6

– …Так вы говорите, что жеребчиков не страхуете?..

– Ни один страховой агент вроде меня на это не пойдет, Шонинь.

– Вы думаете, что сильно рискуете, застраховав такого славного жеребчика. Это было б очень кстати, если что с ним случится, – горсть деньжат получить…

– Я сам чуть было не получил горсть деньжат, Шонинь, – в конкурсе кроссвордов в “Воскресных новостях”. Пятьсот фунтов…

– Пятьсот фунтов!..

– Да, честное слово, Шонинь. Мне всего одной буквы не хватило…

– Я вас понимаю.

– Требовалось последнее слово из семи букв, заканчивается на “т”. В пояснениях написали, что оно означает “приспособление для замедленного перемещения в воздухе”…

– Понимаю.

– И я сразу подумал, что это “аэростат”, но в нем было восемь букв…

– Понимаю вас.

– “Нет, не то”, – говорю. Очень долго размышлял, ломал голову и так, и эдак. “Парашют” – написал я в конце концов…

– Понимаю.

– И представляешь, когда в газете поместили ответ, там было написано “парашут”! Будь проклята эта упрощенная орфография с реформами, Шонинь! Будь у меня револьвер, я бы вышиб себе мозги. Этот случай значительно укоротил мою жизнь…

– Вот тут я вас очень понимаю.

– …Клянусь дубом этого гроба, я дала Катрине Падинь фунт…

– …И улыбка на лице у ней такая ясная…

– Такая улыбка – предвестник несчастья для Молодого Учителя! Богом клянусь, что он может кончить, как Старый Учитель. На нашей школе просто заклятье какое-то, здесь у женщин никак не складывается с учителями…

– …И вот какой совет написал я Конканнану после того, как он выиграл Всеирландский полуфинал в составе Голуэя:

“Конканнан, дружище, – сказал я. – Если не сможешь пнуть как следует мячик в финале против Керри, пни что-нибудь еще! Необходимо, чтобы были равные условия. Судья будет на стороне Керри в любом случае, но все получится. Силы у тебя есть, навыки тоже. Каждый раз, когда ты будешь что-нибудь пинать, я трижды буду кричать “Ура!” в твою честь”…

– …Обожаю Гитлера! Только бы он высадился в Англии!.. Думаю, он закопает всю эту Англию к чертовой матери совковой лопатой. Выметет все это английское свинство поганой метлой, чтоб летели они впереди своего визга, и набросает миллион тонн мин им под самое брюхо…

– Боже сохрани!..

– Честно говоря, Англию не стоит осуждать. Там много рабочих мест. Что без нее будут делать молодые люди из Баледонахи, с Паршивого Поля или из Сайвиной Обители?..

– Или старый хрыч из наших краев, у которого есть надел земли на окраине деревни, где лучше всего откармливать скотину…

– …Après la fuite de Dunkerque et le bouleversement de Juin 1940, Monsieur Churchill a dit qu’il retournerait pour libérer la France, la terre sacrée…

– …Не стоило тебе, Пядар, позволять прожженному еретику так оскорблять твою веру… Ух, Господи, если бы только я там был, я бы спросил его так, Пядар: “Ты вообще знаешь, что существует Бог? Конечно, ты больше похож на корову или теленка… или даже на щенка”. Всякая собака озабочена тем, чтобы набить себе брюхо. Может собака есть мясо в пятницу – она и ест, и ничуть не претит ей. Но и не каждая собака станет его есть… Как-то раз у меня дома был припрятан кусочек мяса. “Приберегу-ка я его до субботы, – говорю, – завтра постный день, ни кусочка мяса”… В пятницу после обеда иду с огорода с пригоршней картошки. Увидел протестантского служителя, тот собрался охотиться на птиц. “Вольно же тебе, прожженный еретик, ты ни единой пятницы пропускаешь, чтобы не поесть свежего мяса. Ты больше похож на корову или теленка… или даже на щенка”. Когда я вошел в дом с пригоршней картошки, дверца шкафа висела на одной петле, и ни единого волоконца мяса не осталось! “Собака или кошка, это наверняка, – сказал я. – Уж как я тебя схвачу, тебе это даром не пройдет – есть мясо в пятницу! Так мне и надо, раз я не выгнал их из дома и не закрыл за собой дверь”. На улице я их и нашел. Протестантский пес грыз мясо, а мой собственный лаял на него, стараясь ему помешать. Я схватил вилы. “Очень легко распознать, чей ты, – заорал я, – раз ты ешь мясо в пятницу”. Собрался воткнуть в него вилы по самую рукоятку, но грязная тварь бросилась бежать со всех ног. Тогда я протянул мясо нашему псу. Прости меня, Господи! Не должен был я вводить его в искушение. Но он и кусочка не отъел. Не притронулся. Вот что ты думаешь? Он знал, что это неправильно… Так почему же ты, Пядар, не сказал ему, что не позволишь оскорблять твою веру? Господи, если бы я там был!..

– Да как бы я мог? Протестантская собака у меня никогда ни кусочка мяса не украла…

– Но испанцы же едят мясо каждую пятницу, и им можно, а они ведь католики.

– Это враки, пустомеля!

– Папа дал им разрешение…

– И это враки! Ты прожженный еретик…

– …Так вот, значит, как вы говорите, дорогой Мастер? Если бы меня протирали – как вы его называете, Мастер?.. Вот да – метиловым спиртом вовремя, у меня не появились бы пролежни. Мастер, дорогой, так ведь никто и не заботился обо мне как следует. Полудурки. Ученье – свет. Метиловый спирт. Как жаль, что я раньше об этом не знал! Говорите, он в бутылках бывает. Честное слово, Мастер, должно быть, это такие бутылки, что Учительша покупает у Пядара Трактирщика. Мне говорили, что она их покупает целую кучу. Для Билли…

– Да не эти, Мартин Ряба. Таких бутылок в трактире совсем не водится. Пьет она, блудница. Пьет, определенно. Или так – или Билли пьет. Или оба. Ну и способ спустить честно нажитые деньги, Мартин Ряба…

– Уверяю тебя, Мартин Ряба, даже если б я весь кровью изошел, я б на твои похороны явился. Я ж обещал, что даже если мне придется ползти на коленях…

– Муред! Муред! Ты слыхала, что опять несет Штифан Златоуст? Вот ведь засранец… Эй, Муред, ты слышишь? Эй, Муред! Что-то ты притихла последнее время. Ты слышишь меня, Муред?.. Пора бы тебе сказать что-нибудь. Я вот толкую про этого пустобреха Штифана Златоуста. До последнего времени и знать не знала, что он тут. Они здесь плохо воспитаны, Муред, никому-то ничего и не расскажут. Гляди, как они скрывали от меня про Штифана Златоуста…

Ой, знаю я, что Мартин Ряба явился. Я с ним говорила. Его как раз пытались положить на меня сверху…

Правда твоя, Муред. Уж если стоит над человеком крест, то легче и распознать его могилу. Совсем скоро и мой крест тоже будет готов, но говорят, будто Островной мрамор истощается и трудно найти приличный камень, чтобы сделать крест. Мартин Ряба говорит, теперь нужны большие знакомства, чтобы тебе вообще крест поставили. Но, по его словам, с моим крестом все равно поторопятся…

Нет, он так не говорил. Это ты говоришь, Муред… На Острове столько мрамора, что его никогда до конца не использовать! Вот что, Муред, сплетни тебя до добра не доведут! С чего это мне возводить напраслину на порядочного человека? Ни он, ни я и на этом поле лжи не лукавили, с тех самых пор, как нас упрятали в эту юдоль скорби…

Ты рассказывала мне, что сказала моя невестка: “Да мы по миру пойдем еще прежде, чем начнем покупать кресты”. Ей-ей, все мне ясно. Ты опять подслушивала у черного хода, Муред, – как и в Верхнем мире… И теперь, Муред, не стоит это отрицать. Ты подслушивала у черного хода. А те истории, что ты рассказала здесь Доти или Норе Шонинь о моей жизни, – откуда еще тебе их взять, как не от моего черного хода?

О, ты подслушивала, как я сама с собой разговаривала на ходу!.. И за стеной, когда я в поле работала! Знаешь, Муред, негоже это – подслушивать у черного хода, и на дороге, и из-за стены…

Послушай-ка, Муред! Почему все на погосте на меня ополчились? Почему не выбрали кого-нибудь другого, чтобы перемывать ему кости? Это все потому…

Так, значит, не потому, что надо мной нет креста, говоришь?! Так почему тогда? Почему?

Кладбищенские невзлюбили меня с тех самых пор, как я пошла против них. О, значит, я пошла против них! И как же это я против них пошла, Муред?..

Теперь я тебя понимаю. Я проголосовала против Норы Шонинь! Разве ты не чуешь в глубине души, Муред, что иначе-то я и поступить не могла. Лахудра с грязными ногами. Подарочек морякам. Со-ан-со…

Ты говоришь, что прежде всего она была единым кандидатом от тех, что За Пятнадцать Шиллингов. И при этом их не волновали ни грязные ноги, ни утки, ни моряки, ни тайное пьянство, ни Со-ан-со, Муред…

Как меня назвал Учитель, ты говоришь?.. “Короста”. Коростой он меня назвал – за то, что я проголосовала против Партии Пятнадцати Шиллингов. А я не против Пятнадцати Шиллингов голосовала. Против Норы Шонинь, чванливой задницы. Ты же знаешь, как всегда голосуют наши на земле. Нель, зараза, единственная предала. Проголосовала за эту новую партию, чтобы получить дорогу прямо к своему дому…

И еще вот как Учитель меня назвал. Повтори-ка, Муред … “Дрянь”! Дрянь, Муред!.. Из-за того, что я заговорила с Джуан Лавочницей после всех ее оскорблений. О Боже всемогущий! Не заговаривала я с ней, Муред. Это она со мной заговорила, Муред. Я про это расскажу Учителю. Расскажу все как есть, без утайки. “Катрина, – сказала она. – Катрина Падинь, ты слышишь? – так она сказала. – Я благодарна тебе за то, что ты отдала нам свой голос. Ты была отважной женщиной…” А я даже совсем не притворялась, Муред, что слушаю эту тощую гузку. Если бы я ей что-нибудь и ответила, то скорее сказала бы так: “Ах ты тупая баба, не за тебя я голосовала, и не за Пядара Трактирщика, и не за тех, которые За Фунт. Я голосовала против Со-ан-со – Норы Шонинь…”

А он сказал, что я перебежчица, – из-за того что говорила с Норой Шонинь и пыталась быть с ней приветливой… после того как поносила ее всюду, с тех самых пор, как явилась на кладбище. Господи Иисусе Христе, Муред! Я говорила с Норой Шонинь!.. Это как же, Муред?.. Вот как он меня назвал, Учитель! Это он Нору Шонинь так назвал, Муред. Как же еще!..

И он назвал меня Со-ан-со, Муред. Со-ан-со! Я лопну. Лопну я. Лопну…