Часть вторая

И один в поле воин, или На ладони Всевышнего

1 июля 1983 года, пятница.

Ташкент, улица Германа Лопатина,

ЦК КП Узбекистана, кабинет Шарафа Рашидова

Взглянув сначала на фотографию в служебном удостоверении, а затем на человека, который сидел напротив, Рашидов удостоверился, что его сегодняшний посетитель – полковник Олег Петрович Овсянников – действительно является заместителем начальника Особого отдела КГБ по Туркестанскому военному округу.

– И давно вы работаете в этой должности? – спросил Рашидов, возвращая удостоверение его владельцу.

– С прошлого года – с тех пор, как мой предшественник Михаил Яковлевич Овсеенко отбыл в командировку в Афганистан. Но я хорошо знал нашего общего знакомого – Степана Ефимовича Белоножко, с которым мы служили в Сирии в шестьдесят седьмом. Когда потом мы с ним встречались, он всегда хорошо о вас отзывался.

Упоминание о Белоножко растопило лед недоверия между Рашидовым и его неожиданным посетителем, пришедшим к нему без всякого предупреждения. Даже сейчас, несмотря на пять лет, которые минули со дня смерти боевого генерала, который почти восемь лет (1970–1978) возглавлял Туркестанский военный округ, в памяти Рашидова навсегда запечатлелись строки (все до единой!) из предсмертного письма на его имя. В этом послании генерал писал:

«Дорогой брат Шараф Рашидович!

Дорогие Хурсана Гафуровна, Володя, Ваши дочери и зять, вся прекрасная большая семья! В этом последнем предсмертном письме я еще раз хочу сказать, что думаю и что говорил при жизни 10 лет, которые мы с Вами прошли рука об руку.

Дорогой Шараф Рашидович! В Узбекистане нет равных Вам по масштабам мысли, работоспособности, уму, развитию, таланту, умению организовать и повести за собой массы. Вы вышли из самой гущи народа и, как никто, цените дружбу и любите людей.

За 10 лет я убедился, как легко с Вами решать сложные вопросы, с какой заботой и любовью Вы относитесь к людям в военной одежде. В истории Узбекистана Вы оставите глубокий след, неизгладимый и незабываемый. Вы как океанский айсберг, только часть которого на поверхности.

Вся Ваша семья может служить примером и гордостью. Пусть Володя, которым я восхищаюсь, Хурсана Гафуровна и все Ваши близкие почитают это письмо, пусть помнят дети и внуки, какого я мнения был об их отце до последнего биения моего сердца.

Мне безгранично жаль, что приходиться прощаться с Вами. Но это неумолимо и неизбежно. Таков рок судьбы. Прощайте, самый дорогой мой человек, прощайте, вся Ваша семья.

По мне звонят колокола. А Вам и Вашей семье желаю огромных успехов, здоровья, счастья. Перед Вами грандиозные задачи, одна из которых повернуть воды Севера в наши края.

Обнимаю, Ваш С. Е. Белоножко».

– Какая проблема привела вас ко мне, Олег Петрович? – задал Рашидов вопрос, который его гость ожидал услышать.

Прежде чем ответить, полковник придвинулся поближе к столу и, понизив голос, сообщил:

– У меня деликатная проблема, которая касается ваших взаимоотношений с Москвой. Ваших напряженных с ней отношений, Шараф Рашидович. Мы знаем, что вам было предложено подать в отставку, но вы ее отклонили.

– Извините, кого вы подразумеваете под словом «мы»? – прервал речь гостя Рашидов.

– Мы – это люди, которые не одобряют избиения преданных делу партии людей. И речь идет не только о вас, Шараф Рашидович, но и других коммунистах, которые уже пострадали – были изгнаны за последнее время, как из нашей системы военной контрразведки, так и из других силовых структур, вроде МВД и Министерства обороны.

– Вы что – заговорщик? – напрягся Рашидов.

– Если вам так удобно меня называть, то я не против. Хотя на самом деле, мы люди, которые верно служим своей Родине и не хотим, чтобы это служение было разом перечеркнуто по воле недальновидных политиков. Кстати, ваше служение тоже могут перечеркнуть.

– Я кандидат в члены Политбюро и ни в каких заговорах не участвую, – твердым голосом заявил гостю Рашидов. – Поэтому я предлагаю вам покинуть мой кабинет и обещаю, что никому не стану говорить об этом нашем разговоре.

– Идя сюда, я предполагал подобный ответ, – продолжая сидеть на своем месте, ответил полковник. – Но прежде, чем уйти, я хочу вас предупредить – люди, которые жаждут вашей отставки в Москве и являются истинными заговорщиками. И они собираются нанести вам удар в самое уязвимое место – по вашей семье.

Услышав это, Рашидов невольно вздрогнул, однако собрал всю свою волю в кулак, и спросил:

– Что вы хотите этим сказать?

– Готовится покушение на вашего сына.

– На Ильхома? Откуда вам это известно? – и Рашидов всем телом подался вперед.

– Вы забываете, где я служу и на какой должности. По нашим каналам стало известно, что ваши противники собираются устроить вашему сыну автомобильную аварию. Точных сроков мы не знаем, но это должно случиться в ближайшее время. И еще. Над вашим человеком в Москве нависла не менее серьезная угроза – его жизнь тоже висит на волоске. Поэтому я и пришел к вам, чтобы предложить сотрудничество. Чтобы победить в этом противостоянии, вам необходимо опираться на любых союзников, которые готовы вам помочь. В противном случае, вас сомнут. Говорю вам это, как опытный контрразведчик.

Выдав этот монолог, гость замолчал, продолжая пристально смотреть на Рашидова. Но тот молчал, потрясенный услышанным. Тогда гость заговорил снова:

– Я понимаю, что вам трудно дать ответ сразу. Поэтому я сейчас уйду, а вы хорошенько подумайте над тем, что я вам сказал. И помните – время играет не за, а против вас. До свидания, Шараф Рашидович.

И полковник вышел из кабинета, оставив потрясенного Рашидова одного. Однако оцепенение первого секретаря длилось недолго. Затем он снял с телефонного аппарата трубку и набрал служебный номер своего сына Ильхома, который служил в КГБ. Не прошло и нескольких секунд, как на другом конце провода Рашидов услышал родной голос.

– Слава Богу! – вырвался из уст звонившего возглас облегчения.

– В чем дело, ота? – удивился Ильхом.

– Ты сегодня приехал на машине? – вместо ответа спросил Рашидов.

– Да, на ней. Но что с вами? – продолжал удивляться сын.

– Не задавай лишних вопросов и слушай меня внимательно, – обратился Рашидов к сыну. – Скоро я пришлю к тебе людей, чтобы они проверили твой автомобиль. Есть подозрение, что с ним могли что-то сделать. Так что в любом случае к нему не приближайся до приезда наших людей. Ты все понял?

– Хорошо, все сделаю, как вы сказали, – ответил Ильхом голосом, который выдавал в нем сильное волнение.

Положив трубку, Рашидов нажал кнопку селекторной связи, соединяющей с его секретарем и попросил:

– Майя Спиридоновна, пригласите ко мне Бойса Хамидовича. Немедленно!

И спустя несколько минут начальник охраны Рашидова сидел перед ним на том же стуле, на котором до этого восседал контрразведчик. И хозяин кабинета пересказал Иргашеву суть состоявшегося между ним и полковником разговора.

– Ильхома я уже предупредил, теперь надо то же самое сделать и с Джурой, – уведомил собеседника Рашидов.

– Может, это все-таки провокация, Шараф-ака? – высказал внезапное предположение Иргашев.

– Я тоже так сначала подумал и даже попытался выставить его из кабинета, – кивнул головой Рашидов. – Но потом решил, что какая-то правда в его словах есть. Ведь военную контрразведку возглавляет Цинёв, который давно находится в противостоянии с Андроповым.

– Но это же знают и люди, которые могли затеять эту провокацию, – продолжал сомневаться Иргашев.

– Не спорю, но они сорвали покушение на Ильхома.

– Мы еще не знаем, было ли оно на самом деле.

– Вот именно поэтому надо послать на Ленинградскую людей и тщательно осмотреть автомобиль моего сына. Если с ним что-то сделали, то это уже не шуточки – это игра по-серьезному.

– И все равно инсценировку нельзя исключать, – продолжал стоять на своем телохранитель.

– А если это все-таки правда, а мы не предупредим Джуру – это же будет на нашей совести, – покачал головой Рашидов. – А во-вторых, можно попросить его проверить информацию об этой подпольной организации – мифическая она или настоящая. Ему в Москве это легче установить. Так что сделай звонок Дервишу – пусть свяжется с Джурой.

В знак согласия Иргашев кивнул головой и встал со своего места, чтобы покинуть кабинет.

Весь этот разговор, от начала до конца, слушали на другой стороне улицы, сидевшие в автомобиле «Рафик» с тонированными стеклами полковник Олег Овсянников и двое людей из мелкумовской команды. Возможным это стало благодаря «жучку», который полковник, сидя перед Рашидовым, сумел ловко приладить к его столу с обратной стороны. И когда разговор в кабинете первого секретаря закончился, Овсянников снял наушники и, обращаясь к своим коллегам, с удовлетворением произнес:

– Кажется, колесо завертелось.

1 июля 1983 года, пятница.

США, Лэнгли, штаб-квартира ЦРУ

Когда Майкл Харрис вошел в кабинет своего шефа – директора Разведывательного управления, тот стоял у оперативной карты и внимательно на ней что-то разглядывал. Заметив приход своего заместителя, директор вернулся в свое кресло и, пригласив гостя сесть напротив, протянул ему папку, сопроводив этот жест словами:

– К сожалению, я ошибался относительно того, что военные быстро пойдут нам навстречу. Впрочем, они уверяют, что задержка произошла по техническим причинам – им пришлось потратить много времени на розыск снимков того района Москвы, который запрашивал Мефисто.

Харрис взял в руки папку и, открыв ее, стал читать документ, лежавший сверху. В нем сообщалось, что шестнадцатого июня этого года спутник-шпион КН-II (он же «Замочная скважина») пролетал над Москвой в районе 13.40–14.00 часов по московскому времени. Того самого периода, о котором вел речь в своей шифровке агент ЦРУ Мефисто, работавший в Москве. Спутник-шпион сделал множество снимков, в число которых попал и район улицы Неглинная, где располагался ресторан «Узбекистан». Эти снимки лежали в папке под объяснительным документом, и Харрис принялся внимательно их рассматривать.

– Как я понял, Мефисто интересует тот человек, который вышел из здания ресторана? – спросил директор, заметив, что его заместитель перестал читать документ и добрался до фотографий.

– Именно так, – кивнул головой Харрис, рассматривая снимок, на котором был изображен некий мужчина, выходивший из запасного выхода ресторана и направлявшийся в противоположную от ресторации сторону. Однако куда именно он шел, так и не было понятно, поскольку других снимков, объясняющих это, в папке не было. Видимо, в это время спутник-шпион переместился в другом направлении.

– Будет ли Мефисто достаточно этих изображений, ведь лицо этого человека видно не четко? – вновь подал голос директор.

– Как говорят русские: «Чем богаты, тем и рады», – ответил Харрис, закрывая папку. – В любом случае, эти снимки надо в кратчайшие сроки переслать в Москву. Если этот человек и есть тот самый «крот», которого ищет русская контрразведка, то Мефисто и без четкого изображения лица этого человека – по другим внешним приметам – сумеет разоблачить его инкогнито.

1 июля 1983 года, пятница.

Москва, Старая площадь, ЦК КПСС

Всю дорогу до Старой площади, куда его вызвал один из помощников Юрия Андропова – Владимир Шаповалов, председатель Комитета по физической культуре и спорту при Совете министров СССР Марат Грамов терялся в догадках, чем мог быть вызван этот визит. Телефонный звонок с вызовом случился вчера вечером, поэтому у Грамова было достаточно времени, чтобы глубоко поразмыслить на эту тему. Однако сколько он не напрягал свой ум, однако докопаться до причин своего сегодняшнего вызова так и не смог. Он даже хотел позвонить Михаилу Горбачеву – своему близкому приятелю еще со времен их совместной ставропольской жизни и человеку, который, собственно, и бросил его на спорт, переместив с должности заместителя заведующего Отделом пропаганды ЦК КПСС – чтобы выведать у него подробности этого вызова. Но вспомнив их последний разговор, где Горбачев призвал приятеля к большей самостоятельности на новом посту, Грамов решил его не беспокоить. «В конце концов, ничего вопиющего за эти два с половиной месяца, пока я сижу в новом кресле, не произошло, поэтому бояться мне нечего», – подумал Грамов. Однако порог кабинета помощника генсека он все же переступил с некоторым волнением, которое внешне, впрочем, ни в чем не выражалось.

Хозяин кабинета, мужчина примерно одних лет с Грамовым, восседал за широким письменным столом и читал свежую прессу. Как заметил вошедший, это была «Литературная газета». Поздоровавшись с гостем кивком головы, помощник жестом пригласил его сесть, после чего спросил:

– Вы сколько времени возглавляете спорткомитет, Марат Владимирович?

– С начала апреля, – последовал немедленный ответ.

– Значит, к статье Юрия Роста в «Литературке» отношения не имеете?

После этих слов у Грамова отлегло от души, поскольку упомянутая статья ему была знакома, но вышла она за два месяца до его прихода в Спорткомитете – в конце января. Называлась она «Игра в футбол» и речь в ней шла о возможных махинациях с результатами некоторых матчей чемпионата СССР с участием команд, которые претендовали на медали первенства.

– Вы помните подробности этой публикации или она вам незнакома? – задал очередной вопрос хозяин кабинета.

– Я, конечно же, читал ее, но с тех пор прошло много времени… – начал было отвечать Грамов, но собеседник жестом остановил его речь, после чего вновь взял в руки газету и принялся вслух зачитывать из упомянутой статьи наиболее острые места:

– «Порой мне кажется, что футболисты, тренеры, судьи и футбольные администраторы, играя между собой, нет-нет, да и превращают футбол в игру с нами, сидящими (все реже) на трибунах или у экрана телевизора. Смотришь игру и думаешь: если кому-то что-то известно о том, как игра должна закончиться, скажите нам сразу! Мы не будем тогда тратить время, следя за событиями, исход которых заранее решен…

Были открытия, были радости. Но были и загадки. Ну какой, скажите, оракул мог предсказать результаты двух последних особенно веселых туров чемпионата, когда выигрывали именно те, кому это было нужно? Абсурдной покажется любому уважающему себя предсказателю мысль, что «Черноморец» (которому в таблице ничто не угрожало) сознательно не сопротивлялся «Арарату». Что «Арарат», забив в ворота одесситов 6 голов и обеспечив себе пятое место, не особенно напрягался в матче с динамовцами Киева, которым нужна была только победа (киевляне и выиграли 3:2). Тем временем минчане чуть ли не впервые выйдя на искусственное поле, где постоянно тренируются их соперники, разгромили московских одноклубников со счетом 7:0, вызывающим, мягко говоря, смущение у оракулов.

Финальный матч «Спартак» – минское «Динамо», тоже 7 голов. Команда Лобановского ждала его исхода, закончив в Ереване матч на час раньше. В случае, если питомцы Бескова выигрывают, киевляне становятся чемпионами. Но «Спартак» не выиграл на своем поле. И в результате Эдуард Малофеев увел свою команду тоже с необходимой победой 4:3, опередив Лобановского на одно очко.

Наши замечательные спортивные телекомментаторы тем не менее обсуждали эти веселые матчи со всей серьезностью, не высказав никакого удивления их результатами. Чемпионат, как всегда, закончился на мажорной ноте».

Закончив чтение, помощник генсека отложил газету в сторону и, вновь обратив свой взор на гостя, произнес:

– Согласитесь, Марат Владимирович, статья острая, а вот реакции на нее со стороны футбольных чиновников до сих пор так и не последовало. А ведь наши люди привыкли к тому, чтобы на острые публикации следовали вразумительные ответы.

– Вы хотите, чтобы этим вопросом занялся Спорткомитет? – спросил Грамов.

– Именно так, – кивнул головой Шаповалов. – Пропесочьте руководство управления футбола и лично товарища Колоскова. Надо дать ему понять, что его ошибки не имеют срока давности и найдут суровую оценку даже постфактум.

– Может, заменить его другим человеком? – предложил Грамов неожиданный выход из этой ситуации.

С первых же дней своего нахождения на этом посту он невзлюбил Колоскова и теперь решил воспользоваться ситуацией, чтобы снять его с должности чужими руками.

– А вот с этим делом спешить не будем, – возразил гостю хозяин кабинета. – У товарища Колоскова большой опыт аппаратной работы, который тоже не стоит сбрасывать со счетов. И он всегда правильно реагировал на критику. А вот если это качество у него вдруг исчезнет, вот тогда мы подыщем на его место другого человека.

«Если Колосков им еще нужен, значит, это далеко не конец разговора», – сделал вывод из услышанного, Грамов. И он не ошибся.

– Марат Владимирович, мы с вами люди опытные и не один год на партийной работе, – продолжил свою речь помощник генсека. – Вы сколько лет проработали в этих стенах?

– С шестьдесят седьмого, когда попал сюда из Ставрополя на должность инструктора отдела пропаганды.

– Значит, отработали здесь шестнадцать лет – солидный срок. Поэтому буду с вами откровенен. Ваш предшественник товарищ Павлов слетел со своего поста, в том числе, и благодаря этой публикации. Проще говоря, он подставился – перестал ловить мышей. Согласитесь, когда даже посторонние люди видят ваши махинации, это явный прокол в работе. Значит, вам предстоит работать тоньше, если вы не хотите последовать вслед за товарищем Павловым. Вы в курсе, где он теперь работает?

В качестве ответа Грамов кивнул головой. Всем было известно, что Павлова отправили послом в Монголию – не в самую желанную страну для отбывания подобного рода ссылки.

– Футбол является одним из самых любимых видов спорта в нашей стране, поэтому мы не имеем права пустить его на самотек, – вновь вернулся к теме сегодняшнего разговора хозяин кабинета. – У нас в стране плановая экономика и футбол, как зрелище, является одним из ее составляющих элементов. То есть, он тоже должен развиваться по плану. Собственно, так обстоит дело везде. Просто на Западе футболом управляют через большие деньги, а у нас – через большую политику. Поэтому вы, Марат Владимирович, как министр спорта, должны это понимать. А теперь, после небольшого вступления, я позволю себе перейти к главной теме нашего разговора.

Сказав это, хозяин кабинета достал из той же газетной стопки, которая лежала на краю стола, еще одну газету. Как заметил Грамов, это был еженедельник «Футбол-Хоккей». Открыв его на нужной странице, помощник генсека продолжил свою речь:

– Вот передо мной свежая турнирная таблица чемпионата СССР по футболу. И что я вижу? На первом месте расположился одесский «Черноморец» с двадцатью двумя очками. На два очка от него отстает ташкентский «Пахтакор». Далее идут сразу три команды, набравшие по девятнадцать очков – минское «Динамо», ленинградский «Зенит» и вильнюсский «Жальгирис».

– Насколько я знаю, это результаты после четырнадцатого тура, а всего их у нас будет тридцать четыре, – внес нужное пояснение в эти размышления Грамов.

– Да, я понимаю, что впереди еще много игр и все может измениться, – кивнул головой помощник генсека. – Но все же позволю вас спросить: а если вдруг часть этих команд все-таки сохранит лидерство? Так ли нужны нам «Черноморец» или «Жальгирис» в качестве чемпионов страны или призеров? Ведь им в таком случае придется представлять нашу страну на международной арене.

– А кто тогда, по-вашему, может быть таким представителем? – задал прямой вопрос Грамов.

– Команды, регионы которых вносят значительный вклад в нашу экономику и политику, – ответил Шаповалов. – И Одесса с Вильнюсом в этот список явно не входят. Впрочем, есть мнение, что и московский «Спартак» тоже не должен стать чемпионом.

Это заявление не удивило Грамова. Он хоть и недавно занял пост главного спортивного руководителя страны, но царедворцем был искушенным. И прекрасно знал, кто негласно курирует «Спартак» в кремлевских верхах – Константин Черненко и Виктор Гришин. Люди, которые в составе Политбюро были главными оппонентами действующего генсека Юрия Андропова. Отсюда следовало, что этому клубу в текущем году чемпионом страны не стать, даже если он будет этого достоин. Как и киевскому «Динамо», куратор которого Виктор Щербицкий при Андропове угодил в опалу и боялся поднять головы. По слухам, в ближайшие дни на Украину должен был отправиться с инспекторской проверкой новый заведующий отделом оргпартработы Егор Лигачев, что явно не сулило Щербицкому ничего хорошего. Между тем Грамов пока не услышал от своего собеседника и названия той команды, которая должна была эти самые золотые медали завоевать. И хотя гостя подмывало спросить об этом напрямую, однако он счел за лучшее не торопиться. И был вознагражден за свое терпение – хозяин кабинета сам вывел разговор на эту тему:

– Думаю, будет перебором второй год подряд отдавать пальму первенства минскому «Динамо». Конечно, Белоруссия вносит большой вклад в нашу экономику, но есть и другие регионы, которые в этом году достойны быть отмеченными. Например, Днепропетровск.

В этом городе находился завод Южмаш, который относился к оборонному комплексу – на нем производилась ракетно-космическая техника. В частности, выпускались межконтинентальные ракеты, которые в свете последних событий в мире, а именно – размещения американских ракет «Першинг-2» в Западной Европе – приобретали особую актуальность. Поэтому упоминание этого города помощником генсека не вызвало удивления у Грамова. К тому же он знал, что днепропетровская группировка, несмотря на смерть своего лидера Леонида Брежнева, по-прежнему была в силе и не собиралась уступать своих позиций. Андропов был осведомлен об этом и вынужден был с этим считаться. Ведь даже в родном для него КГБ в руководителях ходили днепропетровцы: председателем был Виктор Чебриков, а его первым заместителем – Георгий Цинёв.

– Насколько я знаю, у «Днепра» в этом году подобрался неплохой состав, поэтому их восхождение по ступеням турнирной таблицы не должно вызвать лишних вопросов, – заметил хозяин кабинета. – А тех, кто будет ему явно в этом мешать, следует отсечь. Кто у нас на данный момент его опережает?

И хозяин кабинета снова обратился к еженедельнику:

– Московское «Торпедо» и донецкий «Шахтер». Ну, эти команды вряд ли смогут составить ему достойную конкуренцию. А вот «Пахтакор» может. Он на сегодняшний момент вообще претендует на чемпионство – занимает второе место. Последние две игры у себя дома выиграл с разгромным счетов – 3:0 у киевского «Динамо» и 4:1 у харьковского «Металлиста». Как ему это удается?

– В Ташкенте сейчас стоит жара под сорок градусов, вот он этим и пользуется, – сообщил Грамов.

– Вы хотите сказать, что в нормальную погоду он сдуется? – искренне удивился Шаповалов.

– Я хочу сказать, что в иных погодных условиях, да еще не на своем стадионе, где его поддерживают земляки, он уже не сможет показывать такие результаты. Вот, например, он сегодня играет здесь, в Москве, с «Торпедо» и наверняка игра не будет для него легкой прогулкой.

– То есть, они проиграют?

– Я этого не сказал, – возразил Грамов. – Просто шансов победить у них будет меньше. Но вообще-то в этом году узбеки всерьез настроены впервые в своей истории войти в группу призеров.

– А вот этого как раз допустить нельзя! – сказал, как отрезал помощник генсека. – В Узбекистане выявлены большие нарушения, поэтому было бы чрезмерным поощрять узбеков победой на футбольном поприще. Достаточно того, что они сумели занять шестое место в прошлом году. И вообще было бы неплохо, если бы в этот раз они отправились в первую лигу – для острастки. Для этого есть возможности?

– Учитывая то, как «Пахтакор» играл в этих четырнадцати турах, сделать это будет крайне сложно, – покачал головой Грамов.

– Ну, хорошо, пока поставим задачу минимум – не допустить узбеков в число призеров и отбросить их подальше от прошлогоднего шестого места. Посоветуйтесь со своими помощниками, как это можно проделать таким образом, чтобы не наследить. Например, переманите сюда их тренера. Забыл, как зовут этого венгра?

– Иштван Секеч, – подсказал Грамов.

– Он ведь вот уже сколько лет тренирует периферийные команды и наверняка мечтает перебраться сюда, в столицу. Какой клуб ему можно здесь предложить?

– Я думаю, ЦСКА вполне бы подошел, учитывая, что Секеч в конце шестидесятых играл за него.

– Вот и отлично – пусть будет ЦСКА, – согласился Шаповалов. – У них там как раз какая-то ерунда с игрой происходит – все из рук вон плохо получается. Поэтому переход Секеча не вызовет каких-либо подозрений. Так что идите и работайте, Марат Владимирович. В противном случае, вас ждет незавидная участь – сами понимаете, монголий у нас еще хватает.

1 июля 1983 года, пятница.

Афганистан, Кабул, Дворец Арк, резиденция Генерального секретаря ЦК НДПА

Когда самолет Ту-154 подрулил к зданию кабульского аэропорта и остановился, для его встречи на бетонку вышли несколько человек, возглавлял которых помощник генерального секретаря ЦК НДПА Бабрака Кармаля. К дверям самолета был подан трап, по которому первым спустился советский посол в Пакистане Виталий Смирнов, а следом за ним в дверях показался и виновник всего происходящего – Арьян Ширвани, прилетевший в Кабул по личному приглашения афганского генсека. Последний ожидал гостя в своей резиденции во Дворце Арк, поэтому встреча была короткой – гость и встречающие обменялись крепкими рукопожатиями, сели в машины и внушительный кортеж из восьми автомобилей в сопровождении двух БТРов двинулся в город. И спустя полчаса Ширвани с советским послом уже входили во дворец, где их встретил верзила-полковник – адъютант генсека. И повел их в кабинет Бабрака Кармаля, расположенный за библиотекой. Поднимаясь туда, Ширвани обратил внимание на то, что на каждом этаже дворца было много охраны – по несколько советских и афганских десантников с автоматами наизготовку. Наконец, они вошли в роскошный кабинет генерального секретаря, обставленный мебелью из мореного дерева.

– Как добрались, уважаемый Арьян? – идя навстречу гостю с протянутой рукой, спросил мужчина, в котором Ширвани сразу узнал человека, которого он неоднократно видел по телевизору, а его фотографиями пестрели даже пакистанские газеты.

– Спасибо, замечательно, рафик (товарищ) Кармаль, – расплываясь в широкой улыбке, ответил Ширвани, пожимая протянутую ему руку.

То же самое сделал и посол, который про себя отметил, что генсек нарушил субординацию – в первую очередь поздоровался не с ним, а с гостем. Все это наглядно демонстрировало, какое большое значение придавал Кармаль приезду этого молодого афганца, которого он собирался задействовать в акциях контрпропаганды.

Когда они уселись в кресла напротив друг друга, Кармаль сообщил гостю:

– Не удивляйтесь, что я беседую с вами один – все члены нашего Политбюро соберутся в зале заседаний для встречи с вами через час. А пока я хотел бы немного ввести вас в курс дела. Нам очень понравилось ваше выступление в советском посольстве, за что огромное спасибо Виталию Степановичу. Однако было бы непростительно с нашей стороны, если бы этим одним выступлением все и закончилось. Поэтому мы бы хотели, уважаемый Арьян, чтобы вы активно включились в пропагандистскую компанию и у себя на родине – то есть, здесь.

– Я с удовольствием готов это сделать, рафик Кармаль, – тут же откликнулся на это предложение Ширвани.

Перед отлетом сюда он был тщательно проинструктирован Хью Лессартом на предмет того, как себя вести и что говорить.

– В таком случае, я вкратце изложу вам то, что мы хотели бы от вас получить, – продолжил свою речь Кармаль. – Вы ведь в течение нескольких месяцев находились среди афганских беженцев в Пакистане. Поэтому, не могли бы вы выступить в наших средствах массовой информации с призывом к вашим соотечественникам? В первую очередь, к местным – чтобы они не покидали своей родины. И во вторую очередь, к уехавшим – чтобы они возвращались обратно.

Таким образом, мы сможем разрушить тот неприглядный образ, который враждебная нам пропаганда создала вокруг правительства Афганистана за рубежом.

План, который изложил перед гостем Кармаль, был подсказан ему советской стороной. Дело в том, что в последнее время в западных СМИ появился целый ряд публикаций, в которых утверждалось, что советское руководство специально широко применяет насилие в Афганистане, чтобы вынудить афганцев к массовому бегству из страны и осложнить ситуацию в Пакистане. Ведь такой огромный наплыв беженцев больно бьет по пакистанской экономике. А публичные заявления молодого афганца, который сначала покинул родину, а затем решил на нее вернуться и теперь через правительственные афганские СМИ призывает своих соотечественников не покидать свою родину, опроверг бы заявления западной стороны.

– Я согласен с вами, рафик Кармаль – те пакистанские средства массовой информации, с которыми я имел возможность познакомиться, на самом деле рисуют ваше правительство исключительно в черных тонах, – живо откликнулся на слова генсека Ширвани. – И это несправедливо, ведь вы по мере сил стараетесь улучшить жизнь простых афганцев. Проводите ту же земельную реформу, о которой наслышаны даже в Пакистане.

Эти слова пролились настоящим бальзамом на душу генсека, чего, собственно, и добивался Ширвани по подсказке Лессарта.

– Спасибо вам за эти высказывания, уважаемый Ширвани, а вам, Виталий Степанович, за то, что нашли этого парня, – расплываясь в улыбке, произнес Кармаль. – Может быть, вы проголодались с дороги и хотите перекусить?

– Спасибо, рафик Кармаль, но мы в полете плотно позавтракали, – ответил Смирнов. – У этого парня, как вы выразились, весьма зверский аппетит.

Поскольку посол говорил на дари, Ширвани все прекрасно понял и не преминул ответить:

– Мой хороший аппетит объясняется просто – я же, во-первых, студент, а во-вторых – спортсмен.

– И в каком же виде спорта вы специализируетесь? – тут же поинтересовался Кармаль.

– Я с детства играю в футбол. Моя мечта стать хорошим футболистом и пригодиться своей родине на этом поприще. Ведь будет несправедливо, если новый Афганистан, который сейчас строится, окажется лишен такого прекрасного зрелища, каким является футбол.

– Какие замечательные слова! – восхитился услышанным генсек. – Вы просто прирожденный оратор, уважаемый Ширвани. А что касается вашего увлечения футболом, то я готов вам предложить место в нашей новой сборной. Вы, наверное, еще не слышали о такой?

Поймав на себе вопросительный взгляд гостя, генсек продолжил:

– Через две недели здесь, в Кабуле, намечается большой всенародный праздник, посвященный единству наших рядов. На нем будет проведен футбольный турнир с участием трех команд – двух из Советского Союза и одной нашей. Я имею в виду вновь созданную сборную Афганистана. Возглавляет ее некогда замечательный советский футболист, а ныне тренер Геннадий Красницкий. Насколько я знаю ситуацию, он испытывает острую нехватку хороших футболистов и если вы, уважаемый Ширвани, изъявите желание попасть в состав этой команды, то я за вас похлопочу.

– Я был бы только счастлив принести пользу своей родине не только в идеологических акциях, но и на футбольном поле, – живо откликнулся на этот спич генсека гость.

– Тогда считайте, что вы уже зачислены в состав нашей сборной, – заявил Кармаль и рассмеялся.

Следом за ним то же самое сделали и его гости. И самым счастливым среди них был Ширвани. Все, что они с Лессартом задумали, благополучно исполнялось. Во всяком случае, пока.

1 июля 1983 года, пятница.

Афганистан, провинция Саманган

Решетка на яме, в которой сидел Иван Сараев, отодвинулась и вниз была спущена лестница, по которой узник должен был подняться наверх. Это был привычный ритуал, который повторялся три раза в день утром, днем и вечером. Это означало, что Сараева поведут опорожняться в туалет после приема пищи. В качестве последней постоянно фигурировала жидкая похлебка без мяса и других ингредиентов, причем жидкости наливалось в алюминиевую тарелку меньше половины. Как понял Сараев, делалось это не случайно – таким образом ему не давали возможности набраться сил для побега.

Туалет находился на отшибе кишлака, где расположился отряд Хаятулло. В качестве сопровождающего выступал один из моджахедов, причем, как отметил Сараев, охраняли его посменно четверо постоянных охранников, которые сменяли друг друга через каждые восемь часов. Внимательно приглядываясь к каждому из них (а времени для этого у солдата было в избытке – он находился в плену уже шестой день), Сараев отметил, что если трое его охранников ведут себя крайне осторожно и не позволяют себе расслабляться во время сопровождения пленного, то четвертый, тот, что сопровождал его сейчас, более беспечен, чем его товарищи. Иногда он слишком близко приближается к пленнику, тыча его дулом автомата в спину, а иногда и вовсе перекидывая этот автомат себе через плечо, уверенный в том, что находится в полной безопасности. Поэтому, как решил Сараев, если ему предстоит предпринять попытку к побегу, то лучше всего это сделать во время дежурства именно этого охранника. А самым удобным временем для этого является вечер, когда кишлак затихает, готовясь ко сну. И хотя на нескольких постах выставлялась охрана, которая вечером всегда была усиленной, однако, как заметил Сараев, это усиление касалось того поста, что выходил на единственную дорогу, ведущую к кишлаку со стороны гор. С той самой стороны, откуда мог появиться со своими людьми Азиз. Однако последние четыре дня от последнего не было ни слуху, ни духу. Но это вовсе не означало, что тот бросил свою затею захватить девочку-афганку и ушел в горы. Сараев это прекрасно знал, поскольку во время беседы Хаятулло и Азиза сумел разобрать некоторые слова, произнесенные ими. Из них выходило, что за девочку будет заплачен выкуп, а его, судя по всему, хотят обменять на брата курбаши, который находится в советском плену. Отсюда вытекало, что деньги за девочку еще не пришли, поэтому Азиз и не обнаруживает себя. Но длиться вечно это затишье, конечно же, не могло.

Несколько раз за эти дни Сараев видел и девочку-афганку, которую он спас. Ее тоже держали под охраной, но не такой строгой, как в случае с ним. Афганка жила в домике метрах в двухстах от ямы под присмотром бородатого охранника с автоматом и вечно возилась со своей живой игрушкой – детенышем снежного барса. Судя по всему, ей строго-настрого было запрещено подходить к пленнику, поэтому она выражала свои чувства жестами – радостно махала солдату рукой, и он в ответ делал то же самое. По сути, они оба были пленниками с одним лишь различием – за Сараевым следили куда более строго.

Иногда рядом с пленницей Иван видел еще одного ребенка – девочку лет двенадцати-тринадцати. Однажды Сараев заметил, как с ней общался Хаятулло – он нежно гладил ее по голове, и это однозначно указывало на то, что они близкие друг другу люди. И хотя в Афганистане девочек могли выдать замуж и в двенадцать лет, но Сараев больше склонялся к тому, что между этими людьми существовала иная связь – по родительской линии. То есть, эта девочка была дочкой курбаши и, живя рядом с ним, не посещала другие дома в кишлаке. Как понял Сараев, именно она готовила для него похлебку, поскольку каких-нибудь других женщин он здесь никогда не видел.

Добравшись до туалета, Сараев открыл скрипучую дверь, сколоченную из кривых досок, и вошел внутрь. Это был типичный для этих месть туалет, сложенный из глины. Посередине глиняного пола зияло небольшое отверстие, над которым Сараев и присел. Сквозь щели в двери он видел, как охранник, убедившись в том, что пленник ничем предосудительным не занимается, а использует нужник по своему прямому назначению, отошел в сторону. Едва это произошло, как Сараев, сделав свое дело, встал и, протянув руку вверх, стал пальцами расковыривать, уже покрытую трещинами, глиняную кладку на потолке. Вскоре в том углу, где он это делал, показался хворост, который был сложен на крыше туалета. Выбрав один из толстых прутьев, Сараев осторожно потянул его на себя. Когда прут вылез на длину примерно в два пальца, солдат переломил его и спрятал в карман брюк. После чего вышел из туалета к вящему удовольствию своего охранника, который сопроводил его обратно в яму.

1 июля 1983 года, пятница.

Ташкент, отделение милиции

Когда Баграт Габрилянов поднялся на второй этаж уже хорошо знакомого ему отделения милиции, первым, кого он увидел, был Семен Кухарчук. Тот входил в свой кабинет, но, заметив, Баграта остановился на пороге и… улыбнулся. После чего скрылся за дверью. Обескураженный этой встречей, юноша вошел в соседний кабинет – к старшему лейтенанту Пулату Рахимову.

– Ты чего такой смурной? – первое, что спросил милиционер у гостя.

– Видел Кухарчука – улыбается, – ответил Баграт, усаживаясь на стул напротив стола.

– А чего ему не улыбаться, если он, как работал, так и продолжает работать, – усмехнулся Рахимов. – Только мы ведь с тобой договорились имени этого человека даже не упоминать. Или ты забыл?

– Почему, помню, – согласно кивнул головой Баграт.

– Вот и отлично – тогда перейдем к нашему делу, – и милиционер отложил в сторону бумаги, с которыми только что работал. – Ситуация с твоей девушкой по имени Тамилла следующая. Во всех отделениях милиции города Ташкента заявлений о пропаже одной тысячи рублей не обнаружено. Нет откликов и на заметку в газете «Вечерний Ташкент», которую я разместил три дня назад. Конечно, шансы у нас еще остаются, что кто-то на эту публикацию откликнется, но пока ситуация именно такая. Поэтому я тебя сегодня и вызвал. Вспомни еще раз, как выглядела эта девушка.

– Я же уже рассказывал, – удивился Баграт.

– Все верно, но что-то здесь не сходится. Если ты считаешь, что девушка произвела на тебя впечатление порядочной, то почему она не заявила о пропаже? Ведь это очень большая сумма – такие деньги на дороге не валяются, согласись. Или у вас в Тбилиси тысяча рублей это мелочь?

– Для кого-то, вполне может быть – у нас в Грузии полно миллионеров.

– И как они себя ведут? Я имею в виду, скрывают это или не очень?

– А чего им это скрывать – у нас это почти легально.

– А вот у нас в Ташкенте ситуация иная. Поэтому мне в голову и пришла одна мысль. Если девушка, которую ты описал, как вполне себе обычную девушку-студентку, не заявляет о пропаже большой суммы денег, значит, дело здесь необычное.

– Что вы под этим подразумеваете? – насторожился Баграт.

– То, что это могут быть криминальные деньги.

Услышав это, юноша с удивлением уставился на собеседника, пораженный этим заявлением.

– Как это понять? – выдавил, наконец, из себя гость.

Прежде чем ответить, Рахимов встал со своего места и, подойдя к раскрытому настежь окну, за которым шумел город, закурил сигарету. После чего ответил:

– Вполне может быть, что твоя девушка – курьер у криминальных личностей. Видимо, она везла эти деньги в определенную точку, но попала впросак – сама стала жертвой воришки.

– Этого не может быть – она выглядела порядочным человеком, – возразил Баграт.

– Именно таких на роли курьеров и подбирают – чтобы никто не догадался об их истинном предназначении, – выпуская дым в окно, заметил милиционер. – Но меня смущает в этой истории лишь одно: почему ее хозяева не ищут эти деньги?

– Как вы может об этом знать – ищут или не ищут? – продолжал удивляться Баграт.

– В таком случае шум от этих поисков давно бы до нас докатился – у нас везде есть свои глаза и уши.

– Значит, Тамилла не из этих кругов.

– Тогда из каких? Если она обычная студентка, то давно должна была прибежать к нам с криками: «Найдите мои деньги!». Но что-то не слышно этих криков.

– И все равно я в это не верю, – продолжал стоять на своем юноша.

– Это потому, что она тебе сильно понравилась, – резонно предположил милиционер. – Впрочем, у нас есть возможность проверить, кто из нас прав. Расскажи мне правду о том воришке, который стащил у нее портмоне на базаре. Ты ведь соврал мне, когда описывал его. А если расскажешь честно, то у меня есть шанс его отыскать.

– А зачем вам этот парень?

– Вполне возможно, что подлинные хозяева этих денег выходили на него в поисках пропажи. В криминальном мире все друг друга хорошо знают. Если он подтвердит мою правоту, тогда мы со спокойной душой спишем эти деньги в доход государства.

– Я лучше сам его об этом спрошу, – после небольшой паузы, которая понадобилась ему для того, чтобы обдумать предложение милиционера, ответил Баграт.

– Тебе он в этом вряд ли признается, а вот мне, представителю власти, расскажет все, как миленький, – гася сигарету о дно пепельницы, заметил Рахимов.

– И все-таки я сделаю это сам, – вставая со своего места, голосом, не терпящим возражений, ответил юноша.

– Воля твоя – попробуй, – развел руками милиционер, подводя итог этому разговору.

1 июля 1983 года, пятница.

Киев, Владимирская улица, дом 15,

ГУВД

Капитан милиции Платон Марчук находился в своем кабинете, когда дверь внезапно отворилась, и без всякого приглашения в помещение вошел статный полковник милиции. Марчук тут же встал со своего места, стоя приветствуя старшего по званию.

– Долго же я вас искал, товарищ Марчук, а вы оказались так близко, – присаживаясь на стул, произнес нежданный визитер.

– В каком смысле, товарищ полковник? – все так же стоя, спросил капитан, не скрывая своего удивления.

– В том смысле, что мы работаем с вами в одной системе, а искал я вас в другом месте, – объяснил гость, после чего добавил: – Вы садитесь, в ногах правды нет.

Как только капитан опустился на свое место, гость представился:

– Моя фамилия Оленюк, я из управления уголовного розыска. А вы – капитан Платон Марчук, если я не ошибаюсь?

Вместо ответа хозяин кабинета молча кивнул головой, после чего гость задал новый вопрос:

– Гражданин Олег Шувалов вам знаком?

– Да, это мой школьный приятель. А в чем дело?

– Это вы «пробивали» по его просьбе адрес майора Алексея Игнатова из Москвы?

Услышав эту фамилию, капитан похолодел – он сразу догадался, что его приятель попал в какую-то нехорошую историю. В противном случае вряд ли бы этот полковник столь бесцеремонно вошел бы к нему в кабинет и вел себя в нем, как хозяин.

– Он меня попросил, я сделал, – после короткой паузы, ответил, наконец, Марчук.

– А он вам не объяснил, зачем ему нужен этот адрес?

– Объяснил – он хотел объясниться со своей бывшей женой, которая уехала с этим Игнатовым в Москву.

– То есть, вы даже подумать не могли, что ваш дружок может затеять нечто нехорошее?

– А что он натворил, товарищ полковник? – практически с ходу спросил капитан.

– Он украл свою дочку и до сих пор где-то с ней скрывается. Вы не знаете где?

– Откуда же я могу это знать, если мы с ним с тех пор больше не виделись.

– С тех пор это когда?

– С прошлой среды.

– А в Москве у него есть друзья или знакомые? – продолжал допрос Оленюк.

– Кажется, нет.

– А поконкретнее нельзя, капитан? – впервые за время этого разговора в голосе гостя послышались металлические нотки. – Вы что до сих пор так и не поняли, что серьезно влипли с вашим дружком? И если мы его в ближайшее время не найдем и не вернем ребенка матери, то вам тоже несдобровать.

– Но я-то тут причем? – искренне возмутился Марчук. – Не я же воровал ребенка!

– Вы способствовали этому, предоставляя вашему приятелю информацию, которую не имели права предоставлять. Если вы этого не понимаете, то какого черта вы вообще служите в милиции? Итак, вспоминайте – у кого ваш дружок может остановиться в Москве или в ее окрестностях?

– Но, может, он уже здесь, на Украине? – высказал разумное предположение Марчук.

– Здесь он пока не объявлялся – мы все проверили.

– Но в Москве у него тоже никого нет. Хотя…

И Марчук запнулся, явно что-то вспомнив. Поймав на себе вопросительный взгляд гостя, капитан продолжил:

– Он до Насти крутил любовь с одной девчонкой. Она была студенткой, приехала в Киев из Москвы со стройотрядом. Пока здесь была, встречалась с Олегом. Потом уехала, и он переписывались какое-то время. Но затем она вышла замуж, родила ребенка – сына, его Макаром зовут.

– Если она замужем, на каких правах Шувалов может к ней заявиться?

– В том-то и дело, что она пару лет назад разбежалась со своим благоверным. Во всяком случае, так мне сказал Олег. Живет она с ребенком где-то за городом, в то время как ее бывший обитает в городе.

– Имя-фамилию этой женщины и место ее проживания знаете?

– Откуда мне знать ее фамилию? – искренне удивился Марчук. – Я и имени ее толком не знаю – Олег ее все время Галкой звал. Может, производное от Галины, а, может, и от фамилии – Галкина. А обитает она где-то за городом.

– Где именно?

– Я не помню. Впрочем, Олег какую-то картину вспоминал по этому поводу. Все шутил: дескать, надо съездить к этой девахе, чаи с ней погонять.

– Картина, случайно, не «Чаепитие в Мытищах» называется? – предположил Оленюк.

– Точно – она самая! – радостно воскликнул Марчук.

– Видать, ты плохо в школе учился, капитан, если знаменитую картину Василия Перова вспомнить не можешь, – с грустью произнес Оленюк, поднимаясь со стула.

Однако, прежде чем уйти, гость еще раз взглянул на собеседника и на прощание произнес:

– Моли бога, капитан, чтобы в Москве все добром обошлось. Я, конечно, человек не кровожадный, но при другом раскладе твою помощь этому мерзавцу спускать не стану.

1 июля 1983 года, пятница.

Москва, площадь Дзержинского,

КГБ СССР, 2-е Управление (контрразведка)

Начальник контрразведки Григорий Григоренко стоял у окна и, глядя на то, как на противоположной стороне улицы строители по-прежнему занимаются реконструкцией старого здания КГБ, слушал доклад подполковника Виталия Литовченко. Тот докладывал о результатах последних наблюдений за людьми, один из которых, возможно, и был тем самым «кротом»-узбеком, что вот уже две недели водил за нос контрразведчиков.

– На данный момент только работник МИДа Иннокентий Катков побывал на двух мероприятиях: на концерте группы «Спэйс» в спорткомплексе «Олимпийский» и футбольном матче в Лужниках между «Спартаком» и ЦСКА, – докладывал Литовченко. – Все остальные посетили либо одно из этих мероприятий, либо вообще никакого.

– А за какую команду болеет Катков, выяснили? – не поворачивая головы к собеседнику, поинтересовался Григоренко.

– За «Спартак», Григорий Федорович. И «Жигули» в личном пользовании у него есть. То есть все на нем замыкается.

Он и концерт с футбольным матчем посетил, и за краснобелых чуть ли не с детства болеет. Плюс еще и в Узбекистане неоднократно бывал по линии внешнеторгового объединения.

– По каким делам конкретно выезжал, выяснили?

– По хлопковым. В частности, он несколько раз посещал хлопкоочистительный комбинат, расположенный в Джизакской области – на родине Рашидова.

– Но ведь на данный момент он не обладает доступом к информации, которая может быть интересна Рашидову? – возвращаясь к столу, произнес Григоренко. – И Катков, насколько я знаю, сейчас занимается делами Ближнего Востока.

– Но у него могут быть связи в разных структурах, которые он использует для передачи нужной информации в Узбекистан.

– Однако мы его уже неделю плотно опекаем, а ничего серьезного не обнаружилось, – усаживаясь в кресло, заметил Григоренко.

– Это тоже объяснимо: почувствовал слежку и приостановил свою деятельность. Ведь по описанию Гульнары Ибраевой, он очень похож на человека, которого она видела на Смоленской.

– Насколько я знаю, там не он один подходит под это описание – вы, например, тоже. И вообще, надо найти возможность показать Ибраевой фотографии людей, которых мы больше всего подозреваем в работе на Рашидова. Есть такая возможность?

– Постараемся что-нибудь придумать, хотя гарантировать ничего нельзя – она вся на взводе.

– Даже после записки от супруга? – удивился Григоренко, но тут же добавил: – Впрочем, беременным это свойственно.

Два дня назад чекисты уговорили Ибраева, который лежал у них в стационаре, написать пару слов своей жене, чтобы она не беспокоилась. Он сообщил ей, что вынужден задержаться в Болгарии еще на некоторое время по неотложным делам. Он обещал ей обязательно позвонить, но до сих пор этого не сделал, поэтому женщина и пребывала в состоянии тревожного ожидания.

– А что слышно по поводу доклада, который Киршман привез в Ригу? – возобновил разговор Григоренко.

– Судя по всему, его авторство принадлежит Моисею Киршману. Он же его и отпечатал на своей печатной машинке «Ундервуд», которую мы обнаружили у него дома. В Институте водных проблем ничего про этот доклад не знают – Киршман работал над ним самостоятельно, собирая материал из разных источников. Каким образом Киршман связался с Джурой непонятно. Хотя, скорее всего, инициатива этого знакомства могла исходить от Джуры. И вот здесь лично у меня снова в памяти возникает личность Каткова – он раньше занимался хлопковыми проблемами.

– Хорошо, продолжайте за ним наблюдать, – отреагировал на последнее заявление Григоренко. – Хотя интуиция мне подсказывает, что он «крот» из разряда маловероятных – все-таки Узбекистан в его биографии был всего лишь эпизодом. И Смоленская площадь далека от секретов, которые интересуют Рашидова.

– Тогда кто к ним близок, по-вашему?

– Либо наша «контора», либо Старая площадь. Мне вот уже который день не дает покоя Бородин.

– Вы же его лично прощупали? – искренне удивился Литовченко.

– Именно поэтому и нет мне покоя, – вздохнул Григоренко. – Я видел его глаза – он как будто сказать мне что-то хотел, но не мог. У меня на фронте был такой случай. Мы задержали немца, который оказался нашим агентом. Однако признаться нам в этом он не мог, поэтому просил встречи с особистами. Так вот, у него был точно такой же взгляд, как у Бородина.

– Все правильно – это у него профессиональное, поскольку он разведчик.

– Вот и я о том же – разведчик, но на чьей стороне? И к Средней Азии он имеет непосредственное отношение по работе. Чем не идеальная кандидатура на роль «крота»? К тому же и на своего отца-генерала он мало похож – больше на мать. И вообще есть в чертах его лица что-то азиатское.

– Я вас не понимаю, Григорий Федорович, – развел руками Литовченко. – Мы проверяли Бородина и ничего за ним не нашли. В обеденный перерыв шестнадцатого июня он был в «Детском мире» – покупал школьную форму для дочери. На концерте «Спэйс» он не был – наши люди за ним следили: он весь вечер пробыл в своем кабинете, а в одиннадцать вечера лег спать. Во время футбольного матча он был у матери на даче – там и смотрел игру по телевизору. Его пальчики на папке Киршмана тоже нашли свое объяснение, которое он лично вам и предъявил. Что остается еще ему вменить – его особенный взгляд и сходство с матерью, а не отцом? А что касается его азиатских черт, то в большинстве из нас есть что-то от азиатов – все-таки триста лет под татарами провели.

– Все вы правильно говорите, Виталий Леонтьевич, – согласился с подполковником Григоренко. – Но неужели вы до сих пор не поняли, что наш «крот» – это особенный случай? В своем роде уникальный? Чтобы его изобличить, надо мыслить нестандартно. Надо стать по сути таким же «кротом», как и он, только еще лучше. Короче, возвращайте на это направление Котова.

– Вы же его сами остановили, когда он собирался браться за кадровиков? – напомнил шефу об его же собственном распоряжении Литовченко.

– Правильно, но это случилось после того, как Бородин объяснил мне происхождение своих пальчиков на папке Киршмана. Однако теперь я понимаю, что мы, возможно, поторопились. Мне очень симпатичен Бородин, но мы с вами контрразведчики и наша первая обязанность – доверять, но проверять. Каким бы симпатичным этот человек нам не казался. Поэтому давайте отработаем эту линию до конца.

– Значит, мы берем Бородина в плотную оперативную разработку?

Однако Григоренко ответил на этот вопрос не сразу. Он какое-то время молчал, тщательно обдумывая этот вопрос, после чего ответил:

– Учитывая, что Бородин является сотрудником ЦК КПСС и на его прослушку надо будет спрашивать разрешение на самом верху, ограничимся пока наружным наблюдением. Пусть наши люди по-прежнему сопровождают его на работу и обратно, приглядывают за домом.

– Скрытно?

– В открытую. Пусть он видит, что мы по-прежнему его проверяем и будет всегда начеку. Посмотрим, как он себя поведет в такой ситуации – будет нервничать или наоборот, останется хладнокровным. Ведь если он и есть тот самый «крот», то станет нервничать, поскольку снабжать Рашидова информацией ему надо постоянно. А тут мы все время висим у него на «хвосте». Ну, а если мы ошибаемся… – здесь Григоренко пристально посмотрел в глаза собеседнику, после чего закончил:

– То я первым попрошу у вашего однокашника по «лесной школе» прощения.

1 июля 1983 года, пятница.

Москва, Орехово-Борисово, Домодедовская улица, 160-е отделение милиции

– Я понимаю, что у тебя сейчас голова забита только одним – поисками ребенка, но Вася Зайцев один не справляется, – обратился майор Илья Белоус к Алексею Игнатову, когда тот уселся на стул напротив него.

– А сам он где? – поинтересовался Игнатов.

– На выезде, – коротко ответил майор. – Но вот его докладная.

И Панкратов протянул исписанный листок Игнатову. Но тот, вместо того, чтобы его прочитать, повертел листок в руках и вернул обратно на стол, сопроводив этот жест словами:

– Мне легче выслушать твой пересказ.

– А что там пересказывать? Владелица «мерса» гражданка Елизавета Семчукова уверяет, что ее автомобиль пятнадцатого июня весь день находился в гараже по адресу Лесная улица, дом десять.

– А что говорит ее супруг – дипломат?

– Он уже десять дней как в отъезде – бороздит просторы Африки по линии МИДа.

– К Цыпе в больницу Зайцев ездил – фотографию «мерса» показывал? – продолжал вопрошать Игнатов.

– Ездил, показывал – Цыпа уверяет, что «мерс» тот самый.

– Может, ошибается?

– Ты же знаешь Цыпу – он спец по автомобилям.

– Значит, кто-то из них неправ – либо Цыпа, либо мадам Семчукова. И я склоняюсь к тому, что темнит именно мадам.

– И что нам с этим прикажешь делать? – теперь уже стал вопрошать Панкратов.

– Копать дальше. Я думаю, что Семчукова кого-то выгораживает.

– Что ты имеешь в виду?

– Свой «мерс» она кому-то давала, но называть его не хочет. Догадываешься, кто это может быть?

Вместо ответа майор пожал плечами.

– Вспомни анекдот под названием «Муж уезжает в командировку».

– Любовник что ли? – догадался Белоус.

– Не факт, конечно, но что-то похожее вполне может быть.

– И как нам этого ловеласа взять за вымя?

– Элементарно Ватсон – поговорить с соседями Семчуковых.

– А если этот ловелас принимает эту даму у себя?

– Но «мерс»-то он забирал из ее гаража. И вообще так не бывает, чтобы любовники встречались только на одной половине.

– У тебя есть собственный опыт? – то ли в шутку, то ли всерьез спросил майор.

– Не собственный, а оперативный, – без тени улыбки на лице ответил Игнатов. – И вообще интуиция мне подсказывает, что мы на верном пути. Вспомни про дипломат, где лежали фотографии окимоно. Там же был радиомаячок – вещь редчайшая для нашего обывателя. А вот для семейства Семчуковых, где имеется дипломат, вполне себе обычная. Наши эксперты установили, что радиомаяк импортного производства. Сечешь, кто его мог привезти?

Выслушав этот монолог, Белоус взял со стола пачку «БТ» и, достав из нее сигарету, отправил ее в рот. После чего закурил, выпустил дым и спросил:

– Может, все-таки поможешь Зайцеву найти этого ловеласа?

– Не могу, и ты знаешь почему.

– Как, кстати, дела с поисками девочки?

Однако ответить Игнатов не успел. В этот миг зазвонил телефон, стоявший на столе Белоуса. Майор взял трубку и практически сразу передал ее Игнатову: дескать, это тебя. Приложив трубку к уху, сыщик услышал голос Власа Оленюка, звонившего из Киева:

– Алексей, привет. Я нашел приятеля этого урода – это он снабдил его твоим московским адресом. Так вот, он рассказал, что у Шувалова в ваших краях есть пассия, которую он называет Галкой. То ли это производное от имени Галина, то ли от фамилии – Галкина. Они познакомились несколько лет назад, когда та работала в Киеве в составе стройотряда. Потом она вернулась к себе в Москву, вышла замуж, родила ребенка – сына Макара. Но вскоре развелась и живет где-то под Москвой. Скорее всего, в районе Мытищ – Шувалов на этот счет однажды проговорился, вспомнив картину «Чаепитие в Мытищах». Эта информация тебе что-то дает?

– Конечно, дает, дружище! – воскликнул Игнатов, вскочив со стула. – Спасибо за новость, бегу ее проверять.

Бросив трубку на аппарат, Игнатов наскоро пожал руку Белоусу и стремительно покинул кабинет.

1 июля 1983 года, пятница.

Москва, улица Удальцова

Еще на подъезде к станции метро «Проспект Вернадского» Александр Бородин заметил того, с кем у него была здесь назначена встреча. Мужчина его возраста в строгом костюме серого цвета стоял у кромки тротуара и внимательно вглядывался в проезжавшие мимо него автомобили. И когда Бородин притормозил возле него, мужчина открыл дверцу и плюхнулся на переднее сиденье, сопроводив это действие одной-единственной фразой:

– Ты как всегда пунктуален, Сашок.

Этим человеком был старинный приятель Александра – Вячеслав Гросс. Они познакомились еще в середине 60-х, когда учились в 101-й («лесной») школе КГБ. Будущие разведчики очень быстро сошлись в силу схожести своих характеров – оба были коммуникабельными людьми. Кроме этого, Бородину импонировало в его приятеле то обстоятельство, что он был родом из Узбекистана. Дед Вячеслава, австриец, попал в Туркестан в годы Первой мировой войны в качестве военнопленного – он был солдатом австровенгерской армии. Женившись на узбечке, он навсегда осел в тех краях, родив двух детей. Один из них потом произвел на свет Вячеслава, который во второй половине 50-х перебрался с родителями в Саратов, где закончил десятилетку и поступил в Московский институт иностранных языков имени Мориса Тореза. По его окончании он был принят на службу в КГБ с конкретной целью – чтобы работать на немецко-австрийском направлении. Поэтому, когда они закончили «лесную школу», то разлетелись в разные стороны: Бородин отправился на Ближний Восток, а Гросс – в ГДР, где был прикреплен к местной спецслужбе «Штази». В начале семидесятых Гросс был направлен в Австрию, где легализовался под видом немецкого коммерсанта Вольфганга Хорста, торгующего антиквариатом. На родину он приезжал крайне редко, однако каждый раз, когда это происходило, он непременно встречался с Бородиным, от которого узнавал все свежие новости, в том числе и со своей родины – из Узбекистана. Вячеслав был единственным человеком среди всех коллег Бородина, который знал о его настоящем, узбекском происхождении. Александр открылся перед ним несколько лет назад, поскольку был искренне уверен – этот человек никогда его не предаст в силу своих узбекских корней.

Свернув с проспекта Вернадского на улицу Удальцова, Бородин проехал несколько сот метров и въехал во двор своего элитного цэковского дома. «Волга» с «топтунами» стояла на привычном месте, а «Жигули», которые «пасли»

Бородина от Старой площади, отстали от него еще на въезде во двор – на проспекте Вернадского. Но Александра это не пугало – он давно понял, что его «пасут» демонстративно, рассчитывая на то, что он начнет волноваться и где-то «проколется». Однако, когда они с Вячеславом поднялись на седьмой этаж и подошли к квартире Бородина, тот внимательно осмотрел дверь, чем вызвал удивление у приятеля:

– Тебя что – «пасут»?

– Осторожность никогда не помешает, – уклончиво ответил Бородин и, найдя на своем месте нетронутую «детальку», которая в случае проникновение в квартиру посторонних должна была отсутствовать, вставил, наконец, ключ в замок.

Войдя внутрь, Александр провел гостя на кухню и дал ему задание: помыть и порезать помидоры с огурцами, пока он будет жарить на плите яичницу. О том, что в виду отъезда супруги и дочери на отдых в деревню, он уже третью неделю ведет холостяцкий образ жизни, Бородин предупредил друга еще в автомобиле.

– А ты, небось, счастлив, что отправил своих домашних подальше отсюда, – обратился к другу Гросс, перебирая овощи, которые ему предстояло помыть.

– Есть малость, – уклончиво ответил Александр. – Но ты мне зубы не заговаривай – выкладывай, с чем приехал. Я же по одному твоему голосу в телефонной трубке просек, что у тебя для меня что-то ценное припасено.

Вместо ответа Гросс полез во внутренний карман пиджака, откуда достал портативный диктофон и положил его на стол.

– Что это? – с интересом глядя на аппарат, спросил Бородин.

– Там пленка, на которой записан один очень важный разговор некоего генерала Волкова с тремя западными фигурантами – англичанином из Форин-офиса и двумя американцами – сенатором и разведчиком.

– Что за Волков – не слышал о таком? – наморщил лоб хозяин дома.

– Фамилия, судя по всему, не настоящая – прикрытие. Но очень важная персона в свете того, что приехал он в Вену из Москвы как уполномоченный провести встречу с западными кругами на предмет возможного прихода к власти у нас Михаила Горбачева.

– Сепаратные переговоры? – догадался Бородин.

– Почему ты так решил? – удивился Гросс.

– Потому что происходят за спиной ЦК нашей партии.

– Может, нашей партии и не стоит многого знать?

– Именно это, вероятней всего, ее и погубит, – резюмировал Бородин. – Откуда к тебе попала эта запись?

– Один мой ценный источник из австрийской военной контрразведки раздобыл. Не за бесплатно, естественно – пришлось раскошелиться. Они заинтересовались этой встречей и, зная о том, где она произойдет, заранее установили там «жучки».

– И как они собираются распорядиться этой записью?

– Никак – они же не дураки, чтобы ставить палки в колеса Горбачеву, которого поддерживает Запад. Я же тебе рассказывал, кто такой Кирхшлегер.

Рудольф Кирхшлегер вот уже девять лет был президентом Австрии. В годы войны он воевал на Восточном фронте против советских войск в составе фанен-юнкеров, входивших в вермахт. Был тяжело ранен в ногу. В конце 60-х он был послом Австрии в Чехословакии и во время ввода войск Варшавского договора в эту страну в августе 1968 года был на стороне восставших. Несмотря на жесткое распоряжение из Вены, он выдавал выездные визы для чешского населения, которое хотело уехать из страны. Эта его позиция стала поводом к тому, чтобы два года спустя Кирхшлегер был назначен министром иностранных дел Австрии.

– И долго пробыл в Вене этот мнимый генерал Волков? – продолжал задавать вопросы Бородин.

– Один день – ровно столько, сколько понадобилось для встречи. После чего отправился в Лондон. Легко догадаться, с кем он там встречался. И ведь все это делается за спиной Андропова. Или все-таки нет – ты как думаешь?

– Вполне допускаю, что это многоходовка, у которой и название может быть соответствующее. Например, «Сканворд» – чтобы люди, вроде нас с тобой, головы сломали в потугах разгадать эту интригу. Хотя на поверхности, вроде бы, все понятно.

Тем временем яичница, в которую Головин накрошил помидоров, достигла нужной кондиции и Бородин, сняв сковородку с плиты, поставил ее на стол, водрузив на деревянную подставку.

– Кушать подано, садитесь жрать, – оповестил он друга, вспомнив крылатую фразу из популярного фильма.

Когда они уселись за стол и разлили по рюмкам холодную водку, извлеченную хозяином из холодильника, Гросс произнес:

– Первый тост за Узбекистан – пусть живет и процветает.

Они чокнулись рюмками и опрокинули их содержимое в себя. Потом закусили – сначала помидорами, затем взялись и за яичницу.

– Скучаешь по Ташкенту? – спросил у друга Бородин.

– Очень, иногда просто невмоготу бывает, – кивнул головой Вячеслав. – Ночью иногда просыпаюсь, а во рту вкус плова. В Австрии нет узбекских ресторанов, только турецкие. Но их кухне с нашей не сравниться.

– Ты прямо как Штирлиц, который втихаря жарил картошку и ностальгировал по России, – улыбнулся Александр.

– Ему было легче – картошка везде есть, а вот плова или мантов в Австрии днем с огнем не сыщешь. Я, как сюда приехал, первым делом рванул в ресторан «Узбекистан» – наелся до отвала.

– Смотри, как бы ожирения не было, – разливая водку по рюмкам, предупредил друга Бородин.

– Коммерсантам ожирение не возбраняется, – ответил Вячеслав.

Они еще выпили, после чего гость заговорил снова:

– На записи речь шла о деятельности Андропова в Узбекистане. Он что, решил всерьез взяться за Рашидова?

– Серьезней не бывает, Славка, – подтвердил догадку друга Бородин, не боясь, что их кто-то подслушивает – целостность «детальки» на входной двери это гарантировала. – Сеет зубы дракона, расчищая дорогу своим клевретам, полагая, что те будут действовать во благо страны. А с чего это им вдруг о нашем благе заботиться, если они всеми помыслами уже там, на Западе? Их только к власти допусти, они тут же ее по миру и пустят – они же все давно безыдейные. Вон в твоей Вене даже институт для них открыли – прикладного системного анализа называется. Захотелось, видишь ли, Андропову новые кадры для советской экономики подготовить под крылом у буржуазных экономистов. Вот они их и научат, как своей страной торговать. Скажи, разве я не прав?

– Резон в твоих словах, конечно, есть, – кивнул головой Гросс. – Только и выхода особого у Андропова нет – экономика наша в ее нынешнем состоянии долго не протянет. Вот он и пытается ее оживить, посредством перевода на капиталистические рельсы.

– Так я не против этого перевода, если он самой нашей жизнью продиктован. Но беда в том, кто этими процессами в итоге управлять будет. Андропов долго не протянет – это факт. Значит, вместо него придет кто-то другой – тот же Горбачев, за которого этот мнимый генерал Волков ратует. А этот субъект, приди он к власти, будет выступать уже не в роли ведущего, как Андропов, а ведомого – его самого вести будут. В итоге под его крылом вся шваль и развернется в полную мощь. Все эти специалисты, которые сейчас в Вене обучаются, нам такой капитализм по-советски устроят, что никому мало не покажется. Они и на узбеков теперь ополчились, поскольку те не вписываются в их планы по распродаже страны по кусочкам. Ведь кто в том венском институте стажировку проходит, ты знаешь?

– Знаю – дети из номенклатурных семей, в основном еврейского происхождения, – ответил Гросс. – Во-первых, у них изначально мозги устроены, как у коммерсантов, а во-вторых – на Западе к ним доверия больше. И вообще, Сашка, здесь наглядно проявляется парадокс нашего времени. У нас в КГБ евреев практически не осталось – их еще при Сталине всех оттуда вычистили. Однако за нужными идеями мы именно к ним чаще всего и обращаемся. У меня, например, была та же история. Когда я пытался с антикварным бизнесом в Европе развернуться, первые два года я был банкротом – не шли у меня дела. И меня наша «контора» вынуждена была из своего бюджета субсидировать. А потом взяла и в подмогу ко мне одного еврея прислала – он до этого в Голландии на этой же ниве работал. И под его чутким руководством дела мои пошли в гору. Мы новый магазин открыли, клиентов богатых заимели. И теперь я уже без него справляюсь – вот уже пять лет.

– А еврей куда подевался? – поинтересовался Бородин.

– Умер от инфаркта. Но мне его сын иногда помогает – полезные советы дает и клиентов подкидывает, поскольку он тоже на нашу «контору» завязан. Кстати, он с армянами в Париже хорошо развернулся – они элитными коврами торгуют. И в клиентах у них ходят не только богатые парижане, но и высокопоставленные. Представляешь, какую информацию от таких покупателей можно вытягивать?

– Вот и я о том же, Славка – евреи и те же кавказцы сумели хорошо в нашу тайную политику встроиться, а вот узбекам не повезло. Именно поэтому их сегодня и «мочат», делая козлами отпущения. Но разве это справедливо?

– Но Черненко, как я понял, поддерживает Рашидова, – вновь вернулся к магнитофонной записи Гросс. – И генерал Волков даже намекает, что шансы на победу у нашего Шарафа от этого повышаются.

– Шансы есть, и я над этим работаю, – согласно кивнул головой Бородин. – Правда, трудно мне одному в этом…

Он не закончил фразу, но его друг без всяких слов понял, какого рода определение едва не сорвалось с губ его приятеля. И не мог на это не отреагировать:

– Мне бы сюда вернуться, да кто же меня отпустит.

– Ты, Славка, и на своем месте хорош, – сказав это, Бородин кивнул в сторону диктофона, лежавшего на краю стола. – Так что возвращайся назад и продолжай собирать информацию. Ведь эта война не сегодня закончится – она, брат, надолго затевается.

– Как в сорок первом?

– Думаю, что дольше. Хотя от ее исхода, как и тогда, тоже будет зависеть судьба нашей с тобой страны.

И рука Бородина непроизвольно потянулась к бутылке, поскольку в его голове уже родился следующий тост.

2 июля 1983 года, суббота.

Афганистан, провинция Саманган

Услышав шум автомобильного мотора, Азиз и его верный подручный Асадулла взяли наизготовку автоматы. Они заняли позицию за камнями, откуда хорошо просматривалась вся дорога. Вскоре они увидели источник шума – по дороге ехал автомобиль «Тойота». В салоне находилось двое мужчин, которых и дожидались Азиз и его подручный. Когда автомобиль приблизился к месту, где его поджидали, Азиз вышел на дорогу, а Асадулла остался за камнем, взяв в прицел своего «калаша» находившихся в машине людей.

Едва автомобиль остановился, как из него вышел высокий мужчина европейской внешности, которого Азиз однажды уже видел у Хью Лессарта – это был сотрудник ЦРУ Джек Маски, работавший под прикрытием 2-го секретаря в посольстве США в Кабуле. Он должен был привезти Азизу два миллиона афгани, которые требовались для выкупа сестренки Арьяна Ширвани – Арианы.

– Долго же вы добирались, – первым протягивая руку американцу, произнес Азиз.

– Пришлось задержаться в Пули-Хумри из-за проверки документов, – ответил Маски, пожимая протянутую руку. – Но теперь все треволнения позади – деньги достигли адресата.

– Кстати, где они? – поинтересовался Азиз.

– Не волнуйтесь, в машине. Мы должны были удостовериться, что это вы, а не люди этого «дикого» моджахеда.

– А кто с вами в машине? – поинтересовался Азиз.

– Проводник-афганец – без него я бы до вас не добрался. Телефон у вас с собой, а то у моего батарея села. Надо отзвониться Лессарту, что деньги дошли до адресата.

– Позвоним, но сначала заберем деньги.

Услышав это условие, американец вернулся к автомобилю и достал из салона две сумки с деньгами.

– Здесь все два миллиона? – спросил Азиз, принимая сумку.

– Не волнуйтесь, деньги, которые нам понадобились на взятки, чтобы нас не трогали, мы брали из другой поклажи, – улыбнулся американец.

Азиз открыл обе сумки и заглянул внутрь – они были набиты купюрами афганского происхождения.

– Так где телефон? – задал все тот же вопрос американец.

– Здесь, – ответил Азиз и сунул руку в карман своей полевой куртки.

Однако вместо требуемого аппарата он внезапно извлек… пистолет и выстрелил в голову американцу. Тот, как подкошенный, рухнул на пыльную дорогу. Увидев это, сидевший за рулем «Тойоты» афганец встрепенулся, но сделать ничего не успел – Азиз в два прыжка достиг автомобиля и через открытую дверцу расстрелял и водителя.

В это время к Азизу подбежал его подручный – Асадулло.

– Ты что наделал? – первое, что слетело с его губ.

– Ничего особенного – убил двух ненужных нам людей, – спокойно ответил Азиз, пряча пистолет в карман.

– Зачем? – продолжал удивляться подручный.

– Затем, что мне мало головы одной девчонки – мне нужен еще и русский. Неужели ты думаешь, что убив всех его друзей, я оставлю его в живых? Поэтому отдашь эти деньги нашим людям – они их заслужили.

И Азиз передал обе сумки своему подручному.

– Но как же Лессарт – что ты ему скажешь? – продолжал вопрошать Асадулло.

– Хорошо, что ты про него вспомнил.

Азиз извлек из другого кармана аппарат спутниковый связи и набрал номер Хью Лессарта. Когда тот откликнулся, Азиз спросил:

– Это Карл – где ваш гонец?

– Как, разве он до вас еще не добрался? – не скрывая своего удивления, произнес Лессарт. – Странно, он еще вчера должен был выехать к вам из Пули-Хумри. Я сейчас ему позвоню.

Наступила пауза, во время которой американец попытался выйти на связь с Маски, но так и не сумел этого сделать.

– Он не отвечает, – вновь подал голос Лессарт. – Может, что-то случилось?

– Может, и случилось, – обыскивая карманы убитого им американца, произнес Азиз. – Только ждать уже больше нельзя – надо действовать.

– Что ты предлагаешь? – спросил Лессарт.

– Взять кишлак Хаятулло штурмом. Мои люди уже засиделись без работы.

На том конце провода наступило молчание. Однако длилось оно не долго. Вскоре Лессарт снова взял слово:

– Подожди еще два дня. Если мой гонец не придет, действуй на свое усмотрение. И учти: девчонка не должна остаться в живых.

Приказав это, Лессарт первым повесил трубку.

2 июля 1983 года, суббота.

Подмосковье, Мытищинский район.

– Посмотри, Галка, как наши дети хорошо играют, – лежа в кровати у раскрытого настежь окна, произнес Олег Шувалов.

Лежавшая рядом с ним женщина – Галина Оболенская, выглянула в окно и, действительно, увидела, как ее шестилетний сын Макар с игрушечным пистолетом в руке бегает на лужайке возле дома за пятилетней дочкой Шувалова – Олесей.

– Ты мне зубы не заговаривай, Олег – твоя дочка все время мамку вспоминает, – снова откидываясь на подушку, произнесла женщина.

– Она еще слишком мала, чтобы по-настоящему скучать, – ответил Шувалов. – К тому же с твоим Макаркой ей гораздо веселее.

– И все равно это не по-людски – мать там убивается, а ты ребенка прячешь, – продолжала удивляться Галина.

– Никто там не убивается – я же им по телефону позвонил.

– Так с тех пор уже сколько дней прошло.

– Хорошо, сегодня вечером еще раз позвоню – успокою, – и Шувалов обнял женщину за плечи. – А пока давай делом займемся.

– Ночью уже занимались, – и Галина попыталась вырваться из объятий, но те были слишком крепкими.

Возбудившись от этого сопротивления еще сильнее, Шувалов навалился на Галину всем телом.

– Ты что, очумел – дети же могут увидеть, – попыталась привести последний аргумент женщина.

– Ничего они не увидят – им не до этого, – и Шувалов стал осыпать лицо партнерши страстными поцелуями.

Тем временем детям и в самом деле было не до родителей – они бегали на лужайке, играя в войну. При этом Макар стрелял в девочку из пистолета, а она кидалась в него ветками, которые подбирала с земли. Однако в какой-то момент оружие у мальчика сломалось – переломился пластмассовый курок. Обескураженный этим обстоятельством, мальчик прекратил игру и стал ковыряться в своем оружии.

– Плохой у тебя пистолет – не настоящий, – объявила мальчику Олеся, подойдя к нему и, узнав, что случилось. – А вот у моего дяди Леши пистолет настоящий – он никогда не сломается.

– А он кто у тебя – военный? – спросил Макар, продолжая чинить оружие.

– Нет – он милиционер. И он обещал мне дать подержать его пистолет.

– Врешь ты все – маленьким настоящее оружие давать нельзя.

– Во-первых, я уже не маленькая, – серьезным тоном заявила девочка. – А во-вторых, я никогда не вру. А если ты мне не веришь, то мы можем поехать в Москву, и ты сам все увидишь.

– Как же мы поедем – вдвоем, что ли? – поднял голову мальчик.

– А ты что – боишься? – поджав губы, язвительно спросила Олеся. – Без мамки никуда выйти не можешь?

Прежде чем ответить, мальчик взглянул в сторону родительского дома и, увидев в окне торчащую макушку головы их нового постояльца, снова взглянул на девочку и сообщил:

– Ничего я не боюсь. Только как мы поедем – ты же адреса не знаешь?

– А вот и знаю. Дядя Леша живет в Орехово-Борисово в белом доме на пятом этаже. Ты лучше скажи, далеко отсюда до электрички идти?

– Не очень, – ответил мальчик.

– А ты проводить меня можешь?

Макар еще раз взглянул в сторону дома, после чего сунул пистолет в карман своих шортиков и ответил:

– Могу – пойдем.

И они отправились в сторону железнодорожной станции, до которой и в самом деле идти было недалеко – всего-то десять минут. Если бы они пробыли на лужайке еще какое-то время, то они бы увидели, как с противоположной улицы к их дому осторожно крадутся несколько человек, среди которых был и «дядя Леша» – Алексей Игнатов. Подняв на ноги чуть ли не всю подмосковную милицию, он достаточно оперативно вычислил адрес Галины Оболенской – той самой женщины, с которой у Шувалова когда-то были романтические отношения, так и не вылившиеся в нечто серьезное. И теперь дело было за малым – застать Шувалова врасплох и взять, что называется, тепленьким.

Когда оперативная группа осторожно подкралась к дому Оболенской, они услышали, как из раскрытого окна доносятся весьма характерные звуки – стоны и всхлипы. Направив двух своих коллег к входным дверям, Игнатов решил проникнуть в помещение через распахнутое окно. Тем более, что он догадался – одним из тех, кто издавал звуки, был никто иной, как Олег Шувалов. И когда эти звуки стихли, возвестив о том, что любовный акт, наконец, благополучно завершился, Игнатов поставил ногу на деревянный выступ и, заглянув в окно, приставил дуло пистолета «Макаров» к затылку Шувалова и произнес:

– Дернешься, я тебе башку снесу.

– Нашел меня все-таки, ментяра, – не скрывая сожаления, произнес в ответ Шувалов.

В это время в дом ворвались и двое других оперативников.

– Где девочка? – спросил Игнатов у Галины, которая лежала под своим любовником и с испугом наблюдала за происходящим.

– Во дворе с моим сыном играют, – последовал немедленный ответ.

– Нет там никого, – сообщил сыщик.

И увидел, как глаза женщины становятся еще шире от охватившего ее ужаса.

В эти самые мгновения Олеся и Макар входили в вагон электрички. Но дети не знали, что этот поезд направлялся не в Москву, а в противоположную сторону.

2 июля 1983 года, суббота.

Москва, Старая площадь, ЦК КПСС, спортзал

Вот уже шестой год Александр Бородин работал в аппарате ЦК КПСС и за это время сумел хорошо адаптироваться в этой системе. Видимо, потому, что пришел он сюда из организации, где «командный дух» тоже не особо приветствовался. В КГБ, где до этого работал Александр, всякие сближающие социальные практики, вроде совместных торжеств или семейных выездов на природу, особо не поощрялись. И когда Бородин попал в систему аппарата ЦК КПСС, он лишь некоторое время чувствовал себя не в своей тарелке, а затем, поняв, что к чему, быстро адаптировался.

В отделе, где он работал, было несколько секторов, которые курировали весь силовой блок страны, включая КГБ, МВД, Прокуратуру и Министерство обороны. Штат сотрудников отдела административных органов насчитывал около ста человек, однако среди них у Бородина не было ни одного близкого друга. И не потому, что он имел изъяны по части своей коммуникабельности – просто так здесь было заведено. Ведь даже на дни рождения друг к другу они не ходили, за исключением юбилеев – то есть, раз в пять-десять лет. И в самом здании ЦК КПСС общались лишь по работе, а если и «кучковались», то исключительно во время обеденного перерыва, когда они вместе ходили в столовую и садились за один стол. В зданиях на Старой площади и в Ипатьевском переулке даже курилок не было – именно по причине того, чтобы работники аппарата ЦК не имели возможности собираться вместе. Поэтому курить можно было только в собственном кабинете, где обычно сидели по двое сотрудников.

Впрочем, были неофициальные мероприятия, во время которых сотрудники разных отделов имели возможность пересекаться друг с другом вне рабочей повестки. Например, спортивные состязания. Так, Бородин играл в футбольной команде своего отдела, которая по выходным участвовала в любительском турнире, где играли команды из разных отделов. И сегодня соперником «админов» была команда «культоргов» – сотрудников отдела культуры. Причем в последнем был сектор спорта, в котором работали в том числе и бывшие спортсмены, среди которых были и футболисты. Поэтому «культорги» считались сильными соперниками и часто выигрывали цэковские турниры. Вот и на этот раз «админы», достойно посопротивлявшись в первом тайме, во втором были сломлены «культоргами» и побеждены с общим счетом 7:3.

Приняв душ и вернувшись в раздевалку, Бородин присел на лавку рядом с игроком команды «культоргов» – Вячеславом Изотовым. Тот привалился спиной к стене и, блаженно прикрыв глаза, вытирал полотенцем мокрую голову.

– Хочешь угадаю, о чем ты сейчас мечтаешь? – обратился к нему Бородин.

– Ну, попробуй, – кивнул головой Изотов.

– О кружке холодного кваса из бочки, что стоит на углу Степана Разина.

– Угадал, – улыбнулся Изотов, и тут же пошутил: – Тебе бы в синоптики пойти, а то они вечно со своими прогнозами впросак попадают. Вчера, например, дождь обещали, а на улице ни дождинки.

– А ты поменьше слушай Гидрометеоцентр, – посоветовал Бородин. – Раньше люди без него прекрасно обходились, внимательно наблюдая за природой. Например, если вороны и галки громко кричат и каркают – быть дождю. Или если в полдень солнечные лучи становятся темными и мутными – значит, вечером сильно ливанет.

– Интересно, а в футболе ты такой же Нострадамус? – поинтересовался Зотов. – Кто, например, в этом году станет чемпионом?

– Тот, у кого бутсы фирмы «Адидас», а не фабрики «Скороход», – пошутил Бородин. – А вообще-то это твоя обязанность, Вячеслав, чемпиона страны угадывать – это ты в отделе спорта работаешь, а не я. Итак, кто будет чемпионом?

– Не бойся, не «Черноморец», который пока на первом месте обосновался.

– Это почему же?

– Силенок не хватит весь турнир на одной волне провести. Законное место Одессы – в середине таблицы.

– А мой «Спартак» как финиширует? – продолжал вопрошать Бородин. – Он пока на седьмом месте застрял.

– А вот спартачам вполне по силам за чемпионство побороться, – ответил Зотов. – А то, что они неудачно сезон начали, так это объяснимо. У них в линии защиты произошли серьезные перестановки, появилась несыгранность, которая помешала красно-белым победить в нескольких важных матчах. Но все это пройдет и твоя команда обязательно заиграет. Страж ворот у вас отменный – Ринат Дасаев, да и в нападении есть кому блистать – тем же Юрию Гаврилову и Федору Черенкову. Так что можешь особо не волноваться.

– Спасибо, успокоил, – улыбнулся на эти слова Александр. – А вот мне тебя успокоить нечем – твое московское «Динамо» торчит на шестнадцатом месте и имеет все шансы вылететь в первую лигу.

– Не вылетит, – не согласился с этим предположением Зотов.

– Это почему же?

– Не дадут.

– Даже несмотря на тот шмон, который мои «конторские» устроили в МВД?

– Шмон шмоном, но в этом году общество «Динамо» юбилей справляет – шестьдесят лет. Это его и спасет. А вот вылета надо другой команде бояться – «Пахтакору».

В этом месте Бородин напрягся, но лишь внутренне – внешне на его лице это заявление никак не отразилось. И он, не поворачивая к собеседнику головы, напомнил:

– Но ташкентцы на сегодняшний день в лидерах ходят – второе место занимают.

– Да, хороший сезон узбеки проводят и вполне могли бы и чемпионами стать, если бы…

В этом месте Зотов замолчал, явно колеблясь, стоит ли ему продолжать эту тему или нет. А Бородин на него не давил, чтобы не выдать своей заинтересованности в услышанном. Долгие годы работы в разведке научили его выуживать нужную ему информацию из людей исподволь, ненавязчиво. Он хорошо знал своего собеседника и давно заметил за ним одну слабость – он любил показать себя информированным человеком. Эта черта дала о себе знать и в этот раз. Придвинувшись поближе к собеседнику, Зотов сообщил:

– Наверху решили «слить» ташкентцев. Ты же знаешь, что сейчас происходит в Узбекистане?

– Конечно – «мочат» Рашидова, – Бородин специально подыграл собеседнику, чтобы вызвать у него доверие.

– Вот именно, а при таком раскладе его любимой команде мало что светит.

– Но это твои предположения или…

– Или, дорогой, – прервал фразу Александра собеседник. – Грамова вызывали наверх и поставили перед фактом.

– Может, сплетни?

– Нет, помощник Грамова вчера проболтался в парилке моему знакомому, который сегодня у нас в воротах стоял. И уже начали подыскивать судей, которые будут сливать ташкентцев. Вроде, среди кавказцев. Вдобавок еще и пахтакоровскому тренеру Секечу хотят сделать выгодное предложение – перейти в ЦСКА. Но это, сам понимаешь, строго между нами.

И Зотов отодвинулся от собеседника, продолжив вытирать, уже высохшую голову, полотенцем.

– Мог бы и не предупреждать, – отреагировал на последнюю реплику Бородин, после чего добавил: – А вообще-то грустно смотреть на то, во что превратили наш футбол.

– Что ты имеешь в виду? – напрягся Зотов.

– Как только его смешали с политикой, он превратился в предмет купли-продажи.

– Так это давно началось – еще до войны, – отреагировал на этот вывод Зотов. – С тех пор, как Берия, став наркомом, начал протежировать родное ему тбилисское «Динамо».

– Это единичный случай, а я имею в виду время, когда это стало приобретать масштабы катастрофы.

– И каким временем ты датируешь этот период? – поинтересовался Зотов.

– Шестидесятым годом – когда чемпионат страны стал по-настоящему всесоюзным, и число его участников увеличилось с двенадцати до двадцати двух. То есть, если раньше были представлены всего четыре республики, то теперь – уже двенадцать.

– Так это закономерный процесс, – удивился Зотов.

– А я и не спорю, – согласился Бородин. – Только у этого явления, как показало будущее, была не только положительная сторона, но и отрицательная. Ведь почти за каждой командой стояли руководители республик, которые и запустили этот процесс купли-продажи. Футбол стал их любимой игрушкой, с помощью которого они стали удовлетворять свои личные и политические амбиции. Кстати, во многом именно это и мешает нам до сих пор добиться весомых результатов в мировом футболе. Ведь это здесь главы республик могут договориться между собой и по-братски поделить очки, а за пределами нашей страны так дела не решаются. Вот и не могут наши футболисты, приученные дома частенько обтяпывать свои делишки с помощью «договорняков», обыграть даже заурядных европейских коллег. Разве я не прав?

– Слушай, если ты так сечешь в футболе, переходи к нам в отдел спорта, – сделал лестное предложение собеседнику Зотов.

– Спасибо, я пешком постою, – отделался шуткой Бородин, а сам продолжил размышлять на футбольную тему. – Вот смотри, что получается. В прошлом году пять наших команд участвовали в европейских кубках. И чего достигли? В Кубке чемпионов киевское «Динамо» дошло до одной четвертой финала и уступило там «Гамбургу». Московский «Спартак» в Кубке УЕФА дошел до одной восьмой финала и вылетел после двух игр с «Валенсией». А московское «Торпедо» в Кубке обладателей Кубков сдулось еще на стадии одной шестнадцатой, не сумев пройти «Баварию». В этом же розыгрыше московское и тбилисское «Динамо» и вовсе дошли лишь до одной тридцать второй: москвичи не смогли пройти польский «Шленск», а тбилисцы – итальянское «Наполи». Нечем нам похвалиться и на уровне сборной, которая в прошлом году впервые за эти двенадцать лет попала на чемпионат мира, но выбыла из борьбы еще на предварительной стадии, сыграв безрезультативную ничью с поляками. Кстати, ты не знаешь, это был не договорный матч?

– В каком смысле? – искренне удивился Зотов.

– В том, что кому-то из нашего высшего руководства могло прийти в голову не обижать поляков. Помнишь, какая ситуация была прошлым июлем в Польше? Из-за военного положения арестовали более пяти тысяч диссидентов, на что Запад ответил экономическим бойкотом – перестал поставлять полякам комплектующие на заводы. Те в результате этого встали. В стране царила напряжение, которое нельзя было обострять. Вот я и думаю: не могло ли наше руководство дать возможность полякам порадоваться – пропустить их в одну вторую финала? Уж больно безвольно наши ребята тот матч провели.

– Мне об этом ничего неизвестно, – пожал плечами Зотов. – А вот вам чекистам с вашей колокольни должно быть видней.

– Как видно не все, если именно ты мне рассказал про возможную судьбу «Пахтакора». А вообще-то это хорошо.

– Что именно? – бросая полотенце на лавку, спросил Зотов.

– То, что для моего «Спартака» одним сильным конкурентом станет меньше, – тем самым Бородин хотел дать понять, что судьба московской команды его интересует гораздо больше, чем ташкентской, хотя это было не так. – Хорошо бы в первую лигу и минское «Динамо» сплавить, которое моим спартачам на пятки наступает.

– Я же сказал, что общество «Динамо» никто трогать не будет – юбилей все спишет.

И Зотов первым поднялся с лавки и отправился к своему шкафчику, где была сложена его одежда. А Бородин остался сидеть, напряженно размышляя над тем, что он здесь услышал.

2 июля 1983 года, суббота.

Ташкент, улица Германа Лопатина,

ЦК КП Узбекистана, кабинет Шарафа Рашидова.

До Пленума ЦК Компартии Узбекистана, посвященного итогам июньского Пленума ЦК КПСС, оставалось всего лишь два дня, поэтому Шараф Рашидов времени зря не терял – усиленно трудился над текстом своего доклада. По сути, он уже был готов, но Рашидов чувствовал, что чего-то в нем все-таки не хватает. В нем было много правильных слов об экономике и политике, а также о культурном строительстве в республике. А ссылок на выступления генсека партии Юрия Андропова, как того и требовали реалии нового времени, в тексте доклада присутствовало значительно меньше, чем это было принято при прежнем руководителе страны – Леониде Брежневе. И все же чего-то в этом докладе не хватало – той самой «вишенки на торте», которая могла бы украсить его и выделить из сонма других подобных докладов. И только вчера вечером Рашидов, наконец, понял, чего именно не достает его тексту. А подтолкнула его к этой догадке… телевизионная трансляция. По первой программе ЦТ, в самое смотрибельное время – в 19.50 – был показан итальянский кинофильм известного режиссера Дамиано Дамиани «Сова появляется днем». Никогда раньше Рашидов не видел этого фильма, хотя кто-то из его домашних ему вчера объяснил, что эта старая картина, еще 1968 года выпуска, и в советском прокате она уже демонстрировалась – осенью шестьдесят девятого. И вот теперь добралась, наконец, и до телезрителя. И, как понял Рашидов, увлекшись просмотром, выход этой ленты на телевизионный экран не был случайностью. Все это четко укладывалось в русло андроповских реформ, а если конкретно – в компанию по наведению в стране законности и порядка. Ведь фильма Дамиани повествовал о борьбе с мафией, правда, итальянской. Его действие происходило в небольшом сицилийском городке, где капитан полиции, расследуя дело об убийстве руководителя строительной компании, внезапно обнаруживает, что все, кого он допрашивает, не желают ничего говорить. В итоге капитан приходит к выводу, что за этим убийством стоит влиятельный местный депутат, он же – глава мафии.

Любому мало-мальски сведущему советскому зрителю было понятно, зачем ему показывают такого рода кино. Чтобы намекнуть, что и у нас, в стране развитого социализма, существует мафия, которая может иметь выходы на самые большие «верхи». И что теперь настало время, когда руководство страны начинает борьбу с этим злом, чтобы не дать ему стать повсеместным. И недавно прошедший Пленум ЦК КПСС уже обозначил двух фигурантов, на которых народная молва тут же навесила ярлыки главных советских мафози – это бывший глава союзного МВД Николай Щелоков и бывший руководитель Краснодарского крайкома ЦК КПСС Сергей Медунов. Они выведены из состава ЦК, на них вот-вот должны были завести персональные дела с тем, чтобы исключить их из партии и, возможно, в будущем отдать под суд. Таким образом, сакральные жертвы были найдены и брошены на жертвенный алтарь, однако, как показывала действительность, Андропов и его команда не собирались останавливаться лишь на этом коротком списке. События, которые Рашидов наблюдал у себя в республике, ясно указывали на то, что следующей жертвой закусивших удила охотников должен стать он сам. И, как ни странно, этот факт его совсем… не пугал. Как человек, достаточно проживший и много повидавший не только в политике, но и в жизни, он готов был смириться с этим и принять сложившуюся ситуацию, как данность, как волю Всевышнего. Если бы не одно «но». Он прекрасно понимал, что его жертва будет напрасной, поскольку охоту на него объявили люди, гораздо более достойные жертвенного алтаря, чем он.

«В прошлом месяце в Москве открыли огромную стелу в честь 300-летней дружбы России и Грузии, – думал Рашидов, сидя у погасшего экрана телевизора после того, как трансляция фильма завершилась. – Но ведь то, что сегодня происходит в Грузии, не имеет никакого отношения к этому. О какой дружбе между русскими и грузинами можно говорить, если за последние два десятилетия русские практически выдавлены из этой республики? Их почти нет ни в высшем руководстве (за исключением, разве что второго секретаря ЦК), ни в министерствах, ни в других ведомствах. Из пяти с половиной миллионов населения русские составляют лишь триста тысяч и почти не влияют на принятие решений в этой республике. Там всем заправляют грузины. Они разговаривают с Москвой языком ультиматумов, но их лидер Эдуард Шеварднадзе по прозвищу «Хитрый лис» на хорошем счету в Кремле, ему там открыты все двери. И это при том, что Грузию называют родиной советских миллионеров, там почти легально работают сотни разнообразных цехов по выпуску «левой» продукции и все это под носом у партийной власти.

Та же ситуация и в соседней Армении, где под патронажем местных властей бурно развивается теневая экономика и одновременно процветает такой же национализм, что и в Грузии. В республике проживает чуть больше трех миллионов человек, из которых русские составляют лишь два процента – семьдесят тысяч. И опять же они почти не представлены в руководящих органах власти Армении, где всеми делами в основном заправляют армяне. Зато в Узбекистане проживает самая большая диаспора русских – более полутора миллионов. Мы самая интернациональная республика – тех же армян у нас проживает более пятидесяти тысяч, грузин – около пяти тысяч. Мы всем рады, всем найдем и кров, и еду. Мы снабжаем страну хлопком, золотом и никогда не ставим Москве ультиматумов, однако именно меня, как руководителя республики, ставят перед фактом, что дела у нас идут неважно, что пора уходить на покой. И все ради того, чтобы перетрясти местные кадры и найти «козла отпущения» – сделать именно из нас доноров для тех же Закавказья и Прибалтики. Для тех самых регионов, которые из-за попустительства Центра могут первыми воткнуть нож ему в спину. Или, может быть, прав Сашенька – кому-то в Москве это попустительство только на руку? Что есть люди в нашем руководстве, кому мешает наш союз из пятнадцати республик, и они готовы пожертвовать им ради того, чтобы понравиться Западу? И Андропов либо пляшет под их дудку, либо сам в эту дудку и дудит, поскольку хорошо знает ситуацию не только изнутри, но и снаружи? Но если последнее верно, тогда что ждет страну в недалеком будущем? А мою республику? Вот именно поэтому я и не могу пока уйти в отставку – это будет позорная капитуляция, которая может дорого обойтись Узбекистану. Тем более, что в Москве еще есть люди, на кого можно опереться. На того же, Черненко, например».

И в этом месте Рашидов внезапно поймал себя на мысли – в его докладе на предстоящем Пленуме нет отсыла к человеку, о котором он только что вспомнил. Там есть упоминания об Андропове, как ритуальный реверанс по адресу генсека и одновременно дымовая завеса для него же, должная скрыть истинные замыслы Рашидова. Но нет в докладе упоминания имени ближайшего друга и сподвижника Леонида Ильича Брежнева – главного сегодняшнего оппонента нынешнего генсека, человека, на которого Рашидов теперь очень рассчитывал. А ведь подобный спич мог подать сигнал многим из тех, кто еще колеблется и не успел выбрать чью-либо сторону в развернувшейся борьбе на политическом Олимпе. «Как же я раньше об этом не подумал? – корил себя перед телевизором Рашидов. – Надо увязать именно с личностью Константина Устиновича сегодняшнюю борьбу с негативными проявлениями в стране. Не с именем Андропова, а с именем Черненко. И сведущие люди сразу все поймут, поскольку моя «сова» тоже появится днем».

Вот почему утром следующего дня Рашидов приехал в свою резиденцию – чтобы поискать в работах Черненко те самые слова, которые следовало включить в доклад, с которым в понедельник предстояло выступить на Пленуме. И спустя час такие слова были найдены. Это была всего лишь короткая фраза, прозвучавшая в устах Черненко на июньском Пленуме ЦК КПСС, но она позволила родить на свет целый абзац в докладе. В окончательном варианте это выглядело следующим образом: «Ну нас в республике, говоря словами товарища К.У. Черненко, встречаются проявления «высотной болезни»; приходится встречаться с фактами зазнайства, грубости и волокиты. Мы строго следим и будем следить за тем, чтобы у нас постоянно повышалась ответственность за порученное дело, решительно искоренялись должностные злоупотребления, чтобы стоял крепкий заслон посягательствам на социалистическую собственность, спекуляции и взяточничеству, показухе и очковтирательству, иждивенчеству, чванству, недобросовестности и стяжательству».

Весьма довольный проделанной работой, Рашидов откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. И в этот самый миг в дверь внезапно постучали. Когда хозяин кабинета откликнулся на этот стук, на пороге вновь возник… полковник Олег Овсянников, заместитель начальника Особого отдела КГБ по Туркестанскому военному округу.

– Я не помешал, Шараф Рашидович? – спросил нежданный гость, плотно закрывая за собой дверь.

– Вы что, за мной следите? – не скрывая своего удивления, отреагировал вопросом на вопрос Рашидов.

– А разве это плохо, когда друзья страхуют друзей? – усаживаясь на стул, заметил полковник. – Ведь именно наша наблюдательность помогла нам предотвратить возможную гибель вашего сына.

– Как благодарный человек, я хочу сказать вам за это спасибо, – при упоминании об этом факте голос Рашидова заметно подобрел. – Тормоза у автомобиля Ильхома, действительно, были кем-то намеренно выведены из строя, и могла случиться трагедия.

– Надеюсь, теперь ваш сын в безопасности?

– Да, мы уже отправили его за пределы республики, – сообщил Рашидов гостю новость, которую тот уже прекрасно знал. – Но кто мог организовать это покушение – Мелкумов?

– Наивно считать, что только этот человек считает вас своим врагом.

– Тогда кто? Неужели это сделали люди из моего окружения или, может, из самой Москвы?

– На человека, который работал с автомобилем вашего сына, нас вывел один из наших агентов – причем совершенно случайно. Сейчас мы восстанавливаем всю цепочку, чтобы выйти на организаторов этого покушения. Но для этого необходимо время.

– Значит, сегодня вы пришли за чем-то другим? – догадался Рашидов. – Снова хотите предложить мне свою дружбу?

– Не понимаю, что в этом плохого? – пожал плечами полковник. – Вас обложили со всех сторон, и глупо пренебрегать лишней помощью. Если таковая в вашей ситуации вообще может быть лишней.

– Но зачем вам необходимо мое сотрудничество? Должна же за этим скрываться какая-то корысть.

– Здесь все просто: вы очень влиятельный человек, причем не только в пределах своей республики.

– Опять вы говорите недомолвками.

– Можно и конкретней. Седьмого июля вы собираетесь встретиться с Бабраком Кармалем, который сделает здесь остановку по пути в Монголию. А спустя неделю после этой встречи вы сами собираетесь посетить Афганистан, чтобы участвовать в празднике, посвященном сплочению «Парчама» и «Халька». Это убедительно говорит о том, что ваше влияние на афганские события весьма велико.

– Это ни для кого не является секретом – все-таки узбеки в Афганистане занимают четвертое место по численности.

– Именно поэтому вас и выбрали в качестве мишени люди, которые являются и нашими врагами тоже.

– Не хотите ли вы сказать, что знаете о тайных пружинах атаки на меня? – насторожился Рашидов.

– Я все-таки военный контрразведчик и раскрывать чужие тайны – моя профессия, – ответил полковник и, придвинув стул поближе к столу, продолжил: – Мы обладаем информацией, которая наверняка до вас еще не доходила. Вас хотят убрать потому, что вы не вписываетесь в новую стратегию Андропова на исламском направлении.

Поймав на себе вопросительный взгляд собеседника, полковник продолжил:

– Помните старинное изречение: «Если не можешь победить врага – возглавь его»? Именно это и положено в стратегию Андропова. Он хочет привести к власти в Узбекистане ферганцев, чтобы с их помощью взять под «колпак» радикальных исламистов Ферганской долины, а через них и Таджикистана. Вы не в курсе, а я, к примеру, обладаю секретной информацией о том, что недавно директор ЦРУ Кэйси встречался в Испании с королем Саудовской Аравии Фахдом. И они договорились о возможном переносе афганской войны сюда – на территорию Средней Азии. И главный упор при этом будет сделан на радикальных исламистов.

– Но это же чистая авантюра! – воскликнул Рашидов, для которого эта информация и в самом деле была, как гром среди ясного неба.

– Это вы о ком – о Кэйси с Фахдом?

– Нет – об Андропове.

– Мы тоже так считаем, хотя и отдаем должное его смелости. Видимо, он и люди, которые этот план ему предложили, исходят из того, что с помощью своей агентуры в рядах исламистов они смогут контролировать процесс. Впрочем, учитывая те атаки, которым подвергается со всех сторон наша страна, подобный авантюризм вполне объясним.

– Если это так, то они глупцы. Получается, Андропов, настояв на вводе наших войск в Афганистан, способствовал радикализации исламистов и теперь собирается тушить этот пожар с помощью бензина – заигрывает с радикальным исламом?

– Повторяю, мы тоже считаем, что этот план сущая авантюра, но он претворяется в жизнь. С одновременной атакой на вас начался зондаж ситуации в Таджикистане – там собираются провести тайную встречу руководителей исламских организаций с тем, чтобы уговорить их не поддерживать политику саудитов. За это исламистам обещают существенные послабления в их религиозных делах. Вот и ваша возможная отставка – это тоже попытка доказать радикальным исламистам, что Москва готова играть по-крупному.

Произнеся этот спич, полковник замолчал, ожидая реакции Рашидова. Но тот молчал, буквально потрясенный тем, что он только что услышал. За эти две недели он прокрутил в своей голове множество различных версий о возможных причинах атаки Андропова на себя, но то, что ему сейчас сообщил полковник Овсянников, стало для него настоящим открытием. Причем эта версия выглядела вполне правдоподобно. Из этого вытекало, что этот полковник дважды реально помог Рашидову – в первый раз, когда предотвратил покушение на его сына, и во второй – сейчас, когда открыл глаза на тайную стратегию Андропова.

– Чего вы ждете взамен вашей помощи? – вновь возобновил разговор Рашидов.

– Было бы хорошо, если бы вы дали знать в Москву о нашем существовании товарищу Черненко.

– А разве у вас нет выходов на его людей по вашим каналам?

– Конечно, есть, но ваше авторитетное слово не будет лишним. Кроме этого, мы готовы снабжать ценной информацией вашего человека в Москве через наши каналы в Главном разведывательном управлении. Вы же в курсе, что Ивашутин и Цинёв играют в одной команде?

Естественно, Рашидов об этом знал – про это ему сообщил Джура. Он же рассказал и о том, откуда тянулась эта дружба – еще со времен войны, которую Глава ГРУ и первый зампред КГБ закончили в Австрии в составе одного фронта – 3-го Украинского. Однако предложение полковника вывести его людей на Джуру требовало раздумий – в одиночку такое решение Рашидов принять не мог. О чем он и сообщил своему собеседнику. Тот воспринял это с пониманием.

– Конечно, посоветуйтесь со своими товарищами, – согласился Овсянников. – И сообщите им, что мы имеем возможность выхода на круги Министерства обороны, где сейчас активно обсуждается тема рокировок в афганском правительстве. Вам, Шараф Рашидович, эта информация очень бы пригодилась в свете ваших предстоящих контактов с Бабраком Кармалем.

– Что это за рокировки? – не скрывая своей заинтересованности, спросил Рашидов.

– Вы же в курсе, что министерство обороны отдано на откуп Абдулу Кадиру – члену фракции «Парчам»? Так вот, среди наших генералов сложилось мнение, что пора его менять, как и начальника Генштаба. На эти должности хотят назначить членов фракции «Хальк».

– Их имена известны? – напрягся Рашидов.

– По нашим сведениям, Генштаб должен возглавить Назар Мухаммед – нынешний главком ВВС. Что касается главы Минобороны, то там идет большая драчка, поскольку Кармаль не хочет отдавать это ключевое ведомство «халькистам». Впрочем, он и Генштаб не хочет отдавать, опираясь на мнение Рашида Дустума. Как вы знаете, нынешний глава Генштаба генерал Бабаджан – выходец из северного Афганистана, где проживают ваши соплеменники узбеки. Так что во время вашей встречи с Кармалем разговор наверняка зайдет и об этом. Афганский лидер попробует прощупать вас на предмет возможной помощи в этом вопросе.

– Спасибо, что предупредили, – поблагодарил собеседника Рашидов, после чего добавил: – Мы будем думать над вашим предложением.

Спустя час после этого разговора Рашидов уже беседовал в том же кабинете с Бойсом Иргашевым. Рассказав ему в мельчайших подробностях о встрече с полковником, первый секретарь ждал ответа от начальника своей охраны.

– Не знаю, как у вас, Шараф-ака, но у меня этот человек не вызывает доверия, – после некоторой паузы, произнес Иргашев.

– Но он же оперирует очень ценной информацией, которая играет на нас, – возразил на это Рашидов. – Если бы он был подослан Андроповым, то стал бы он говорить мне такие вещи?

– Вы плохо знаете работу контрразведки, – покачал головой телохранитель. – Именно, чтобы втереться в доверие к человеку, они и должны выложить перед ним нечто убойное.

– Хорошо, согласен – ты лучше меня знаешь специфику такой работы. Но как тогда проверить – говорит он правду или врет? Ведь если мы ошибаемся, то можем оттолкнуть от себя носителя очень важной для нас информации. А в нашем положении подобное расточительство может стать губительным.

– По тем данным, которые я сумел навести о полковнике Овсянникове, я пока не могу сделать окончательный вывод о подлинной сущности этого человека – нужны дополнительные сведения, – вновь заговорил Иргашев. – И предоставить их может только один человек – Джура. Надо ждать, когда он снова выйдет с нами на связь. Но и контактов с Овсянниковым прерывать пока тоже не будем.

2 июля 1983 года, суббота.

Подмосковье, Пушкинский район

По обочине автомобильной трассы, которая тянулась от города Пушкино в сторону Москвы шли двое детей – девочка и мальчик. Это были Олеся Шувалова и Макар Оболенский. Причем девочка шла чуть впереди и постоянно оборачивалась назад, чтобы поторопить своего спутника. Полчаса назад они вышли из электрички, узнав о том, что она увозит их все дальше от Москвы, хотя им надо было в другую сторону – в столицу. Усевшись на лавочке, чтобы дождаться обратного электропоезда, они безуспешно прождали его около двадцати минут, после чего по громкоговорящей связи было объявлено, что следующая электричка в столицу объявится здесь только через два часа.

– Я домой хочу, к маме, – стал канючить Макар, которого эта поездка уже изрядно утомила – так далеко от дома он еще никогда не уезжал.

Однако Олеся была непреклонна – она не хотела возвращаться обратно к отцу и все ее теперешние помыслы были о маме и дяде Леше, которых она не видела вот уже несколько дней. Поэтому она решительно взяла своего поникшего спутника за руку и увела его с железнодорожной платформы на шоссе – добираться до города на автобусе. Они успели пройти лишь несколько десятков метров, когда рядом с ними остановился «Москвич-412», за его рулем которого сидел мужчина средних лет.

– Ребятки, вы куда направляетесь? – обратился незнакомец через открытое окно к ребятишкам.

– Нам нужно в Москву, – ответила Олеся.

– Во-первых, она находится в другой стороне, а во-вторых – где ваши родители?

– Мы как раз к ним и едем – они нас ждут в Москве, – продолжала объяснять девочка.

– Моя мама не в Москве, моя мама в Мытищах, – подал голос Макар, после чего… расплакался.

Мужчина выключил мотор и выбрался из автомобиля.

– Давайте знакомиться – меня зовут дядя Толя, – представился хозяин «Москвича».

– Меня зовут Олеся, а это Макар, – ответила за себя и за своего спутника девочка.

– Поскольку ты здесь за старшую, позволь мне разговаривать именно с тобой, Олеся, – продолжил свою речь дядя Толя. – Ты знаешь, где в Москве живут твои родители?

– Знаю – в Орехово-Борисово.

– Так называется район и он очень большой. Чтобы найти твой дом, нужно знать название улицы и номер дома с квартирой.

– Этого я не знаю, но дядя Леша живет в большом белом доме у дороги.

– Кто такой дядя Леша?

– Он очень хороший и привез нас с мамой из Киева.

– А твой папа куда подевался? – продолжал допытываться дядя Толя.

– Мой папа с нами разведен. Но он забрал меня с концерта и привез в Мытищи, к Макару.

– А Макар тебе кто – братик?

– Нет, он чужой мальчик, но его мама любит моего папу.

– А ты сказала своему папе, что собралась навестить дядю Лешу и маму?

– Она ничего никому не сказала, – вытирая слезы кулаком, ответил за девочку мальчик.

– Теперь мне все понятно, – и лицо дяди Толи осветила добродушная улыбка. – Однако одним вам до Москвы не добраться, поэтому я предлагаю вам свою помощь – садитесь ко мне в машину.

– Мама не разрешает мне знакомиться с незнакомыми людьми, – тут же отреагировала на это предложение Олеся.

– Твоя мама правильно говорит, но я же назвал вам свое имя, – продолжал настаивать дядя Толя.

– Правда, Олеся, я устал – поедем на машине, – снова включился в разговор мальчик.

– Правильно, Макар – иди, занимай место на заднем сиденье, – поддержал мальчика мужчина и даже подтолкнул его рукой.

И уже спустя несколько секунд Макар сидел в салоне автомобиля. Однако Олеся последовать за спутником не захотела, и собралась было продолжить свой путь пешком. Но мужчина схватил ее за руку и силой потащил к машине. А поскольку силы были явно неравны, девочка вскоре тоже оказалась в салоне.

– Будете сидеть тихо, и все будет хорошо, – предупредил детей дядя Толя и, закрыв двери на фиксаторы, уселся за руль.

В следующее мгновение взревел мотор, и автомобиль тронулся с места, взяв курс в противоположную от столицы сторону.

* * *

Сидя за рулем своих «Жигулей», Александр Бородин ехал на дачу под Пушкино, чтобы навестить свою маму. Периодически он бросал короткие взгляды в боковое зеркальце и видел, как в двухстах метрах от него следует «хвост» – автомобиль «Волга» ГАЗ-24, с тремя «топтунами» в салоне. Это была та самая «Волга», которая «паслась» возле подъезда Бородина на улице Удальцова. Судя по тому, как вела себя «наружка», задание у нее было вполне определенное – опекать объект слежки в открытую, не таясь. Это означало, что Бородин все еще находится под подозрением у КГБ.

На самом подъезде к Пушкино, Александр обратил внимание на «Москвич-412», в заднем окне которого он увидел лицо девочки лет шести, которая что-то кричала и отчаянно била ладошками по стеклу, явно пытаясь привлечь к себе внимание. Встретившись с ней взглядом, Бородин буквально похолодел – столько страха читалось во взгляде ребенка. И тут в его памяти всплыл недавний разговор с его матерью. Женщина рассказала, что к ним приходил поселковый участковый, который предупредил всех обитателей дачного поселка, чтобы не отпускали своих детей далеко со двора. Оказывается, некоторое время назад в соседнем поселке пропала девочка – вышла погулять и больше ее никто не видел. Поскольку дочка Бородина отдыхала далеко отсюда, он тогда не придал этому сообщению большого значения. Но теперь оно невольно всплыло в его памяти.

Прибавив скорости, Бородин догнал «Москвич» и обратился к его водителю через открытое окно:

– Мужчина, остановите, пожалуйста, машину.

– А в чем, собственно, дело? – стараясь быть невозмутимым, спросил водитель «Москвича».

– Вы остановитесь, а я вот потом объясню, – продолжал настаивать на своем Бородин.

– Ничего я не остановлюсь – мы торопимся, – и мужчина прибавил газу.

Однако и Бородин сделал то же самое, а когда снова поравнялся с «Москвичом», спросил:

– Кто у вас в салоне?

– Это мои дети, – последовал немедленный ответ.

И в этот миг девочка стала так громко кричать, что крик ее разнесся по всей трассе:

– Это не наш папа, не наш!

Ответом на этот отчаянный вопль было то, что водитель «Москвича» врубил предельную скорость и стал стремительно удаляться, лавируя между ехавшими впереди автомобилями. Бородину не оставалось ничего иного, как броситься в погоню. Кинув взгляд в боковое зеркало, он заметил, что и «Волга» прибавила скорости, стараясь не отстать от его «Жигуленка».

Тем временем «Москвич» свернул налево в сторону железнодорожной ветки. Вскоре он выскочил на тот ее участок, который находился недалеко от платформы «Пушкино». На переезде был опущен шлагбаум, поскольку к станции приближался товарный поезд. Машин на переезде было немного, но «Москвич» не собирался пристраиваться им в хвост – у него самого на «хвосте» висели преследователи. Поэтому, выскочив на встречную полосу, «Москвич» ринулся прямо на шлагбаум. Разбив его вдребезги, автомобиль проскочил вперед и помчался по дороге в сторону Заводской улицы. «Жигули» с Бородиным отставали метров на сто, а «Волга» успела проскочить переезд буквально перед самым носом «товарняка», который отчаянно сигналил, оглашая своим пронзительным гудком всю округу.

Проехав Заводскую улицу, «Москвич» свернул направо – на Гончарную. И только тут Бородин понял, куда рвется беглец – в Северный лесопарк, где можно было спрятаться, если не с детьми, то хотя бы самому. Поэтому Бородин надавил на педаль газа, пытаясь настичь мерзавца до того, как он достигнет лесопарка. Следом мчалась «Волга», которая сигналила встречным автомобилям, чтобы они уступили ей дорогу. Впереди уже показалась парковая зона, до которой «Москвич» добрался первым. Едва это произошло и автомобиль остановился, как из него выскочил беглец и бросился в спасительный лес. Спустя минуту рядом тормознули «Жигули», а затем и «Волга».

– Присмотрите за детьми, – крикнул «топтунам» Бородин, а сам бросился в погоню за беглецом – теперь уже пешую.

Добежав до аллеи, Бородин остановился и внимательно прислушался, пытаясь по звукам определить, в какую сторону мог скрыться преследуемый. Вскоре в зарослях справа послышался хруст сломанных под ногами веток, и Бородин бросился на этот звук. Спустя несколько секунд он увидел спину беглеца, который пробирался сквозь чащу вглубь леса. Вскоре спина скрылась за густыми ветками, и когда Бородин достиг того места, где совсем недавно был беглец, в зарослях никого уже не было. Сделав несколько шагов вперед, Бородин прислушался – вокруг стояла тишина. Это ясно указывало на то, что беглец никуда не побежал, а затаился где-то поблизости. Тогда Бородин присел на карточки и, как их учили в «лесной школе», стал изучать место, где только что находился преследуемый. Вскоре по сломанным веткам он вычислил направление, в котором тот мог скрыться – оно вело налево, к деревьям, которые могли стать прекрасным убежищем. Туда Бородин и направился, ступая как можно осторожнее.

За первым деревом, до которого добрался преследователь, никого не оказалось. Та же история повторилась и со вторым деревом. А когда Бородин приблизился к третьему, оттуда на него набросился беглец, в руках у которого был… кухонный тесак. Его лезвие просвистело буквально в сантиметре от уха Александра, который инстинктивно успел отклонить голову в сторону. В следующую секунду Бородин сумел перехватить руку нападающего, держащую нож, и сильно вывернуть ее внутрь в районе запястья. От резкой боли нападающий завопил что есть мочи, а Бородин, сильно потянув его руку вниз, одновременно поставил ему подножку. Мужчина выпустил нож из рук и повалился на землю, увлекая за собой и своего преследователя. Падая, Александр сначала оказался над противником, но тот ловко сумел вывернуться и в следующую секунду сам оказался сверху. Он обеими руками схватил Бородина за шею, пытаясь задушить, и в этот самый миг мощный удар кулаком в затылок опрокинул его навзничь. Бородин поднял глаза вверх и увидел над собой того самого «топтуна», который выскочил из «Волги» первым.

2 июля 1983 года, суббота.

Афганистан, Кабул, Спорткомитет

Виктор Звонарев сидел в кабинете Амредина Кареми, замещая его – тот уехал по срочному вызову. И в тот момент, когда Звонарев, сделав несколько звонков в различные инстанции, и сам собирался уехать, в дверь внезапно постучали. И следом за этим на пороге возник средних лет афганец, облаченный в приличный костюм. Жестом пригласив его присесть на стул, Звонарев спросил у гостя на вполне приличном дари, который он успел выучить во время своих прежних приездов в эту страну:

– Чем могу служить, уважаемый?

– Мне нужен рафик Кареми, – ответил гость.

– Он уехал по делам, но я его замещаю. Меня зовут Виктор Сергеевич Звонарев, я мушавер – советник из Советского Союза по вопросам спорта. А как мне обращаться к вам?

– Хазрат Аюби, – представился гость. – Я бывший футболист, выступал за кабульскую команду «Маореф».

– Что-то фамилия у вас знакомая, – наморщил лоб Звонарев. – Вы, случайно, не родственник тому Аюби, который в начале шестидесятых играл в команде «Арионет»? Наш «Пахтакор» неоднократно встречался с ней, в том числе и здесь, в Кабуле?

– Это мой старший брат, но он уже давно в футбол не играет, – ответил афганец. – А я в последний раз выходил на поле шесть лет назад и хочу предложить вам свои услуги в качестве игрока.

– Это очень здорово, – изображая радость, заявил Звонарев. – Нам как раз не хватает футболистов, а до начала турнира остались считанные дни. Вы на какой позиции играли?

– Центрального полузащитника.

– Прекрасно, значит, сможете переместиться и в центр атаки.

Сказав это, он взял со стола несколько бумаг и, встав со своего места, отнес их в шкаф, стоявший у противоположной стены. Эта манипуляция ему понадобилась, чтобы сделать паузу и обдумать создавшуюся ситуацию. Несмотря на радость, которую изобразил хозяин кабинета, приход этого человека был весьма некстати. Звонарев вовсе не был заинтересован в том, чтобы в команде, которую тренировал Красницкий, наконец, закрылась бы образовавшаяся брешь – появился центральный нападающий. По задумке Звонарева, идеальным вариантом был бы провал Красницкого на посту тренера сборной Афганистана. И поскольку произошло бы это на глазах у Рашидова, то и его последующее назначение на должность тренера джизакской «Звезды» тоже оказалось бы под вопросом. Поэтому теперь надо было срочно придумать, как бы выпроводить этого некстати объявившегося футболиста восвояси.

– Вы в курсе условий, которые вам надлежит выполнять, если мы включим вас в сборную? – спросил Звонарев у гостя, вернувшись за стол.

– Я знаю, что вы платите футболистам хорошие деньги – порядка пятнадцати тысяч афгани, – ответил Аюби.

– Это верно, но это плата за риск. У вас есть семья?

– Конечно – жена и трое детей.

– Вот об этом и речь. Вы же знаете, что идет война, которая каждый день уносит сотни человеческих жизней. Вот и у нас на днях случилась трагедия. Бесследно пропал наш центральный нападающий, у которого осталась беременная жена.

– Он что, сбежал?

– Я же говорю, что произошла трагедия. Судя по всему, до него добрались моджахеды, поскольку мы не в силах обеспечить каждому игроку должную охрану. Поэтому я вынужден предупредить вас об опасности, которая может вам угрожать.

Произнеся это, Звонарев внимательно следил за гостем. И заметил, что лицо афганца от услышанного заметно побледнело. Значит, надо было еще слегка на него поднажать, чтобы решить эту проблему окончательно. И Звонарев продолжил свою речь:

– Мы, конечно, предпринимаем все возможное, чтобы отыскать пропавшего, уверяя его беременную жену, что все обойдется. Но, сами понимаете, рано или поздно ей придется узнать эту страшную правду. Даже не знаю, как мне придется ей об этом сообщить.

Едва Звонарев закончил говорить, как гость поднялся со своего стула и заявил:

– Извините, что отнял у вас ваше время. Мне надо еще подумать, прежде чем я приму окончательное решение.

И несостоявшийся футболист вышел из кабинета, причем так быстро, что было понятно – больше сюда он никогда не вернется.

Не успела за ним закрыться дверь, как на пороге возник сам хозяин кабинета – Амредин Кареми.

– Кто это выскочил от тебя с перекошенным от страха лицом? – спросил афганец.

– Не обращайте внимания – парень просто ошибся адресом, – отмахнулся от этого вопроса Звонарев.

– Тогда собирайтесь – едем на стадион, – сообщил Кареми. – Кажется, сам Бабрак Кармаль отыскал для сборной нового нападающего. И ничего не спрашивайте – времени в обрез, поэтому расскажу обо всем по дороге.

Когда они прибыли на стадион Гази, Звонарев уже знал всю историю о том, как лидер НДПА вышел на Арьяна Ширвани. И сегодня должна была состояться презентация этого парня, который добровольно изъявил желание играть за сборную Афганистана. Как поняли вновь прибывшие, смотрины прошли более чем успешно. Не успели Звонарев и Кареми подойти к Красницкому, как он радостно вскочил с лавки и сообщил:

– Вы только посмотрите на этого парня – это же просто клад, а не игрок. Как он обращается с мячом, как видит поле – это же вылитый Геннадий Красницкий в молодости.

Звонарев взглянул на поле и увидел молодого парня, который в этот самый момент ловко обыграл двух защитников и метров с двадцати нанес мощный удар, после которого мяч как пушечное ядро влетел в левый от вратаря верхний угол ворот. «Везучий же ты, гаденыш», – подумал Звонарев про своего друга, но внешне вынужден был изобразить радость, крепко пожимая протянутую ему руку.

2 июля 1983 года, суббота.

Москва, улица Удальцова

Сидя на диване в гостиной у включенного телевизора, по которому шла программа «Время», Александр Бородин дремал. Ему снилась сегодняшняя погоня, причем в качестве пленницы фигурировала его собственная дочка, которая билась на заднем сиденье «Москвича» в беззвучном крике, а Бородин никак не мог догнать этот проклятый автомобиль. К счастью, сон был не глубокий. Сквозь дремоту Бородин слышал, как мерно работал телевизор, а ровно в 21.50 он проснулся – у него на руке заиграл будильник в электронных часах фирмы «Сэйко». В программе «Время» в этот момент как раз шли новости культуры с Нинель Шаховой – она рассказывала о новой экспозиции картин в Третьяковской галерее. Однако досматривать сюжет до конца Бородин не стал. Он выключил телевизор и перебрался в свой кабинет. Там он включил другой аппарат – радиолу «Ригонда-102», которую настроил на волну Ташкента. И в 22.00 сел слушать концерт «Вечерние мелодии». Эта получасовая передача интересовала его не только с музыкальной точки зрения – это был сеанс очередной конспиративной радиосвязи Джуры с Узбекистаном. Каждые вторник и субботу в десять вечера Головин настраивал свой приемник на ташкентскую волну, чтобы в музыкальной передаче услышать необходимую ему информацию. Она содержалась в песне, что завершала радиоконцерт. Поскольку в Москве ранее было выбрано более десяти мест под «закладки» (так назывались тайники, в которые закладывались сообщения, присылаемые из Ташкента специально для Бородина), то каждому из них соответствовала определенная песня в исполнении разных исполнителей – как узбекских (Шурали Джураев, Кабулжон Юсупов, Рано Шарипова, ансамбль «Ялла»), так и других (Алла Пугачева, София Ротару, Лев Лещенко, Олег Анофриев и др.). На протяжении последних трех недель сообщений о «закладках» не было – ни один из нужных артистов со своей песней в финале концерта не звучал. Но сегодня Бородин буквально кожей чувствовал, что ему обязательно придет сообщение об очередной «закладке». Та тревожная ситуация, что складывалась вокруг Узбекистана и самого Бородина, буквально вопила об этом. Поэтому, включая «Ригонду-102» и удобно устраиваясь на диване, Александр внутренне был готов к тому, что финал концерта не будет для него проходным, как это происходило последние три недели. Так оно и вышло.

Финальным аккордом «Вечерних мелодий» стало выступление вокально-инструментального ансамбля «Ялла», исполнившего популярную на просторах всего Советского Союза песню «Уч кудук» («Три колодца»). Слушая данную композицию в эти вечерние часы, миллионы советских радиослушателей даже не подозревали, что для одного человека на улице Удальцова в Москве она содержала скрытую информацию огромного значения. В названии этой песни было обозначено место в столице, где завтра будет сделана «закладка» – положен контейнер, в котором содержится важное сообщение. Под «тремя колодцами» было зашифровано место в старой Москве в районе Разгуляя, где на одном перекрестке сходились сразу три переулка – Гороховский, Токмаков и Денисовский. Поэтому, когда последние аккорды песни растворились в вечернем эфире, Бородин еще долго сидел на диване и мысленно прокручивал различные варианты своего завтрашнего появления на указанном ему месте. И хотя этот район он знал досконально, однако элемент форс-мажора (непредвиденной ситуации) никогда нельзя было исключить. Тем более в той опасной деятельности, в которую Бородин был вовлечен.

3 июля 1983 года, воскресенье.

Москва, площадь Дзержинского,

КГБ СССР, 2-е Управление (контрразведка)

Увидев, с каким сияющим лицом вошел к нему в кабинет Виталий Литовченко, глава контрразведки КГБ Григорий Григоренко понял, что произошло нечто экстраординарное.

– Судя по вашему виду, наша машина завертелась? – спросил хозяин кабинета, жестом приглашая гостя присесть.

– Да, Григорий Федорович, «Трест-2» сработал, – сообщил шефу приятную новость Литовченко. – Позавчера вечером мы засекли звонок из Ташкента на квартиру Пазлиддину Гаипову.

– Того самого, который торгует на Пятницком рынке? – продемонстрировал свою отменную память шеф контрразведки.

– Именно, – согласно кивнул головой подполковник. – Звонивший никак не представился и сделал вид, что ошибся номером. Он только спросил: «Это почта номер четыре?», Гаипов ответил, что абонент ошибся и повесил трубку. А на следующий день, в субботу вечером, Гаипов отправился на Главпочтамт, где получил заказную бандероль, отправленную до востребования. Что в ней мы не знаем, но можно догадаться. Судя по всему, это срочная депеша от Рашидова для Джуры. А два часа назад Гаипов сделал «закладку» – оставил депешу на перекрестке трех переулков – Токмакова, Гороховского и Денисовского.

– Это где? – вскинул брови Григоренко.

– Недалеко от центра – рядом с Разгуляем, от которого до станции метро «Бауманская» десять минут пешим ходом. Видимо, пароль «почта номер четыре» подразумевает под собой посылку на почтамте и «закладку» у перекрестка, где средоточие четырех дорог. Я принес фотографии этого района и место «закладки».

– А текст самой депеши? – не скрывая удивления, спросил шеф контрразведки.

– Наши люди на месте не смогли открыть контейнер. Для этого его нужно транспортировать к нам, но это займет время. Поэтому мы ждем ваших указаний, Григорий Федорович, – и Литовченко пристально взглянул на своего начальника, ожидая указаний.

Григоренко задумался, но его раздумия длились недолго.

– Учитывая, что «крот» может явиться за «контейнером» в любую минуту, оставим его нетронутым, – произнес Григоренко. – Но это означает, что упустить «крота» мы не имеем права. Надеюсь, это вам понятно?

Вместо ответа Литовченко кивнул головой. А Григоренко взял в руки фотографии.

– Судя по снимкам, место весьма удобное, малолюдное, поэтому зоркий глаз всегда сумеет заметить подозрительную активность, – сделал вывод глава контрразведки. – Где вы расставили людей?

– Трех человек разместили в старинной усадьбе Белавина – оттуда напрямую видно место, где лежит «закладка» в виде камня. Кстати, на фото они зафиксированы – и место, и «закладка».

Григоренко нашел упомянутые фотографии. Местом для «закладки» был выбран участок с правой стороны Денисовского переулка, где за возвышающимся на несколько десятков сантиметров бордюром был травяной газон, в котором «закладка» в виде камня не привлекала постороннего внимания. А сам «камень» представлял из себя профессионально сработанный из специального материала контейнер, в который легко помещался средней величины предмет или свернутые листы бумаги.

– Четверо «наружников» сидят в «рафике», который мы спрятали за кирпичным домом-башней со стороны Гороховского переулка – это в ста метрах от места «закладки», – продолжил свою речь Литовченко. – Еще троих мы разместили во дворе на противоположной стороне, а двое других дежурят на улице за усадьбой. Как только люди в последней засекут объект, они свяжутся со всеми по рации и дадут сигнал к началу операции.

– У вас отработаны все варианты того, как объект может забрать «закладку»?

– Вариантов не слишком много. Первый – он придет туда пешком. Если будет именно так, то далеко ему не уйти – мы его блокируем практически со всех сторон. В нашей бригаде четыре человека профессиональные бегуны – любой норматив по бегу перевыполнят. А если объект приедет на машине, то и здесь мы все предусмотрели. За усадьбой дежурит «Волга» ГАЗ-24-24 с форсированным двигателем «У-8», плюс «рафик».

– Значит, с момента оставления «закладки» прошло уже более двух часов? – взглянув на свои наручные часы, спросил Григоренко. – Полагаю, что объект объявится с минуты на минуту. Ведь вечер воскресенья удобное время для отхода с места облавы на автомобиле – движение на дорогах в этот период минимальное.

– Но и для погони тоже удобно, – заметил Литовченко.

– Здесь все будет зависеть от того, кто лучше ориентируется в городских магистралях – мы или этот Джура. Он хоть и узбек, но Москву, судя по всему, знает не хуже нашего. А, может, даже и лучше. Короче, с ним надо держать ухо востро.

3 июля 1983 года, воскресенье.

Москва, улица Академика Волгина, спортзал

Окрыленный тем, что Олесю удалось разыскать целой и невредимой, и вернуть под материнское крыло, Алексей Игнатов с удвоенной энергией вернулся к прежней работе – раскрытию убийства ветерана войны Николая Кузьмича Лиознова. Тем более, что буквально на днях раскрытие этого преступления взял под свой личный контроль министр внутренних дел СССР Виталий Федорчук. Сначала он хотел отдать это дело в МУР, но когда начальник Красногвардейского РУВД пообещал ему, что дело будет раскрыто в ближайшее время и что расследует его недавний сотрудник московского угро, Федорчук поставил это расследование на контроль и дал сыщикам еще две недели, в противном случае пообещав сорвать с них погоны и выгнать из органов с волчьим билетом. Поэтому возвращение в это дело Игнатова было как нельзя кстати.

Он вернулся в тот момент, когда расследование забуксовало. Его коллега Василий Зайцев выяснил, что у владелицы голубого «Мерседеса» Елизаветы Семчуковой, действительно, есть любовник, но когда сыщик попытался вызвать женщину на откровенность, она предпочла пойти в несознанку – стала все отрицать. И вызвать ее на откровенность Зайцеву не удалось. Поэтому на новую встречу с упертой женщиной отправился Игнатов. Узнав, что по выходным она проводит время в спортзале на улице Академика Волгина на юго-западе Москвы, сыщик приехал туда в самый разгар занятий. Причем ничего подобного он ранее еще не видел. В большом спортзале около двух десятков женщин разных возрастов, вырядившись в весьма откровенные наряды, плотно обтягивающие тела, выделывали разного рода акробатические «па» под ритмичную музыку иностранного происхождения.

Стараясь не привлекать к себе внимание занимающихся, Игнатов осторожно пробрался вдоль стенки к лавочке, на которой восседала женщина средних лет в новеньком спортивном костюме фирмы «Адидас». Судя по тому, как она отдавала команды танцующим, Игнатов догадался, что это их тренер.

– Извините, пожалуйста, а чем это вы здесь занимаетесь? – поинтересовался Игнатов, присаживаясь на лавочку.

– Можете не надеяться, мужчин мы сюда не берем, – не поворачивая головы к гостю, ответила женщина.

– Я и не надеялся, просто никогда подобных занятий еще не видел.

– Это аэробика – ритмическая гимнастика, – сообщила тренер. – Весь Запад ею уже два года занимается.

– И вы полагаете, что у нас это приживется? – продолжал вопрошать Игнатов.

– Еще как – глазом не успеете моргнуть, как вся страна будет этим заниматься. Разве это не красиво? – и женщина впервые за время их короткого разговора взглянула на собеседника.

– Я бы сказал – сексуально, – коротко ответил Игнатов, после чего задал вопрос, ради которого сюда и пришел: – А где среди ваших подопечных Елизавета Семчукова?

– Вон та – в самых красивых легинсах, – и тренер указала рукой на стройную женщину в обтягивающем наряде оранжевого цвета.

– Можно ее оторвать на несколько минут? – попросил сыщик.

– А вы, собственно, кто?

– Я из ГАИ по поводу автомобиля гражданки Семчуковой, – соврал Игнатов. – Есть вопросы по поводу его регистрации.

Услышав это объяснение, тренер позвала Елизавету, а сама поднялась с лавки и принялась руководить танцующими стоя.

– Вы кто? – тяжело дыша после энергичного танца, спросила Семчукова у сыщика.

– Я из уголовного розыска – к вам от нас уже приходили, – сообщил Игнатов.

– Вашему товарищу я уже все объяснила, – недобро глядя на Игнатова, произнесла женщина, собираясь вернуться к занятиям.

– Давайте выйдем на пять минут в коридор – это в ваших же интересах, – произнес сыщик, причем таким тоном, что женщина предпочла, пусть нехотя, но подчиниться.

Когда они вышли из зала, Игнатов плотно закрыл дверь и, глядя в глаза собеседницы, сообщил:

– Хочу сразу предупредить, что я не буду с вами деликатничать, как мой молодой коллега. Ваш автомобиль замешан в тяжком преступлении, поэтому если вы не хотите его лишиться, а также сами сесть в тюрьму, то лучше говорите правду.

– У вас кишка тонка отобрать у нас машину, а тем более меня посадить, – все так же зло глядя на сыщика, заметила женщина.

– Рассчитываете на связи своего супруга? Зря надеетесь. Когда он узнает, кого вы выгораживаете, он собственноручно подпишет любую бумагу, расторгающую его брак с вами. Еще раз повторяю: ваш автомобиль использовали преступники, которые причастны к целой серии убийств. Когда мы их задержим, у вашего супруга могут быть серьезные неприятности на работе, поскольку это дело лично курирует министр внутренних дел Федорчук. И он, если надо, дойдет до самого Громыко.

Услышав две эти фамилии, женщина побледнела и, прислонившись спиной к стене, произнесла:

– Но если мой муж узнает, кому я давала наш автомобиль, он в любом случае может подать на развод.

– Не факт, ведь ваша любовная связь с этим человеком известна только нам с вами.

– Вы хотите сказать, что вы не станете сообщать об этом мужу? – с надеждой в голосе спросила женщина.

– Не сообщим, если вы сообщите нам имя вашего любовника.

– Его зовут Леонид Широков, – после небольшой паузы ответила Семчукова.

– Что-то знакомая фамилия, – наморщил лоб Игнатов. – Этот Широков, случайно, по отчеству не Аркадьевич?

– Да, а вы что знакомы? – искренне удивилась женщина.

– Пока только заочно, – ответил Игнатов. – Где он живет и работает?

– Живет он на Полянке, а работает старшим научным сотрудником в Институте Востока, что на улице Обуха. Только сейчас его в Москве нет – он уехал.

– Куда, если не секрет? – насторожился Игнатов.

– В Ташкент.

– С супругой на отдых отправился? – предположил сыщик.

– Нет у него никакой супруги – он один живет. А поехал по работе.

– И когда он туда отбыл?

– Кажется, вчера.

– Один?

– Нет, со своим помощником.

– Имя и фамилия у этого помощника есть?

– Мне это неизвестно, но тип он весьма неприятный.

– Как выглядит?

– Крупный мужчина спортивного телосложения с перебитым носом – он у него слегка скошен на сторону.

«Круг замкнулся, – подумал про себя Игнатов, услышав эти подробности. – Хочешь, не хочешь, но придется лететь в Узбекистан. В самое пекло, как верно заметил товарищ Тихонов из Киева».

3 июля 1983 года, воскресенье.

Ташкент, кафе «Уголок»

В течение двух дней Баграт Габрилянов пытался разыскать Дениса. Единственным человеком, который мог на него вывести, была Зоя – продавщица из магазина «Академкнига» на улице Шота Руставели. Однако в субботу она не работала, а дома Баграт ее не застал – девушка уехала в пионерский лагерь в Кибрае, чтобы навестить там младшего брата-пионера. И только в воскресенье юноше, наконец, повезло – он застал Зою дома. От нее он и узнал, где можно сегодня до обеда найти Дениса – в кафе «Уголок».

– А где это? – спросил Баграт.

– Ты что, столько дней в Ташкенте, а ни разу не был в «Уголке»? – искренне удивилась девушка. – Это напротив сквера – надо только дорогу перейти. У Дениса там с утра какая-то деловая встреча.

Зоя не обманула – когда Баграт вошел в кафе, он сразу заметил того, кого искал – тот сидел за дальним столиком слева с каким-то парнем. Заметив вошедшего приятеля, Денис что-то сказал своему компаньону, после чего тот молча поднялся и покинул кафе. А на освободившееся место уселся Баграт.

– Ты чего такой озабоченный? – спросил Денис.

– Будешь тут озабоченный – второй день тебя ищу.

– А зачем я тебе понадобился? Впрочем, подожди отвечать. Ты здесь уже бывал?

– Нет, сегодня в первый раз.

– Значит, ты еще не пробовал лучших в Союзе цыплят-табака?

– Вообще-то, лучших цыплят делают в Тбилиси на Пушкинской улице, – заметил Баграт.

– Ты это говоришь, потому что не пробовал здешних. Подожди минутку, – и Денис сорвался со своего места, побежав к стойке раздачи.

Вскоре он принес две тарелки, на которых лежали дымящиеся цыплята-табака. Одну порцию он поставил перед приятелем, а вторую взял себе. И первым начал жадно есть горячее мясо, разрывая его руками и отправляя в рот, при этом успевая и говорить:

– Наши цыплята тем хороши, что здесь их поливают специальным соусом, секрет приготовления которого не знает никто. Так что ешь, давай, и оценивай. А потом о делах покалякаем.

Баграт так и поступил – осторожно взял в руки цыпленка и откусил первый кусок. Проглотив его, он улыбнулся и сообщил:

– Действительно, вкусно.

– То-то, Ташкент – город хлебный, – расплылся в довольной улыбке Денис. – Теперь давай рассказывай, зачем я тебе понадобился.

– Я опять по поводу тех денег. Дело о розыске ее владелицы передали другому милиционеру – Пулату Рахимову.

– Пулатику? – вскинул брови вверх Денис и даже перестал жевать. – Хороший мужик – честный. Теперь можешь быть спокоен – этот мент отыщет твою Тамиллу. Но он про меня спрашивал?

– Да, но я сказал, что сам тебя найду. И, как видишь, нашел. Рахимов прошерстил все отделения милиция на предмет заявления о пропаже денег, но ничего не нашел. Никто не откликнулся и на объявление, которое он разместил в «Вечернем Ташкенте». Вот Рахимов и предположил, что эта Тамилла может иметь отношение к вашему миру.

– Какому нашему? – напрягся Денис.

– Криминальному. Дескать, эти деньги принадлежат каким-то темным личностям, а она была у них курьером. Такое может быть?

– Может, – согласно кивнул головой Денис и снова взялся за цыпленка. – Например, это могли быть «цеховые» деньги – какого-нибудь здешнего цеховика. А могли быть и «общаковские» – из воровского общака. Но последнее вряд ли. Если бы это был общак, то шухер поднялся бы сразу. Но его до сих пор нет. Кстати, спасибо тебе, что ты меня тогда отмудохал и деньги отнял. За то, что я на общаковские деньги посягнул, мне бы пришлось потом перед братвой ответ держать.

– Ты же сам сказал, что эти деньги не общаковские?

– Сказал, но кто его знает, как дело дальше повернется. Так что спасибо я тебе говорю на всякий случай. Ты где, кстати, так драться научился?

– В Тбилиси, там и не такому научат, – ответил Баграт, вновь принимаясь за забытого им цыпленка.

– У меня приятель три года назад пытался у вас корни пустить – не дали. Еле ноги оттуда унес.

– А здесь не так, что ли?

– Здесь попроще – узбеки народ толерантный, не то, что у вас в Грузии. Вот где вся наша мафия окопалась – у вас на Кавказе и в приграничных областях. Но главная мафия, конечно, в Москве обитает.

– Ты на что намекаешь? – остановив руку с недонесенным ко рту куском мяса, спросил Баграт.

– Не намекаю, а говорю прямым текстом – вся наша мафия находится в Кремле. Там есть главный пахан – Генеральный секретарь, а все члены Политбюро – это его обслуга, которая для него дань с народа собирает. У каждого свой участок: кто-то сельским хозяйством заведует, кто-то – промышленностью и так далее. Практически, то же самое, что и у нас, среди воров. С единственным, но весьма существенным отличием. Знаешь, каким? Мы честно людям говорим, что занимаемся воровским ремеслом, а эти, из Кремля, туман напускают – сладкие песни поют про грядущий коммунизм и все такое прочее.

– Так уж прям в Кремле все и воруют? – с недоверием в голосе, спросил Баграт.

– А что остается делать, если вся наша жизнь – это сплошное воровство? Я вон по карманам шмонаю, а простые работяги с заводов тырят – их несунами называют. Врачи мзду берут, чтобы больного вылечить, а таксисты – чтобы с ветерком пассажира до дома довезти. Все кругом повязаны воровством. И в Кремле такая же система, только там не сотни или тысячи рублей тырят, а миллионами ворочают. Это же в традиции всех восточных народов, поскольку все мы вышли из уклада Византии и Золотой Орды.

– Так Андропов, вроде бы, хочет порядок навести, – напомнил приятелю о последних инициативах генсека Баграт.

– И ты этому веришь? – искренне удивился Денис. – Если да, то тогда ты настоящий мудило. Я тебе как вор с большим стажем скажу: никакой порядок он навести не собирается. Там же у них клановая система, как и у нас, у воров. Андропов хочет свой клан поднять, а другие, наоборот, опустить, чтобы место свое знали и на союзный общак еще энергичнее работали.

– А что за клан он представляет? – продолжал вопрошать Баграт, для которого все эти сведения были, как гром среди ясного неба.

– Как какой – кремлевский, завязанный на кавказский. Он же родом из Ставрополя, а это граница с Северным Кавказом. Теперь, когда он до кресла генсека добрался, у него одна задача – место расчистить для своего будущего преемника. Он-то сам уже старенький, не долго протянет, вот и старается «поляну зачистить» для более молодого. Сюда, например, своих архаровцев прислал, которые вместе с местными «конторскими» будут узбеков уму-разуму учить. У узбеков же таких связей в Москве, как у кавказских, отродясь никогда не было – вот и отдуваются.

– Так Рашидов же член Политбюро, – напомнил приятелю Баграт.

– Не член, а всего лишь кандидат – а это большая разница. К тому же он интеллигент – книжки пишет. А время таких деятелей проходит. Теперь матерые торгаши к власти рвутся. Эти всех продадут, причем не единожды. У нас, у воров, то же самое происходит. Все «честняги», кто старые традиции соблюдал, постепенно уходят, а на их место воры-коммерсанты приходят. Вот и нацелились на Узбекистан – здесь ведь не только хлопок выращивают, но и золото добывают – в Мурунтау. Очень много добывают.

– А при чем здесь золото?

– При том, что оно всегда в цене будет, дурачок. Дела у нашей экономики, видимо, совсем херовые, вот это золото и пригодится, чтобы им с господами капиталистами расплачиваться.

– Так это золото и раньше ваш Узбекистан в союзную копилку сдавал.

– Правильно, но при каких условиях? Вот поэтому Рашидова и собираются сплавить, чтобы более сговорчивых поставить. Они сначала будут под дудку Андропова плясать, а потом и под дудку его сменщика.

– А кто им будет?

– Я же сказал, что это клановая система. Андропов «поляну зачищает» для кого-то из своих. Значит, он должен быть его земляком. Только помяни мое слово, нахлебаемся мы с этим преемником.

– Это почему?

– Потому что, когда у нас говорят про наведение порядка, значит, будут либо народ отстреливать, либо его грабить. А то и всю страну по миру пустят.

– Тебе-то чего бояться – это же твоя профессия по карманам тырить? – искренне удивился Баграт.

– Одно дело тырить, когда кругом все устаканилось, и другое – когда все дыбом встанет. Ты представляешь, сколько всякой шелупони повылазит – мама не горюй! А тем, кто наверху ничего не будет – они уже выше крыши всего нахапали, а вот здесь, внизу, такая дележка начнется, что под раздачу каждый может угодить. Я это уже третий месяц жопой чувствую.

– Почему только третий?

– С тех пор, как здесь ментовских «шишек» шмонать начали. Но это только начало – следом и за партийных наверняка возьмутся. У наших воров по этому случаю сходняк был. Так там прямо говорили: кавказских трогать не будут, а всех остальных – за милую душу. А я от кавказских всегда в стороне старался держаться. Но теперь, судя по всему, чтобы выжить, придется к ним на поклон идти – иначе не выжить. Если уж сама Москва за этим стоит.

– Может, ты преувеличиваешь – у страха, как известно, глаза велики.

– Я же тебе говорю, что «контора» сюда своих московских бульдогов прислала, чтобы они за кавказских радели. Какой-то полковник Габрилянов их возглавляет.

Услышав эту фамилию, Баграт едва не поперхнулся куском мяса, которое он только что отправил в рот.

– Ты чего? – уставился на него Денис.

– Слишком большой кусок откусил, – соврал Баграт и, взяв со стола стакан с минеральной водой, сделал несколько глотков.

– Везет же тебе на «куски» – сначала в портмоне его отхватил, теперь вот здесь, – усмехнулся Денис. – Ну, ничего, не дрейфь – найдется твоя Тамилла. Женишься на ней, детишек наделаете. Ведь кто бы к власти не пришел, жизнь все равно никто не отменит.

– Это верно, – согласился с приятелем Баграт и стал спешно прощаться.

Вечером, когда он сидел в своей комнате в общежитии и читал учебник по ЭВМ, к нему внезапно зашел отец и с порога заявил:

– Собирайся, в город поедем – развеемся.

– Не хочу, мне к экзаменам готовится надо, – ответил Баграт, не отрывая взгляда от учебника.

– Ерунду не говори – тебя и так примут, – заявил отец.

– Я же сказал, что сам буду поступать – без твоей протекции.

– Хорошо, сам, – согласился родитель, – но ты же и без учебника все прекрасно знаешь. К тому же пара-тройка часов роли не играют. Поэтому собирайся.

Однако Баграт продолжал лежать на диване с учебником в руках. Он лишь перевел взгляд на отца и спросил:

– А чем ты здесь занимаешься?

– С тобой разговариваю – уговариваю тебя пойти отдохнуть, – искренне удивился отец.

– Я не про это тебя спрашиваю. Чем ты занимаешься в Ташкенте?

Судя по тому, как посмотрел на сына родитель, было видно, что этот вопрос застал его врасплох. Но это длилось лишь мгновение. Затем отец присел на диван у ног отпрыска и спросил:

– А почему тебя это вдруг стало интересовать?

– Я все-таки твой сын, к тому же старший. Так чем ты здесь занимаешься?

– Порядок навожу, – после небольшой паузы ответил, наконец, отец.

– А в чем заключается этот порядок?

– В том, чтобы разного рода казнокрады сидели в тюрьме, а не в теплых креслах.

– Тогда почему этот самый порядок ты не наводишь, например, в Грузии? Там этих казнокрадов не меньше, чем здесь.

– В Грузии другие люди будут наводить порядок.

– Когда?

– А я откуда знаю? – продолжал удивляться отец.

– Но ты не задумывался над этим – почему в Узбекистане наводят порядок, а в Грузии даже не собираются? А ведь там чуть ли не вся милиция берет взятки. Отец моего приятеля, Шалва, сын заместителя министра внутренних дел, который инспектирует экономику. Так ему взятки каждый месяц несут местные цеховики. Но его не трогают, потому что на эту должность он попал благодаря своим связям с Шеварднадзе. Об этом вся Грузия знает.

– Замолчи! – закричал Габрилянов-старший и даже замахнулся на сына. – Мы тебя с матерью не для того вытащили из Грузии, чтобы ты теперь уже здесь угодил в какую-то историю из-за своего длинного языка. Заруби себе на носу: есть такие дела, куда лучше не соваться. Неужели тбилисская история тебя, олуха, ничему не научила?

Выпалив этот монолог, отец встал с дивана и подошел к окну. Достав из кармана пачку сигарет, он хотел было закурить, но сын не дал ему этого сделать:

– Здесь не курят! И вообще, не мешай мне готовиться к экзаменам.

Какое-то время Габрилянов-старший стоял с незажженной сигаретой у окна и смотрел на сына. Затем он вернул сигарету обратно в пачку и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова. Но разговор этот он запомнил.

3 июля 1983 года, воскресенье.

Москва, улица Большая Ордынка

Держа в руке чашку с чаем, Антон Котов сделал несколько глотков, после чего взял из блюдца печенье и слегка его надкусил. Он не был голоден, но и обижать хозяина дома тоже не хотелось, поскольку от этого разговора многое зависело. Чекисту предстояло расспросить бывшего кадровика КГБ, а ныне персонального пенсионера Матвея Ивановича Карпова, который почти два десятка лет назад брал на службу в КГБ Александра Бородина. Они сидели в уютной трехкомнатной квартире кадровика с окнами, выходящими на Большую Ордынку, и прежде чем начать разговор, внимательно друг друга изучали.

– Вы, Матвей Иванович, наверное, задаете себе вопрос, почему мне посоветовали встретиться именно с вами? – спросил у кадровика Котов, ставя чашку на стол.

– Нет, Антон Сергеевич, не задаю, поскольку прекрасно знаю ответ на этот вопрос, – сидя в мягком кресле с высокой спинкой, ответил хозяин дома. – Вас послали ко мне, поскольку у меня феноменальная память. У вас есть с собой какой-нибудь документ?

– В смысле? – вскинул брови вверх Котов.

– Например, паспорт. Откройте его на третьей странице, где справа фотография.

Котов полез в карман пиджака и извлек на свет упомянутый документ.

– А теперь откройте его передо мной и, посчитав до трех, закройте.

Котов послушно исполнил и это. И едва он успел закрыть паспорт, как хозяин стал наизусть воспроизводить прочитанное:

– Дата рождения – десятое сентября тысяча девятьсот сорок седьмого года. Место рождения – город Омск. Национальность – русский. Кем выдан паспорт – отделом внутренних дел Октябрьского райисполкома города Омска. Дата – 14 июня 1976 года.

– Действительно, феноменально, – не скрывая своего восхищения, констатировал Котов, пряча паспорт. – Надеясь, с таким же успехом вы расскажите о том, что меня интересует. Можно мне начинать? Тогда ответьте, пожалуйста, на первый вопрос: вы помните такого человека – Александра Терентьевича Бородина?

– Прекрасно помню, – кивнул головой кадровик. – Это сын прославленного генерала Терентия Бородина. Я зачислял его в штат «лесной школы» в мае тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года. Школой тогда руководил, если мне не изменяет моя память, генерал-майор Арсений Васильевич Тишков. Увы, сегодня его с нами уже нет – он скончался почти четыре года назад.

– А кто проверял анкетные данные Бородина?

– Виктор Близнюк, но и его тоже нет в живых – погиб в автокатастрофе два года назад.

– А вы не знаете, у Бородина в анкете не было каких-то нестыковок? Я имею в виду, его родство с генералом Бородиным?

– Намекаете на то, что они не родные? Нет, таких нестыковок не было, и быть не могло. Если бы они были, то я бы об этом знал.

– А Близнюк не мог что-то упустить?

– Виктор Семенович был очень добросовестным работником. Хотя, конечно, все мы люди, все мы можем ошибаться. Близнюк тоже мог ошибиться, но только в какой-либо мелочи. Крупную ошибку я исключаю.

– Помните поговорку, что дьявол кроется в мелочах?

– Под дьяволом вы что подразумеваете – что мы пропустили иностранного шпиона?

– Боже упаси! – всплеснул руками Котов, после чего задал очередной вопрос: – Вам не доводилось слушать, что Александр Бородин каким-то образом связан с Узбекистаном?

Услышав этот вопрос, кадровик с удивлением посмотрел на своего гостя, после чего улыбнулся и, взяв в руки чайник, произнес:

– Хорошо, что вы об этом спросили. Я ведь про вашу чашку совершенно забыл – она у вас почти пустая. А вот у узбеков есть прекрасная традиция наливать в чашку чаю понемногу и делать это постоянно по мере того, как гость ее осушает. Знаете, почему они так делают? Чем меньше чая узбек налил в чашку гостю, тем желаннее тот для него. Поэтому каждый раз, доливая напиток в чашку, он тем самым выражает свое уважению к гостю. Я, слушая вас, про эту традицию забыл, поэтому плохой из меня получился узбек.

– Но вы не ответили на мой вопрос, – вновь обратился к кадровику Котов.