистенькую фунтовую бумажку…

– …“Топи”. Так у вас в Дивных Лугах называют болота. А еще я слыхала, что кота у вас зовут “крысолов”. А каминные щипцы называют “дети огня”… Ой, Доти, это не настоящий старый ирландский…

– Спаси нас, Господи, на веки вечные…

 

– “ … «Свиней шлем на рынок», – сказал кот Катрины.

«Пошли свои сплетни», – ответил кот Нель”.

 

– …Ни словом не солгу, если скажу, что Катрина с особым рвением молилась, чтобы хозяйство у Нель пришло в упадок. Она прямо трепетала, если у сестры помирал теленок или сгнивала картошка…

– Я ж ни на кого наговаривать не стану, Муред, да не позволит мне Бог такое сделать! Но когда грузовик раздавил ногу Пядару, сыну Нель, Катрина сказала мне прямо в лицо: “Вот и прекрасно, что так случилось. Дорога ему узковата да коротковата оказалась, чтобы увернуться. Так Нель и надо, заразе!”…

– “Этот кон остался за Нель”, – сказала она, когда похоронили Шона Томаса О’Лиданя, мужа Катрининого…

– Его похоронили на Восточном кладбище. Уж я-то это хорошо помню, у меня и повод есть: я вывихнул лодыжку, когда поскользнулся на каменной плите…

– На том самом месте, где налакался, как это с тобой частенько бывало…

– …Чтоб у нее уродилось больше картошки, чем у Нель, больше свиней, кур, сена. Дом чище и уютнее, одежда у ее детей лучше: все это было частью ее мести. Всё месть…

 

– “ … Верну-у-улась в шелка-а-ах и с больши-и-ими деньга-а-ами:

старуха реши-и-ила их ей завеща-а-ать…”

 

– Баб Падинь свалила в Америке какая-то болезнь и довела почти что до смертного одра. Мэг, дочь Бриана Старшего, за ней ходила. Вот Баб и притащила Мэг с собой обратно домой…

 

– …“И в доме Катрины осталась, ночуя…”

 

– Она редко добиралась до дома Нель. Та жила слишком далеко, дальше по дороге, и тропинка к ее дому вела слишком мудреная, чтоб туда ходить после болезни. Так что она больше времени проводила в доме Катрины – по своим причинам…

 

– …“Домик у Нель просто жалкая хатка,

Всякий вам скажет, что это не ложь.

В хатке, должно быть, у ней лихорадка, —

Если подцепишь, то сразу помрешь…”

 

– …У Катрины в доме был только один сын – Патрик.

– Две дочери у нее умерли…

– Три у нее умерли. Еще одна в Америке была… Кать…

– Уж я это хорошо помню, Муред. Я как раз вывихнул лодыжку в тот день, как она уезжала…

– Баб обещала Патрику Катрины, что тот никогда не узнает нужды, стоит ему жениться на Мэг, дочери Бриана Старшего. Катрина просто терпеть не могла Бриана Старшего, да и к его собаке или дочери она относилась точно так же. Но за дочкой давали солидное приданое, и Катрина думала, что Баб больше склоняется оставить свои деньги у нее в доме – благодаря Мэг. Хочет бросить Нель вызов…

 

– “ … И в до-о-оме Катрины оста-алась ночу-у-уя,

но Патрик отве-е-ергнул Бриа-анову до-о-очь:

Я дочь Норы Шо-о-онинь, красу неземну-у-ую люблю,

и мне де-е-еньги не в си-и-и-илах помо-о-очь…”

 

– Да здравствует Паршивое Поле!..

– А дочь Норы Шонинь была прекрасная девушка. Вот вам мое слово.

– …Вот что с самого начала настроило Катрину против твоей дочери, Нора Шонинь. Все эти разговоры о приданом – только предлог. С того самого дня, как твоя дочь переступила порог дома женой ее сына, Катрина глядела на нее, словно щенок, что уже поставил лапу на добычу, и видит другого щенка, готового вырвать ее из пасти. Разве не часто случалось тебе приходить с Паршивого Поля, Нора…

 

– “ … Лишь утро забрезжит – идет Нора Шонинь…”

 

– О май! Мы приближаемся к самой волнующей части истории, Муред, правда же? Герой женится на своей возлюбленной. Но другая женщина все еще неподалеку, возможно, она отчаялась и отступила на время, но множество бед еще ждет нас в этой истории: анонимные письма, клевета на героя, убийство, быть может, развод наверняка… О! Май!

 

– “ … «Не пара нам Бриан»”, – сказал кот Катрины…”

 

Теперь сама добавь в эту песенку пару строчек…

 

– “ … «Решил сделать хуже?» – ответил кот Нель…”

“«Сосватаем дочку», – сказал кот Катрины…”

“«Не выйдет, поверь мне», – ответил кот Нель”.

 

– Я очень хорошо помню тот день, Муред, когда Пядар, сын Нель, женился на дочери Бриана Старшего. Я как раз вывихнул себе лодыжку…

 

– “ … И в до-о-оме Катрины оста-а-алась, ночу-у-уя,

но Патрик отве-е-ергнул Бриа-а-анову до-о-очь…”

 

– Катрину гораздо больше задело то, что Баб перебралась в дом к Нель, чем то, что сын Нель получил в приданое деньги, обещанные Катрининому сыну Патрику…

– Я очень хорошо помню тот день, Муред, когда Баб Падинь уехала обратно в Америку. Я как раз косил сено на Рыжем торфянике, когда увидал, как они идут в мою сторону от дома Нель. Я побежал к ним, чтобы попрощаться. Дьявол дери мои потроха, но когда пришлось перепрыгивать через канавку, я как раз вывихнул себе…

– Как по-твоему, Муред, должно быть, прошло уже лет двадцать, с тех пор как Баб Падинь уехала обратно в Америку…

– Шестнадцать лет минуло, как она уехала. Но Катрина с того дня глаз не спускала с ее завещания. Кабы не это, Катрина уже давно лежала бы в земле. Уж такое она получала удовольствие от того, что собачилась с женой своего сына…

– Да, Муред. А еще от того, что завела себе манеру все время ходить на похороны.

– А еще земля Томаса Внутряха…

– …Послушай-ка, Куррин:

 

“Большой алтарь по смерти тоже вроде утешенья…”

 

– Не обращай внимания на этого мерзавца, Куррин. Конечно же, он никогда не умел слагать стихи…

– Что-то история становится скучной, Муред. Я думала, в ней будет куда больше душевного трепета…

– …Послушай, Куррин, а вот и вторая строчка:

 

“За добрый фунт могила моей гордости дана…”

 

– …Оныст, Муред. Я думала, там будет убийство или по крайней мере один развод. Но Доти может оценить, насколько я была пристрастна…

– …Вот оно! Господи, Куррин, послушай:

 

“Крест надо мною в сердце Нель зажжет изнеможенье,

И мне в кладбищенской грязи победа суждена…”