Глава седьмая
Агония
По трущобам земных широт
Рассовали нас, как сирот.
М. Цветаева
1
Миллер прекрасно знал, что стоит ему пересесть из кресла заместителя в кресло начальника, как тотчас обретет много завистников, даже врагов. Получивший высокий пост не очень удивился, когда жена за ужином назвала мужу несколько высших офицеров штаба, которые считали Миллера недалеким, не способным не то чтобы командовать крупными зарубежными русскими соединениями, но даже стоять во главе полка. Свое мнение недоброжелатели не скрывали.
— Они перемалывают тебе косточки, оплевывают, забрасывают комьями грязи, а ты веришь им! Миллер замахал руками.
— Уволь, пожалуйста, от сплетен! Не желаю знать, кто как и где критикует меня, называет бездарем. Не знаю, как ты, а я не ожидал иного, догадывался, что стоит возвыситься над соотечественниками, станут говорить черт знает что за спиной, окажусь чуть ли не в полной изоляции. Злых на свете куда больше добряков. Невозможно отыскать ни одного командующего — а РОВС по численности, боеспособности целая армия, у кого не имелись бы недоброжелатели, я не исключение.
Свое назначение Евгений Карлович воспринял как подарок судьбы, которая в последнее время была к нему недоброй. Считал, что в большей мере, нежели Кутепов, достоин руководить РОВС. Что касается недругов, то Миллер не стал мстить им, докучать придирками, надеясь, что они одумаются, со временем его признают.
— Я не кисейная барышня, чтобы с томлением в душе ожидать любви, — втолковывал жене Миллер. — Я военная косточка до мозга костей, всякие охи, ахи, тем более сплетни не жалят. На любые вокруг разговоры плюю с высокой колокольни. Сейчас, как никогда прежде, обязан быть твердым, собранным, не распыляться на мелочи, сосредоточиться на главном, а именно на бескомпромиссной борьбе с социалистическим Союзом.
Миллер жил замкнуто (того же требовал от членов семьи), ни с кем не был дружен, откровенен. Если Кутепов без преувеличений считался мозгом РОВС, бесспорным вождем белого движения, то Миллер оставался в тени предшественника на посту председателя. — Презираю подхалимов, карьеристов, выскочек. Не сближаюсь с подчиненными, держу их на дистанции. Не терплю льстецов и посему не имею друзей. Кстати, друзей не может быть много — с меня хватает тебя, впрочем, ты больше чем друг. Другое дело враги, их бывает немало, как открытых, так и скрытых.
Всю сознательную жизнь он жил в наглухо запертом для посторонних собственном мирке. Из дома выходил, лишь когда требовало дело, редко посещал сборища однополчан, не делал визитов (игнорировал даже, ссылаясь на занятость, приглашения великих князей Дома Романовых), отчего пополз слух о слабом здоровье нового руководителя РОВС. Когда обнародовал приказ о восшествии на «престол», многие русские в Париже недоумевали:
— Как мог решиться принять столь ответственный пост при своей осторожности, граничащей с трусостью? В его годы давно пора на покой, в отставку, а он взвалил на плечи непосильный груз! Может быть, все объясняется чрезмерным властолюбием?
Сомневающиеся в работоспособности, организаторском таланте Миллера вскоре с удивлением отметили, что генерал, как ни странно, бодр, не болеет, обладает ясным умом, хорошей памятью, упорством, умеет добиваться выполнения приказов, не терпит разгильдяйства, наушничества. Продолжало смущать лишь, что слишком поспешно заменил Кутепова, когда судьба генерала еще неизвестна.
— Рано списал Александра Павловича из наших рядов, преждевременно похоронил. Труп-то не найден, если на самом деле пленен, то может вырваться на свободу.
— В прошлом Миллер не проявил себя ни в ставке главковерха, ни на посту военного губернатора, ни на дипломатическом поприще.
— Без сомнений, ему кто-то протежирует.
— Даю на отсечение правую руку, что заставят уйти в отставку!
Действительно, Миллер не участвовал в более или менее серьезных сражениях, тем более не одержал ни единой победы на поле брани, имел прозвище «Рассуждающий», на Севере бросил в беде вверенную ему армию. Твердость характера проявил лишь однажды: выведенный из себя бесцеремонным репортером, вызвал нахала на дуэль, но от поединка уклонился.
Скоблин пожаловался жене:
— Имеется немало других, более достойных генералов, с кем бы РОВС быстро окреп, завоевал авторитет у членов правительства приютившей нас Франции. Миллер — серая мышка, а таковые, как правило, недоверчивы, трусливы. Будет крайне сложно подступиться к нему, влезть в доверие, что удалось с Кутеповым.
— Из серой мышки может со временем вырасти крыса, — ответила Плевицкая. — С этой мышкой Центр еще хлебнет горя, мышь покажет зубки.
Удивляя штабистов, Миллер проводил на службе по двенадцать-пятнадцать часов. Знакомился с документами, сводками, рапортами, жалобами, проводил совещания, инспектировал подразделения, даже съездил в ряд стран, где большую часть времени потратил на встречи с коронованными особами. По возвращении подписал приказ об исключении со службы ряда офицеров, обвинив их в бездеятельности, пьянстве, казнокрадстве, участии в сомнительных финансовых махинациях. Подобной прыти от начальника никто не ожидал, и о Миллере вновь заговорили.
— Желает во что бы то ни стало продемонстрировать свою властность — уволил лучших сынов Отечества! Да, они злоупотребляли спиртным, но кто в минуты тоски не прикладывается к рюмке?
— Как не был сколько-нибудь заметной фигурой, так и остался ею!
— Чисткой наших рядов от мздоимцев, алкоголиков и просто проштрафившихся не укрепил РОВС, а нажил новых врагов!
Пунктуальный до педантизма, Миллер гнул свою линию, при этом вел размеренный образ жизни — вставал и ложился в одно и то же время, игнорировал банкеты, выступал с короткими речами. В день подписания первого приказа удивил семью — осушил за ужином полстакана коньяка и скрылся в спальне. В полном недоумении Наталья Николаевна (муж никогда прежде не пил крепкие напитки, держали их исключительно для гостей, которые давно не переступали порога квартиры) пошла следом, нашла супруга на кровати одетым.
Он объяснил:
— Одни пьют с горя, другие с радости. Я позволил выпить за наше будущее. К тому же смертельно устал, изнервничался, захотелось забыться.
Когда пришла старшая дочь, генерал усадил ее с женой перед собой.
— Отныне не только мне, но и вам, сударыни, следует быть предельно осмотрительными, точнее, бдительными, чтобы не дай Бог не повторилась печальная история Кутепова.
— Ты считаешь… — жена не договорила, заломила руки.
— Именно, — подтвердил Миллер. — Враги не дремлют, способны на любую провокацию. Красных ничто не остановит для достижения грязного дела. РОВС многоглавен, как Змей Горыныч, следом за первой головой враги могут пожелать снести вторую, сиречь мою. Не верю, что моего предшественника увезли в красную Россию. Зачем, спрашивается, усложнять задачу? Проще убить на месте, нежели тащить за тридевять земель и морей. Могли подойти к генералу на улице, тем более что Александр Павлович не имел охраны, выстрелить в затылок и труп сбросить в Сену. Москве Кутепов не нужен: суда, тем более открытого, над ним бы не провели, иначе пришлось признаться перед всем миром в совершении бесчестного поступка, коим является похищение.
— Ты в праве остерегаться, — согласилась супруга. — Но при чем твоя семья? Мы не представляем для чекистов опасности, далеки от политики.
— Вы можете стать заложницами. Похитят и потребуют выкуп — мою жизнь, в крайнем случае немедленную отставку. Умоляю, даже приказываю не общаться с малознакомыми, не гулять в одиночку, не отворять дверь даже почтальону. Коль задержитесь по делам, немедленно телефонируйте, куда ушли, когда вернетесь, а покидая дом, оставляйте записки.
Миллер увидел, как насторожились дочь с женой, захотел чуть успокоить, но врожденная холодность даже к близким людям не позволила показать слабость. Миллер смотрел на дочь с женой и в который раз пытался разглядеть в них черты жены Пушкина, которая приходилась супруге бабушкой.
2
От предшественника Миллер перенял все лучшее, в первую очередь умение властвовать, иногда (для пользы дела) даже деспотичность, проявлять непоколебимую решительность.
Рабочий день начинал с просмотра свежей прессы, в том числе большевистской, поступающей с опозданием из Москвы. Делал вырезки заинтересовавших статей, прятал в сейф, где лежало медицинское заключение о скоропалительной смерти Врангеля: Миллер почитал барона с того дня, когда тот сделал его помощником начштаба. Лежали в сейфе акты, рапорты, донесения, касающиеся пропажи Кутепова: все это Миллер хранил, как Скупой рыцарь копил монеты.
«Жаль, враги ничего не сообщают о нынешнем начальнике своего Госполитуправления, как переименовали ЧК, товарище Менжинском, хорошо бы узнать о нем побольше, о семейном положении…»
В сейфе Палач Севера (как Миллера окрестили в Москве) держал и копии своих обращений к правительствам разных стран с требованиями произвести обыски в советских посольствах, где в каком-либо из подвалов могли прятать Кутепова.
«Не соизволили ответить, лишь передали устно, что не имеют права проникнуть на территорию чужого государства. Меня поддержал один Бурцев: речь идет об уважаемом всеми лидере русской эмиграции, дипломатические реверансы неуместны. Бурцев, прирожденный следователь, не уставая твердит, что вышел на след Лубянки во Франции, еще немного, и объявит, что случилось с Кутеповым, кто и как его похитил, куда увезли…»
В одном из отделов сейфа были документы о шведском спичечном короле Иване Крешере, которого нашли убитым в кабинете, причиной смерти называли участие в биржевых махинациях с ценными бумагами, но главное, хранение в собственном банке денег РОВС. Миллер имел все основания считать, что Москва отомстила банкиру за финансирование антисоветской деятельности.
Среди газетных вырезок имелось сообщение о выловленном в Женевском озере трупе Игнаса Рейсса (он же Порецкий), поляка из Галиции, долгие годы работавшего резидентом ВЧК — ОГПУ в Европе. Перед гибелью разведчик разорвал всякие связи с чекистами, опубликовал гневное письмо в ЦК партии, где разоблачил творимые Сталиным беззакония, злодеяния, уничтожение революционеров-ленинцев. Многие, в том числе Миллер, считали, что с Рейссом расправилось ОГПУ.
«Руки у чекистов длинные, дотянутся до любого, в том числе до меня…»
Чего не было в сейфе, так это информации о провалах заброшенных в Совдепию агентов — они бесследно пропали, не выйдя на связь.
«Арестовали при пересечении границы? Перешли на сторону врага, чтобы вымолить прощение?»
Ответов Миллер не имел, в фатальных провалах винил беспечность, неосторожность, игнорирование бдительности, но только не предательство. С этим в штабе соглашались далеко не все, говорили, что Кутепов не допустил бы провалов, коль они произошли, следует тщательно расследовать причины.
«Меня нельзя обвинить в принижении роли Кутепова, он многое умел и многого добился. Но стоим с ним на противоположных полюсах, имеем разные взгляды на стратегию, тактику террора. Я намного старше его, посему обладаю большим жизненным опытом, знанием людей… Не напугает ли именно это чекистов, не подтолкнет ли разделаться так же со мной? Впрочем, если большевикам и стоит кого-либо опасаться, то Скоблина, который вернулся в политику, засучив рукава взялся за «внутреннюю линию» и зорко следит, чтобы в нашу среду не проникли агенты врагов…»
О Скоблине с некоторых пор Миллер вспоминал все чаще:
«Благодаря ему удалось без нежелательных последствий погасить в зародыше вспыхнувший среди штабистов небольшой бунт из-за моего решения реорганизовать отделы, сместить нескольких начальников…»
Ежедневно (иногда по нескольку раз за день) Миллер стал звонить Скоблину, чтобы обсудить дела, получить совет, рекомендацию, и все больше убеждался в аналитическом уме генерала, его организаторских способностях. Тем не менее редко приглашал в кабинет, ни разу не позвал в гости.
«Надо с подчиненными держать дистанцию, даже если они в том же звании, что и я, нельзя допускать, чтобы подумали, будто имею любимчиков…»
Миллер был благодарен Скоблину за предостережение по поводу формирования нового отряда боевиков: Николай Владимирович опасался, что «окно» на границе провалено, группе грозит гибель от пуль пограничников или арест, обратил внимание на плохую подготовку боевиков, посоветовал заменить инструкторов.
«Взвалил за плечи слишком много дел, за что ему честь и хвала. Если бы все были столь же образованны в военном деле, умны, мы бы быстро вернули организации утраченный авторитет, нас щедрее финансировали богатые соотечественники и разведслужбы европейских государств».
Начальник РОВС ценил Скоблина и за участие в германской, затем Гражданской войнах, простил поражение Корниловской дивизии при походе на Москву в составе Добрармии. Если до отплытия из Крыма Скоблин был известен лишь в своей дивизии, то в эмиграции его узнали многие благодаря браку с известной певицей.
«Скоблин вытянул козырную карту — певица помогла росту его авторитета в различных кругах. Мягкостью, истинной интеллигентностью генерал охлаждает излишне горячие головы, кто с пеной у рта требует немедленно идти в Россию, свергать большевистскую власть. Железной логикой доказал, что еще не готовы к броску на Восток, освобождению Отчизны…»
Миллер ставил Скоблина выше многих в штабе.
«Без ненужной суеты, крика, ругани идет по указанному мной пути и не сворачивает в сторону. Выполняет все приказы, того же требует от других. Обладает удивительной памятью, помнит имена чужих детей, дни рождений… С супругой делает добровольные взносы в пользу раненых, сирот, которых немало. Не дожидаясь приказа или просьбы, помог консолидации с анархистами, меньшевиками, эсерами, поддерживает личную связь с новым, пусть не признанным российским императором. Имей я побольше таких помощников, было бы легче руководить разношерстной массой эмигрантов…»
Не к месту вспомнился выскочка Туркуль, кичащийся генеральскими лампасами.
«Что движет бывшего начальника стрелковой дивизии выступать против меня? Желает подсадить, подорвать авторитет, изъять из политической жизни? С весны мутит воду, спасибо Скоблину, не то бы стали с Туркулем врагами. К супруге Скоблина пресса благоволит за открытость, значит, с репортерами общается и Скоблин, надо его попросить убедить разбойников пера не писать о наших неполадках, даже дрязгах: генерал в силах погасить любой конфликт…»
Размышления прервал телефонный звонок. Услышал в трубке знакомый голос и усмехнулся: «Легок на помине».
3
Не интересуясь, чем вызван звонок, Миллер сразу перешел к делу, спросил, как идет подбор кандидатур для заброса морским путем в Россию, все ли хорошо подготовлены, не ждут ли трудности при высадке с рыбачьей шхуны на безлюдный берег близ крымского поселка Коктебель.
— Прошу прощения, но об этом лучше поговорить лично, при встрече, — мягко заметил Скоблин.
«И он считает, что аппарат прослушивается! Если моими разговорами интересуется Сюрте женераль, черт с ним, будет несравненно хуже, если слушают чекисты». — Евгений Карлович не стал настаивать на немедленном докладе, попросил (именно попросил, а не приказал) поскорее явиться в штаб.
В ожидании просмотрел газеты «Правда», «Известия», два номера «СССР на стройке», «Крокодил», «Бегемот». Усмехнулся в усы, прочитав, что весь советский народ успешно выполняет планы пятилетки, в стахановском движении участвуют миллионы. Нахмурился, когда на глаза попали снимки беспересадочного перелета двух самолетов, статьи об учебе трактористок, массовом изучении молодежью винтовки в кружках «Ворошиловский стрелок», борьбе за сплошную в стране грамотность, гигантский урожай зерновых.
Когда на пороге кабинета вырос Скоблин, Миллер поднял от газет голову.
«Дисциплинирован, не чета расхлябанным, кто даже не удосуживается ежедневно бриться».
Предваряя вопросы, которые уже прозвучали по телефону, Скоблин доложил о готовности восьми офицеров влиться в армию каудильо Франко, участвовать в подавлении восстания республиканцев.
— В группе было больше, но трое вызвали серьезные сомнения. Неравнодушны к спиртному, пристрастились к марафету. Признались, что согласились воевать из-за финансовых затруднений. Такие с легкостью предадут: сегодня служат нам, а посули больше долларов — переметнутся к противнику. Мы обязаны посылать лучших, проверенных — для испанцев наши офицеры должны стать примером.
— Гоните шваль в шею! — потребовал Миллер.
Скоблин кивнул.
— Без вашего согласия, точнее, приказа, не мог провести чистку агентуры.
Скоблин сообщил о положении на границе с Испанией, посетовал, что на пограничном пункте сменились жандармы (прежние были подкуплены, беспрепятственно пропускали русских волонтеров), следует искать иные способы проникновения за Пиренеи.
Генерал докладывал и, мысленно представляя карту военных действий в Испании, отчего-то вспомнил связника Ковальского, которого заменили новым…
— Сколько человек потеряно на кордоне? — спросил Миллер и получил вразумительный ответ:
— Слава Богу, ни одного. Наших лишь задержали на сутки и отправили назад: мы легко отделались, но в следующий раз переход может закончиться арестом.
— Как много наших в Испании?
— Затрудняюсь назвать точное число, их адреса, фамилии от вашего покорного слуги хранят в тайне.
— Вас держат в неведении?
— Точно так. Ложная секретность мешает работе, сковывает руки, а недоверие больно ранит.
Миллер сжал кулаки, стукнул ими по столу.
— Черт знает что! Подозревать в двурушничестве вас? Тогда и меня можно обвинять в сотрудничестве с ЧК! Нынче же отдам приказ информировать вас первым о нашей работе за Пиренеями!
— Благодарю за доверие.
— Будем надеяться, что при переходах границы не будет сбоя. Где произошел разрыв цепочки?
— Не исключено, что в испанскую группу затесался предатель. Москва усиленно оказывает безвозмездную помощь республиканцам как вооружением, так и живой силой: из СССР идут пароходы с танками, самолетами, оружием, хорошо зарекомендовавшими себя опытными военнослужащими. Москва препятствует пополнению армий Франко нашими эмигрантами, не желает, чтобы русские, как в Гражданскую, воевали друг с другом.
— Не надо во всех неудачах винить лишь чекистов — для Лубянки будет много чести. Да, враг коварен и преступно его недооценивать. Чекисты давно не те, что были после переворота и развязанной междоусобной войны, за минувшие годы во многом преуспели, стали опытнее — это совсем не безграмотное быдло. Но сомневаюсь, что они контролируют франко-испанскую границу.
— Надо искать предателя в Испании, откуда он информирует Москву о притоке к Франко наших людей. Пока не пущен на дно ни один идущий к берегам Испании советский пароход. Русские вновь стали воевать с русскими: в Андалузии в отрядах республиканцев немало эмигрантов, выходцев из России. Зачем подставляют себя под пули? Желают заслужить право вернуться домой? Я бы не воевал в чужой стране за чужие интересы.
Миллер внимательно слушал и соглашался со Скоблиным, особенно с его советами не распылять силы РОВС, приберечь их к борьбе в России, которая не за горами.
— Кто занимался отправкой группы?
— Капитан Саввин. На границе группу встретил хозяин консервной фабрики. Ни первого, ни второго не следует подозревать в предательстве, и тот и другой проверены и перепроверены.
— Жаль, что группа вернулась, не выполнив приказ, но хорошо, что не потерян ни один человек. Плохо, что о нашей помощи Франко пишет пресса — и так о нас болтают, будто мешаем нормализации отношений Франции с СССР. Найдите подход к газетчикам, вам это будет не сложно — супруга часто дает интервью. Обласкайте бандитов пера, часть их возьмем на содержание, чтобы стали нашим рупором, на подкуп нужных людей не стоит жалеть денег.
Скоблин запоминал все сказанное начальником, чтобы дома конспективно записать и включить в очередное донесение.
— Ваше мнение о причинах наших фатальных неудач?
Скоблин ожидал подобного вопроса, успел к нему подготовиться.
— В досадных промахах виновата, во-первых, спешка с комплектованием групп, халатное отношение к выбору кандидатов к забросу. Анализ последних событий показал, что распыляем силы, посылаем людей в Испанию, тогда как они нужны для отправки в Россию. В отличие от большевиков, которые швыряют деньги для завоевания мира, мы обязаны быть экономными, даже скупыми в трате средств, беречь людей для грядущей войны с поработителями Отечества. Напрасно забыли о контрпропаганде, не критикуем лидеров СССР, начиная со Сталина.
— Сменить штык на перо? Ввязаться в бумажную войну и вместо пулеметов строчить чернилами?
— Штык, притом острый, побережем до нужного времени. Начнем идеологическую битву. В России ширится сеть проводной радиосвязи, «говорящей газеты», как большевики окрестили радио, которое пришло даже в отдаленные села. Подсоединимся к линии связи и станем вещать то, что нам надо. Не следует принижать и роль печатного слова, увеличим тиражи листовок для их отправки в Россию…
Миллер слушал и думал: «Все советы продуманы. Бьет в одну точку. Прав, что забыли о пропаганде наших идей, критике большевистского режима. Но для этого нужны немалые средства. Что ж, прекратим помощь франкистам. Наша касса не бездонная бочка, расточительство пустит РОВС по миру с протянутой рукой. Не будь богатых меценатов белого дела, положили бы зубы на полку. Спасибо германцам, что время от времени отваливают солидные куши…»
С теплотой вспомнил, что среди пожертвователей и супруги Скоблины, точнее жена генерала, делающая отчисления чуть ли не с каждого своего концерта.
«Не первый год помогает строительству православной церкви в пригороде Озуар, настоятель прихода просил поблагодарить дарительницу, что сделаю прилюдно, тем более что настоятель мой близкий родственник…»
Миллер имел в виду мужа старшей дочери Александра Чекана, в прошлом офицера-артиллериста.
— Передайте очаровательной Надежде Васильевне, что она достойна аплодисментов не только за выступления, но и за помощь неимущим, сирым, больным, сооружение храма. Все русские в изгнании бьют талантливой певице низкие поклоны.
Беседу прервал адъютант, напомнивший Миллеру о запланированной поездке в госпиталь.
— Хочу проведать заслуженного ветерана-дроздовца: умирает от старых ран, а родственников нет.
Миллер не добавил, что в госпиталь приглашены представители газет, которые должны написать о милосердии и сердечности начальника РОВС, что, несомненно, поднимет его авторитет.
Генералы распрощались, не подозревая, что разговор продолжится тем же вечером, но уже по телефону.
4
Миллер позвонил довольно поздно в занимаемый Скоблиным и Плевицкой номер отеля. Трубку взяла Надежда Васильевна.
— Очень рад услышать ваш голос! Верю, что супруг передал мою благодарность. Если и другие ненуждающиеся русские будут столь же щедры в помощи соотечественникам и церкви, это станет антибольшевистской акцией. Спасибо за концерты, но еще больше за отчисления в пользу неимущих!
Подобные излияния Плевицкая слышала часто, но одно дело, когда благодарят простые почитатели, и совершенно иное, когда это исходит из уст начальника РОВС. Надежда Васильевна знаком подозвала мужа, дала ему отводную от аппарата трубку.
— Всегда, но особенно сейчас, испытываем трудности, главная среди них ограниченные средства, к примеру, были вынуждены задержать квартплату за снимаемое штабом помещение и, не будь столь добр хозяин дома господин Сергей Третьяков, кстати, внук московского головы, собирателя живописи, пришлось бы съехать.
Скоблин шепнул жене:
— Расположение Миллера дороже любого гонорара!..
Закончив благодарить, генерал попросил передать трубку мужу, что Плевицкая тотчас сделала.
— Прошу извинить за поздний звонок. После нашего разговора поразмышлял и пришел к выводу, что вы во всем правы. Да, пора свернуть помощь Франко, больше внимания уделить контрпропаганде. Завтра подпишу приказ о прекращении нашего участия в войне в Испании.
Обговорив повестку очередного заседания штаба, Миллер вновь стал петь дифирамбы Плевицкой:
— Наша интеллигенция, имею в виду живущих на широкую ногу, в неоплатном долгу. Если не делом, то деньгами могли бы помочь белому движению, брали бы пример с госпожи Плевицкой.
— Скажите это Надежде Васильевне, — попросил Скоблин. — Ей будет приятно услышать из ваших уст.
— Только что это сделал.
— Да? — сыграл удивление Скоблин. — Она передает привет Наталье Николаевне, приглашает посетить наш загородный дом. Обещает истинно русский стол — кулебяку, морс из клюквы, грибочки. Запишите адрес.
— Он известен: однажды посылал к вам порученца с документами. Благодарю за приглашение, дождусь в работе небольшого перерыва. Пока подготовьте проект нового меморандума, у вас он получится не казенным, не сухим.
— Срок?
— Вторник.
— Будет сделано.
Генералы распрощались.
Скоблин положил трубку, то же сделала Плевицкая.
Супруги уставились друг на друга. Взгляд Николая Владимировича был более чем красноречив, и Плевицкая заговорила первой:
— Желаешь услышать оценку своего поведения? Был немногословен, говорил по делу, ничего лишнего. Не переигрывал. Одним словом, не сделал ни единого промаха.
Вдохновленный оценкой, Скоблин стал составлять новое донесение. Помня просьбу шифровальщицы быть лаконичным, писал короткими фразами: не только супруга, но и Москва ценила краткость, деловитость.
Плевицкая оставила мужа корпеть над донесением, ушла в спальню.
«Как бы снова не стал болтливым. Странно: в жизни порой не выжмешь слова, а в донесениях желает выложить сведения с ненужными подробностями… Хорошо, что позволяет редактировать тексты…»
«Фермер» Центру:
…Миллер согласился экономить средства и людей, прекратил оказывать Франко помощь. Вновь выезжает с инспекцией в Болгарию, вряд ли встретится там с Туркулем, последнего можно привлечь на нашу сторону — падок на деньги и женщин. Главную роль в РОВС играет ген. Шатилов, который оказывает на начальника большое влияние. Пока РОВС практически — это Миллер. Шатилов не пользуется авторитетом в отделениях. Открываются новые курсы, каждый на сто человек. Приглашен туда читать лекции. Сообщу пофамильно курсантов с характеристиками.
Ближе к осени «Фермерша» поедет в Сербию, Хорватию, Македонию, где много русских, буду сопровождать. Задерживает очередная годовщина образования Добрармии (16 ноября), десять лет пребывания за границей. Будет торжественное собрание, мое присутствие обязательно.
Ген. Деникина крайне редко видят в Париже. Живет затворником, пишет мемуары.
Некоторые ваши вопросы настолько обширны, что требуют сбора сложного материала, это связано со временем.
При встрече с курьером сделаю подробный доклад о всех группировках в эмигрантской среде, предложу ряд идей, которые должны заинтересовать.
Постановление Центрального Исполкома Союза ССР о персональной амнистии и восстановлении в правах гражданина мне объявили. Настоящим обязуюсь до особого распоряжения хранить в секрете…
Парижский резидент Центру:
«Фермер» сумел раздобыть и переписать доклад РОВС о мобилизационном плане в случае броска в нашу сторону, всего сорок страниц. Я все листы перефотографировал. Когда проявили, оказалось, что получился брак. Пришлось доклад записать тайнописью. Доклад чрезвычайно интересен…
Докладная записка начальника Иностранного отдела ОГПУ СССР
«Фермер» и «Фермерша» стали за последнее время основным источником информации из Франции. Результаты работы нашей агентуры свелись к следующему: во-первых, сумели свести на нет боевые дружины русских эмигрантов, созданных Шатиловым и ген. Фоком; во-вторых, убедили штабистов РОВС в нецелесообразности организации особого террористического отдела; в-третьих, перетянули на свою сторону, сделали почти союзником Завадского, основного агента контрразведки РОВС; помимо передачи дезинформации, разоблачили провокатора, подсунутого французами в РОВС; в-четвертых, информировали о готовящемся убийстве наркома-внудельца т. Литвинова в Швейцарии, дали новые сведения о деятельности РОВС в Румынии.
«Известия». 1934. 18 июля:
Создание НКВД означает, что враги внутри страны в основном разгромлены, что возрастает роль революционной законности.
Дм. Мейснер. «Миражи и действительность». Москва, 1963:
В счастливые для нас минуты мы заслушивались песнями Н. В. Плевицкой, щедро раздававшей окружающим ее молодым воинам блески своего несравненного таланта. Эта удивительная певица, исполнительница русских народных песен, только тогда начинала увядать, высокая и стройная женщина была кумиром русской военной молодежи. Ее буквально и в переносном смысле носили на руках. Она была женой одного из наиболее боевых генералов белой армии… Тогда я еще не мог прочитать интересную автобиографию Плевицкой, где она рассказывает о начале своей жизни, о том, как полуграмотная крестьянская девушка из Курской губернии стирала в одном московском дворе белье…
А. Вертинский. «Дорогой длинною…» Шанхай, 1942:
В парижском ресторане «Большой Московский Эрмитаж» пела Надежда Плевицкая. Каждый вечер ее привозил и увозил на маленькой машине тоже маленький (? — Ю. М.) генерал Скоблин. Ничем особенным он не отличался. Довольно скромный и даже застенчивый, он выглядел скорее забитым мужем у такой энергичной и волевой женщины, как Плевицкая.
Куплеты о Плевицкой, исполняемые в ресторане «Забудь грусть», Рига:
А вот вам баба от сохи —
Теперь в концертах выступает,
Поет сбор разной чепухи,
За выход тыщу получает.
Из репертуара Н. Плевицкой:
В холоде, в голоде скудная, серая,
Грешная хмельной гульбой,
Ты ль это, крепкая, с силою, с верою,
Ныне восстала на бой?
* * *
Вот тройка борзая несется,
Словно из лука стрела.
И в поле песня раздается —
Прощай, родимая Москва!
Резидент НКВД в Париже Центру:
«Фермер» желает отпраздновать юбилей его работы с нами, сказал, чтобы вы со своей стороны оценили его деятельность.
Предлагаю дать месячный отпуск, двести американских долларов и еще столько же наградных.
Я оплатил ему приобретение новой машины, а также лечение на курорте «Фермерши».
Совершенно секретно
Спецсообщение, тт. Ягоде,
Агранову, Прокофьеву, Гай,
Молчанову, Миронову, Паукеру,
Фринковскому, начальникам
оперативных отделов
Иностранный отдел ГУГБ получил сведения, что ген. Миллер в беседе с близкими ему лицами сообщил <…> что при свидании с немецкими журналистами указал, что Германия может справиться с ненавистным коммунизмом коротким ударом по большевистской голове. Если Германия изберет этот путь борьбы, вся эмиграция будет на ее стороне, более того, пусть Германия даст средства, за что эмиграция даст необходимый людской материал. В данный момент РОВС должен обратить свое внимание на Германию, это единственная страна, объявившая борьбу с коммунизмом не на жизнь, а на смерть…
Центр «Всеволоду» (он же «Сильверстов»), в Лейпциг:
Полагаем, что «Фермеру» следует предпринять ряд шагов для закрепления в верхушке РОВС, затем, в зависимости от обстановки, выходить с активными предложениями.
«Фермер» — крайне важный агент для будущих разработок. Подробный анализ его знакомств и связей, взаимоотношения с различными объединениями и группировками может дать исключительно ценный результат. Укажите на уделение максимального внимания лицам, ведущим активную разведывательную работу против СССР, выявлению путей проникновения агентов на нашу территорию, способы связи с ними. В последней шифровке «Фермер» информировал, что на одном из банкетов офицеров Марковского полка встретил недавно человека, нелегально побывавшего у нас. Этому сведению придаем чрезвычайное значение, ввиду того, что в СССР действительно был бывш. командир одного из Марковских полков некто Слоновский Д. А. Отдельным приложением высылаем фотокарточку данного Слоновского. Просим выяснить у «Фермера»: этого ли офицера встретил на банкете?
