Ехать на станцию решили под вечер, надеясь успеть на ночной проходящий поезд до Столицы. Участковый, товарищ Громовой, поспешил найти две подводы и сам вызвался проводить гостей, явно радуясь их отбытию. Но те, поблагодарив, отказались от сопровождения, решив позвать с собой уже знакомого дядьку Никифора. Вторую подводу бывший замокэск брала на себя.

С Фраучи распрощались совершенно по-дружески. Семен Тулак попросил командира батальона отметить командировку, тот не отказал, и на казенной бумаге появилась печать с загадочными буквами «В/Ч 0951 ЧСР». Краснолицый посоветовал писать в отчете только то, что было видено своими глазами, а от комментариев воздерживаться «во избежание». Командир явно желал им добра, и ротный не стал спорить, хотя сам имел иное мнение.

А с Родионом Геннадьевичем решили встретиться в самое ближайшее время. Через пару дней ученый возвращался в Столицу. Работал он в дхарском культурном центре, занимавшем особняк в одном из переулков старого Замоскворечья. Семен адрес записал, а Ольга запомнила, проговорив его для верности семь раз подряд.

– Н-но! – хмурый дядька Никифор взмахнул вожжами. Подводы тронулись, и бывший замкомэск наконец-то позволила себе закурить.

За эти дни дорога успела немного подсохнуть, однако лошади все равно шли понуро, без всякой охоты ступая копытами по влажной, мягкой земле. Лес, подступавший к самому проселку, угрюмо молчал, мерная тряска навевала сон. Семен Тулак, поудобнее устроившись на подводе, прикрыл глаза, но мужественно боролся с дремой. Отдохнуть можно будет в Столице, а пока следует держать ухо востро. Мало ли что? Дядька Никифор – и тот не внушал ни малейшего доверия, а было еще местное ГПУ, вежливый товарищ Фраучи, бегающие по лесам «мыльные люди». Он даже мельком позавидовал Виктору Вырыпаеву, имевшему возможность с полным комфортом заниматься своими обезьянами. Вдобавок очень хотелось чая с мятой, и ротный дал зарок сразу по возвращению на службы выпить две, нет, три кружки и непременно с баранками.

Об отчете Семен решил пока не думать. Приедет – и напишет. Нет, не напишет, а продиктует товарищу Зотовой, дабы казенный «ремингтон» не простаивал. А еще надо непременно зайти в гости к Родиону Геннадьевичу и расспросить его поподробней не для службы, а исключительно ради личного интереса. Многое довелось повидать бывшему ротному, но «Сеньгаозеро» и Шушмор явно выбивались из общего ряда. Белая сфера огня, серебристый небесный купол…

Он все-таки задремал, успев сунуть левую ладонь в карман, где лежало оружие. Мягкое теплое забытье навалилось, запечатало веки, укутало зыбкой, прозрачной тишиной, сквозь которую уже был слышен неясный топот копыт. Призрачные кони уносили в царство Сна…

– Эй, Семен! Товарищ Тулак! Семен!..

Пистолет он вытащил, не открывая глаз. И так же, не глядя, сел, поворачиваясь в сторону крика.

– Охти, барин! Не надо!..

Кажется, дядьке Никифору тоже пришло на ум поглядеть назад. Ротный цыкнул, разлепил веки, помотал головой, прогоняя сонную одурь.

Дорога, в просвете между тучами – клочок синего неба, справа и слева темная стена леса, телега как раз посередине, трудяга-лошадка вытаскивает ее из очередной лужи. Вот и товарищ Зотова…

…То есть, две Зотовой, побольше и поменьше. Та, что побольше, вожжи держит, поменьше…

– Тп-п-пру-у-у!

Возница оказался на диво понятлив. Семен соскочил с телеги, сразу же утонув грязи по щиколотку, хотел крикнуть в ответ, но в последний момент сообразил – тревога отменяется. Ольга в телеге все-таки в единственном числе, а вот рядом с нею…

– Да это же «мыльная»! – удивленно протянул дядька Никифор. – Из санатории которая.

Можно было не пояснять. Потому и поехали двумя телегами, и хитрого милиционера с собой не взяли. «Мыльный человек» Наталья Четверик сдержала обещание. Не иначе, по кварцевой лампе соскучилась.

– Здрасьте, дядя Семен!

Вблизи этих двоих спутать было невозможно – долговязую, бледную, словно рыбье брюхо кавалерист-девицу и крепкую румяную девочку лет одиннадцати. Еще более разнилась одежда – залатанная на локтях офицерская шинель и синий комбинезон с капюшоном, надвинутым на рыжие брови. На ногах гостьи оказались тяжелые ботинки, почему-то без шнурков.

– Ну, здравствуй! – Семен откашлялся. – Что, за лампой поедем?

Девочка взглянула недоверчиво, дернула острым носом.

– А если я у вас документы попрошу?

Ротный почему-то не удивился и сразу полез в карман, однако Наталья скривилась и покачала головой.

– Не надо! Не верю я бумажкам. Все равно убегу, если вы меня сдать захотите.

Семен опять не стал спорить. Приглядевшись, он отметил две удивившие его вещи. Прежде всего, комбинезон. Он чем-то напоминал английский, в котором щеголяли танкисты, но этот был снабжен не только капюшоном, но и высоким воротником, зато не имел пуговиц. Одежда, впрочем, не самое главное. Лицо! То, что ротный принял за румянец, оказалось естественным цветом. Кожа была даже не красной, как у товарища Фраучи, а ярко-алой. Семен не поверил своим глазам, поглядел на руки…

– Вы меня так не разглядывайте! – девочка насупилась. – Сначала смотрите, потом кровь на анализ берете, потом жидкость из позвоночника… Деревенские еще хуже, сразу за колья хватаются. А я их не боюсь. И вас не боюсь. Тетя Оля, скажите: «Раз!»

– Раз! – каменным голосом проговорила замкомэск.

Семен ахнул: девочки на месте не оказалось. Только что была рядом, сидела на телеге…

– А я тут, а я тут!

Голос донесся слева, со стороны леса. Наталья стояла на противоположной стороне проселка у самой опушки.

– Я еще не так могу. Я еще…

Не договорила. Тело в синем капюшоне качнулось и мягко рухнуло на землю.

– Два! – констатировала товарищ Зотова, слезая с телеги. – Семен, ты левой вожжи удержишь?

Девочку уложили обратно на телегу. Подошел дядька Никифор, не преминувший сперва сотворить крест, а после подавший совершенно нелепый совет: «Ихних раздевать надоть». Зотова поглядела на него, и непрошенный советчик предпочел ретироваться.

– И чего теперь?

Вопрос товарища Тулака был столь же бестолков. Наталья лежала недвижно, краска отхлынула от лица, ногти побелели, лишь на шее неровно билась ниточка пульса.

– Лекарства есть? – неизвестно к кому обратился ротный. – Хотя бы нашатырь?

Замокомэск лихорадочно прикидывала, что нужно делать. В голову лезла нелепица, к примеру, влить девочке в рот полстакана водки или дать понюхать керосина. Однако, ни водки, ни керосина в наличии не имелось. Ольга протянула руку, чтобы расстегнуть тесный ворот комбинезона. Девочка вздрогнула и открыла глаза.

– Не надо, тетя Оля. Я сама…

Она попыталась привстать. Зотова помогла, усадила.

– Силы не рассчитала, – Наталья попыталась улыбнуться побелевшими губами. – Мне… Раздеться надо. Согреться чтобы.

Замкомэск и Семен переглянулись.

– Нормальная я, не брежу! – заспешила девочка. – Согреться надо, пока солнце не ушло. Гелиотерапия это, понимать надо. Дядя Семен, вы отвернитесь!..

Ротный сам себе скомандовал «Кру-гом!» и выполнил поворот на месте.

– Здесь нет пуговиц, – донеслось сзади. – Тетя Оля, тут липучки, я вам сейчас покажу… Вы скажите дяде Семену, чтобы он ехал, а мы следом поедем, я немного полежу, пока солнце светит…

– Дядя Семен слышит, – вздохнул ротный и, не оглядываясь, побрел к своей телеге.

Возница встретил его злорадным хмыканьем.

– Убедились, барин, в смысле, товарищ командир? Эти, которые из санатории, когда оголодают или, к примеру, ослабеют, голышом бегать должны. Как есть голышом!..

– Поехали! – вздохнул ротный, но дядька Никифор не унимался.

– Ничего-то вы, городские, не разумеете. Приехали, нашумели, меня испужали чуть не до смерти, а много ли узнали? Да у нас в округе даже буй да кукуй ведают, что эти «мыльные» от солнца питаются. Им немец под кожу инхвузорию засобачил, вот эта инхвузория их и кормит, а сама, значит, солнцем сыта.

Семен посмотрел вверх, в синий небесный просвет, поймал взглядом робкий солнечный лучик. Инхвузории – они же красные амебы с ложноножками. Гелиотерапия… Как это товарищ Зотова пела?