ЛАО-ЦЗЫ

Однажды ночью 604 г. до н. э. небо над нынешней китайской провинцией Хэнань внезапно озарила огромная падающая звезда. В это самое время под сливой крестьянка, изнуренная работой на полях феодала, давала жизнь сыну. Мать — жившая в бедности вдова — нарекла новорожденного сына Сливовым Деревцем, а потом, обратив внимание на необыкновенно длинные мочки его ушей, добавила к имени слово «Ухо». Малыш Ухо Сливового Деревца во многом отличался от остальных детей. Согласно преданию он был зачат без участия смертного отца под влиянием гигантской кометы, зависшей над Гуй-дэ в момент зачатия. Он родился с густой копной длинных белых волос и кустистыми белыми бровями. Как и все младенцы, он выглядел старым и мудрым. Предание в своей извечно болтливой манере совершенно серьезно утверждает, что он родился в семидесятый день рождения.

В Китае любая история быстро приукрашивается сверхъестественными явлениями, но с уверенностью можно сказать, что маленький Ухо Сливового Деревца действительно был из низов и имел туманное происхождение; в противном случае его предки не ускользнули бы от пытливого взгляда китайских историков. Его юность также покрыта мраком неизвестности, но, судя по бедности того класса, к которому он принадлежал по рождению, его борьба за получение образования была долгой и трудной. Сопутствовавшие его появлению на свет предзнаменования пророчили ему высокое положение в сфере знаний, и он блистательно исполнил это предназначение, преодолев все препятствия, созданные происхождением и случаем.

Он жил один, учился в одиночку и размышлял в одиночестве. Лишенный возможностей получить образование в собственной стране, он искал бесценную тайну веков в глубинах своей души. Сама его безвестность превратилась в главный принцип жизни. О его личности известно так мало, что современные скептики пытаются доказать, что само его существование — всего лишь плод воображения китайцев.

Шли годы, увеличивая возраст этого человека с белыми волосами, а вместе с ними пришли и почет, и высокое положение; он был назначен библиотекарем династии Чжоу. Это важное назначение стало поворотным пунктом в жизни философа. Он вышел из борьбы за знания, оказавшись в средоточии знаний, накопленных миром. Третий кабинет министров эпохи Чжоу разделялся на две группы ученых мужей. Первая именовалась Управлением летописцев, вторая — Управлением астрологов. У летописцев были две обязанности. Во-первых, записывать все слова и дела императора и облекать в нетленную форму все законы и эдикты государства. Вторая из обязанностей заключалась в собирании, систематизации и регистрации всех видов знаний из провинций империи и всех остальных стран цивилизованного мира. Управление астрологов тоже выполняло две задачи. Первая заключалась в расчете движения всех планет и звезд, вычислении затмений и появления комет, а также ведении календаря и внесении в него поправок. Второй их обязанностью было сопоставлять свои данные с материалами, систематизированными и сохраненными летописцами, таким образом постоянно проверяя взаимосвязь между небесными явлениями и общественным и политическим положением человека.

Нетрудно понять, что хилый большеголовый философ нашел элементы своей великой метафизической системы в архивах третьего кабинета министров. Мыслитель с белыми волосами, облаченный в простой темный балахон, скользил почти как призрак по огромным коридорам библиотеки. По-видимому, он был женат, потому что у китайских историков записаны имена его сыновей и внуков, и на его потомках, как и на потомках Конфуция, лежал отблеск славы его имени.

Именно на широких ступенях библиотеки Чжоу он встретился с Конфуцием. В то время даосскому философу было около восьмидесяти лет, а Конфуцию намного меньше. Эта встреча мистика и моралиста, хотя исторически и не достоверная, вполне могла произойти. Конфуций искал первоисточник китайской метафизики и нашел его в лице сутулого, одетого в темное человека, для которого вся материальная жизнь была иллюзией, все формальности и церемонии — суетой, все почести — эфемерными, и вообще ничего не существовало, кроме не имеющей названия неизвестной причины всего сущего. Удаляясь после беседы, Конфуций никак не мог осознать абстракции мудреца-даоса. Конфуций настолько любил человечество, что для него не существовало большей заслуги, чем создание условий, в которых все люди могли бы благоденствовать при соблюдении действующих законов и мудром правлении. И все же было бы неправильно утверждать, что он не испытал влияния загадочной привязанности даосской точки зрения. Он осознавал возвышенность внутреннего пути, и это повлияло на его более поздние произведения, но он никогда не переставал быть гуманистом.

Ныне даосский мастер известен всему Китаю и цивилизованному миру под именем Лао-цзы, однако сомнительно, что он носил это имя при жизни. Слово «Лао-цзы», означающее «умудренный годами младенец», конечно, навеяно его внешностью в младенческом возрасте, но на протяжении жизни он, вероятно, был известен под своим прозвищем Ли, означающим сливу, а сливовое дерево в Китае является символом бессмертия. Благодаря широкому употреблению, содержание понятия «Лао-цзы» постепенно расширилось, включив в себя достойного почитания философа или древнего мудреца.

Было бы ошибкой признать Лао-цзы основателем даосизма. В действительности эта доктрина представляла собой более или менее разработанное учение уже за несколько столетий до его рождения. Первыми даосами почти наверняка были летописцы и астрологи из крупных китайских библиотек. В силу своего особого положения компиляторов всех полезных знаний эти люди были хорошо знакомы с метафизическими спекуляциями индусов, а истоками даосизма, по общему признанию, являются аскетические философские системы Индии. Основной догмат, проистекавший из собранных летописцами и астрологами сведений, совершенно отчетливо просматривается во всей концепции даосизма. В основе более очевидных аспектов даосской доктрины лежат астрология, алхимия и сравнительная метафизика, отчасти ведического толка.

Эпоха правления династии Чжоу была в китайской истории одним из многочисленных периодов войн. Борьба и философия несовместимы, и Лао-цзы весьма откровенно осуждал теорию войн и агрессии. Наконец, устав от распрей правителей и нестабильности в обществе, он снова возмечтал о мире и покое, сохраняющихся среди холмов. Приведя в порядок все свои должностные обязанности, он испросил привилегию навсегда исчезнуть из поля зрения людей. Таковая привилегия была дарована ему. Он был очень стар и немощен и, взобравшись на спину своего любимого быка, медленно поехал прочь, к границам между Китаем и огромными горами. В конце концов он прибыл к северо-западным воротам Китая. Была осень, когда он достиг Ханькоуского перевала и именно там повстречал Иня Си, смотрителя ворот.

Инь Си, видимо, был великим астрологом и мистиком. Ночами он часами изучал движения звезд и во время одного из таких бдений заметил странное тело, перемещавшееся в небесах, какой-то источник света, который поднялся над Китаем, постепенно сместился к северо-западу и исчез среди далеких пиков Гималаев. Он обратился к древним книгам и с их помощью и в результате собственных размышлений сделал открытие, что некое благороднейшее живое существо скоро проследует этим путем, скользя, как свет, вдоль дороги, ведущей через Ханькоуский перевал. Поэтому Инь Си соорудил себе хижину из травы и, усевшись в дверях, стал ждать прибытия великого учителя.

Наконец он заметил приближающегося огромного зеленого вола с тщедушным седым старичком на спине, закутанным в широченную накидку. Сердце быстро забилось в груди Иня Си. Одаренный внутренним зрением, он понял, что это и есть тот, кого он ждал. Когда Лао-цзы подъехал к хижине стража ворот, Инь Си пал ниц перед мудрецом, умоляя его ненадолго задержаться и наставить его в секретах Дао — пути жизни. Лао-цзы удовлетворил эту просьбу и, когда Инь Си помог ему сойти с вола, оставался со стражем ворот в его хижине так долго, что этого времени хватило, чтобы подготовить его единственное литературное произведение «Дао дэ цзин». Рукопись была короткой и состояла из пяти тысяч иероглифов. Этот труд отличается такой сжатостью стиля и такой абстрактной терминологией, что его глубина и основная идея оказываются выше понимания среднего читателя.

Закончив свой труд и преподнеся его Иню Си, Лао-цзы взобрался на зеленого быка и, миновав ворота, в одиночестве и без запасов провизии продолжил путь по дикой пустынной местности, расстилавшейся за ними. Далее в этой истории содержатся одни выдумки. Согласно одним рассказам, он отправился дальше, чтобы умереть; по другим оказывается, что он держал путь в некую таинственную долину, где жили вместе все мудрецы прошлого. Известно только, что, достигнув девяностолетнего возраста, он исчез из Китая, и больше от него не было никаких известий.

Память о нем продолжает жить, и, хотя его учение никогда не пользовалось такой популярностью, как учение Конфуция, маленький седовласый старичок и его зеленый вол вечно странствуют по дорогам Китая, снова и снова воплощаемые в зримые образы каждым новым поколением благочестивых даосов. Государство тоже не забыло о нем. В VII веке н. э. он, возведенный в ранг божественных созданий мира с титулом Великого Вседержителя, бога-императора туманной первопричины, был канонизирован правящим императором из династии Тан. К этому позднее добавилось еще одно почетное звание, звучавшее просто и проникновенно — древний мастер.