36

Во сне Чарли снова вернулась в свой дом. Лето в Люккебу. Бетти в своем цветастом шезлонге среди заросшего сада. Сама она – на коленях на заросшей дорожке, ведущей к дому. Чертополох, вцепившийся корнями в землю. Кошки, увивающиеся вокруг ног.

«Обязательно выдирай с корнями, дорогая, иначе все опять зарастет».

И Чарли роется руками в земле, корни становятся пальцами. Как змеи обвиваются они вокруг ее запястий, пытаясь утащить ее вниз, в темноту.

Ее разбудил стук в дверь.

Медленно поднявшись, она схватилась руками за голову и, шатаясь, побрела к двери.

– Да открой же нормально, чтобы я мог войти, – сказал Андерс.

– Сколько времени? – выдавила она из себя. Теперь до нее дошло, что она выглядит ужасно, но было уже поздно.

– Полдевятого. Ты должны была появиться на работе полчаса назад.

– Еще что-то случилось?

– Можно так сказать, – Андерс достал телефон и показал ей заголовок в газете «Экспрессен»: «Видео о пропавшей Аннабель».

– Какого дьявола! – воскликнула Чарли. – Какая же сволочь проболталась?

– Этого я не знаю, но статью написал тот парень, с которым ты поднималась вчера в свой номер. Он журналист.

Внутри у Чарли завертелось настоящее торнадо. Так Андерс их видел? Ее бросало то в жар, то в холод. «Сейчас я умру, – подумала она. – И все кончится».

– Андерс, – проговорила она, садясь на кровать. – Я не…

– Улоф висит на телефоне, успокаивая Фредрика Рооса с тех пор, как новость опубликовали в сети. Думаю, ты догадываешься, что ее родители страстно желают знать, о чем речь.

– Что вы сказали?

– Что им не следует верить тому, что пишут в газетах. В настоящий момент мы больше ничего не можем сказать. Именно поэтому так важно было, чтобы информация о фильме никуда не просочилась.

– Я ничего не говорила, – прошептала Чарли. – Клянусь. Ты ведь понимаешь, что я не…

– Лагер, – проговорил Андерс. – Не представляю себе, как ты из всего этого выкрутишься.

Он повернулся и вышел.

Чарли хотелось побежать за ним, попытаться объяснить… но что она могла сказать? Что она рассказала этому трижды проклятому журналисту? После всего они разговаривали, лежа в постели, но о чем они говорили? Она не могла вспомнить ни единого слова, как ни старалась. Когда она резко поднялась, голова закружилась. Ей пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. До ванной она добежать не успела – ее вырвало. «Само собой, в этом чертовом мотеле еще не отказались от ковровых покрытий», – подумала она.

Она как раз успела прокашляться, когда зазвонил телефон. Это был Чалле.

Он спросил, как идет следствие, и по его тону Чарли сразу же поняла, что ему все известно.

– Андерс все мне рассказал, – сказал Чалле. – И тебе нет смысла на него сердиться. Всему есть предел, Чарли.

– Я не знала. Я…

– Ты говорила мне, что никогда не пьешь при исполнении.

– Это было исключение, – прошептала Чарли. – Я…

– Это был тот самый последний раз.

Повисла долгая пауза. Чарли увидела, как вся ее карьера смывается в унитаз – все эти годы, все усилия, все стремления быть лучшей, – все рухнуло из-за лишнего бокала вина, идиота-журналиста и… и ее собственного неверного выбора. «Я идиотка», – подумала она.

Затем последовало то, чего она ожидала: сообщение, что она отстранена от следствия и предложение прийти на встречу с психологом. Чалле сказал, что это ради ее же блага. Она не может работать, находясь на грани срыва.

Она вздохнула и подумала, что Чалле ничего не понял.

– Я люблю свою работу.

– Знаю, – ответил Чалле. – Но тебе нужен отдых. Отдых и консультация психолога и…

– Я сама знаю, что мне нужно.

– Мне так не кажется. Знай ты это, ты не принимала бы таких неудачных решений.

Чалле продолжал говорить о том, что многие беспокоились в последнее время о ее самочувствии, что он с самого начала не должен был посылать ее.

– Тогда почему же ты меня послал?

– Потому, – ответил Чалле, – потому что ты – одна из лучших.

Чарли нажала на кнопку телефона, бросилась на кровать и разрыдалась.