Часть первая
Степное «царство террора»
1162–1206
Народы! Какие народы? Татары! И гунны! И китайцы! Они кишат как Насекомые. Втуне историк пытается увековечить их память.
Лишь ради одного человека столько людей на свете. Мир населен отдельными личностями.
Генри Дэвид Торо,запись в дневнике от 1 мая 1851 года
Сгусток крови
Его взгляд что огонь, а лицо что заря…
Сокровенное сказание монголов
Из тысяч городов, которые были покорены монголами, лишь один удостоился того, чтобы сам Чингисхан вошел в него. Обычно, когда был уже уверен в победе, он вместе со своим двором отходил в какое-нибудь более спокойное место, покуда его воины заканчивали работу. В марте 1220 года Дракона монгольский завоеватель нарушил это свое правило и во главе своих всадников проехал в самый центр только что покоренного города Бухары, которая была одним из самых важных центров, принадлежащих султану Хорезма.
Хоть Бухара не была ни столицей, ни торговым центром, она славилась в мусульманском мире как средоточие религиозного благочестия, «…украшение и радость ислама». Полностью осознавая пропагандистскую ценность своих действий, Чингисхан с триумфом проехал через ворота города мимо густонаселенных деревянных кварталов бедноты и лавок торговцев прямо в каменное сердце города.
Его въезд в Бухару стал следствием успешного завершения, наверное, самого дерзкого из военных планов в истории. В то время как одна часть его армии пошла прямым маршрутом из Монголии, чтобы напасть на пограничные города султаната, сам он втайне повел другую часть войск в длиннейший поход – через почти две тысячи километров пустыни, гор и степей – глубоко в тыл врага, чтобы нанести удар там, где этого меньше всего ждали. Даже торговые караваны делали обходы в много тысяч километров, чтобы только избежать красных песков Кызыл-Кума. И разумеется, поэтому Чингисхан решил атаковать именно оттуда. Заручившись дружбой местных кочевников, он смог провести свою армию по доселе неизвестному маршруту через камни и пески пустыни.
Его цель, Бухара, стояла в центре плодородного оазиса, расположившегося по берегам одного из притоков Амударьи. Там жили в основном таджики и персы, но управлялся город тюркскими наместниками недавно созданной империи Хорезма (одной из многих мелких империй того времени). Султан Хорезма совершил чудовищную ошибку, спровоцировав вражду со стороны Чингисхана тем, что разграбил монгольский торговый караван и обезобразил лица его послов, прибывших для того, чтобы договориться об условиях мирной торговли. Чингисхан был уже тогда не молод, но, услышав о насилии, свершившемся над его людьми, он, не колеблясь ни минуты, собрал свое воинство и вновь поскакал по дорогам войны.
В отличие от всех остальных великих армий в истории человечества монголы отправлялись в бой налегке. Их войска не сопровождали обозы. Они дождались самых холодных месяцев, чтобы можно было пересечь пустыню с минимальными затратами воды. Зимой в пустыне по утрам выступала роса, позволившая появиться на свет траве, которая стала пищей для коней и привлекла диких животных, на которых охотились воины-монголы.
Вместо того чтобы везти с собой тяжелые и медлительные осадные орудия, монголы брали с собой мобильный инженерный отряд, который мог соорудить все необходимые машины на месте из подручных материалов. Покинув пустыню и встретив на своем пути первые деревья, они срубили их и сделали лестницы, осадные и другие орудия, необходимые им для покорения города.
Как только передовой отряд обнаружил на пути войска небольшое поселение, он тут же перешел на медленный шаг, двигаясь шумно и неторопливо, как торговый караван, а не армия завоевателей. Таким образом войско монголов свободно дошло до самых ворот города, прежде чем жители поняли, в чем дело, и подняли тревогу.
После того как его войска пересекли пустыню, Чингисхан не торопился немедленно нападать на саму Бухару. Он знал, что подкрепление не придет, так как войска не смогут оставить осажденные пограничные города, а значит, у него было время на то, чтобы в полной мере использовать эффект неожиданности и сыграть на страхах и надеждах местного населения. Стратегия его была всегда такова: запугать врага настолько, чтобы он сдавался на милость монголов, не вступая в бой. Захватив сначала несколько небольших городов в округе, Чингисхан вызвал приток беженцев в Бухару. Они не только переполнили город, но и заметно напугали его жителей, внесли панику.
Нанеся удар в тыл, монголы мгновенно добились нужного эффекта и разорили весь султанат. По описанию персидского хрониста Ата Малика Джувейни, «…куда они ни бросали взгляд, всюду всадники, и воздух черен как ночь от пыли, поднятой конями, и страх овладел ими, и царили ужас и безумие». Готовя психологическую атаку на город, Чингисхан наглядно продемонстрировал осажденным, что их ждет. Он предложил населению близлежащих городков и поселений почетные условия сдачи, и к тем, кто принял их, присоединившись к монголам, была проявлена большая мягкость.
По словам персидского хрониста, «…кто поклонится и подчинится им, тот будет защищен и свободен от ужаса и унижения их жестокости». С теми, кто отказался подчиниться, обращались очень жестко. Монголы гнали пленных перед собой, используя их как пушечное мясо в дальнейших боях.
Среди защитников Бухары царила паника. Оставив в цитадели около пяти сотен солдат, более чем двадцатитысячная армия разбежалась, надеясь успеть спастись до прихода монголов. Так сработала ловушка Чингисхана: покинув крепость и рассеявшись во время бегства, хорезмские воины стали легкой мишенью для монгольских всадников.
Гражданское население Бухары было сломлено. Жители сдались и отперли ворота города. Тем не менее небольшая группа солдат укрылась в цитадели, рассчитывая, что за ее толстыми стенами они смогут выстоять против любой осады. Чтобы правильно оценить всю ситуацию, Чингисхан решил въехать в город. Первое, что он сделал после того, как расположился в центре Бухары (как и в случае с любым другим покоренным народом), – приказал жителям принести корм для его лошадей. То, что побежденные кормили монгольских воинов и их коней, воспринималось как знак покорности, более того, принимая еду и корм для коней, Чингисхан давал понять, что он принимает и своих новых подданных, а значит, и обещает им защиту Монгольской империи, как и всем другим ее жителям.
Со времени его среднеазиатских походов сохранилось одно из немногих словесных описаний Чингисхана, которому тогда было около шестидесяти. Персидский хронист Минхадж аль-Сирадж Джузджани, куда хуже настроенный по отношению к монголам, чем Джувайни, описывает его так: «Человек высокого роста, сильный телом, с редкой седой бородой, с кошачьими глазами, в которых светится решимость, проницательность, гений и понимание, внушающий благоговение, мясник, справедливый и непоколебимый, сокрушитель врагов, неустрашимый, кровожадный и жестокий». Учитывая удивительное умение Чингисхана повергать города и одерживать победы над армиями, в несколько раз превосходящими численностью его собственную, хронист торопится заявить, что он – «…адепт колдовства и обмана, который дружен с демонами».
По свидетельствам очевидцев, добравшись до центра Бухары, Чингисхан подъехал к мечети (самому большому зданию в городе) и спросил, не дом ли это султана. Когда ему сообщили, что это дом Бога, а не султана, он ничего не ответил. Для монголов единственным богом было Вечное Синее Небо, которое простерлось от горизонта до горизонта во все четыре стороны света. Бог возвышался над всей землей, его нельзя было запрятать в каменный дом, как пленника или плененного зверя, так же как нельзя было спрятать его живые слова в мертвые книги жителей городов. Чингисхан сам неоднократно чувствовал его присутствие и слышал голос Бога, обращающийся непосредственно к нему, в холодном ветре гор своей родины. Следуя этим словам, он стал завоевателем великих городов и покорителем народов.
Чингисхан спешился и вошел в мечеть, наверное, единственное здание, в которое он входил за всю свою жизнь. Затем он приказал, чтобы муллы накормили его коней, освобождая их таким образом от опасностей завоеванного города и помещая под свою защиту. Так он поступал практически со всеми служителями веры, которые оказывались в его власти. Затем он призвал к себе 280 самых богатых жителей города. Несмотря на то что он мало разбирался в обычаях жителей, Чингисхан прекрасно знал, как устроена человеческая душа. Перед всеми собравшимися в мечети он поднялся на возвышение и оттуда с места проповедника обратился к элите Бухары.
Через переводчиков он отчитал вельмож за все грехи и злодеяния их и султана. Во всех бедах виновны были не бедные и малые люди, но «…великие и возвышенные среди вас совершили все эти грехи. Если бы вы не согрешили, то Бог не послал бы вам в наказание такого, как я». Затем он отдал каждого из богачей в распоряжение одного из своих воинов, чтобы те забрали их сокровища. Он посоветовал своим богатым пленникам не заботиться показывать те богатства, что лежат на земле и выше, потому что их монголы и так смогут найти без всякой помощи. Он приказал вести монголов сразу к тем сокровищам, что спрятаны под землей.
Положив начало систематическому разграблению города, Чингисхан решил заняться засевшими в цитадели солдатами-тюрками. Жители азиатских городов-оазисов, таких как Бухара и Самарканд, хотя и не сталкивались до этого с монголами, видели не одну армию варваров-завоевателей за свою историю. Какими бы храбрыми эти воины ни были, они никогда не представляли серьезной угрозы, пока у защитников за толстыми стенами крепостей и фортов оставались припасы. По всем параметрам монголы были не ровня профессиональным солдатам Бухары. Хотя в целом в их вооружении были великолепные луки, каждый монгол сам отвечал за изготовление и состояние своего оружия, так что качество луков было разным. Также монгольская армия состояла исключительно из обычных кочевников, чья выучка основывалась на умении выращивать и пасти стада в крайне тяжелых природных условиях. Они, конечно, были отважны, дисциплинированны и преданы своему предводителю, но специально не отбирались и профессионально не обучались, в отличие от защитников Бухары. Самым серьезным фактором, говорившим в пользу солдат, засевших за каменными стенами цитадели, было то, что до сих пор ни одна армия варваров не могла овладеть сложным искусством осадной войны. Но Чингисхану было что показать им.
Штурм разрабатывался таким образом, чтобы продемонстрировать невероятную мощь монголов не столько уже покоренным жителям Бухары, сколько далеким армиям и населению Самарканда, следующего города на пути армии Чингисхана. Монголы подкатили только что собранные осадные орудия – катапульты, требушеты и мангонелы, которые метали за стены не только камни и огонь, как это делалось при осадах уже многие сотни лет, но и сосуды с горючей жидкостью, взрывные устройства и легковоспламеняющиеся материалы. Они перемещали с места на место огромную аркбалисту на колесах, а огромные команды людей подтянули штурмовые башни с втягивающимися лестницами, откуда осаждавшие могли легко расстреливать защитников на стенах. Пока они вели нападение с воздуха, минеры вели подкопы под стены цитадели, чтобы обрушить их. Во время этой ужасающей демонстрации технического могущества в воздухе, на земле и под ней Чингисхан увеличил психологическое давление, принудив пленных, среди которых были и товарищи теперешних защитников цитадели, бросаться вперед на верную смерть. Их тела заполнили ров и образовали дамбы, по которым другие пленники толкали вперед осадные сооружения.
Монголы использовали и совершенствовали оружие всех народов, с которыми сталкивались в ходе завоеваний. Это дало им возможность создать универсальный арсенал, применимый к любой военной задаче. Они экспериментировали с ранними формами огнестрельного оружия, которые впоследствии стали мортирами и пушками. В описании Джувайни чувствуется смятение свидетеля, который пытается понять, что же именно происходило перед его глазами. Так он описывает нападение монголов: «Там были горячие красные печи, которые кормились большими палками снаружи, а из их чрева в небо били яркие искры». Армия Чингисхана соединяла обычную свирепость и быстроту конных воинов степи с изощреннейшей техникой Китая. Чингисхан использовал свою молниеносную кавалерию против пехоты врага в открытом бою, а защиту крепостей и других фортификационных сооружений нейтрализовывал новейшей технологией артобстрела, используя огнестрельное оружие и невиданные доселе машины. Когда на защитников цитадели с неба обрушились пламя и смерть, они, по словам Джувайни, быстро «…потонули в море уничтожения».
Чингисхан признавал, что война – это не спортивное состязание между равными соперниками, а тотальный захват одного народа другим. Победа достается не тому, кто играет по правилам, она приходит к тому, кто создает правила и заставляет врага играть по ним. Триумф не бывает частичным – либо абсолютным, полным и неоспоримым, либо просто пустым звуком. В бою это означало неограниченное использование страха и обмана, в мирное время – верность нескольким основным и непоколебимым принципам, которые гарантируют лояльность населения. Сопротивление ведет к смерти, верность гарантирует безопасность.
Его нападение на Бухару можно считать успешным не только потому, что горожане сдались, но и потому, что весть о военном могуществе монголов быстро достигла Самарканда и столица султаната сдалась без боя. Султан бежал, а волна монгольского завоевания покатилась дальше. Чингисхан сам повел основную часть войск через горы в Афганистан и дальше, к Инду, в то время как другая часть обошла Каспийское море, перевалила Кавказские горы и устремилась на равнины средневековой Руси. Ровно семь столетий с того дня в 1220 году, вплоть до 1920-го, Бухарой правили ханы и эмиры из рода Чингисхана. Они стали одной из самых долгих династий в истории.
Умение Чингисхана управлять людьми и использовать технические новшества стало результатом почти сорока лет непрерывной войны. Нельзя сказать, что гений военачальника явился к нему как вспышка и манна небесная. Всех этих побед он добился благодаря умению вселять в людей веру и преданность, правильно распределять ресурсы и применять знания, собранные со всего мира. Он не получил никакого образования и теоретических знаний в области тактики и стратегии. Все его уникальные способности и умения пришли постепенно, через постоянную практику, методом проб, ошибок, благодаря многолетнему опыту и трезвому уму, практичному и целеустремленному характеру. Его путь воина начался задолго до того, как родилось большинство его солдат, которые принесли ему победу под Бухарой, и в каждой битве он учился чему-то новому. В каждой схватке он приобретал новых союзников и дополнительные военные умения. В каждом бою он соединял новые идеи и вечно меняющийся набор тактических, стратегических и боевых приемов. Он никогда не повторял одну и ту же битву дважды.
История мальчика, которому было суждено стать величайшим завоевателем мира, началась за шестьдесят лет до того, как монголы захватили Бухару, в одной из самых отдаленных и затерянных точек на внутренних просторах Евразии, неподалеку от современной границы Монголии и Сибири. Согласно легенде, начало народу монголов было положено в горном лесу на берегах большого озера, где Серый Волк вступил в брак с Прекрасной Пестрой Ланью. Поскольку монголы навсегда закрыли эту мистическую родину для чужаков после смерти Чингисхана, у нас нет никакого исторического описания ее. Имена ее гор и рек практически неизвестны в исторической литературе, и даже современные карты не сходятся в названиях, предлагая множество разных написаний.
Территория монгольских кланов занимала лишь небольшую область на северо-востоке страны, известной теперь как Монголия. Большая часть страны теперь занимает высокое плато на севере Средней Азии. Туда не добираются влажные ветры с Тихого океана, которые орошают равнины земледельческих цивилизаций Азии. Наоборот, ветры, которые веют по монгольскому плато, приходят с северо-запада, из Арктики. Эти ветры теряют ту малую влагу, которую несут, в северных горах и оставляют южную часть страны сухой пустошью, которая называется Гови, или, как привычнее нам, – Гоби. Между засушливой Гоби и скудно орошаемыми дождем горами лежат широкие просторы степей, которые летом покрываются зеленью, если получают достаточно воды. По этим степям летом передвигаются кочевники, ищущие траву на прокорм своим стадам.
Монгольские горы Хентэй достигают всего десяти тысяч футов над уровнем моря, это один из самых старых горных хребтов на планете. В отличие от зазубренных молодых Гималаев, подняться на которые можно только с помощью специального альпинистского оборудования, древние горы Хентэй были подвержены миллионами лет эрозии, так что летом на большинство вершин может подняться конь и всадник. Их склоны испещрены болотами. Во время долгих, суровых зим они замерзают. В глубоких ущельях на склонах скапливается снег и вода, которая, замерзая летом, превращается во что-то похожее на маленький ледник.
На время короткого лета они становятся прекрасными озерами небесно-голубого цвета. Весенняя оттепель переполняет их и дает начало множеству небольших рек, которые текут вниз, в степь, которая, если выдастся удачное лето, покрывается изумрудной травой, но в худшие годы может на протяжении нескольких лет оставаться бурой выжженной пустошью. Небольшие реки, текущие с Хентэйских гор, большую часть года скованы льдом, даже в мае лед обычно достаточно крепок, чтобы выдержать нескольких всадников, а иногда и нагруженный джип. Широкие степи, которые тянутся по берегам этих рек, издревле служили монголам дорогами в разные регионы Евразии, на запад вплоть до Венгрии и Болгарии. На востоке они достигают Маньчжурии и доходили бы до Тихоокеанского побережья, если бы им не преграждали путь горы, отделяющие от материка Корейский полуостров. На южной стороне Гоби тоже простираются травянистые равнины, которые тянутся до самого сердца Азии, соединяясь с земледельческими территориями в долине Желтой реки.
Несмотря на мягкие очертания ландшафта, климат в Монголии суровый и очень резко меняется. Это земля крайностей и контрастов, где люди и животные постоянно испытывают на себе причуды погоды. Монголы говорят, что в Хентэйских горах можно за один день пережить все четыре времени года. Даже в мае лошадь может по шею завязнуть в снегу.
На такой земле, на берегу реки Онон, родился мальчик, которому было суждено прославиться под именем Чингисхан. В противоположность природной красоте этой земли, жизнь человеческая здесь всегда представляла собой бесконечную череду борьбы и лишений задолго до его рождения в 1162 году Лошади по восточному календарю. На затерянном холме, возвышающемся над рекой Онон, молодая, захваченная в плен девушка по имени Оэлун дала жизнь своему первому ребенку. Окруженная чужаками, Оэлун жила далеко от семьи, которая воспитала ее, и от мира, который знала. Этот дом не был ее родным, а человек, который называл ее своей женой, не был тем, за кого она вышла замуж.
Когда-то она была женой молодого воина по имени Чиледу из племени меркитов. Он отправился в восточные степи, чтобы найти и сосватать ее у племени олхонутов, известного красотой своих женщин. Согласно закону степи, он преподнес ее родителям подарки и работал на них, вероятно, в течение нескольких лет, прежде чем увезти их дочь в свое племя в качестве невесты. После свадьбы они отправились вдвоем домой в земли племени меркитов. Согласно «Сокровенному сказанию», она ехала в небольшой черной повозке, которую тянули быки или яки, а ее гордый муж скакал рядом с повозкой на своем жеребце. Оэлун было тогда, вероятно, не более шестнадцати лет.
Их путешествие по степи складывалось удачно, они двигались по течению реки Онон и собирались подняться в горы, которые отделяли их от меркитских земель. Еще несколько дней пути через извилистые горные долины, и они спустятся на плодородные луга меркитов. Молодая невеста сидела в своей черной повозке, не подозревая, что на нее вот-вот набросятся чужие всадники. Это нападение не только навсегда изменило ее жизнь, но и повернуло ход мировой истории.
Одинокий всадник, который выехал поохотиться со своим соколом, высматривал добычу из своего укрытия на склоне горы, но вместо дичи увидел Оэлун и Чиледу. Девушка и ее повозка привлекали его куда больше, чем то, что могла принести его птица.
Не замеченный молодоженами, он вернулся в свой лагерь и нашел там двух своих братьев. Они были слишком бедны и не могли позволить себе делать дорогие подарки, необходимые для того, чтобы взять в жены такую девушку, как Оэлун. А еще они, вероятно, отнюдь не хотели отрабатывать традиционные несколько лет на родителей невесты. Поэтому охотники выбрали второй, самый распространенный способ женитьбы в степи – похищение. Три брата бросились в погоню за своей еще ничего не подозревающей добычей. Когда они устремились к своим жертвам, Чиледу немедленно пустил лошадь в галоп, чтобы отвести преследователей от повозки. Как он и ожидал, разбойники бросились за ним. Он попытался оторваться от преследователей, обогнув подножие соседней горы, чтобы затем вернуться к своей невесте.
Но даже Оэлун понимала, что ее муж не обманет преследователей на их собственной земле и они скоро вернутся. Юная красавица решила, что, чтобы дать своему возлюбленному шанс выжить, она должна остаться и сдаться похитителям. Если бы она попыталась бежать с Чиледу на одном коне, их бы скоро нагнали и захватили. А если остаться в повозке, в плен попадет только она.
«Сокровенное сказание» приводит такие ее слова, которыми она пыталась убедить своего мужа оставить ее: «Если ты будешь жить, для тебя будут девы в любой стороне и в каждой повозке. Ты сможешь найти себе другую жену и называть ее Оэлун вместо меня». Затем Оэлун быстро сбросила рубашку и приказала своему мужу «…лететь быстрее ветра». Она бросила свою рубашку ему в лицо в знак прощания и сказала: «Возьми это с собой, чтобы тебя не покидал в пути мой запах».
Запах вообще занимает важное место в культуре степных народов. Там, где другие будут обниматься или целоваться во время встречи или расставания, степные кочевники обнюхивают друг друга. Этот обряд похож на поцелуй в щеку. Обнюхивание несет на себе сильный эмоциональный отпечаток на всех уровнях – от семейного обнюхивания между родителями и детьми до эротического – между любовниками. Дыхание каждого человека, так же как и его личный запах тела, составляет, по монгольским поверьям, часть его души. Бросив мужу свою рубашку, Оэлун дала ему очень важный знак своей любви.
Она проживет большую и полную событиями жизнь, но своего первого возлюбленного так больше никогда и не увидит. Пока Чиледу скакал прочь, он прижимал к груди ее рубашку и оборачивался так часто, что его косы бешено бились. Увидев, что ее муж скрылся за перевалом, Оэлун дала выход своему горю. Она кричала так громко, что (согласно «Сокровенному сказанию») «…содрогнулась сама река Онон и леса, и долины задрожали».
Тот, кто захватил ее и стал ее новым мужем, был Есугей, предводитель небольшого отряда воинов, которым суждено было стать теми самыми великими монголами. Но в то время они были только членами рода бориджинов, подчиненного более могущественной семье тайджиутов, но куда больше низкого положения, чем новый супруг Оэлун. Его, однако, беспокоило то, что у него была уже одна жена, по имени Сочигел, и сын от нее, значит, Оэлун придется бороться за свое положение в семье. Везением для них обеих было бы жить в разных герах (жилищах, похожих на вигвамы, покрытых войлочными одеялами). Но даже если и так, им все равно пришлось бы тесно общаться каждый день.
Оэлун выросла на открытой, обильной травами равнине, где паслись огромные стада коров и коз, табуны коней и отары овец. Она привыкла к изобильной пище, состоящей из молочных и мясных блюд. Небольшое племя ее нового мужа жило на северном краю кочевого мира, где степи сменялись лесистыми горами и не было достаточно травы для того, чтобы прокормить большие стада. Теперь ей пришлось привыкать к диете охотников.
В пищу шли сурки, крысы, птицы, рыба, а иногда олень или антилопа. У монголов не было долгой и славной истории среди кочевых племен. Они считались нищими бродягами, которые соревновались с волками в охоте на мелких зверей, а когда подворачивалась возможность, были не прочь украсть животных и женщин у степных пастухов. Оэлун была для них немногим более чем украденной вещью.
Согласно одной распространенной легенде, первый ребенок Оэлун появился на свет, крепко сжимая что-то в кулачке правой руки. Его молодая мать нежно, но настойчиво разогнула его пальчики, чтобы обнаружить, что в руке у младенца был зажат большой сгусток крови. Откуда-то из теплого чрева своей матери мальчик принес его в этот мир. Как могла юная, неопытная, неграмотная и очень одинокая женщина истолковать этот странный знак?
Прошло более восьми столетий, а мы и по сей день не знаем ответов на мучившие ее тогда вопросы. Был ли это знак высокой судьбы или проклятия? Предрекал он добро или худо? Должна она была гордиться этим или ужасаться?
В XIII столетии в степи жили десятки разрозненных родов и племен, которые по обычаю степи собирались иногда в нестойкие союзы. Ближайшими родичами монголов из всех соседствующих были татары и хитаны на востоке, а также маньчжуры на северо-востоке и тюркские племена на западе. Эти три этнические группы были объединены языковыми и культурными связями с некоторыми народностями Сибири, от которых они, вероятно, произошли. Монголы, жившие между татарами и тюрками, с которыми их часто путали чужеземцы, были также известны как «голубые тюрки» и «черные татары». Как и всякий алтайский язык, их наречие имело заметное сходство с корейским или японским, но не с китайским и другими тональными языками Дальнего Востока.
В то время как тюркские роды и татары объединялись в разнообразные племенные союзы, монголы были разделены на множество небольших кланов, объединенных шаткими родственными связями, ими руководил вождь или хан. Монголы сами четко отделяли себя от тюрков и татар и вели свою генеалогию к гуннам, которые основали первую большую степную империю в III веке. «Хун» – монгольское слово, обозначающее человека, а своих предков они зовут «хун-ну» – народ солнца. В IV–V веках гунны вышли из монгольских степей и покорили множество стран от Индии до Рима, но не смогли сохранить связи между разными кланами и быстро ассимилировались с завоеванными народами.
Вскоре после того, как Есугей захватил Оэлун, он отправился в поход против татар и убил воина по имени Тэмуджин Угэ. Вернувшись после рождения ребенка, он дал сыну имя Тэмуджин. Поскольку воин степи получал в жизни только одно имя, его выбор был очень важен и нес символический смысл, часто на нескольких уровнях. Имя даровало ребенку его характер, судьбу и удачу. Наречение ребенка Тэмуджином могло подчеркивать непримиримую вражду между монголами и татарами. Научная и куда более сложная дискуссия развернулась вокруг этимологии этого имени. Подсказкой к пониманию может служить монгольская традиция давать нескольким детям однокоренные имена. Из четырех последующих детей Оэлун младший сын носил имя Тэмуге, а младшая дочь – Тэмулун. Видимо, все три имени произведены от одного корня «тэмул», который встречается в нескольких монгольских словах, означающих «рваться вперед», «вдохновляться», «быть изобретательным» и даже «обладать развитой фантазией». Как мне объяснил один монгольский студент, значение этого слова можно проиллюстрировать так: «Это взгляд коня, который скачет, куда будет его воля, невзирая на то, чего хочет всадник».
Несмотря на отстраненность монгол от остального мира, их племена не были совершенно отрезаны от потока истории. Столетиями еще до рождения Чингисхана китайцы, индусы и другие представители мусульманской и даже христианской цивилизаций проникали в земли монголов. Тем не менее мало что из их культуры оказалось применимым в жестоких условиях жизни в степи. Кочевые племена были связаны дальними, но сложными торговыми, религиозными и военными взаимоотношениями с нестабильными государственными образованиями в Китае и Средней Азии. Монголы жили к северу от оживленных торговых маршрутов, которые в последующие века стали известны как Великий шелковый путь, шедший через пустыню Гоби от Китая до мусульманских стран. Впрочем, немало товаров просачивалось в Монголию, и они имели представление о богатствах жителей на юге.
Для кочевников торговля и война с соседями были неизменной составляющей жизненного уклада, наравне с выращиванием новорожденных животных весной, поиском пастбищ летом и вялением мяса осенью. Долгая холодная зима была временем охоты. Мужчины уходили из дома небольшими группами, чтобы обходить горы и леса в поисках добычи – кроликов, волков, соболей, лосей, горных козлов, архаров, кабанов, медведей, лис и выдр. Временами все поселение принимало участие в охоте. Они окружали максимально большую территорию и гнали всю живность на ней к центральной охотничьей площадке. Добыча кочевников – это не только мясо, перья и мех, но и рога, клыки и кости, из которых они изготовляли множество украшений, инструменты и оружие; даже высушенные внутренние органы животных использовались в монгольской народной медицине. Дары леса давали возможность монголам вести торговлю, например охотничьими птицами, которых еще птенцами забирали из гнезд и продавали. Они вели торговлю от семьи к семье и от шатра к шатру, на юг, а изделия цивилизованных народов, такие как металл и ткани, медленно двигались на север из торговых центров на юге Гоби.
Монголы жили на самом севере этого мира, на границе между степью и северными сибирскими лесами, поэтому владели в равной степени охотой в лесу и животноводством в степи, и, надо сказать, владели искусством и того и другого на высочайшем уровне. Важными для них были даже небольшие торговые потоки, которые связывали северную тундру и степь с земледельческими и ремесленными центрами на юге. Товаров на север проникало настолько мало, что среди монголов человек, имеющий пару железных стремян, уже считался богачом и властительным господином.
У охотников бывали неудачные годы, в которые народ начинал голодать уже в начале зимы, не имея даров леса для продажи. В такие годы монголы тоже собирали охотничьи группы. Но вместо того чтобы двигаться на север, в лес, они направлялись на юг, в степь, чтобы там начать охоту на людей. Если монголам нечем было торговать, они совершали набеги на скотоводов, которые попадались им в степи или в закрытых долинах. Они использовали в этих набегах ту же тактику, что и в обычной охоте на зверя. При первом же признаке нападения жертвы обычно пускались в бегство, бросая свои стада и имущество. Постольку, поскольку целью таких набегов было обогащение, монголы обычно грабили геры и собирали стада, вместо того чтобы преследовать беглецов. По той же причине смерти в таких набегах случались довольно редко. Молодых девушек захватывали в качестве жен, а мальчиков – в качестве рабов. Пожилым женщинам и совсем маленьким детям в таких нападениях обычно ничего не угрожало. Мужчины, способные держать в руках оружие, как правило, спасались на самых быстрых и выносливых конях, потому что у них был наибольший шанс быть убитыми, а от них более всего зависело выживание всего рода.
Если спасшимся мужчинам удавалось достаточно быстро собрать союзников, они отправлялись вдогонку за нападавшими, чтобы отбить свое имущество. В противном случае они собирали всех животных, которым удалось избежать жадных рук, и продолжали жить, отложив свои планы мести до более подходящего времени.
У монголов боевые действия сводились к систематическим набегам, а не к полномасштабной войне или хотя бы постоянным кровным распрям. Месть часто служила поводом для набега, но редко была его истинной причиной. Удача в битве приносит победителю престиж, основанный на захваченной добыче, которую он потом разделит с семьей и друзьями. Война не была связана с какими-то абстрактными понятиями чести и боевого искусства. Воины-победители гордились поверженными врагами и помнили о них, но нет ни следа нарочитого собирания голов убитых или скальпов, ни даже традиции делать зарубки или каким-либо другим образом демонстрировать число врагов, убитых в бою. Значение имели только богатства.
Охота, торговля, животноводство и набеги были обычным явлением в жизни ранних монгольских племен. С того момента, как мальчик садился на коня, он начинал постигать умения, необходимые для каждого из этих родов деятельности. Ни один клан не мог выжить, используя только один из них. Географическая карта набегов начинается на севере. Южные племена, которые жили ближе к Великому шелковому пути, всегда были богаче своих северных сородичей. Оружие южан было лучше, а значит, чтобы преуспеть в набеге против них, северянам нужно было быть быстрее, хитрее и жестче. Сменяющиеся циклы торговли и набегов поддерживали проникновение изделий из ткани и металла, идущих с юга на север, где погода всегда была хуже, травы было меньше, а люди были злее и опаснее.
О раннем детстве Тэмуджина нам почти ничего не известно, однако, похоже, отец его не слишком ценил. Однажды он случайно забыл сына на месте старого лагеря, когда перебирался в новый. Его нашли люди из рода тайджиутов, и их предводитель Таргутай, Толстый Хан, взял его в свое хозяйство и некоторое время держал при себе. Впоследствии, когда Тэмуджин вырос и стал крепок и силен, Таргутай хвастал, что он обучал Тэмуджина с таким же осторожным вниманием и любящей строгостью, как обучал бы жеребенка, ценнейшее сокровище кочевника. Последовательность событий и детали происшедшего неизвестны, но мы знаем, что семья Тэмуджина воссоединилась, то ли потому, что Толстый Хан отдал ребенка, то ли потому, что Есугей пристал к становищу Таргутая.
Следующий известный нам эпизод из жизни Тэмуджина относится к тому периоду, когда они с отцом отправились на поиски жены для него. Ему исполнилось тогда девять лет по монгольскому счету (восемь по западному). Есугей и Тэмуджин вдвоем отправились на восток в поисках рода Оэлун, которая, видимо, хотела, чтобы ее сын женился на девушке из ее родного племени или хотя бы знал ее семью. Но важнее желаний Оэлун было желание Есугея избавиться от сына.
Вероятно, отец предчувствовал вражду, которая затем вспыхнула между Тэмуджином и Бегтэром, его старшим сыном от Сочигел, его первой жены. Увозя сына так далеко, отец, видимо, хотел предотвратить неприятности, которые могло принести его маленькой семье соперничество между сыновьями.
У Есугея был только один конь, которого он мог преподнести в дар родителям потенциальной невесты, так что им нужно было найти семью, которая бы приняла Тэмуджина работником на несколько лет взамен свадебного выкупа. Для Тэмуджина это было, видимо, первое путешествие за пределы его родной земли на берегах реки Онон. В незнакомой местности легко было потеряться, и путешественникам грозили три опасности – звери, погода и, самая серьезная, другие люди. Вышло так, что отец не озаботился проводить Тэмуджина до самого клана Оэлун. По дороге они гостили в семье, где была дочь по имени Бортэ, лишь немногим старше Тэмуджина. Дети явно нравились друг другу, так что отец согласился на брак между ними. Во время своей выкупной службы за невесту Тэмуджин должен был жить под бдительным оком своих будущих родственников. Постепенно отношения между Тэмуджином и Бортэ становились все более и более близкими. Девочка была несколько старше, она развивала романтический настрой, пробуждая в нем мужчину, и вовлекла его в интимные отношения.
Во время долгого обратного пути Есугею встретился лагерь татар, в котором происходило какое-то празднество. «Сокровенное сказание» говорит, что Есугей захотел присоединиться к ним, хотя и знал, что ему нельзя открывать, что он их недруг, убивший их могучего воина, Тэмуджина Угэ, восемь лет тому назад. Он назвался ложным именем, но кто-то из татар узнал его и подсыпал ему яду.
Страдающий от яда Есугей кое-как добрался до родного поселения и тут же послал гонца, которому было поручено немедленно найти Тэмуджина и вернуть его домой. Тэмуджин оставил Бортэ и поспешил к смертному одру отца.
К тому времени, как мальчик добрался до своего лагеря, его отец уже умер. Он оставил двух жен и семерых детей младше десяти лет. В то время семья все еще жила на побережье реки Онон вместе с родом тайджиутов, который последние три поколения господствовал над родом бориджинов, к которому принадлежал Есугей. Без Есугея, который бы помогал им сражаться и охотиться, тайджиуты решили, что им мало проку от двух вдов и семерых маленьких детей. В суровых условиях Северной Монголии клан не мог позволить себе кормить девять лишних ртов.
По традиции степных народов один из братьев Есугея, который помогал в похищении Оэлун, должен был взять ее в жены. Согласно монгольской системе брака, даже старший сын Есугея от другой жены, Сочигел, мог бы быть подходящим для нее мужем, если бы был достаточно взрослым, чтобы содержать семью. Монгольские женщины часто выходили замуж за младших мужчин из семьи их погибшего мужа, поскольку это позволяло юноше получить опытную жену, не преподнося дорогих подарков ее семье и не отрабатывая долгий выкуп за нее.
Хотя Оэлун была все еще довольно молодой женщиной двадцати пяти – двадцати шести лет от роду, у нее уже было больше детей, чем мог прокормить обычный мужчина племени. К тому же она была похищенной женой, так что не могла предложить своему мужу ни семейного богатства, ни выгодных клановых связей. Поскольку ее муж умер и никто не хотел брать ее в жены, Оэлун оказалась вне рода и никто больше не был обязан помогать ей. Знаком того, что она теперь изгнана, послужило то, что однажды ее не пригласили присоединиться к трапезе. Вообще, пища у монголов часто символизирует разные аспекты отношений. Весной, когда две старухи, вдовы прежнего хана, собирали ежегодный пир во славу предков, они не позвали Оэлун, таким образом отказывая ей не только в еде, но и в членстве в клане. Она и ее семья теперь должны были сами заботиться о себе. Когда клан собрался перекочевывать вниз по течению реки Онон на летние пастбища, решено было оставить Оэлун и ее детей.
Согласно «Сокровенному сказанию», когда весь род снимался с места, он оставил двух женщин и семерых детей одних. Только один старик из незначительной в клане семьи открыто возражал против такого действия. Тогда и произошло событие, которое наложило заметный отпечаток на Тэмуджина. Один из уходящих тайджиутов заорал на старика, мол, не ему судить, что для рода правильно, а что нет, а затем повернулся и заколол его копьем. Увидев это, Тэмуджин, в то время ребенок не более чем десяти лет от роду, бросился к умирающему, пытаясь помочь ему. Но он ничего не мог поделать, и ему оставалось только плакать от обиды и гнева.
Оэлун, которая показала такую выдержку и рассудительность во время своего похищения, проявила такую же решительность и силу воли и в этой ситуации. Она предприняла последнюю яростную и дерзкую попытку пристыдить тайджиутов за то, что они бросают ее семью. Когда клан покинул свое становище, она вскочила на коня, схватила Знамя Духа своего мертвого мужа и погналась за ними. Она несколько раз проскакала вокруг уходящих членов клана, бешено размахивая копьем над головой. Для Оэлун это было не просто демонстрацией символа своего погибшего супруга, но предъявлением самой его души взорам тайджиутов. Они и вправду устыдились в присутствии его души и, испугавшись сверхъестественного воздаяния за свои действия, временно вернулись в лагерь. Затем они дождались ночи и, один за другим, тайно ушли, забрав с собой также весь скот семьи Тэмуджина, таким образом обрекая обеих вдов и их детей практически на верную смерть зимой.
Но семья не погибла. Совершив самый настоящий подвиг, Оэлун спасла их – всех их. Как говорит «Сокровенное сказание», она покрыла свою голову, подоткнула юбку и бегала вверх и вниз по течению реки день и ночь, чтобы только прокормить своих пятерых голодных детей. Она находила дикие плоды и выкапывала съедобные корни растений при помощи палки из можжевельника. Чтобы помочь прокормить семью, Тэмуджин сделал деревянные стрелы, прикрепив к ним наконечники из острых костей, и охотился в степи на крыс. Он согнул швейные иглы своей матери и сделал из них рыболовные крючки. Когда мальчики подросли, они стали охотиться на более крупную дичь. По словам персидского хрониста Джувайни, который оставил нам одно из первых письменных свидетельств о жизни Тэмуджина, члены семьи «…были одеты в шкуры собак и мышей, а пищей им служила плоть этих животных и прочих убитых тварей».
Не важно, правдивы ли детали этих описаний, но все они показывают отчаянную, одинокую борьбу изгнанников, оказавшихся на грани голодной смерти, живущих как животные. В этой суровой и жестокой стране они опустились до самого низкого уровня жизни в степи.
Как мог ребенок, живущий в таких условиях, находящийся на самой низшей ступени социальной лестницы, вырасти и стать великим монгольским ханом? Исследуя свидетельства «Сокровенного сказания» о детстве Тэмуджина, мы начинаем понимать, какую важную роль сыграл этот ранний тяжелый опыт выживания в формировании его характера и, соответственно, на его пути к победам. Горечь изгнания, которую пережила его семья, зажгла в нем неистребимое желание сломать жесткую кастовую систему степного общества, самому взять в руки свою судьбу и полагаться только на помощь доверенных союзников и друзей, а не родственников или клан.
Первым его доверенным другом стал мальчик по имени Джамуха, чья семья неоднократно располагалась лагерем возле стоянки семьи Тэмуджина на берегах реки Онон. Происходила семья из рода джадаранов, который состоял в дальнем родстве с кланом отца Тэмуджина. В монгольской культуре семейные связи были высшей ценностью общества. Любой «неродич» автоматически считался врагом, а степень взаимопомощи и преданности людей определялась степенью родства. Тэмуджин и Джамуха были дальними родственниками, но оба чувствовали себя как братья.
Дважды за свое детство они приносили друг другу клятву вечного братства, став, согласно монгольской традиции, кровными братьями. История этой крепкой дружбы и других знаковых событий детства Тэмуджина показывает его удивительную способность преодолевать трудности и желание бороться с агрессией одного племени против другого.
Тэмуджин и Джамуха крепко сдружились, вместе охотились, рыбачили и играли в игры, которым детей учили, чтобы развивать важнейшие навыки жизни в степи. Монгольские дети – и мальчики, и девочки – росли на лошадях. Как только они могли сидеть, сразу учились ездить с родителями или старшими братьями и сестрами и буквально с младенчества уже умели держаться в седле. Обычно к возрасту четырех лет дети ездили без седла, а иногда могли и стоять на конской спине. Стоя на спинах коней, они часто соревновались друг с другом, пытаясь сбросить один другого на землю. Когда дети начинали доставать ногами до стремян, их учили стрелять на скаку из лука и ловить арканом животных. Они изготавливали мишени из мешочков с перьями, привешивали их к длинным шестам и соревновались в стрельбе на разных дистанциях и на разной скорости. Все эти умения оказывались потом незаменимыми в жизни.
Среди других игр можно назвать игру в бабки (нечто вроде игральных кубиков, сделанных из овечьих костей). Каждый мальчишка носил с собой набор из четырех таких бабок, которые можно было использовать для того, чтобы предсказывать будущее, разрешать споры, или просто для развлечения. К тому же Джамуха и Тэмуджин играли на льду замерзшей реки в более подвижную игру, чем-то напоминающую шотландский керлинг. Хотя в «Сокровенном сказании» и не упоминаются коньки, европейский путешественник в следующем столетии пишет, что охотники в этой местности часто привязывают кости к своим ступням, чтобы очень быстро передвигаться по замерзшему льду рек и озер – для забавы и для охоты.
Это умение впоследствии очень пригодилось монголам, поскольку, в отличие от большинства армий того времени, монголы легко передвигались и даже сражались на поверхности замерзших рек и озер. Так впоследствии замерзшие Волга или Дунай, которые европейцы считали своей надежной защитой от вторжения, стали для монголов дорогой, которая позволила им подъехать вплотную к стенам городов неожиданно для европейцев во время, казалось бы, наименее подходящее для войны.
Большая часть юности Тэмуджина прошла в тяжелом труде и лишениях. Игры, в которые он и Джамуха играли на берегах реки Онон, – это единственные известные нам проявления легкомыслия, которые он себе позволял. Когда мальчики впервые поклялись в вечной верности друг другу, Тэмуджину было около одиннадцати лет, Джамуха был чуть старше его. Мальчики обменялись игрушками в знак свершения клятвы. Джамуха отдал Тэмуджину бабку из кости косули, а Тэмуджин подарил ему мозаику с небольшим кусочком меди в ней – редкостное сокровище, которое наверняка проделало долгий путь, прежде чем оказаться в его руках. На следующий год они обменялись уже взрослыми дарами – наконечниками для стрел. Джамуха взял два куска бычьего рога и, проделав в них отверстия, сделал для своего друга свистящие стрелы. Тэмуджин преподнес Джамухе изысканные наконечники, сделанные из кипариса. Как и многие другие охотники, Тэмуджин скоро узнал, как можно использовать свистящие стрелы для того, чтобы тайно обмениваться сообщениями при помощи звуков, которых непосвященные не слышат или просто не могут понять.
В качестве ритуала принесения второй клятвы мальчики часто делали по небольшому глотку крови другого, обмениваясь таким образом и частью своих душ. В случае клятвы Джамухи и Тэмуджина «Сокровенное сказание» приводит слова Джамухи, который утверждает, что они оба сказали друг другу слова, которые не могут быть забыты, и вкусили «…пищи, которую невозможно переварить». После принесения этой клятвы они стали андами, преданность которых друг другу должна была превосходить даже верность родных братьев, поскольку анды добровольно соглашались на установление таких связей. Джамуха был первым и единственным андой в жизни у Тэмуджина.
Клан Джамухи не вернулся следующей зимой, и в следующие годы мальчики не виделись. Тем не менее эта клятва, данная в детстве, впоследствии стала важнейшим инструментом и одновременно препятствием на пути Тэмуджина к власти.
В противоположность ранней и искренней дружбе, дома он постоянно страдал от нападок со стороны своего старшего единокровного брата Бегтэра. Вражда между ними усилилась к тому времени, как они достигли отрочества. В монгольских семьях тогда, как и сейчас, царила строгая иерархия. Перед лицом ежедневных опасностей, которые порождались хищными животными и суровыми погодными условиями, у монголов развилась система, требующая от детей беспрекословного подчинения родителям. На время отсутствия отца, не важно, на несколько часов или на много месяцев, его функции принимал на себя старший сын. Он имел право контролировать любое действие домочадцев, давать им поручения, а также брать у них и давать им все, что ему вздумается. Он обладал над ними всей полнотой власти.
Бегтэр был немного старше Тэмуджина и после смерти отца стал постепенно властвовать как старший мужчина в семье. В одном эпизоде, известном только по «Сокровенному сказанию», мы видим, как негодование и обида Тэмуджина проявляется в происшествии, которое на первый взгляд кажется вполне незначительным. Видимо, Бегтэр отобрал жаворонка, которого подстрелил Тэмуджин. Он мог сделать это только для того, чтобы продемонстрировать свою власть над семьей; если так, то он сделал все, чтобы не потерять контроль над Тэмуджином. Вскоре после этого Тэмуджин вместе со своим родным братом Хасаром, третьим по старшинству в семье, сели рыбачить вместе с двумя своими братьями Бегтэром и Бельгутеем. Тэмуджин поймал маленькую рыбку, но братья украли ее. Обиженные и разозленные, Тэмуджин и Хасар бросились к своей матери Оэлун, чтобы рассказать ей о происшедшем. Но вместо того чтобы встать на сторону своих сыновей, она поддержала Бегтэра, сказав, что им следует помнить об их общих врагах тайджиутах, бросивших их на смерть, а не драться со своими старшими братьями.
То, что Оэлун поддержала Бегтэра, предвещало Тэмуджину будущее, с которым он не мог примириться. Как старший сын, Бегтэр мог не только командовать своими младшими братьями, но и получал много разных преимуществ, включая право на сексуальную связь со всеми вдовами отца, за исключением своей матери. Поскольку Оэлун не взял в жены ни один из братьев Есугея, ее наиболее вероятным партнером становился его старший сын от другой жены – Бегтэр.
Итак, в момент острейшего напряжения семейного конфликта Оэлун гневно напомнила сыновьям историю о легендарной прародительнице монголов Алан Прекрасной, которая родила еще нескольких сыновей после смерти мужа, оставившего ее жить с приемным сыном. Смысл этого рассказа был очевиден – Оэлун примет Бегтэра как своего мужа, как только он подрастет, и сделает его таким образом полноправным главой семьи. С таким развитием событий Тэмуджин смириться не мог. После яростной ссоры с собственной матерью по поводу Бегтэра Тэмуджин гневно отбросил в сторону войлочное одеяло, закрывавшее вход в их гер (жест, который у монголов считался крайне оскорбительным), и выбежал вон. Его брат Хасар последовал за ним.
Братья обнаружили Бегтэра сидящим на невысоком холме и скрытно подобрались к нему по густой траве. Тэмуджин приказал Хасару, который был лучшим стрелком в семье, обойти холм спереди, в то время как сам он поднимется на него сзади. Они подкрадывались к Бегтэру тихо и незаметно, как будто охотились на отдыхающего оленя или пасущуюся газель. Когда они подошли на расстояние верного выстрела, оба положили по стреле на тетивы своих луков, а затем одновременно поднялись из травы с оружием в руках. Бегтэр не попытался убежать или защищаться, он и не думал показать страх перед своими младшими братьями. Выговаривая им, в тех же выражениях, что и их мать, он напомнил о том, что их главные враги теперь – это род тайджиутов, еще он сказал: «Я не ресница в твоем глазу и не препона у тебя во рту. Без меня у тебя не будет иного союзника, чем твоя тень». Он продолжал сидеть, скрестив ноги, в то время как его братья приближались к нему. Прекрасно понимая, какая судьба его ждала, Бегтэр все еще отказывался драться. Вместо этого он попросил их сохранить жизнь его младшему брату Бельгутею.
Оставаясь на некотором расстоянии от него, Тэмуджин и Хасар выпустили в него свои стрелы: Тэмуджин – в спину, а Хасар – в грудь. Не приближаясь к нему, чтобы не запачкаться в его крови, лившейся на землю, они повернулись и ушли, оставив его умирать в одиночестве.
Автор «Сокровенного сказания» не говорит, быстро ли умер Бегтэр или медленно истек кровью в холодной степи. В монгольской культуре упоминания крови и смерти были табуированы, однако убийство Бегтэра стало настолько важным событием в жизни Тэмуджина, что его описали в подробностях.
Когда Тэмуджин и Хасар вернулись домой, Оэлун тут же прочла на их лицах, что они сотворили, и стала кричать на Тэмуджина: «Убийца! Убийца! Даже из чрева моего ты вышел с руками, обагренными кровью!» И она обратилась к Хасару: «А ты – словно дикий пес, что грызет свой послед!» Ее гневные тирады составляют один из самых длинных монологов в «Сокровенном сказании». В них Оэлун сравнивает своих сыновей с животными: «Как кровожадная пантера, как бешеный лев, как чудовище, что пожирает живьем свою добычу». В конце концов, обессиленная, она повторяет слова Бегтэра, будто проклятие: «Теперь нет у тебя союзника иного, чем твоя тень».
Так уже в юном возрасте Тэмуджин начал играть с жизнью и смертью не просто для получения чести или престижа, но ради победы. Он подкрался к своему брату, как к дикому зверю, на которого охотился (впоследствии он проявит этот талант переносить охотничьи умения на военную тактику). Поставив лучшего стрелка Хасара спереди, он тоже проявил недюжинную тактическую смекалку. Уже в то время Тэмуджин решил, что он будет вести, а не следовать. Чтобы достичь высшего положения, он оказался готов нарушить обычай, забыть наказ матери и убить любого, кто встанет у него на пути, будь то чужак или близкий родич.
Убийство Бегтэра освободило Тэмуджина от тирании его брата, но, подняв руку на старшего родича, он нарушил табу, а это ставило всю семью в большую опасность. Им следовало немедленно покинуть этот район, что они и сделали. Согласно монгольской традиции они оставили тело Бегтэра гнить на холме и избегали возвращаться туда до тех пор, пока там могли оставаться хоть какие-то следы его. Как и предрекали Бегтэр и Оэлун, Тэмуджин остался теперь без защитника или союзника, и скоро на него могла начаться охота. Он стал главой семьи, но он стал и преступником, которого по монгольским обычаям следовало покарать.
До этого времени семья Оэлун была семьей изгнанников, но не преступников. Убийство все изменило. Оно давало право каждому в округе убить их самих. Тайджиуты считались знатным родом в долине реки Онон, и они послали отряд воинов для того, чтобы покарать Тэмуджина. В степи негде было укрыться, и Тэмуджин попытался бежать в горы, но преследователи все равно поймали его. Тайджиуты привезли его в свое главное стойбище, где пытались сломить волю, надев на него канг (колодки, чем-то похожие на упряжку для быков, они позволяли пленнику передвигаться, но удерживали его руки так, чтобы он не мог поднести ко рту еду или питье). Каждый день ответственность за его охрану брала на себя новая семья.
В клане тайджиутов было несколько подчиненных семейств других кровей, а также семьи военнопленных, ставших слугами рода. Именно к ним и был послан Тэмуджин, когда он стал пленником. В отличие от тайджиутов, которые относились к нему с презрением, в среде слуг и рабов Тэмуджин получил сочувствие и заботу.
Вдали от взоров предводителей клана они не только кормили его, но даже лечили: один из эпизодов «Сокровенного сказания» описывает некую старую женщину, которая осторожно обрабатывала открытые раны на его шее, оставленные кангом. А дети одной из семей даже убедили отца снимать с Тэмуджина на ночь канг, чтобы он мог спать спокойно.
Однажды, когда тайджиуты напились, охранять его поручили простодушному и физически слабому мальчику. Тэмуджин выждал момент, яростно взмахнул кангом так, что ударил мальчика по голове, оглушив его. Вместо того чтобы пытаться бежать пешком по степи и обречь тем самым себя практически на верную смерть, он спрятался в зарослях камыша в ближайшей реке. Вскоре после побега начались поиски. Его сразу же нашел отец того семейства, которое отнеслось к Тэмуджину по-доброму. Он не поднял тревогу, а посоветовал бежать ночью. С наступлением темноты Тэмуджин вылез из реки, но не убежал, а пришел в гер этой семьи, подвергнув их серьезной опасности. Несмотря на риск расстаться со своими жизнями, они сняли с Тэмуджина канг и сожгли его. На весь следующий день они спрятали его в большой куче шерсти, а в следующую ночь отправили в путь. Невзирая на их бедность, приготовили ему в дорогу ягненка и дали лошадь, на которой он мог быстро доскакать в отдаленный лагерь его матери и избежать повторного пленения по дороге. Тэмуджин должен был обладать какими-то особыми чертами характера или привлекательностью, чтобы эта бедная семья решилась рискнуть всем и так щедро одарить его. С другой стороны, эти люди тоже произвели на него огромное впечатление. Тайджиуты, с которыми он состоял в близком родстве, сперва бросили его семью на верную смерть, а затем решили убить его самого. А эта скромная семья, которая не относилась к его родичам, оказалась способна рискнуть жизнью, чтобы только помочь ему. Это происшествие окончательно убедило его в том, что не следует доверять высокопоставленным вождям и ханам и что некоторым людям вне твоего клана можно доверять так, как будто это твоя семья. В дальнейшей жизни он будет судить о людях в первую очередь по их делам, а не по тому, в какой степени родства с ним они находятся. Для монгольского общества это было неслыханное новшество.
Монгольские легенды и письменные источники признают только этот короткий период плена и рабства Тэмуджина, но китайский хронист того времени пишет, что он провел в рабстве более десяти лет. Возможно, он попадал в плен несколько раз, или рабство у тайджиутов заняло куда больший срок, чем предполагает «Сокровенное сказание». Некоторые ученые предполагают, что такой долгий период рабства обусловлен отсутствием сколько-нибудь достоверных сведений о его детстве. Время пленения было для Чингисхана черной полосой, но еще важнее – этот эпизод представлял в последующие годы серьезную опасность для потомков всех семей, связанных с пленением Тэмуджина. Всем, кто имел к этому отношение, хватало причин, чтобы не афишировать свою причастность. Сокращение срока плена вполне укладывается в монгольскую традицию не упоминать о плохом и позорном, зато всячески воспевать героические деяния и благие поступки.
В 1178 году Тэмуджину исполнилось шестнадцать лет. Он не видел свою невесту Бортэ уже семь лет – со времени смерти своего отца. Тем не менее он чувствовал себя вполне уверенным, что может попытаться найти ее вновь. Вместе со своим братом Бельгутеем он направился по течению реки Херлен на поиски ее семьи. Когда они нашли гер отца Бортэ Дэй-Сечена, Тэмуджин с радостью узнал, что она все еще ждет его, хотя в свои семнадцать или восемнадцать лет уже вышла по монгольским понятиям из брачного возраста. Дэй-Сечен был осведомлен о вражде Тэмуджина и рода тайджиутов, но тем не менее все еще был согласен выполнить старый уговор.
Тэмуджин и Бельгутей отправились в обратный путь уже с Бортэ. По обычаю невеста везла в дом мужа подарок – одежду. Для кочевников объемные подарки были бессмысленны, зато хорошо выделанные одежды не только повышали престиж, но и выполняли вполне важную практическую функцию. Бортэ привезла с собой плащ из самого ценимого в степи меха – черного соболя. В обычных обстоятельствах Тэмуджин преподнес бы его своему отцу, но теперь он полагал более подходящим использовать плащ для оживления старинной дружбы и таким образом получить ценного союзника, который мог бы предоставить безопасность его увеличившейся семье.
Человек, к которому направился Тэмуджин, был Тогорил, в дальнейшем более известный как Он-хан из племени кераитов. Кераиты жили в плодородной степи в Центральной Монголии между рекой Орхон и Черным лесом на побережье реки Туул. В отличие от разрозненных кланов монголов кераиты создали могучий межродовой клан, который собрал множество разных племен под рукой одного хана. Широкие просторы степей к северу от Гоби были тогда разделены между тремя большими племенами. Центральные области держал Он-хан и его кераиты. Западными владели найманы под предводительством своего вождя Тайан-хана. На востоке жили татары Алтан-хана, бывшие вассалами джуршедов Северного Китая. Предводители этих трех великих племен укрепляли границы, налаживая отношения, а также вели войны с меньшими племенами на своих границах, желая подчинить их и использовать для войны против более сильных противников. Так, отец Тэмуджина Есугей не состоял в родстве с кераитами, но был в свое время андой Он-хана, с которым они вместе воевали против многих врагов. Связь между ними была сильнее, чем просто между вассалом и его господином, потому что во времена их молодости Есугей помог Он-хану стать главой рода кераитов, свергнув верховного правителя Гур-хана. К тому же они вместе воевали с меркитами и все еще были в союзе к моменту рождения Тэмуджина, когда Есугей сражался с татарами.
По обычаю степи все политические союзы оформлялись через метафорическое родство. Чтобы стать союзниками, мужчины должны были принадлежать к одному роду, поэтому всякий союз между воинами, которые не были связаны биологически, должен был быть превращен в церемониальное родство. Поскольку отец Тэмуджина и будущий хан кераитов были в свое время назваными братьями, андами, Тэмуджин теперь пытался достичь признания себя приемным сыном Тогорила. Преподнося ему свадебный подарок своей невесты, он признавал его своим отцом, и если Он-хан примет дар, то и он признает своего нового сына, что давало бы Тэмуджину право на защиту. Для народов степи такие церемониальные родственные связи были не более чем дополнениями к их традиционному семейному укладу, но для Тэмуджина они уже показывали себя более эффективными, чем родство биологического толка.
Кераиты и найманы на западе страны представляли собой не только большие политические объединения, но и более развитые культуры, связанные с торговыми и религиозными сетями Средней Азии благодаря обращению в христианство несколькими веками ранее и проповедникам из ассирийской церкви на востоке. У кочевников не было ни церквей, ни монастырей, они называли себя последователями апостола Фомы и полагались больше на странствующих монахов. Религиозные службы они справляли в тайных святилищах, в шатрах, где переходили с теоретического богословия и жесткого канона веры на разнообразные чтения из Священного Писания и оказание медицинской помощи. Иисус вызывал у кочевников искреннее восхищение, потому что он исцелял больных и воскрес после смерти. Поскольку он был единственным человеком, победившим саму смерть, его считали очень сильным шаманом, а крест – священным символом четырех сторон света. Степные кочевники-животноводы прекрасно понимали пастушеские обычаи и верования древних иудеев Ветхого Завета. Но прежде всего христианство было привлекательно для них потому, что христиане ели мясо, в отличие от вегетарианцев-буддистов, и, в отличие от трезвенников-мусульман, употребляли вино и даже сделали его обязательной частью своей литургии.
Оставив свою невесту Бортэ в гере своей матери, Тэмуджин со своими братьями Хасаром и Бельгутеем отправились в путь к становищу христианина Он-хана, который с радостью принял дар и, таким образом, признал всех троих юношей чем-то вроде своих приемных сыновей. Хан предложил Тэмуджину стать предводителем отряда молодых воинов, но тот отказался, так как уже не испытывал никакого интереса к старой традиционной системе управления. Казалось, он хочет только одного – чтобы Тогорил предоставил защиту его семье. Как только это было улажено, он с братьями отправился в обратный путь к своему одинокому становищу возле реки Херлен. И там он наконец вкусил все радости семейной жизни, в которых ему было так долго отказано.
Казалось, горести и потрясения ранних лет Тэмуджина теперь позади. В его семье теперь все были достаточно взрослыми, чтобы так или иначе работать. Кроме братьев Тэмуджина в семью вошли еще два молодых человека. Боорчу присоединился к роду после случайной встречи с Тэмуджином, когда тот выслеживал украденных коней. Джелме был отдан Тэмуджину его отцом, хотя «Сокровенное сказание» не объясняет причин этого. С ними в стойбище было семь мальчиков-подростков, чтобы охотиться и защищать его. Кроме Бортэ в семье Тэмуджина было четыре женщины: его сестра Тэмулун и три старшие женщины, матриарх рода Оэлун, первая жена Есугея Сочигел, мать брата Тэмуджина, Бельгутея, и еще одна пожилая женщина неизвестного происхождения.
Согласно «Сокровенному сказанию», Тэмуджин хотел бы остаться предводителем только этого маленького клана и жить счастливо в этой идиллии, но вряд ли это было бы возможно в мире межплеменных войн. Из поколения в поколение племена в степи безжалостно грабили друг друга, а память о прежних обидах жила долгие годы.
Оскорбление, причиненноое любой семье в клане, служило на долгие годы поводом к возмездию. Какой бы малой и незначительной ни была семья, она все равно не могла рассчитывать на то, что про нее забудут и спишут обиду со счетов.
После всего того, что уже вынесла семья Тэмуджина, теперь, по прошествии восемнадцати лет, меркиты, племя, к которому принадлежала когда-то Оэлун, решили отомстить за оскорбление. Они не собирались требовать возвращения Оэлун. Им нужна была Бортэ, молодая жена Тэмуджина. Похитив ее, они бы воздали роду Есугея той же монетой. И вот союз, который Тэмуджин так дальновидно заключил с кераитами, оказал решающее влияние на дальнейшую его судьбу, а испытание войной с меркитами поставило его на путь к величию и могуществу.
