Вадим Вознесенский
Змеиный Ирий
You‘ll find your bread and your butter
where you fake it
And put your face
in the gutter of a snake pit
La Roux, «Tigerlily»
Яромир всегда четко осознавал рассчитанный до крайнего такта момент начала, но происходящее затем разуму не поддавалось.
Взрыв продолжительностью миллион лет, мгновение, растянувшееся в космическую вечность. Яр понимал: объективно все продолжается минут десять-пятнадцать, но внутреннее время текло иначе. Душу срывало в галоп и распыляло выше границ Неба, а телесную оболочку, под вялый ритм трепыхающегося сердца, раз за разом сладостно выжимало до последней капли.
В одном пространстве-времени пульс подскакивал до двухсот ударов, в другом, между толчками крови, успевали родиться и погибнуть вселенные.
Психофизиологи называли это амплитудно-резонансной серией и даже разбирали производимый гипофизом коктейль на гормоны, но душа противилась химическим формулам. Душа растворялась в Ирии божественного единения.
Яромир расслабленно выдохнул, прекращая гипервентиляцию, сфокусировался на Ладе. Дрожащие ресницы, закушенная губа. Развязка миновала, но композиция нуждалась в послесловии. Яр дотронулся до соска, повел пальцем, повторяя границу ареолы, по спирали обрисовал безупречную грудь.
Лада чуть всхлипнула – пока не вернулась нормальная чувствительность, каждый миллиметр бархатистой кожи ощущался оголенным нервом. Тело вибрировало струной под скользящими пальцами, и до сознания Яромира тоже докатывались волны наслаждения и почти реальной боли.
Ниже, поцеловав на прощание пупок, еще ниже, готовя себя к новому резонансу, Яр неспешно, миллиметр за миллиметром, очертил в заветном месте восьмерку-бесконечность и легким касанием поставил финальную точку. Лада изогнулась, царапая шелк простыни, исступленно зашептала, приняла и поделилась экстазом, и Яромир тоже не смог удержать рычание-стон.
Он полежал, дожидаясь, пока Лада уснет. Еще слишком рано. Самому не спалось. Яр поднялся, плеснул в бокал янтарную жидкость – ничто приятнее не возвращает душу обратно в тело, чем армянский коньяк, – прошел, отклоняя зеленые ветви, до бассейна и опустился в горячий, одновременно бьющий ледяными струями водоворот. Снял венец-измеритель, оставив его прямо в воде, пригубил арбун, щелчком пальцев разбудил терминал – проекционные модули автоматически нацелились на Яра.
Прежде чем рассмотреть голограмму сформированного отчета, он с минуту наслаждался безумным контрастом снаружи и мягким теплом, разливающимся по пищеводу. Потом, изучая трехмерные срезы энцефалограмм и биометрии, порадовался – и пиковым значениям, и общей форме.
Отхлебнул еще коньяка, перелистал картинки с камер наблюдения, нашел Ладу, приблизил. Любоваться ею можно было бесконечно. Стройным, гибким телом – результатом тренировок и безупречной генетики, – идеальными чертами не запятнанного косметикой лица, струящимися каскадами русых волос.
Лада. В любви она умела быть неискушенной, но легко могла перехватить инициативу, причем так, что сам Яр ощущал себя сопливым мальчишкой.
Не зря постоянно дрался на турнирах, отстаивая право быть рядом с ней – а претендентов хватало. И не зря отказывался от борьбы за вторых, третьих женщин – в единении Лады не могло быть мало. И сам Яр тоже справлялся с ней без партнеров. Идиллия. Ирий.
Губы девушки шевельнулись.
Больше, чем просто подсматривание – Яр усилил чувствительность микрофонов. Когда души сливаются в божественном, что может скрыться за просто словами?
Сочные, вожделенные губы. Шепчут:
– О, как всегда…
Яромир довольно улыбнулся.
Данку вставило, когда она висела на «Столбе» Южной Ушбы. Над головой – нелегкий карниз, «Гильотина», а до полки внизу – веревки три. Примерно три, потому что семидесятиметровый кевларовый шнур Данка носила на себе только ради спусков. На подъемах принципиально обходилась минимумом снаряжения, включая отсутствие страховки и искусственных точек опоры. Неспортивно.
На другой стороне хребта без комплекта безопасности к горам не подпускали – здесь же подвергать риску бесценную для общества собственную жизнь пока не возбранялось. Каждый себе хозяин – зато никаких фиф, якорей, скальных присосок и даже фрикционных перчаток. Камень нужно чувствовать кожей, каждой порой – только тогда он поделится своей силой и слабостями.
К тому же в стене еще встречались старинные крючья и намертво вклиненные закладки. Данка как раз проверяла такой вот древний ржавый шлямбур, забитый в гранит не менее ста лет назад. Искала, во что прощелкнуть гамак – отдохнуть перед штурмом карниза. Шлямбур болтался, как… в общем, не внушал доверия.
И в таком уязвимом положении вдруг предательски оцепенели мышцы, мысли заволокло туманом. Данка ощутила резкий, непроизвольно сводящий бедра толчок в основании живота и горячую волну наслаждения. Не успела достигнуть пика первая – следующую. И еще, еще.
Опора ушла из-под ног, Данка повисла на одной руке, и машинально сделала то, что противоречило здравому смыслу – сунула указательный палец в ржавую проушину злосчастного шлямбура. Распределила вес на обе руки – боль в пальце частично вернула в реальность, хотя ноги все так же подчинялись совсем другим командам.
Так и зависла, распятая на вертикали, где-то на четырех тысячах выше уровня моря. Сбивчиво дыша, содрогалась всем телом, матеря в голос небесных и одновременно пытаясь прислушиваться к Горе. Ушба с миллионолетней выдержкой молчала, но внутри Данки бушевало так, что, казалось, вот-вот содрогнется и скала, обрушив на голову или камнепад, или ледник. Непроизвольное трение о стену добавляло пикантных ощущений.
Прошло где-то четверть часа, пока не начало отпускать. Странно, но за это время Данка ухитрилась набраться сил или как минимум злости. К черту препятствия, тем более – ну не вызывать же «бумеранг» спасов, стыда потом не оберешься.
И она рванула, вонзая ногти в камень и марая скалу кровоточащим пальцем. Вправо и вверх по нависающему камину, через каскад углов, вдавливая тело в почти зеркальный рельеф, сама не заметила, как прошла полверевки. Не сбавляя темпа, враскачку, на одном дыхании, победила отрицательный уклон метрового карниза и оказалась на комфортной полке.
Там устроилась, свесив ноги над пропастью, восстанавливаясь и кляня себя за дурацкий кураж. Тех, кто пытается покорять стену на рефлексах, рано или поздно обнаруживают в виде фрагментов мумий, вмерзших в ледник. Шкаф красавицы Ушбы насчитывал сотни полторы таких найденных и не найденных еще скелетов – в Данкины планы не входило прописаться в этом пантеоне.
Ушбу Данка мечтала пройти от и до, и пройти красиво, сложно. Подняться по «Столбу» на Южную, перейти по перемычке между вершинами на Северную и спуститься по «Зеркалу» северо-восточной стены. Причем – свободным лазанием, без веревок, включая спуск, и при этом непременно остаться живой.
Сегодняшнюю тренировку можно было считать законченной. Данка осмотрела поврежденный палец – диагноз вырисовывался неутешительный. Непонятно, как она с таким порезом взлетела на полку. Спасибо – подзарядили на эмоцию. Данка снова, не стесняясь в выражениях, выругалась – пусть слышат, если что.
С гор, конечно, до Неба ближе. Более того – на север отсюда, за Эльбрусом, болтается станция Ирия. Вещает радость всему региону.
Но настолько радостной реакции конкретно от своего организма Данка не ожидала, хоть и слышала в байках, что в горах бывает не просто хорошо, а «просто, ой, как хорошо». Снисходит по полной.
Так снизошло, что чуть не навернулась.
Теперь еще возвращаться с полпути. Примета не очень – Данка раздраженно стукнула по граниту. Даже если б не палец – продолжать подъем в таком нервозном состоянии категорически не рекомендовалось. Посидеть, прийти в себя и заняться подготовкой к спуску – Данка прислонилась спиной к холодному каменному стволу, касающемуся корнями магмы, а кроной – небес. Солнце еще не осветило юго-западную стену, зато вершины вокруг уже хрустально сверкали ледниками. Ради такого стоило жить, ради понимания, что ты – никто, секунда, затерявшаяся на краю бесконечности, – в состоянии покорить незыблемое.
Еще Данка любила дождаться на стене солнца и впитывать его энергию неподвижно, как геккон – полчаса, час. Сейчас и с этим не обламывалось.
Она помедитировала в тени, перекусила «сникерсом», спрятав обертку в карман, потом снова осмотрела палец. Вздохнула – каким-либо чудесным образом тот не зажил – и принялась за спуск.
Когда Данка дюльферила уже вторую веревку, накатило снова. На этот раз безотчетно диким, необузданным восторгом свободного падения, вынуждающим отпустить руки и отдаться на волю ветра. Данка только помотала головой, отгоняя наваждение – да что за день такой! – сильнее сжала «восьмерку» спускового устройства и продолжила контролируемое скольжение вниз.
По старинным славянским поверьям, перелетные птицы мигрируют осенью в сказочный небесный сад – Ирий, языческий рай предков. Там вечное лето, звенящий воздух, прозрачная ключевая вода, и души светлы и счастливы. Во всех отношениях – приятное место.
Яромиру нравилось ощущать себя птицей. Ловить крыльями упругие струи воздуха, падать камнем и взмывать свечой, дрожа от перегрузок.
Бассейн взбодрил, и арбун подогрел кровь – Яр выбрался из воды, на ходу сорвал с ветки гранат, разломал плод, роняя зерна, нащипал и забросил в рот несколько кроваво сочащихся пригоршней, экипировался и «скакнул» на южную платформу.
Под ногами стелилось зеленое предгорье, чуть дальше в несколько рядов скалился хребтами и пиками Большой Кавказ. Тоже распростертый внизу – станция гравитировала выше, купаясь в даровой энергии радиантных потоков.
Из серо-белого нагромождения камней знакомо высились верблюжьими горбами Эльбрус и, далеко на востоке, Казбек, ближе – крепостная стена Безенги и демонически двурогая, не от мира сего, Ушба. Игрушечные, ненастоящие, протяни ладонь – коснешься пальцем, небрежно смахнешь иней снежных шапок.
Яромир глубоко вдохнул благотворно разреженный воздух неба, вытянул руки вдоль туловища, едва оттолкнулся носками от упругого покрытия платформы и упал навстречу Кавказу.
Небо с радостью приняло его в свои объятия.
Сориентировавшись в течениях, Яр раскрылся – с хлопком наполнились ветром, выправились многослойные перепонки-крылья и торжественно загудел воздух в трубе парус-заборника. Яромир заложил крутой вираж, разогнался почти до двухсот и резко ушел вверх, поднимаясь даже над Ирием.
Голубые пятна бассейнов, тропическая, поддерживаемая климатронами зелень, пилоны вещателей, незаметные с основного яруса. Дом. Но Яромир не думал так быстро возвращаться, повернул к горам – захотелось обогнуть Эльбрус с запада по траверсу и спланировать вдоль Баксанского ущелья. Два часа лёта, затем трудный подъем в восходящих потоках обратно на станцию. Неплохая утренняя прогулка.
Сам Эльбрус Яромира никогда не впечатлял – застывший, безучастный, как и все горы. Нравился восточный склон с его старомодными канатками и мультиуровневыми трассами, уютными кофейнями и шумными интерклубами, оживленный теплыми всплесками человеческих эмоций.
Но до восточного склона Яр не дотянул.
Неудачно свалился в нисходящий поток. Когда пытался стабилизировать положение, отвлекся на запрос озадаченной его отсутствием Лады – «да, летаю», – развернулся крылом под удар бокового ветра. И сорвался в плоский штопор.
Хватило секунды.
Закрутило волчком – до тупой глазной боли, рези в ушах и зубовного скрежета. Яр ощутил, как лопаются сосуды и кровоточат десны от напряжения. Кое-как ему удалость прижать к бокам руки, но свести или хоть согнуть в коленях ноги, чтобы сложить все расправленные плоскости, никак не получалось. Не хватало сил, суставы и связки едва выдерживали нагрузку.
Яромир знал, что система безопасности, если что, активирует защитный кокон и приземлит, как к теще на перину. Ха – к теще, интересно, знала ли Лада хоть что-нибудь о своих родителях? Яр – нет. И нет – никаких перин, Яр упрямо хотел выйти из штопора самостоятельно и даже попытаться после этого сесть на всех парусах, а не на посадочном парашюте.
И радость борьбы имела шанс смениться эйфорией победы – кровь бешено застучала в висках.
Однако надо было чем-то жертвовать – Яромир с трудом дотянулся до замка и отцепил парус-заборник. Последний раз рванув тело вверх, тот хлопнул тканью и умчался с ветром. Наконец удалось сгруппироваться и остановить вращение.
Яр снова лег на поток и осмотрелся. Немного потерял в высоте, остался без подъемной трубы паруса, сильно отклонился на юго-восток. И адреналин все еще бурлил в венах, вдобавок гудело в голове, провоцируя на сумасбродные выходки.
Прямо по курсу оружейным целиком вырисовывалась Ушба – похоже, неспроста взгляд Яромира сегодня уже царапал ее вершины. Высоты должно было хватить впритык.
Данка спустилась со «Столба», прошла по гребню до лагеря, собрала свои пожитки, нагрузила ими старый, едва держащий подушку скутер и потарахтела вниз, в Местиа. Под уклон скутер скользил бодро, иногда зарывался носом и расслабиться не давал. Только докатившись до перевала и небольшого, отражающего небо озерца, Данка позволила себе остановку. Сполоснула лицо, сделала несколько глотков, набрав ледяную воду в ладошку, обернулась, в очередной раз залюбовалась Горой.
Правду говорят: горы – женщины. Прекрасные стервы. Ушба особенно хороша в обеих ипостасях.
Что-то мелькнуло в ее седловине. Поднялся, закручиваясь двумя спиралями, снег – совсем не так, как обычно курятся на ветру горные вершины. Через мгновение вниз поползла, набирая силу, лавина. Эта сторона Ушбы слишком крутая для накопления снега, зато на противоположном склоне сейчас начиналось светопреставление.
Основная масса туристов подходит к Ушбе по леднику – именно с северо-запада. Девушка активировала комм и предупредила Местиа. Спас на линии односложно матернулся и уточнил:
– Ты еще на «Столбе»?
– Нет. Перевал Гуль. Возле озера.
На противоположном конце облегченно, как показалось Данке, и вместе с тем вопросительно хмыкнули. Значит, придется объясняться. Потом. Девушка поинтересовалась, хотя, конечно, отвлекать спасателей от работы теперь не стоило:
– Много там народа?
– Три группы, – вздохнули в ответ, – одна – французская. Давай.
И отключились. Данка перешла было на форум-канал, но там уже фильтровали посторонних советчиков, очищая эфир для координации. Помочь она отсюда на самом деле ничем и никому не могла – да и собственные странности еще не закончились.
Вдруг затрещал воздух, как потрескивает вихревое поле скутера, поблизости начала приминаться трава, и вода пошла рябью – в направлении строго от Ушбы. Данку мягко оттолкнуло в сторону: с небес по крутой траектории ей чуть ли не под ноги грохнулся мужчина в ярком костюме-парусе. Гася остатки инерции, путаясь в стропах полураскрытого парашюта, он кувыркнулся в озеро и замер, распластавшись лицом вниз.
Данка, чертыхаясь, полезла в воду – плечи несчастного начали судорожно дергаться. Подняв кучу брызг, словно резвилась на черноморском пляже, девушка подбежала и перевернула парашютиста на спину, попыталась приподнять, но он встал сам.
Русый, загорелый, высокий, тонкий в талии и широкоплечий. Красавчик. Кроме свежей царапины на щеке и красных в уголках, из-за лопнувших капилляров, глаз – никаких видимых повреждений. И он радостно смеялся, а вовсе не бился в конвульсиях. Осмотрев разбитый комм на запястье, парашютист вытряхнул из него воду и беззаботно пожал плечами.
Бесшабашный вид, насыщенная расцветка снаряги, мокро провисшие крылья и волочащийся парашют – упавший смотрелся колоритно на фоне угрюмых серых скал и как-то подсознательно провоцировал на ответную улыбку.
Только радоваться было нечему.
Данка, стуча зубами – температура талой воды с ледника не располагала к купанию, – выбралась на берег и кивнула в сторону Ушбы:
– Ваша работа?
Парашютист посмотрел на гору, только не на кажущийся ожившим склон, а на два ее пика.
– Ага. Ровно посередине прошел! Еле высоты хватило – даже кокон активировался, – парень ударил по касательной ладонью о ладонь, изображая рикошет. – Рано сработал, думал, до земли батарея не дотянет. Пришлось парашютом подтормаживать.
– Идиот, – хмуро оборвала Данка.
Мужчина на мгновение озадачился, пожал плечами и улыбнулся еще шире:
– Вообще-то – Яр.
Девчонка у Яромира вызвала двоякое впечатление. Невысокая, с короткой стрижкой, она больше походила на подростка, чем на женщину – такую, как Лада или любая другая жительница Ирия. Но живое лицо, с трудом удерживаемое маской напускной серьезности, смешинки в уголках глаз, ямочки на щеках, энергетика – не позволяли отвести взгляд.
Зато внимание легко переключилось, когда новая знакомая стащила с себя ремни обвязки, а потом выскользнула из промокшего комбинезона, оставшись в плотно облегающем топе и не менее облегающих коротких шортах.
Ладная гуттаперчевая фигурка. Небольшая грудь и соски, горошинами выпирающие под тканью. Пресс, не такой рельефный, как у самого Яра, но четко очерченный. Точеные ноги с упругой мускулатурой. Яромир почувствовал, что, пялясь на все это, на тонкие линии шрамов на плечах и бедрах, на влажную, съежившуюся от холода кожу ее сверхплоского животика, бесстыдным образом возбуждается.
Не остудила даже нарочитая грубость девчонки, обозвавшей его идиотом. Отчасти ведь с ней нельзя не согласиться – Яр не имел права так рисковать своей жизнью. Но ведь гравимагнитные коконы для того и придуманы, чтобы обеспечивать безопасность даже в таких экстремальных ситуациях, не говоря, например, про серфинг на фронте лавины и прочие безобидные шалости.
Хотя, конечно, находиться внутри активированного кокона – удовольствие не из приятных.
Кстати, девчонка была без спасательного комплекта, что даже здесь, на таком простом маршруте, являлось грубым нарушением. Яр сам себе улыбнулся – сейчас на ней комплект выглядел бы явно лишним – и, когда девчонка юркнула в запасной комбез, с нарочитым сожалением вздохнул. Удостоившись еще одного хмурого взгляда.
– Яр – это имя, – добавил Яромир, дождавшись конца спектакля с переодеванием.
– Данка.
– Очень приятно. Не подскажете, Дана, где тут ближайшая «скакалка»?
– Дарина, – сморщив носик, поправила девчонка и махнула рукой в сторону ручья, вытекающего из озерца: – Вниз по долине, десять верст – Местиа. Там линейный трамп-порт, окно раз в неделю. На этой уже было. Наверно, вечером откроют аварийное.
– Почему? – не понял Яр.
Данка посмотрела на него, покачала головой, забралась на обшарпанное сиденье скутера и запустила генератор. Яромир вежливо кашлянул:
– А нам, может быть, по пути?
После секундной паузы девчонка кивнула на место посади себя и, не дождавшись, пока Яромир усядется поудобнее, рванула вниз так, что тот пожалел о разряженном коконе.
– Ничего себе! – прокомментировал пассажир, когда скутер наконец выскользнул из ущелья в изумрудную долину, по склонам гор усеянную каменными столбами сванских боевых башен.
Всю дорогу он старался держать язык за зубами, а руки стискивал исключительно на поручнях. Данка задала такой яростный темп спуска, что мыслей не возникало ухватиться за что-нибудь менее безопасное. Но, рискни пассажир все-таки переместить ладони ей, допустим, на талию, из дребезжащего скутера еще можно было выжать прыти – для увеличения центробежной силы на поворотах.
А башни… впервые оказавшись в Сванети и конкретно в Местиа, Данка тоже была покорена их первобытной энергетикой. Стройные и одновременно массивные, они подавляли своей тысячелетней историей, казались ровесницами, продолжением окружающих их гор. Спасибо ЮНЕСКО, накануне последней войны немало инвестировавшей в их консервацию.
– От кого они так оборонялись? – спросил Яр, не понимая фортификационной логики в разрозненности башен.
Данка круто заложила влево – на главную улицу Местиа – и сбавила скорость.
– Друг от друга.
– В смысле?
– Это Сванети. Цхэор… адат кровной мести.
Пассажир попробовал пошутить:
– Может, здесь и невест до сих пор воруют?
Самый первый инструктаж, полученный Данкой в Местиа, не касался правил безопасности на горных тропах. Заур, местный командир спасательного отряда, начал с того, что предупредил туристку полушутя: «Никогда не пей наедине с мужчиной. А если выпила, не садись с ним на одну лошадь. А если выпила и села – сама виновата».
В каждой шутке есть доля шутки, и следование совету Заура жизнь упрощало.
– Крадут. И даже женихов, – вроде как пошутила Данка.
– Вот как! Заинтригован!
Скутер как раз миновал площадь, застроенную более современной архитектурой – муниципалитет вместе с остальными бюрократическими достижениями цивилизации находился именно здесь. Данка не остановилась и до объяснений, что «скакалка» установлена за поселком, на бывшем аэродроме, – не снизошла.
Пускай понервничает.
Хотя признаков волнения новый знакомый не проявлял – до чего беззаботный тип!
Зданию аэропорта дизайнеры в начале века пытались придать стилизованную форму сванской башни, только собранной из стекла и нержавейки. Получилось, на взгляд Данки, ущербно, как и всегда, когда цивилизация пытается стать вровень с Природой. В горах это особенно заметно.
Однако спасам пришлись кстати и стеклянная башня, и взлетные площадки, подходящие для вихрелетов. Тут же рядом разместили и «скакалку» трамп-порта – видимо, чтобы не напрягаться с постройкой нового зала ожидания.
Сейчас стоянка перед прозрачной башней пустовала, а на стартовой площадке виднелся единственный «бумеранг» – и Данка, презрев запрещающий знак, пришвартовала скутер прямо у центрального входа. Внутри станции находился только командир. Да и тот собирался отчаливать.
Данка на ходу поздоровалась, уточнила – что и как.
– Хреново, – с легким акцентом высказался Заур. – На восточном, в мульде, где приют Коккина, французов накрыло. Эти в коконах, с ними пока о’кей. На западном сход сильнее. И там наши – одну группу разбросало, но вроде откликаются. Вторая под снегом. Натуралы, как ты. Молчат. Ищем.
– Я с тобой. – Данка долго не раздумывала, да и готова к этому была заранее.
– И я, – включился вдруг посерьезневший Яромир.
Заур, не прекращая цеплять на себя снарягу, посмотрел на Данкиного попутчика:
– Ух ты – небесный!
После такого и Данка обернулась:
– С чего ты взял?
– Птицу видно по полету. Загар высотный. И гляди – как дышит. В Ушгули, на отшибе, в башне отшельник живет, от всего мира прячется. Вадим. Говорит, что с Ирия. Вроде полвека уже здесь, а до сих пор отдышаться не может.
Данкин новый знакомый действительно вдыхал воздух коротко, не в полную грудь, словно боялся отравиться кислородом.
– Правда? – уточнила Данка.
Яр кивнул.
– Это он лавину расшевелил, – почему-то девушке показалось, что Заур об этом должен знать.
– Как?
– Цепанул коконом на седловине – низко вышел. Все с вопросами? – скривился Яромир. – Так берете или нет?
Заур как-то недобро улыбнулся:
– Конечно, берем. На склоне лишних рук не бывает.
И, махнув следовать за ним, побежал вниз к «бумерангу».
Вихрелет сел на Ушбинском плато – левее самих пиков. Спасатели уже разбили лагерь, к Зауру сразу подбежал кто-то из отряда, включил и растянул в человеческий рост проекцию горы, начал пальцем указывать места последних регистраций пропавшей группы.
– Что французы? – перебил его командир.
Яромир презрительно фыркнул. В глазах Данки промелькнуло согласие с ним, но девчонка промолчала. Заур ухом не повел.
– А что французы? Марсельезу поют и видео в реальном времени выкладывают в открытый доступ. У них приключение.
– Мёй хоцхэнх… фиг с ними. Подождут, значит. Пусть веселятся. Как здесь?
– Плохо. Одна группа тут на плато, уже собрали, их краем зацепило. Переломы. Вторая на стене была. Никто не отзывается.
– А почему они без коконов? – вклинился Яр. – Вы куда смотрели?
– Заткни своего сверхчеловека, – обратился Заур к Данке.
Это Яра задело. Тех, кто пренебрегает безопасностью, он не понимал. Самоубийцы. Еще больше он не понимал тех, кто пренебрегает тем, что кто-то пренебрегает собственной безопасностью. Убийцы.
– Заткни… а то что?
Но Заур уже отдавал распоряжения, прикидывал, где на склоне организовывать высадки поисковиков. Так как никого больше Яр не знал, то высказался по этому поводу Данке.
– Вы не поймете, – отмахнулась девчонка, норовя затесаться в одну из команд.
– Ты куда это? – поймал ее за плечо Заур.
Если бы этого не сделал спасатель, это сделал бы сам Яромир.
– Туда, – попыталась вывернуться Данка.
– Нет.
– Да.
– Ты… – Заур, похоже, искал повод запретить, а вот Яр бы на его месте не церемонился, – почему раньше, чем планировала, со стены спустилась?
Девчонка замялась:
– Палец поранила.
– Вот! Теперь думаешь на одной руке идти? И тоже без кокона, наверное? На нестабильный склон?
Данка повесила нос. Поделом.
– Оставайся – тут тоже есть чем заняться. – Заур похлопал девчонку по руке. – И своему найди дело какое-нибудь.
– Он – не мой! – насупилась Данка.
Оба «бумеранга» спасов поднялись с плато и начали, как колибри возле цветков Ирий-сада, зависать напротив участков стены, потом и вовсе скрылись из виду. Яромир подошел к Данке. Она помогала медику с одним из пострадавших – распухшая ступня, вывернутая под неестественным углом, кровь, раны с торчащими щепками кости. Смотреть на это было неприятно, даже противно. А девчонка управлялась ловко, не брезгуя пачкать руки, видно – имела опыт.
Понятно, откуда шрамы и у нее самой.
– Тоже без страховки ходишь?
– Ну, – не стала отрицать Данка.
– И падала?
Яр вдруг испытал странное щемящее чувство – какую-то трепетную жалость, – вдруг захотелось обнять эту суицидную дурочку, увести подальше от жестоких гор. Ей же на благо.
– Падала. Ломалась. Штрафы платила. Лечение за свой счет – все как положено. Какие претензии? – Данка отодвинула запястьем челку со лба, посмотрела вызывающе.
– Бред, – вздохнул он. – Вы сумасшедшие.
– Свободные. По-настоящему. Это у вас там, – кивнула девчонка на север, – все понарошку. Полез, упал, перезарядил кокон, снова полез. Как в виртуальной цацке. Вы разучились ценить жизнь.
Что ты знаешь о жизни, девочка? Сколько тебе лет? Двадцать – двадцать пять? Это у самого Яра трудно определить возраст – ограничение кислорода, в числе прочего, замедляет старение. Нет, дорогая, жизнь – это святое, в двадцать лет этого не понять.
Будь иначе – не было бы в регионе станции Ирия. Пускай бы резали друг другу глотки, сидели по башням, как тысячу лет назад. Носа боялись высунуть – как этот Вадим, про которого разглагольствовал зарвавшийся спас. Надо будет, кстати, поинтересоваться в архивах – что за человек. Из Ирия никто не уходит по своей воле.
Странный способ оценить жизнь – угробив ее под лавиной.
Бледный стонущий альпинист с распотрошенной голенью, на взгляд Яромира, наглядным образом демонстрировал его правоту:
– Вот цена всего вашего сумасбродства!
– Нет, это как раз результат вашего! – выпалила девчонка, обвинительно ткнув перебинтованным пальцем.
– Откуда я мог знать, что вы тут – клуб самоубийц? – огрызнулся Яр.
Данка замерла напротив, задрав подбородок и стискивая кулаки.
– Увела бы, в самом деле, ты его отсюда, – вдруг отозвался медик, все еще занятый раненым. – В той группе ведущим был Боча…
На лице девчонки мелькнула растерянность, быстро сменившаяся упрямством:
– А этого сюда никто и не звал. Сам приперся!
Что-то они имели в виду, но что – вспылившего Яра не интересовало. Он отошел на край плато, почти к ледопаду. Вид открывался почти как со станции, только Ирий был зеленым, цветущим садом любви и жизни. Наверное, его можно было бы увидеть отсюда, если бы не заслоняла громада Эльбруса на горизонте. Дом-Ирий. Здесь же, вокруг, раскинулось другое, суровое царство. Чем-то тоже привлекательное.
И время тут текло по-своему, почти как в единении, только не с женщиной, а с природой – странное чувство. Наверное, это глупо, когда смотришь на покрытые льдом вершины, а у тебя чуть ли не встает? Яр бы рассмеялся такой мысли, но даже смех казался здесь неуместным.
Абсолютно бесшумно из-за склона вынырнул вихрелет – в горах и звуки распространяются совсем не так, как внизу или вверху, на небе. «Бумеранг» прошел над Яром вызывающе низко, наэлектризовав волосы, и приземлился возле лагеря спасов. Все-таки пилот отчаянно нарывается – Яромир поднялся с места и тоже двинул к палаткам.
Однако злость испарилась, когда Яр рассмотрел груз, доставленный Зауром. В общем-то, не сразу стало понятно, что это человеческие тела – какие-то рваные тряпки, ошметки веревок, обувь. И только по количеству ботинок в этой окровавленной груде можно было предположить, что погибших – трое. Пытаться выяснять отношения с мрачным, как туча, Зауром расхотелось. Но тот сам смотрел исподлобья, буравил взглядом, а когда закончили с выгрузкой, предложил-приказал:
– Полетели, небесный, поможешь французов выкапывать.
Яромир, пожав плечами, уже было полез в «бумеранг» – внутри все было липким, видимо, из-за крови.
– Не надо, – вдруг попросила Данка.
– Не надо? – зло переспросил спас. – Посмотри на него. Они там хватанут галлюцинаций в разреженном воздухе и мнят себя богами.
– Пожалуйста, – повторила девчонка.
Но осаживать Заур не собирался. Яромир расслабил руки, позволив им повиснуть плетьми вдоль тела.
– Что, думаешь, трахаешься в своем Ирии, а внизу народы хором кончают в такт? Проблемный регион благодатью осеняете? Тошнит здесь от вашего балдежа, не поверишь! Хряк безмозглый, и сучки у вас там такие же.
Этого стерпеть Яр не мог – ударил хлестко, резко выбросив руку вперед. Заур этого ждал, легко увернулся и попытался по-самбистски провести захват. Но Яромир уже танцевал.
Плавное движение, удар в корпус, присяд, подсечка. Противник летит в снег, ловя ртом воздух.
– Ансамбль песни и пляски, – сплюнул Заур и снова бросился на Яра.
Зря с таким пренебрежением. Боевой пляс на основе древних методик и современной биомеханики. Красиво и безотказно: ритуальная борьба за женщину на Ирии – элемент управления неизбежной агрессивностью. Психологи так считают. А Яру просто всегда нравилось плясать. И шрамов на его теле тоже немало.
Заур не успевает нигде, ладони и ступни Яра сами находят уязвимые места, и спас падает, упрямо поднимается, снова падет, но снова поднимается, плюясь уже кровью.
Яр повысил интенсивность, еще немного, и его удары бы начали реально калечить – и спас, похоже, сломился. Заур замер, скорчившись на снегу, подобрав под себя руки-ноги и тяжело дыша.
Обязательный ритуал примирения. Яромир приблизился, наклонился, протягивая руку… но на лодыжке молниеносно защелкнулся карабин.
Держать веревку спас умел – даже под градом ударов сбросить его не получилось. Яр не понял, как оказался спутанным хитроумными узлами, а Заур уже тянул петлю на его шее.
– Знаешь, ты, «человек сверху», – горячо дыша, зашипел он в самое ухо, – отшельник Вадим очень мало с кем разговаривает. Только со мной. Он – умкхера… безумный…
Яр попытался как-то вырваться, тщетно. Багровые круги вспыхнули перед глазами.
– …но кое-что рассказал. Вы, эмпаты, умеете вещать свою радость. А с Вадимом на Ирии испытывали другой метод. Там, где радость будет бессильна, вы станете вещать свой страх, голод, боль. Не хочешь попробовать?..
Что несет этот псих? На Ирии практикуются разные игры – боль тоже бывает сладостной.
– …б’ги мастуун – настоящую боль, не ваши забавы…
Легкие сейчас взорвутся без воздуха.
– …Ирий – не только пряник…
Похлопывание ладонью, признание поражения, обозначение конца схватки. Бесполезно?
– …а еще кнут…
Голос доносится издалека-издалека. Есть еще какие-то голоса, но они еще дальше, их не разобрать.
– …он просил меня больше никому не рассказывать, но тебе уже можно…
Судороги. Это как единение, только – с болью.
– …тут много свидетелей, но они признают мой цхэор…
А потом все заканчивается.
Данка кричала, пыталась оттащить, молотила кулаками в широкую спину. Остальные просто стояли, молчали и ничего не делали. А Заур медленно и неотвратимо душил небесного, что-то нашептывая на ухо.
Она выхватила у кого-то из рук ледоруб и с размаха несколько раз плашмя ударила спаса по шлему – только тогда объятия разжались. Яр с хрипом сполз на снег, Заур, наоборот, поднялся, недоуменно тряся головой.
– Заур, прости. Бочус деш хаццхуоэли… не вернешь этим Бочу. А Яр просил пощады – все видели. И он – мушгури. А там еще – французы, такие же гости.
Заур снял каску, осмотрел следы от ударов, грустно цокнул языком:
– Бешеная ты, Данка.
Теперь можно было немного расслабиться. Она присела на корточки возле Яромира:
– Живой?
Горло болело, голова кружилась: говорить было трудно – он кивнул. Движение отдалось в висках.
– Что ему сделается? – буркнул Заур. – Им столько воздуха не надо, сколько нормальным людям.
Яр дышал полной грудью – ничего подобного, оказывается, воздуха много не бывает.
– Ты его отпустишь? – снова повернулась к спасу Данка.
– Пусть идет. Сам. Слышишь, сверхчеловек? Скажи ей спасибо. Тебе туда, вверх, – показал Заур на север, в сторону частокола горных пиков. – Через полкилометра – Федерация. Погранцы, подогретая арака и портативная «скакалка». Или вон, вниз, – и указал на запад, на ледопад, – день пути – Мазери, до Местиа автобус ходит.
Яромир распутал веревки, поднялся, что-то хотел, видимо, сказать, потом безнадежно махнул рукой и пошел на север, проваливаясь в снег, кашляя и шатаясь.
Данка вздохнула – похоже, небесных все-таки тянет исключительно вверх. Вон и тот отшельник поселился не где-нибудь, а в Ушгули – самом высокогорном поселке в Европе.
Отсюда до границы и в самом деле не больше километра, только проходит она через гребень Большого Кавказского хребта. Шансы преодолеть его, а потом спуститься, без навыков, без снаряжения – никакие.
Даже направься Яр в единственно разумном направлении, вниз через Ушбинский ледопад, по Шельдинскому леднику, километров пятнадцать горными тропами до ближайшего поселка – расклады получались скептические.
Девушка выразительно посмотрела на Заура.
– Гкхэрбету йусгюуни, – не моргнув, выдержал ее взгляд спас.
– Это неправильно. Извини, Заур.
Спросив у владельца, можно ли забрать с собой его ледоруб – ей разрешили, – Данка точно так же прихватила моток веревки, окликнула Яромира и показала, чтобы шел за ней, на ледопад.
– Маэрью-диво, – пробормотал спас себе под нос.
«Огонь-девка». Данка эти его слова как-то услышала, обернулась и с улыбкой помахала рукой.
Девчонка догнала Яра и, хоть он отнекивался, обмотала веревкой, соорудив импровизированную обвязку. Отмерила двенадцать метров, посередине затянула три узла-петли, потом обвязалась сама, остатки бухты закрепила за спиной.
Проинструктировала Яромира:
– Пойду первой. Вы идете точно за мной. Веревка внатяг. Если я проваливаюсь – падаете на бок, тормозите ногами и этой штукой, – вручила ему ледоруб. – Узлы тоже о край трещины будут подтормаживать. Главное – ничего больше не делаете, только держите. Сама вылезу.
– Как?
– Как Мюнхаузен. И вот еще: если от меня пять минут никаких вестей не будет, распускаете вот эту петлю, освобождаетесь от обвязки. И тогда дальше сами. Под ноги внимательно смотрите, чтобы в трещину не упасть. Может, повезет.
– А ты? – Яр возмущенно хмыкнул. – Девочка, за кого ты меня принимаешь? В тебе половина моего веса – одной рукой вытащу.
– Не будьте кретином. – Данка посмотрела на него так, будто в последнем не сомневалась. – Просто получится на труп больше. А вам еще весь мир иметь, – и впервые улыбнулась Яру. – Все нормально будет. Поскакали.
В том, что мероприятие закончится хорошо, Яромиру довелось-таки несколько раз усомниться. Когда спускались, рубя ступеньки, по громадным ледяным глыбам. Когда по очереди перепрыгивали трехметровой ширины трещину. Когда Данка ползком исследовала снежный мост. На ощупь, на слух, на нюх или на чуйку.
Еще Яр поволновался, когда пришлось крепить петлю к вырубленному во льду столбику и спускаться – дюльферить – по тридцатиметровой стене, пропустив веревку вокруг бедра и через плечо.
Каждое мгновение Яр, замирая от страха, поминал отсутствующий кокон. Зато потом, когда они устроились передохнуть после ледопада, Яр оценил нагромождение сверкающих глыб с неподдельной гордостью.
Дальше ледник тек полого и казался проспектом. Но Данка охладила пыл, не позволив снять обвязку и вообще – расслабляться.
– Скажи. – Яр все равно уже чувствовал себя победителем вершин. – А что тогда тебе Заур сказал?
– По-свански – «пускай горы судят».
В голове не укладывалось, что его всерьез могут считать ответственным за гибель группы.
– Любой суд признал бы меня невиновным! Есть же законы…
– Юристы-адвокаты, – махнула рукой на север Данка, – там. Здесь свои законы, простые. Человек умер. Вы виновны. Право Заура – мстить. Понаехало б потом всякого Интерпола – вы же шишка небесная. Но тут никто бы им ничем не помог.
То, как она спокойно, уверенно это сказала, прогнало легкий озноб вдоль позвоночника. До Яра вдруг дошло, что именно так бы оно и было. Предпочтительный для Заура вариант – позвать на стену и разобраться наедине, чтобы не подставлять свидетелей. Но можно и на месте. Свидетели поймут.
– А если бы я Заура убил, защищаясь?
Данка отрицательно мотнула головой:
– Вы слабый. Не смогли бы убить.
Яромир задумался. Дело даже не в адвокатах-прокурорах, хотя и в них тоже. Но главное, что жизнь – это святое.
– Наверное, права. Не смог бы. В последний момент бы остановился.
– А Заур бы не остановился. Боча – его брат.
– Жаль, – помолчав, признал Яр. – Ну и денек. Напиться и забыться.
– Да, – поежилась Данка, – от глотка араки б не отказалась. Когда спустимся.
– Лучше уж арбун – звезд на десять. И сейчас.
От нечего делать, наверное, слегка поспорили насчет адекватности выбора места и времени потребления. После – качеств некрепкого демократичного самогона-араки в сравнении с аристократически выдержанным коньяком-арбуном. Каждый в итоге остался при своем мнении. Яр озвучил: вроде и не пили, а от мечтаний на душе потеплело. Как будто на двоих сообразили. Так может, мол, пора перейти на обоюдостороннее «ты», как бы на брудершафт?
Девчонка после слов «сообразили на двоих» странно на него посмотрела и растерянно кивнула, соглашаясь с предложенным на «ты». Это добавило непринужденности. Разговорились.
– Как сюда попала? Обыкновенно. Приехала в горы ходить – и осталась. Здесь многие остаются, тут не так, как на той стороне. Все настоящее – жизнь, люди.
– Примитивно, на мой взгляд, – возразил Яр и попытался втолковать про Любовь.
– Примитивно – это у вас там, – ткнула Данка пальцем в небо, – сексодром. Какая любовь? Оргазм и базовые инстинкты. Я сегодня утром со «Столба» чуть не сорвалась: кончать, как из пулемета, начала – ни с того ни сего.
– Вообще-то передача должна рассеиваться, – удивился Яр. – Целевой эффект – общий позитив, удовлетворенность и наслаждение жизнью. Дистанционный резонанс с эмпатом – очень редкое явление. Повезло.
– Повезло – что жива осталась! А потом вдруг упасть захотелось. И сейчас, когда шли ледопад, я слышала испуг, – девчонка посмотрела, слегка прищурившись, – и азарт, и эйфорию. Твои?
На этот раз стушевался сам Яр.
Темные глаза напротив – глубокие горные ущелья. Сорваться в штопор, презрев страховки, разбиться, отключив защитный кокон. С языка рвалось банальное «мы созданы друг для друга» – поэтому Яр ничего не стал говорить.
Данка озадаченно нахмурилась, вдруг стала предельно серьезной.
– Есть предание – осенью все птицы улетают в небесный сад. Птичий Ирий. А все змеи спускаются зимовать в бездонную яму. Это Ирий Змей. Одним дано летать в облаках, другим – цепляться за камни.
Чушь, девочка, какая это чушь! Ирий – один для всех, и он – внутри. Надо лишь открыться…
Он овладел ею прямо на снегу. Лед и холод только питали пламя. Она по-змеиному выскользнула из одежд, он опустился на колени, привлек ее за талию, опустил, проникая, себе на бедра. Сильные, шершавые пальцы впились в его плечи. Его теплые ладони легли на ее ягодицы.
Лицом к лицу, в облаке горячего дыхания. Он коснулся ее эмоций, дрожа от предвкушения. Страсти нет – только интерес. Иногда и меньшей искры достаточно для пожара.
Он приподнял ее на одних кистях, медленно, нежно опустил, как нечто бесценное и хрупкое. Как Любовь. Такую, как всегда.
Все, как всегда? Монотонное вверх-вниз?
Вверх-вниз. Два Ирия. Десять-пятнадцать мучительных минут.
Только интерес. Легкий муар грусти. Когда нет отклика, остаются нелепые телодвижения. Он понял, что не сможет. Фрикции – это не Ирий.
Она поднялась, он не стал ее удерживать. Села рядом, подстелив его непромокаемый комбинезон, подняла валяющийся ледоруб и начала бесцельно ковырять снег.
– Рубить меня не собираешься? – смущенно пошутил он.
– Нет, – робко улыбнулась она. – Я – слабая. Будет лучше, если каждый вернется в Свой Ирий.
Но Яр сомневался, что хочет так высоко вверх.
Где цена жизни измеряется годами, а не секундами и метрами. Где инстинкты – базовые.
И главное – здесь у него была своя, почти неприступная, темноглазая вершина. Непокоренная. Пока.
