16

Улоф снял трубку после первого же звонка, когда Чарли позвонила ему.

– Ну как? – спросил он, даже не поздоровавшись. – Немного удалось из них вытянуть, правда?

– Вы знали, что у Норы случались депрессии? Что она не раз лежала в больнице?

– Нам ничего по этому поводу не сообщали. Но я не удивлен. Эта женщина всегда казалась… какой-то боязливой.

– Фредрик опасается, что у нее будет нервный срыв. Есть тут какой-нибудь психолог, с которым можно было бы связаться?

– У нас есть только Ханнес, пастор. Я позвоню ему.

– Я уже звонила. Он не отвечает. Но мы можем поехать к нему и проверить, дома ли он. Кстати, поговорим с ним по поводу библейского кружка, в который ходила Аннабель. Или вы это уже проверили?

– Нет. У нас полно работы с теми, кто был на той вечеринке.

Чарли закончила разговор.

– Мы, что, прямо сейчас поедем к пастору? – спросил Андерс.

– Да. Можем заодно расспросить его, раз нам придется пообщаться с ним по поводу Норы. Разве это странно? – продолжала Чарли, видя скепсис на лице Андерса. – Ведь с ним еще никто не беседовал.

– Думаешь, нам удастся чего-нибудь добиться от пастора?

– Он всегда может ответить на вопросы общего характера. Конфиденциальность распространяется не на все.

Андерс возразил, что именно в этом суть абсолютной конфиденциальности – в том, что она… абсолютная.

– Но мы все равно должны узнать, кто входит в этот так называемый библейский кружок.

– Тогда посмотри его адрес, – сказал Андерс.

Чарли ответила, что в этом нет необходимости – он наверняка живет в пасторской усадьбе, а дорога туда ей известна.

«Может быть, так и лучше», – подумала она. Ей незачем заходить на кладбище, незачем разыскивать могилку, думать об истлевшем теле. Она здесь для того, чтобы расследовать исчезновение. И сейчас все остальное стало второстепенным.

Ей вспомнилось, как часто еще девочкой она подкатывала на велосипеде к церкви. Обычно она подолгу бродила между могил, читая титулы, имена и года. Каким-то непостижимым образом ее успокаивало то, что так много мертвых людей покоится под ней. Однажды после окончания учебного года, когда Бетти вопреки обыкновению пришла на праздник, Чарли показала ей самые красивые имена. Однако на Бетти они не произвели никакого впечатления.

Бетти считала полным безумием, что Чарли проводит так много времени на кладбище, но не собиралась запрещать ей общаться с мертвецами, если это делает ее счастливее. Она не из тех, кто мешает другим делать то, что им нравится.

Иногда Чарли даже хотелось, чтобы Бетти была с ней построже, вводила правила, как другие родители, и требовала сообщать ей, где Чарли находится и когда намеревается вернуться домой. Но Бетти не отличалась боязливостью, а потом, когда к ним переехал Маттиас, жизнь пошла свободная, как никогда.

«Он мне не отец!» – возмущалась Чарли, когда Бетти упрекала ее в том, что она невежлива с Маттиасом. Чарли ничего не могла с собой поделать: она ненавидела пьяные россказни Маттиаса о маленьком мальчике, с которым его разлучили. Он словно бы не понимал, почему социальная служба отдала опеку над ребенком матери. Бетти и Маттиас часто разговаривали о мальчике – что они постараются забрать его, что они будут одной семьей – все вчетвером. Услышав в очередной раз подобные разговоры, Чарли обычно запиралась в своей комнате и молила бога, в которого не верила, чтобы этого никогда не произошло. Она молилась, чтобы отношения с Маттиасом закончились, и они с Бетти могли бы посмеяться над этой историей. Но когда речь заходила о Маттиасе, Бетти не смеялась. Потому что он был исключением, которое только подтверждает правило.

«Какое правило?»

А такое, что все мужчины – свиньи. Маттиас был всепрощающий и добрый, единственный человек, который все о ней знал и все же ее любил. Может быть, именно поэтому Чарли всерьез невзлюбила его. Ей не хотелось, чтобы рядом находился мужчина, знающий все о Бетти. Она не желала, чтобы сын Маттиаса переехал к ним и стал жить с ними. Они никогда не смогли бы стать обычной семьей, как думала Бетти. Потому что Маттиас пил и носил странную одежду, а Бетти… с Бетти было то же самое. Все стало бы только вдвойне странно и дико.

Выбоина на дороге снова вернула ее в сегодняшний день.

– Ты проехал, – сказала она. – Ты должен был свернуть налево на предыдущем перекрестке.

– Почему же ты ничего не сказала? – удивился Андерс.

– Потому что я думала о другом. Кстати, мог бы и сам догадаться. Церковь-то видно издалека. Теперь придется разворачиваться.

– Дорога для этого недостаточно широкая.

– Вполне достаточно. Это ты не чувствуешь габаритов.

– А ты сосредоточься на том, куда мы едем, будь так любезна.

Они припарковались на ровной гравиевой дорожке перед красной пасторской усадьбой и направились к главному входу. Когда они постучали, изнутри донесся лай собаки.

Дверь открыла женщина, державшая на руках маленького мальчика.

– Нет, Кафка, – строго сказала она лабрадору, наскочившему на Чарли. – Он все еще думает, что он маленький щеночек, – извиняющимся тоном сказала она. – Сам не понимает, какой он большой. С вами все в порядке?

– Все хорошо, – ответила Чарли. – Я любительница собак.

Она наклонилась, погладила собаку за ушами и объяснила женщине, по какому делу они пришли.

Пастор по имени Ханнес появился за спиной жены. Он был в пасторском одеянии.

– Они пришли поговорить об Аннабель, – сказала жена.

– Мы пытались дозвониться, – сказала Чарли.

– К сожалению, я плохо слежу за своим мобильным, – признался Ханнес. – Но вы проходите. Я только что сварил кофе.

Оказавшись в большой сельской кухне, Чарли огляделась по сторонам. У окна стоял большой старый дубовый стол с прилагающимся к нему кухонным диванчиком, а по стенам были развешаны вышитые надписи о том, что дом – лучшее место и Бог всегда с нами.

– Это досталось нам от прежнего пастора, – пояснил Ханнес. – Его жена, судя по всему, любила вышивать.

В комнату вошла девочка лет четырех с двумя машинками в руках.

– Луиза, ты могла бы побыть пока с детьми наверху? – спросил Ханнес жену. Та кивнула, позвала дочь с собой, и они ушли наверх.

– Я как раз собирался переодеться, – продолжал он. – В этой одежде довольно жарко. Только что был с группой подростков в церкви, мы вместе молились за Аннабель. Все так потрясены, – он смахнул со лба капельку пота. – В таких ситуациях ощущаешь… свое полное бессилие.

– Вы общались с ее родителями? – спросила Чарли.

– Я звонил, но никто не снял трубку.

– Лучше всего, если бы вы сразу поехали туда. Мама очень плоха.

Он кивнул. Разумеется, он поедет к ним.

– Как давно вы служите в этом приходе? – спросил Андерс, когда Ханнес выставил на стол бело-голубые чашки с блюдцами.

– Три года.

– Так вы недавно сюда переехали?

– Да, из Стокгольма. Мы устали от большого города. Жена мечтала иметь свой сад – надежное место, где можно было бы растить детей. Но теперь начинаешь понимать, что безопасных мест не существует.

– Насколько хорошо вы знаете Аннабель? – спросила Чарли.

– Она ходила на занятия библейского кружка. Это маленькая группа, где все хорошо знаю друг друга.

– Как вы думаете, почему она обратилась к церкви?

– Я могу лишь строить догадки. Однако нередко случается, что подростки в трудной семейной ситуации обращаются к церкви.

– Вы имеете в виду, что у Аннабель была трудная семейная ситуация?

– Я сказал это в самом общем смысле. Но ей пришлись очень по душе беседы перед конфирмацией. Чуть позднее я попытался создать молодежный кружок, но после нескольких встреч все, кроме Аннабель, отвалились. Тогда-то я и предложил ей место в библейском кружке для взрослых. Поначалу я думал, что она сходит один раз – и все, ведь остальные намного старше. Но Аннабель нашла в этом свои плюсы. Она… не такая, как другие в ее возрасте.

Чарли попросила его развить далее свою мысль.

– Порой она производит впечатление очень зрелой и рассудительной. И когда она говорит, ее все слушают. Можно было бы сказать, что она… просто-напросто умна.

Чарли спросила о других участниках группы.

Ханнес ответил, что их всего шестеро, и когда Чарли попросила их имена, заверил, что никто из них не имеет отношения к исчезновению Аннабель.

Почему он так в этом уверен? – захотел узнать Андерс.

Все они женщины и всем за семьдесят.

– Даже если они и не являются подозреваемыми, они могут знать факты, которые помогут нам двигаться дальше.

Достав из сумки блокнот и ручку, она попросила Ханнеса написать имена членов кружка.

– Вы с Аннабель беседовали наедине? – спросила Чарли, когда Ханнес вернул ей блокнот.

– Случалось.

– Во время этих бесед не выяснились ли какие-либо особые обстоятельства?

– Об этом я не имею права никому рассказывать.

– Думаю, вы понимаете, как важно узнать все, что может помочь нам найти ее.

– А я надеюсь, вы понимаете, что такое абсолютная конфиденциальность. И прошу прощения, – Ханнес бросил быстрый взгляд на часы, – у меня завтра похороны, к которым я должен подготовиться.

– Что я говорил? – заявил Андерс, когда они снова сидели в машине. – Ты всерьез думала, что мы что-нибудь узнаем у пастора?

– Но ведь узнали, – ответила Чарли.

– Что именно?

– Про семейную ситуацию.

– Но ведь это было сказано в общем смысле.

– Господи, ну конечно же не только в общем смысле.

– Но это, во всяком случае, ни для кого не новость, – сказал Андерс. – Мы уже знали, что с мамой не все в порядке, что она склонна слишком опекать дочь и…

– Он пьет, – сказала Чарли. – Мне кажется, пастор пьет.

– С чего ты взяла? – спросил Андерс, обернувшись к ней.

Чарли не знала, как ответить. Конечно, перегар, четко различимый запах этанола, когда она пожимала ему руку, но это не обязательно означало, что у него проблемы с алкоголем. Что-то во взгляде? Красный нос с лопнувшими сосудиками?

– Просто мне так показалось, – проговорила она. – Интуиция.

– Это делает его подозреваемым?

– Разумеется, нет, но ты ведь не хуже меня знаешь, что происходит с мозгами от алкоголя.

– Наверное, я все-таки знаю чуть похуже тебя, – улыбнулся Андерс.

Он завел мотор, а Чарли открыла блокнот и посмотрела на имена, которые записал для нее Ханнес: Инес Густавссон, Гун-Лиз Андерссон, Анна-Бритт Эстбергер, Марит Хеглунд и Рита Оксанен.

– Может быть, она что-то говорила кому-то в этом кружке, – проговорила Чарли. – Кто-то должен переговорить с этими женщинами.

– Стоит ли сейчас отдавать этому предпочтение? Не слишком ли все это надуманно? Не лучше ли сосредоточиться на участниках вечеринки?

– Этих тоже не помешает допросить.

Она позвонила Микке и продиктовала ему имена участниц кружка. Может ли он найти их телефоны и организовать краткие телефонные разговоры с каждой из них?

– С одной из них я беседовал не далее как вчера вечером, – ответил Микке. – Гун-Лиз Андерссон. Это моя бабушка. И одно точно могу утверждать: знай она что-нибудь ценное, давно бы уже рассказала мне.

– Свяжись с остальными, – сказала Чарли.