Я надеялась, что танцы успокоят меня, но когда легла в постель, нервы по-прежнему были взбудоражены. Спала я беспокойно и была рада слабым лучам декабрьского солнца, что проникли в комнату сквозь щели между шторами. Поднявшись, я подошла к стоящему в углу комоду. В третьем ящике сверху среди лент и пуговиц, сувениров и открыток был спрятан конверт. Я вытащила его и достала письмо, которое отец написал матери за несколько дней до смерти. «Ты преобразила всю мою жизнь, – писал он. – Ни у кого не было такой жены, как ты. Спасибо тебе за твою привязанность ко мне, любовь и симпатию. Да благословит тебя Бог, дорогая, скоро мы снова встретимся». За последний год я несколько раз перечитывала это письмо, воображая, что Арчи написал его мне. Это было, конечно, глупо, но помогало. Однако теперь я понимала, что воображение не сработает.
Причесываясь за туалетным столиком, я слышала, как Шарлотта говорит служанке, что вернется из города поздно вечером; затем захлопнулась входная дверь. Оставалось отделаться от Арчи. Рассказать ему правду я не могла, так что надо было хорошенько разозлить его, чтобы он ушел и не увидел, как принесут послание от Кёрса. Это не представляло трудности. Арчи отличался крайним самолюбием, чувствовать себя виноватым или несчастным было для него невыносимо. Поэтому моя задача сводилась к тому, чтобы вызвать у него оба эти чувства.
Я оделась к завтраку и зашла к Розалинде, которая играла с куклами у себя в комнате. Она объявила, что уже позавтракала и хочет знать, что мы будем делать в этот день. Тот же вопрос я задавала себе.
– Если ты будешь хорошо себя вести и поиграешь в своей комнате еще полчаса, мы с тобой поедем к бабушке, – пообещала я, надеясь, что смогу сдержать слово.
– А Питера можно будет взять?
– Можно.
В столовой я увидела Арчи, который уже прикончил яичницу с беконом.
– Доброе утро, – бросил он, мельком взглянув на меня поверх страницы «Таймс».
– Доброе утро, дорогой, – отозвалась я.
Столь нежное обращение заставило его поморщиться, но он промолчал.
– Вот было бы здорово поселиться в настоящей деревне! – начала я. – Беркшир, конечно, по-своему хорош, но здесь все слишком упорядочено и прилизано. Никакой дикой природы, согласись. Мне так не хватает пространства, свежего воздуха. Здесь даже дышать нормально невозможно. Совсем другое дело на берегу моря или в каком-нибудь диком уголке Дартмура. Вот там было бы замечательно, – правда, Арчи?
– Вряд ли это осуществимо.
– Уверена, ты мог бы найти место в Эксетере или Плимуте, а то и завести собственное дело. Уезжал бы на несколько дней в Лондон, проводил время в своем клубе. Думаю, и наши отношения наладились бы. Тебе так не кажется, Арчи?
– Видишь ли…
– Забыли бы обо всех недоразумениях и начали жизнь с новой страницы. Может, нам повезет и мы найдем дом где-нибудь на скале, у самого моря. Помнишь, как мы сразу после свадьбы совершили поездку по побережью из Дартмута в Стрит и Торкросс? А я еще обратила твое внимание на замечательный домик на берегу бухты недалеко от Блэкпул-Сэндз. По-моему, он назывался Сент-Майклз-Манор. Я думаю, там, в комнате с видом на море, мне писалось бы хорошо. Мы ходили бы гулять, взяв с собой Питера и Розалинду. Подумай, в каком восторге она была бы. Ее жизнь приобрела бы новое измерение – да и наша тоже. Мы ведь знакомы со многими людьми, живущими там, и они нам действительно нравятся. Не то что здешние поверхностные знакомства. И только представь…
– Я не думаю, что это было бы разумно.
– Как это? Что же в этом неразумного? Ты же знаешь, с каким трудом я работаю здесь в последнее время. Я считаю, что перемена обстановки будет очень полезна для всех нас.
– Возможно, тут ты права, но боюсь, это невозможно. У меня хорошая работа, которую так просто не бросают. Вряд ли я найду другое такое же место, и потом…
– Что «потом»?
– Честно говоря, мне там многого не хватало бы.
– В этом я не сомневаюсь, – резко бросила я, зная, что мой тон рассердит его.
– В чем именно ты не сомневаешься?
– Ты знаешь в чем, Арчи.
– Я считаю, нам больше нечего обсуждать. У меня здесь работа.
– Кстати, о том, чего тебе будет не хватать: мисс Нил относится к этой категории или нет? Ты не собираешься расставаться с ней?
– Ты действительно хочешь, чтобы я сказал тебе правду? – спросил он.
Я ничего не ответила, потому что так сильно прикусила язык, что даже ощутила вкус крови. Хотя я умышленно спровоцировала мужа на ссору, меня охватило сильное волнение.
– Так сказать или нет? – повторил Арчи. На лбу его пульсировала вена.
Я кивнула.
– Хорошо, правда такова: я не хочу переезжать вместе с тобой в Девон, потому что больше не люблю тебя, Агата. Мне очень жаль, как я уже говорил тебе тысячу раз, но нашему браку пришел конец. Мы пытались наладить отношения – ты знаешь, как я старался. Я даже вернулся к тебе. Но я не могу больше притворяться. Я люблю Нэнси, мисс Нил. Мы хотим пожениться и жить вместе. Ты же понимаешь, что в конечном счете это к лучшему.
– Ничего такого я не понимаю, – ответила я со слезами на глазах. – Ты всегда был эгоистом. Мама была права.
– Да? И что же она говорила? Твоя мать была всего лишь…
– Не смей! Ни слова больше о ней! Она говорила, что ты можешь быть безжалостным и жестоким, что тебе нельзя доверять. Ты думаешь только о себе, говорила она, а на меня тебе наплевать. Ты утверждаешь, что имеешь право на счастливую жизнь. А я что, не имею такого права?
– Боюсь, я не в состоянии по-прежнему заботиться о твоем счастье. Я просто не могу больше жить с тобой. Ты стала совершенно невыносима.
Он замолчал. Зловещая тишина повисла над нами, как облако отравляющего газа.
– Ты ходила к доктору? – спросил он.
У меня подскочило сердце.
– К какому доктору?
– Я говорил тебе о нем. Он успешно лечит женщин с расшатанной нервной системой.
– Нет, не ходила. Я уже устала повторять, что у меня нет проблем с нервной системой.
– А когда ты не могла подписать чек, потому что забыла, кто ты такая, – это было, по-твоему, нормально?
Я ничего не ответила.
– Я хочу помочь тебе, – сказал он, накрыв ладонью мою руку. Было ощущение, что ко мне прикоснулось что-то безжизненное вроде дохлой рыбы. – Ты же знаешь, мне всегда будет небезразлично то, что происходит с тобой.
– Убери руку. Тебе безразличны все, кроме тебя самого. Я даже сомневаюсь, что тебе дорога эта твоя маленькая глупышка. Сейчас она миловидна, но пройдет время, красота ее увянет, и ты ее тоже бросишь.
– Не трогай…
– Хочу и трогаю. Как ты мне запретишь?
– Это опять истеричность в тебе говорит. Ты же знаешь, я не переношу истерик. Твой худший враг, Агата, – это ты сама. Как ты не понимаешь?
– Значит, уик-энд отменяется?
– Уик-энд? – переспросил он испуганно.
– В Беверли.
– Ах вот ты о чем! – Арчи явно забыл о наших планах. – Я думаю, будет лучше, если я переночую сегодня у Джеймсов и останусь на уик-энд у них. Ты согласна?
– Мисс Нил, я полагаю, тоже приглашена в Хертмур?
– При чем тут…
– Так приглашена или нет?
– Приглашена.
– Ага. В таком случае оставайся там. Я отменю заказ в гостинице.
Арчи открыл дверь, и, глядя на его фигуру в проеме, я подумала, не вижу ли я его в последний раз.
– Я все же люблю тебя, Арчи. Что бы ни произошло, не забывай об этом, – сказала я.
Он отвернулся и вышел из комнаты. Спустя пару секунд я услышала, как захлопнулась входная дверь. Я прикусила кулак, чтобы не разрыдаться. Мне удалось достичь желаемого – выставить Арчи из дома на весь уик-энд, но чувствовала я себя при этом отвратительно. В комнату вошла служанка с подносом, и я поспешно вытерла глаза.
– Вы закончили завтракать, мадам?
– Да, спасибо. Пойду наверх, поработаю.
– Утренняя почта пришла, мадам. Оставить письма на столе?
– Нет! – Я чуть ли не вырвала конверты из рук девушки.
По пути в свою комнату я отыскала среди писем то, которое пришло, несомненно, от Кёрса. Адрес был написан черными чернилами, четким ровным почерком. Я села на кровать и вскрыла конверт.
В нем было два послания. Читая первое, я сначала ничего не могла понять. В глаза бросались отрывки фраз и отдельные словосочетания: «лицо как сливки», «сила моих чувств», «тот уголок, который мы можем назвать своим», «предвкушаю наслаждение». Затем я с отвращением осознала, что это почерк Арчи и что это его любовное письмо к Нэнси. Там было много слов и выражений, заставлявших меня краснеть. Он никогда не писал мне и не разговаривал со мной на столь интимном языке; я даже не знала, что он способен на такое. Эта женщина поистине завладела им целиком.
Я бросила письмо на кровать и взялась за второе.
Дорогая миссис Кристи!
Надеюсь, Вы пребываете в хорошем расположении духа. Я получил большое удовольствие от нашей встречи в среду, и мне не терпится получше познакомиться с Вами в ближайшие дни.
На тот случай, если у Вас есть какие-то сомнения относительно плана, который я изложил Вам, прилагаю одно из многочисленных писем, отправленных Вашим мужем мисс Нил. За последние два месяца мисс Нил не раз приносила мне подобные уверения в любви, желая получить мой совет. Она внимательно прислушивается к моим наставлениям, и я рад, что могу помочь ей не только лекарствами для поддержания ее хрупкого здоровья, но и полезными советами. Она живет с родителями и потому, опасаясь, что они могут найти эти письма, охотно согласилась на мое предложение хранить их у меня. Письма, как Вы, несомненно, согласитесь, содержат очень много любопытных сведений.
Предлагаю Вам встретиться в пятницу утром, в 11:30, на Тихом пруду около Ньюландс-Корнер в Суррее. Там я передам Вам более подробные указания. А пока могу сказать одно: сегодня Вы должны сказать «прощай» своей прежней жизни.
Искренне Ваш,д-р Патрик Кёрс.
Милях в двадцати от Саннингдейла я миновала Ньюландс-Корнер и оказалась в довольно дикой местности возле Тихого пруда. К этому моменту у меня созрел план действий. Я пыталась убедить себя: когда все это кончится, я расскажу Арчи, как спасала его доброе имя, и его любовь ко мне, возможно, возродится.
Я вышла из автомобиля, плотнее запахнула воротник мехового пальто и прислушалась, не шуршат ли на дороге колеса. Но лишь ветер свистел в ветвях да птица крикнула вдали. Я прошла мимо Шербурнского пруда по тропинке, ведущей к Тихому пруду. Говорили, что здесь когда-то добывали известняк, а потом карьер заполнился водой из подземных источников, и вода здесь такая чистая и спокойная, что в нее можно смотреться, как в зеркало. Мне, однако, почему-то не хотелось этого делать.
Я верила, что произошедший где-либо трагический случай оставляет в этом месте след, подобный кровавому пятну, которое невозможно вывести. Такое ощущение возникло у меня и здесь. Казалось, сами деревья шепчут, рассказывая печальную историю о том, как в давние времена к озеру пришла купаться юная красавица. Только она скинула одежду, как с испугом увидела всадника, приближавшегося к ней из тумана. Мужчина пытался выманить девушку из воды, но она уплывала все дальше, пока не выбилась из сил и не утонула. Потом нашли головной убор всадника и по нему догадались – то был король Джон. Я понимала, что это не более чем легенда; тем не менее мне чудились крики тонущей девушки, и меня кидало в дрожь.
В конце прогалины между деревьями я увидела стоящего ко мне спиной человека.
– Приветствую вас, миссис Кристи, – произнес Кёрс, не оборачиваясь. – Посмотрите, какая вода! Сегодня она просто волшебная.
Я заставила себя подойти к нему.
– Меня всегда тянуло сюда, – сказал он, – и не только из-за мрачной истории, которая вам, конечно, известна. В моей жизни Тихий пруд играет особую роль. Знаете почему?
Я покачала головой.
– Здесь я сделал предложение своей будущей жене.
– Вы женаты? – вырвалось у меня с невольным изумлением.
– Да, представьте, хотя вас это удивляет. Вам кажется странным, миссис Кристи, что нашлась женщина, пожелавшая выйти за меня?
– Нет, я просто…
– Впрочем, это не имеет значения. И знаете, что смешно? Хотя я потерял в глазах жены всякую привлекательность, она не хочет дать мне развод.
– И почему же?
– Вам-то это должно быть понятно, миссис Кристи. Я, признаться, убежден, что вы хотели бы жить с мужем и дальше, невзирая на то что он изменил вам.
– Хм. Я…
– Предположим, вы тоже откажетесь дать мужу развод. Вообразите, что он будет чувствовать, если вы насильно привяжете его к себе. Всякие добрые чувства, которые он испытывал по отношению к вам, исчезнут навсегда. Любовь сменится негодованием, которое перерастет в постоянную жгучую ненависть. Неизвестно, как поступит ваш муж, осознав, что у него нет выбора. Когда-нибудь его терпению придет конец. Он, возможно, подумает, что ему будет гораздо легче жить, если вы просто-напросто исчезнете. Он начнет жизнь с новой страницы и со временем женится снова.
– Что вы хотите этим сказать? – с трудом выдавила я, охваченная внезапным страхом.
– Не пугайтесь так, я-то вовсе не заинтересован в вашем исчезновении, – рассмеялся он. – Неужели вы подумали…
Я опять почувствовала металлический запах, который шел у него изо рта, и поморщилась. Очевидно, он заметил это, так как вытащил носовой платок и прикрыл им рот на несколько секунд. Ткань приподнималась и опадала в такт дыханию. Я вообразила Кёрса мертвым, с платком на лице. Он тогда не шелохнулся бы.
– Я придумал нечто более оригинальное. Как я уже говорил при нашей первой встрече, у нас с вами много общего. У нас обоих изобретательный ум. Мне тоже всегда хотелось писать детективные романы. Я, подобно вам, увлекаюсь чтением Эдгара По, Уилки Коллинза, Конана Дойла и множества их подражателей. Я даже сочинил кое-что в том же духе. Дьявольски трудная работа, но я обладаю, как мне кажется, необыкновенной способностью придумывать сюжеты – что, как вы знаете, является отличительной чертой авторов детективной литературы, которые чего-то стоят. Я пока не отсылал свои сочинения в какие-либо издательства, их надо немного отшлифовать. Вы могли бы помочь мне в этом.
– Посмотрим, – отозвалась я уклончиво.
Он был все-таки ненормален.
– Но прошу прощения, я отвлекся от главной темы. Вернемся к моей жене Флоре. Она католичка и не желает дать мне развод, так что, боюсь, придется принимать крутые меры. Мне придется убить ее – точнее, не мне, а вам, миссис Кристи.
– Мне?!
– Да. Разумеется, полиция будет иметь все основания подозревать меня в ее убийстве. Я не только решу таким образом вопрос о разводе, но и наследую приличную денежную сумму. То есть буду подозреваемым номер один. Однако я обеспечу себе алиби, так что станет ясно, что убийца не я, а кто-то посторонний.
– Это невозможно.
– Уж кому, как не вам, знать, что в детективных романах все возможно.
– Но это не роман, а…
– Да знаю я, – усмехнулся он. – Во всем этом столько грязи, столько неприятного, да? Я часто жалею о том, что жизнь далека от литературы.
– Вот именно. Не кажется ли вам, что смешивать одно с другим опасно?
– Я вызвал вас сюда не для того, чтобы вести философские дебаты, миссис Кристи. Я хочу объяснить вам, чем мы теперь займемся.
– Чем займемся?
– Да, не тратя времени даром. Я думаю, вам будет легче действовать под моим руководством. Вы получите письменные инструкции – что надо сделать и когда. Если будете следовать им в точности, то вам не о чем будет беспокоиться. Если же нет, то, боюсь, в прессе появится неприятное сообщение о тайной связи вашего мужа.
– Неужели вы думаете, что я соглашусь участвовать в этой… игре?
– А вам ничего другого не остается.
– Но что мешает мне обратиться в полицию? Там не очень-то любят шантажистов.
– Как «что мешает»? Вам же, полагаю, небезразлично благополучие вашего мужа?
– Да, конечно.
– Так что вы вряд ли захотите навредить ему. И потом, у вас есть дочь. В семь лет ребенок подвержен самым разным опасностям, согласны? Я врач, и мне приходилось бывать у постели детей, которые, увы, не выживали. Это, конечно, очень печально. Часто бывает, что и родители вскоре после этого отправляются вслед за детьми. Если же вы все-таки вознамерились донести на меня в полицию, то лучше пересмотрите это решение. У меня есть сообщник, морально опустившийся тип, с пристрастием ко всяким гадостям. В случае моего ареста он с радостью предпримет кое-какие действия. И между прочим, ему это доставит гораздо большее удовольствие, нежели мне.
Я смотрела на него и чувствовала, какая ненависть пылает в моих глазах.
– Вы ничего не отвечаете. Понимаю. Кстати, вы ведь знаете, что есть яды, не оставляющие следа в организме.
Если бы у меня был с собой пистолет, в этот момент я, возможно, застрелила бы Кёрса. Чтобы не выцарапать ему глаза, я так сильно сжала кулаки, что ногти вонзились в ладони.
– Так что лучше всего вам выслушать меня.
Даже не знаю, как описать то странное состояние, в котором я провела этот день: ошеломление, отупение, умопомрачение? Мне казалось, что все это происходит не со мной, а с кем-то другим.
Расставшись с Кёрсом у Тихого пруда, я вернулась домой. Служанка сообщила, что звонила миссис де Сильва и интересовалась, приду ли я играть в бридж. Во время ланча я не чувствовала вкуса отбивных и не обращала внимания на болтовню Розалинды, пока она не потянула меня за рукав. Дочь утверждала, что я обещала съездить с ней к бабушке и позволила взять с собой Питера.
Мне надо было чем-то занять себя. Работать после разговора с Кёрсом было невозможно. Посадив Розалинду и Питера в «моррис-каули», я повезла их в Доркинг, где жила свекровь. Даже в лучшие времена я не чувствовала себя в ее обществе свободно. Пегги следила за мной, не упуская ни одной подробности, и я все время ощущала, что она осуждает меня. А сегодня я нервничала даже больше, чем обычно. Как правило, я ссылалась на переживания, вызванные смертью матери, но с тех пор прошло уже много времени, а объяснить Пег, что меня гнетет, я не могла.
Выключая двигатель, я посмотрела на свои руки. В слабом свете солнца блеснуло обручальное кольцо. Со слезами на глазах я сняла его с пальца и положила в сумочку. Пегги, без сомнения, заметит отсутствие кольца; я надеялась, что она припишет мою нервозность семейным неурядицам. В конце концов, это было недалеко от правды.
Стоило мне войти в комнату к Пегги, как она окинула меня придирчивым взглядом, словно обыскала с головы до ног. После обмена любезностями свекровь предложила чай с перепеченным фруктовым тортом домашнего приготовления. Мы сидели в ее маленькой гостиной; благодаря Розалинде и Питеру нам удавалось избегать неловкого молчания.
– Ты выглядишь очень хорошо, – произнесла Пегги, приподняв бровь. Судя по тону ее голоса и насмешливому выражению лица, она подразумевала прямо противоположное.
– Да, – согласилась я, стараясь произнести это небрежно. Наступило молчание. – Дорогая, – обратилась я к Розалинде, – почему бы тебе не спеть бабушке ту песенку, которую ты разучивала? Ей было бы очень интересно послушать тебя.
Розалинда стеснялась и никак не могла начать, так что я спела первые строчки сама: «На улице нашей толстяк-полисмен прилежно несет свою службу. Он весело улыбается всем и предлагает дружбу». Розалинда постепенно втянулась и увлеченно спела вплоть до последней строки: «Но как-то он жулика арестовал и тут же от смеха живот надорвал». Закончив петь, я заметила, что Пегги смотрит на мою руку с отсутствующим обручальным кольцом. Встретившись со мной взглядом, свекровь быстро отвела глаза, словно увидела что-то непристойное.
– Деточка, – обратилась она к Розалинде, – почему бы тебе не погулять с Питером в саду? Я на днях нашла очень хорошую палку, с которой он может поиграть. Она стоит около задней двери.
Розалинда в восторге кинулась в сад, сопровождаемая возбужденным лаем терьера.
Пегги выбралась из кресла и подошла ко мне.
– Деточка, – сказала она, – я понимаю, что тебе тяжело, но ты должна держаться – хотя бы ради дочери.
Я достала носовой платок и вытерла глаза. Надо было как-то объяснить свое настроение.
– Дело в том, что мы отменили поездку в Беверли на уик-энд, а я так ждала этого. Арчи предпочел провести уик-энд с этой… с этой… Простите, я не могу заставить себя произнести ее имя. Это очень расстроило меня.
– Конечно, это ужасно неприятно для тебя, дорогая, но я уверена, что после временного сумасбродства Арчи вернется к тебе и будет любить тебя еще больше, если ты простишь ему этот неблагоразумный поступок.
Я хотела ответить ей, но Пегги остановила меня, положив руку мне на плечо:
– Дай ему время прийти в себя. Я знаю, сейчас среди женщин модно утверждать свои права на то и на это, но подобная независимость не всегда идет на пользу семейной жизни. Предоставь ему свободу сейчас, и он вознаградит тебя за это любовью на всю оставшуюся жизнь.
Я была абсолютно не согласна с Пегги, да и сама она вряд ли верила в то, что говорила. Она была на стороне Арчи, еще бы, ведь он ее сын, а я… я его украла – этого не прощают. К тому же ей не нравилось, что я зарабатываю на жизнь, и жизнь весьма обеспеченную. Она предпочла бы, чтобы ее невестка была скромной домохозяйкой, а не увлекалась описанием убийств и прочих преступлений.
Кроме того, я понимала, что ей очень хочется иметь внука, а я не смогла подарить ей его и теперь уже никогда не смогу. Очень может быть, что мисс Нил способна сделать это. Наверное, было бы лучше, если бы я исчезла куда-нибудь…
Из сада с радостным криком прибежала Розалинда. Ее пухлые щечки раскраснелись и были похожи на два спелых яблока. Это положило конец нашему мнимо откровенному разговору. Солнце закатывалось за горизонт. Я встала и пообещала, что сделаю все, чтобы Арчи был счастлив. Когда мы вернулись в Стайлз, я обнаружила, что муж, как я и ожидала, не приехал домой. Я выкупала Розалинду, понаблюдала за тем, как она ужинает, и уложила ее спать. Затем я написала у себя в комнате несколько писем.
В первом из них я нарочито невнятно и двусмысленно извещала Арчи о том, что меня обуяло желание уехать из дома. Наш брак, писала я, достиг критической точки, и мне надо все обдумать. Пусть он не волнуется, я буду отсутствовать всего несколько дней. Моя любовь к нему не угаснет, заверила я Арчи. Второе письмо я написала брату Арчи Кэмпбеллу, человеку благоразумному, на которого можно было положиться. Разумеется, я не могла открыть ему всю правду, это было бы рискованно для семейного благополучия, но намекнула, где меня следует искать в случае чего. Кёрс сказал лишь то, что я должна поехать в один из северных курортных городков. Как знать, сколько их там, на севере?.. Я подписывала письмо, когда зазвонил телефон. Должно быть, это Кёрс. Он хочет сообщить мне какую-то информацию. Я поспешила взять трубку – и услышала голос Шарлотты, почувствовав облегчение и одновременно смутное разочарование.
– Привет, дорогая, – произнесла я. – Надеюсь, ты там вовсю развлекаешься.
– Да, это был чудесный день. Но не буду утомлять тебя подробностями. Я хотела спросить: может, мне лучше вернуться домой прямо сейчас?
– Зачем? Возникла какая-то проблема?
– Нет-нет, просто подумала, что я нужна тебе.
– Глупости. Я предвкушаю тихий вечер у камина, а Питер составит мне компанию.
– Ты уверена? Я не могу со спокойным сердцем веселиться, зная, что тебе грустно и одиноко.
– Ой, брось. У меня все прекрасно. Отдохни там как следует. Увидимся, когда вернешься.
Я поднялась к себе, испытывая угрызения совести из-за того, что обманула Шарлотту. Поэтому написала и ей; увы, искренности в моем письме не было ни на йоту. Я объясняла, что не могла раскрыть свои истинные чувства по телефону и почувствовала необходимость уехать из дому, так как голова у меня здесь раскалывалась. Шарлотта, конечно, решит, что это из-за Арчи. В постскриптуме я попросила ее послать телеграмму в Беверли и отменить заказ на гостиничный номер, забронированный на уик-энд.
Я прислушалась к тому, что происходит в доме. Убедившись, что все спокойно и никто мне не помешает, прошла в угол комнаты. Стук сердца отдавался в ушах. Налегая всем телом, я сдвинула с места комод и провела рукой по грубым доскам пола, нащупывая шляпку не забитого до конца гвоздя. Просунув в щель пилочку для ногтей, я приподняла доску и стала шарить в открывшейся нише. Наконец среди обломков, стружек и комков грязи и пыли я нашла металлическую коробочку. Осторожно вытащив ее, чтобы не повредить содержимое, я стерла с серой крышки пыль и открыла ее маленьким ключиком – он хранился отдельно в глубине комода. Из шкатулки я достала кожаный мешочек и, расстегнув застежку, увидела ряд ампул с этикетками. Все ампулы были целы. Я сунула мешочек в сумочку, застегнула ее, положила шкатулку в подпольную нишу, закрыла ее доской и подвинула комод на место.
Что еще надо было сделать? Я не имела представления, что произойдет со мной в ближайшем будущем, потому что Кёрс изложил мне план моих действий лишь в самых общих чертах: покинуть Стайлз и ехать на север. Бродя по дому, который раньше так не нравился мне, я почувствовала что-то вроде преждевременной ностальгии, несмотря на всю безвкусицу моего жилища. Как будто малосимпатичный дальний родственник объявил, что болен неизлечимой болезнью и должен скоро умереть, и это пробудило непривычную нежность к нему. Я зашла к Розалинде. Она спала. Присев на край кровати, я погладила дочку по волосам. Ее дыхание было легким, как трепет крыльев мотылька.
Увижу ли я ее когда-нибудь?.. Нет, еще миг промедления, и я не смогу оставить дом! Коснувшись губами щеки дочери, я поднялась и вышла, оглянувшись на нее в дверях в последний раз. Письма я положила на столик в прихожей, чтобы Арчи и Шарлотта сразу увидели их. Стараясь выскользнуть из дома так, чтобы не привлечь лишнего внимания, я прислушалась. Слуги, к счастью, были заняты делом. Я погладила нашего милого Питера по голове и даже, наклонившись, поцеловала его. Однако тут опять же нельзя было слишком долго отдаваться своим чувствам, дабы они не лишили меня решимости.
Больше всего мне хотелось в этот момент упасть на ковер и лежать недвижно, пока служанка или Шарлотта не поднимет меня. Во время войны я видела людей в таком состоянии – пустые оболочки тех личностей, что остались где-то на полях Северной Франции или Бельгии. Но затем я устыдилась: как можно было сравнивать себя с отважными молодыми солдатами, которые жизни не жалели ради отечества? Это было несопоставимо и непатриотично. Я встала, надела меховое пальто и, сделав глубокий вдох, вышла в ночную тьму.