10

Волокна и волосы

Однажды сентябрьским вечером 1990 года недавно ушедший в отставку губернатор Гибралтара, главный маршал авиации сэр Питер Терри сидел и читал в своем доме в Стаффордшире, когда ему в окно несколько раз выстрелили. Две пули прошли рядом с мозгом, остальные задели его лицо и ранили жену, хотя и не так серьезно.

Во время своей службы в Гибралтаре сэр Питер авторизовал операцию спецслужб на основании данных британской разведки о планируемом нападении ИРА. В ходе операции трое членов Временной ИРА были застрелены особой воздушной службой Великобритании. Возможно, нападение на дом бывшего губернатора было попыткой мести за те смерти. Два месяца спустя арестовали троих мужчин, которым предъявили обвинение в нападении, тогда-то нас и попросил заняться этим делом солиситор, выступавший на стороне одного из обвиняемых.

После подключения к делу Рассел и Клив Кэнди посетили лабораторию КЛПБЛ в Лондоне, где криминалисты уже изучили некоторые из множества объектов, изъятых полицией из различных машин и по различным адресам в Лондоне. Я занялась подробным анализом волокон, занимавших центральную роль в версии обвинения.

Особый интерес вызвали несколько волокон, найденные в карманах куртки «нашего» обвиняемого, а также на его джемпере и джинсах в момент ареста. Эти волокна соответствовали компонентам черной акриловой маски, которую подобрали рядом с местом преступления (на деле маска оказалась отрезанным от джемпера рукавом). Согласно отчету КЛПБЛ, единственное текстильное волокно, обнаруженное на подоконнике в доме сэра Питера Терри, а также два волокна, найденные в счесе с волос другого обвиняемого, могли быть частью этой маски.

Вероятность того, что перенесенные текстильные волокна могут принадлежать конкретному предмету гардероба, зависит от ряда факторов. Например, от того, насколько сильно окрашены отдельные волокна или, скажем, от того, насколько легко волокна отделяются – эксперты-криминалисты называют эту характеристику отделяемостью (это жаргонизм). Наконец, важно и то, как часто эти волокна вообще встречаются в текстильных изделиях в целом. К примеру, нет особого смысла тратить потенциально большое количество времени на изучение волокон от синих джинсов, поскольку их наличие, как правило, дает слишком неубедительную связь с каким-то конкретным предметом.

Самый распространенный метод сбора волокон с поверхности предмета – систематическое прикладывание к ней полосок клейкой ленты, на которой таким образом остаются любые поверхностные текстильные волокна и другие частицы. Эти полоски затем прилепляются к пластинам из толстой пластиковой пленки, их края дополнительно запечатываются чистой клейкой лентой, после чего сразу же помещаются в конверты или полиэтиленовые пакетики для вещественных доказательств, затем запечатываются и маркируются – на каждой полоске указывается подробная информация о предмете, с которого были сняты волокна.

При повторном расследовании нераскрытых дел иногда приходится иметь дело с предметами, впервые изученными многие годы назад, когда в полиции и лабораториях придерживались куда менее строгих правил обращения с вещественными доказательствами, чем сейчас. В результате необходимо максимально тщательно проверять, не могли ли какие-либо действия, проведенные в ходе первоначального расследования, исказить данные, которые ты и пытаешься получить. Полоски клейкой ленты в этом плане чрезвычайно полезны – помимо того, что они снимаются с любого предмета сразу же после его изъятия, до проведения каких-либо других процедур, так еще с их помощью можно обнаружить всевозможные разнообразные следы. Кроме того, они надежно защищены от загрязнения посторонними материалами независимо от того, как много времени пройдет, прежде чем на них посмотрят снова.

Говоря о перенесенных волокнах, криминалисты не имеют в виду, как можно подумать, целые текстильные нити, а скорее, отдельные их составляющие, зачастую длиной не более миллиметра, и каждое волокно настолько тонкое, что невооруженным глазом его почти не разглядеть. Сравнительный анализ обнаруженных волокон с компонентами их предполагаемых источников – так называемыми целевыми или эталонными (контрольными) волокнами – необходимо проводить при помощи микроскопа. Сначала волокна на клейкой ленте сопоставляются с эталонными под микроскопом с небольшим увеличением. Затем все, что выглядят похожими, убираются, размещаются по отдельности на предметных стеклах и сравниваются более подробно в ходе процедуры, которая состоит из нескольких отдельных этапов.

На первом этапе волокна изучаются рядом друг с другом под микроскопом с большим увеличением. Так сравнивают типы волокон и их видимый цвет. Все волокна, внешне отличающиеся от волокон с предполагаемого источника, после этого убираются. На следующем этапе видимый цвет волокон анализируется более тщательно с помощью микроспектрофотометрии, которая позволяет получить подробную объективную оценку цвета. Химический состав синтетических волокон также можно определить с помощью методики под названием «инфракрасная спектроскопия с преобразованием Фурье» (Фурье-ИКС). Эта процедура позволяет, к примеру, отличить акриловые волокна от нейлоновых, полиэстерных и ряда других. Смесь красящих компонентов в любом отдельном волокне может быть чрезвычайно сложной по составу. На финальном этапе красители в некоторых оставшихся волокнах извлекаются, анализируются и сравниваются с помощью тонкослойной хроматографии (ТСХ) либо жидкостной хроматографии высокого давления (ЖХВД).

Проблема с ТСХ в том, что некоторые волокна могут оказаться слишком бледными или короткими для ее успешного проведения. Тем не менее в ходе нашего расследования нападения на сэра Питера Терри именно этот финальный этап и мог иметь решающее значение: хотя два синих волокна и могут быть очень похожими друг на друга даже под микроскопом, для создания цвета в каждом из них могла быть использована разная смесь красителей. К примеру, два волокна, по виду которых можно предположить, что они принадлежат одному и тому же предмету одежды, ковру, полотенцу и т. п., в итоге могут оказаться совершенно разными и не иметь между собой никакой связи.

Хотя волокна с маски и казались черными невооруженному глазу, при рассмотрении под микроскопом они оказались неоднородного зелено-коричневого цвета так называемого типа «тигриный хвост». В то время большая часть волокон этого типа производилась одной текстильной фирмой, располагавшейся на территории Великобритании. И после того как они подтвердили, что наши текстильные волокна действительно относились к производимому ими типу, криминалисты из КЛПБЛ проанализировали краситель, установив, что он полностью совпадает по составу с тем, что используется той самой компанией.

Возможное соответствие между обнаруженной на месте преступления маской и волокнами из кармана одного из обвиняемых могло стать веским доказательством в пользу версии обвинения. С другой стороны, оно теряло свой вес из-за того, что та фирма за последние два года произвела примерно 3600 тонн похожей пряжи.

В ходе последующего расследования не удалось установить, какой именно компанией могла быть произведена одежда, из которой был вырезан рукав-маска. Впрочем, конкретный источник волокон в конечном счете был не особо важен. Что действительно имело значение для стороны защиты, так это факт производства большого количество аналогичной пряжи, ведь он не позволял уверенно утверждать, что обнаруженные в кармане обвиняемого волокна попали туда именно с рукава-маски, а не с одного из миллионов других изделий, изготовленных из той же самой пряжи. Любопытным было еще и то, что на внутренней поверхности маски не было обнаружено ни следов слюны, ни волос с головы, которые можно было бы там найти, если бы она надевалась.

Когда Рассел попросил у солиситора обвиняемого выяснить, не имелось ли у его клиента какой-либо одежды, содержавшей черные акриловые волокна, которая могла бы объяснить их появление в его кармане, нам прислали ряд образцов волокон для изучения. Два из присланных образцов оказались неотличимыми от волокон из рукава-маски. Рассел поинтересовался, с какого именно предмета они были взяты, – оказалось, что их источником были два джемпера, изготовленные из смеси волокон, которые на вид были совершенно разными. Тем не менее, проанализировав их с помощью ТСХ и нескольких других применявшихся в то время методик, мне удалось подтвердить, что оба джемпера содержали черные акриловые волокна, неотличимые от тех, что были найдены на одежде «нашего» обвиняемого. И когда криминалисты из КЛПБЛ провели собственный анализ для проверки моих результатов, они согласились, что соответствие текстильных волокон было не таким убийственным доказательством, как считалось изначально.

Я не знаю, чем все закончилось для обвиняемого, в интересах которого нас попросили провести собственное расследование. Помню же я это дело так хорошо потому, что оно наглядно проиллюстрировало один простой принцип: нельзя делать каких-либо выводов на основании вещественных доказательств, не рассмотрев, а при необходимости и не проверив другие возможные объяснения. Даже сейчас, несмотря на все достижения в области ДНК-экспертизы, совпадение ДНК не служит само по себе доказательством того, что кто-то что-то сделал. Оно лишь устанавливает наличие связи с этим конкретным человеком, которому может быть найдена, а может и не быть, какая-то альтернативная причина. Также это дело подчеркнуло, насколько важно проведение независимой проверки всех важнейших вещественных доказательств, полученных экспертами-криминалистами, чтобы принять во внимание все остальные возможные их интерпретации.

Примерно через четыре года после этого расследования я работала над другим делом, связанным с текстильными волокнами и Временной ИРА. Его возбудили после серии взрывов на севере Лондона, произошедших в период со 2 по 8 октября 1993 года. Вскоре после этого были арестованы трое подозреваемых. Спустя почти год один солиситор попросил нас изучить некоторые вещественные доказательства, связанные с его клиентом, которого я буду называть подозреваемым А.

Расследование для стороны обвинения было проведено экспертами из КЛПБЛ, которые очень хорошо поработали над другими делами, связанным с ИРА. Нам было необходимо проверить доказательства и позаботиться о том, чтобы в суде рассмотрели все возможные их интерпретации. Пожалуй, самыми важными из них были две, казалось, однозначно установленные связи. Первая из них – между одеждой и ковриком для ванной из квартиры подозреваемого А и оборудованием для изготовления бомб, обнаруженного там за панелью под ванной. Вторая связь была между той же самой одеждой и ковриком для ванной и взрывным устройством, размещенным на улице Хайгейт-Хай, но не сработавшим. Часть волокон, собранных с одежды двух других подозреваемых, с шарфа, забытого, как считалось, подозреваемым А в такси, а также с водительского сиденья прежде принадлежавшей ему машины, также, казалось, совпадали с волокнами коврика для ванной.

Когда я посетила КЛПБЛ в начале декабря 1994 года, большая часть найденных волокон была израсходована в ходе анализа. Тем не менее, изучив немногие оставшиеся, мне удалось подтвердить, что они действительно неотличимы от предположенных источников. Насколько большое значение это имело, однако, было уже другим вопросом.

Проверка потенциальных возможностей для перекрестного переноса показала, что предметы вряд ли могли быть загрязнены, прежде чем попали в КЛПБЛ. Впрочем, загрязнение было не единственным альтернативным объяснением того, почему текстильные волокна совпали. Например, помимо варианта, предложенного обвинением, было вполне вероятно, что на обнаруженное оборудование для изготовления бомб попали волокна, разбросанные по самой квартире. Никто не спорил с тем фактом, что подозреваемый А сдавал квартиру двум другим мужчинам; он просто утверждал, что не знал их и не был в курсе того, что они там прятали. То есть было бы не удивительным, если бы на их одежде нашлись бы волокна с коврика для ванной.

Когда в 1994 году состоялись слушания по этому делу в Центральном уголовном суде Лондона, сомнения по поводу доказательств обвинения против подозреваемого А, которые возникли в результате нашего расследования, казалось, нашли отклик среди присяжных. И хотя двое других подозреваемых были признаны виновными в заговоре с целью организации взрывов и приговорены к 25 годам тюремного заключения, присяжные не смогли вынести такой же вердикт и ему.

Бывают и такие дела, когда текстильные волокна становятся весьма убедительным доказательством связи между подозреваемым и жертвой или местом преступления. Тем не менее даже в подобных случаях чрезвычайно важно проверить и исключить любые возможности перекрестного переноса частиц или случайного загрязнения вещественных доказательств. Потому что, несмотря на то, что теперь мы осознаем все имеющиеся риски, ошибки все равно случаются. Так, например, один и тот же полицейский мог брать в руки предметы из нескольких разных мест. Либо волокна могли попасть на улику с одежды сотрудника полиции. Или же на предметы, имеющие значение для следствия, могли попасть волокна с объектов, расположенных в помещении, где работали криминалисты или подозреваемый А, а то и вовсе, как это однажды случилось во время моей работы в ЭКС, кусочки дряхлого переплета с записной книжки судмедэксперта могли упасть, когда тот нагибался над телом жертвы на месте преступления! Мы потратили изрядное количество времени, пытаясь идентифицировать синие волокна, слипшиеся между собой странным решетчатым узором, пока наконец не осознали, что именно произошло.

В другом деле, для работы над которым меня нанял один солиситор защиты, произошла ситуация, ставшая одним из примеров потенциального перекрестного загрязнения. Подсудимого обвиняли в попытке ограбления владельца магазина, совершенной, когда тот с дневной выручкой на руках направлялся в банк. Согласно отчету криминалистов, несколько волокон, обнаруженных на куртке обвиняемого, могли попасть туда с рубашки владельца магазина. С другой стороны, часть волокон, собранных со штанов и рубашки владельца магазина, а также с сумки с выручкой, могли попасть туда с кардигана, который был надет на обвиняемом в момент предположительного нападения на жертву. Таким образом, было принято заключение, что эти вещественные доказательства доказывают, что между двумя мужчинами был контакт.

Посетив лабораторию ЭКС в Уэтерби, где криминалист, сделавший анализ, продемонстрировал изученные им волокна, я провела собственную проверку. Поначалу мне показалось, что некоторые вещественные доказательства могут быть даже более вескими, чем заявлялось обвинением. Так, например, четыре специфических хлопковых волокна, обнаруженных в сумке, были неотличимы на микроскопическом уровне от тех, что были собраны с прокладки куртки обвиняемого. Вместе с тем другие доказательства на основании совпадения волокон были куда менее убедительными. А когда я изучала отчеты и показания по делу, нечто потенциально куда более важное бросилось мне в глаза.

Оказалось, что полицейский, арестовавший обвиняемого, также вступал в контакт с владельцем магазина до того, как вся одежда и другие предметы были изъяты и запечатаны в пакеты представителями закона. Без сомнения, на то были свои веские причины, но полицейский все равно нарушил основополагающее правило, создав ситуацию, в которой он мог непреднамеренно перенести текстильные волокна с одного человека на другого. И хотя протокол столь вопиющим образом был нарушен, возможная связь между сумкой и курткой на основании совпавших текстильных волокон могла бы все равно иметь в суде значительную доказательную силу, особенно если обнаружат значительное количество этих частиц текстиля. Однако в общей сложности было найдено лишь 11 микроскопических волокон. Это не позволяло с уверенностью полагаться на результаты первоначального криминалистического расследования и давало солиситору защиты пространство для маневров.

Как и во многих других делах, которым мы занимались на стороне защиты, с первоначальными результатами криминалистической экспертизы все было в полном порядке – просто мы нашли другое, альтернативное объяснение. Наша задача состояла в том, чтобы попытаться переосмыслить уже собранные доказательства. И хотя мы, может, и были на основании имевшихся доказательств согласны с тем, что преступление, судя по всему, было совершено человеком с группой крови 1+, или с тем, что в момент нападения на нем был синий свитер, нельзя было однозначно утверждать, что этим человеком был именно обвиняемый.

За последние годы текстильные волокна сыграли важную роль в раскрытии ряда громких убийств. Так, например, в делах об убийствах на Пембрукширской береговой тропе и убийстве Стивена Лоуренса они не только стали вескими доказательствами сами по себе, но и подсказали, где искать доказательства другого типа, включая образцы ДНК.

Как и в случае с текстильными волокнами, порой у меня возникают серьезные причины поставить под сомнения заключения, связанные с волосами, которые были сделаны криминалистами, работавшими на обвинение. До появления ДНК-экспертизы доказательная сила человеческих волос была относительно ограниченной. На самом деле единственным, что можно было обычно утверждать с какой-либо долей уверенности, – то, что представленный в качестве доказательства образец принадлежал человеку или какому-то виду животного.

Эталонные образцы, взятые с человека, могут быть сравнены с волосами, обнаруженными на вещественных доказательствах, по цвету, длине и строению. Если найденные волосы оказываются неотличимыми от эталонного образца либо попадают в допустимый диапазон отклонений, можно сказать, что они могли быть получены из одного источника. Вместе с тем характеристики волос разных людей могут значительно пересекаться. Кроме того, волосы с головы одной и той же персоны могут значительно отличаться по цвету и микроскопическому строению. Таким образом, выявленное несовпадение может означать две вещи: либо волосы получены из разных источников, либо предоставленный эталонный образец не отражает всего богатства вариантов, которые можно найти на голове человека, интересующего следствие.

Когда волосы обесцвечены, покрашены, повреждены или же обладают какими-то другими нетипичными свойствами, такими как переплетение с другими волосами, порой удается доказать их связь более убедительно. А если есть корень волос, можно исследовать и клеточный материал с помощью ДНК-экспертизы. Без подтверждения по ДНК, однако, обычно невозможно с какой-либо долей уверенности утверждать, что образец волос неустановленного происхождения был получен из того же источника, что и эталонный образец, – хотя чем больше имеется волос с похожими характеристиками и чем они необычнее, тем больше шансов доказать, что связь все-таки есть.

Проблема была в том, что обвинение зачастую создавало впечатление, будто доказательство возможной принадлежности конкретного образца волос обвиняемому было равносильно утверждению, что они действительно были его. Возможно, это делалось по причине искреннего недопонимания или для того, чтобы воспользоваться имеющимися неопределенностями для придания веса своей версии событий, даже если их утверждения выходили далеко за рамки того, о чем на самом деле говорили вещественные доказательства с научной точки зрения. Порой это получалось из-за формулировок, выбранных экспертом-криминалистом, а порой становилось результатом того, как адвокаты или судьи подводили итоги, обобщая известную по делу информацию спустя долгое время после того, как криминалист покидал зал суда.

Из-за всех этих затруднений, связанных с использованием волос в качестве вещественных доказательств, как правило, в Великобритании больший упор делается на текстильные волокна. В США, однако, ситуация была обратная, и нас всегда крайне беспокоила явная склонность преувеличивать значение волос в качестве улик в американских судах. Эта проблема стала критичной в 2015 году, когда министерство юстиции США в сотрудничестве с ФБР выявило 2500 дел, нуждавшихся в пересмотре по этой самой причине. Согласно отчету, экспертные показания 95 % специалистов в изученных 268 делах содержали некорректные данные, которые «поддерживали сторону обвинения» и были основаны на весьма грубых методиках анализа волос. Эти дела охватывали промежуток времени в два десятилетия, причем 32 человека из списка обвиняемых были приговорены к смертной казни. И хотя некоторые из подсудимых на деле и могли быть признаны виновными на основании других, более веских доказательств, тот отчет стал пугающим напоминанием о том, насколько важно понимать ограничения, связанные с использованием волос в качестве вещественных доказательств.