Глава 10

Рисорджименто: главные герои

Возрождение, воскрешение, новый подъем…

Поначалу термин «Risorgimento» употреблялся по аналогии с «Rinascimento» (Эпоха Возрождения), и делалось это исключительно в культурно-литературном контексте. И только впоследствии, благодаря «отцу итальянской трагедии» Витторио Альфьери, значение этого термина стало постепенно расширяться, распространяясь на политический и национальный контекст.

Рисорджименто – итальянское слово, означающее «возрождение, воскрешение, новый подъем», – является историческим термином, обозначающим период борьбы за объединение и национальное существование Италии, охватывающий бóльшую часть XIX века.

ДЖОНАТАН КИТС

британский историк

Предпосылки Рисорджименто весьма разнообразны: это и либеральные идеи, и романтически-националистические, и социалистические, и республиканские, и антиклерикальные… При этом амбиции Савойской династии, представителем которой был Виктор Эммануил II, удачно соединились с антиавстрийскими настроениями.

Немалую роль в этом процессе сыграла и национальная идея. Итальянский философ и юрист Джованни Доменико Романьози в своей работе «Scienza delle constituzioni» (Наука о конституциях) выдвинул начало национальности – как высший принцип международных отношений, и независимость каждой нации – как новое начало политического равновесия. Он соединил национальную идею и принцип легитимности, и нацию он определил как население, которому природой задано некое географическое и духовное единство.

Уже после объединения Италии, выступая в Турине, Массимо д’Адзельо произнес фразу, ставшую одной из наиболее видных в богатейшем репертуаре итальянских крылатых выражений. «Abbiamo fatto l’Italia, ora dobbiamo fare gli italiani». (Мы создали Италию, теперь мы должны создавать итальянцев).

Некоторые считают, что эта ставшая программной для Италии фраза была сказана графом Камилло ди Кавуром. Это не так, но, впрочем, это не так и важно. Важно то, что с тех пор итальянские правители всевозможных политических окрасок только тем и были заняты, что «создавали итальянцев». Из массы крестьян прошлого, не ведавших никакой общности за пределами тени соседней колокольни, делали общество граждан, сознающих свои обязанности перед родиной, а также свои права, за которые нужно бороться. А прежде всего – делали борцов против папского гнета и иностранной оккупации, для которых имя мятежного монаха-доминиканца Джордано Бруно, сожженного на костре инквизиторами, стало боевым лозунгом.

Итальянские патриоты в эпоху Рисорджименто усматривали главную проблему Италии в отсутствии внутреннего единства. В популярном тогда гимне итальянцев, написанном осенью 1847 года молодым поэтом Гоффредо Мамели на музыку композитора Микеле Новаро и впоследствии ставшем государственным гимном Италии, говорится:

 

На протяжении веков

Мы угнетены и осмеяны,

Так как мы не единый народ,

Так как мы разделены.

Пусть же единый флаг, единая мечта

Сплотит нас всех…

 

И в самом деле, люди во всех итальянских «удельных княжествах» кое-как принадлежали к итальянскому культурно-историческому кругу, все худо-бедно говорили по-итальянски. Но, к великому огорчению патриотов-интеллектуалов, они не ощущали никакой общности с такими же людьми, говорящими на том же языке в соседней деревне. Кроме того, особенно на юге страны, жители вообще не желали общаться между собой по-итальянски, а говорили на разных наречиях, которые, впрочем, тоже восходили к латыни.

В Италии народ не имел никакого другого средства единения, кроме церкви. Слово священника было единственным правилом для масс, в которых слово «Италия» не возбуждало никаких воспоминаний об общем величии, так что национальное чувство без посредства духовенства не могло проникнуть в народ. А без его содействия итальянцы могли принять свободу только извне.

Конечно, в Риме, в Неаполе, Венеции, Флоренции и Турине имелись свои представители прогресса, свои «друзья народа». Там смешивались все учения – от социальной философии Урбано Лампреди до политической ненависти к Австрии карбонариев, от революционного разрушения монархического правления Джузеппе Мадзини до ненависти ко всему чужеземному Джованни-Баттиста Никколини… Но все они сходились в двух неразделимых желаниях – итальянской независимости и радикального преобразования римской власти.

Рисорджименто исполнено духа жертвенности, оно выстрадано теми, кто был отправлен в изгнание или брошен в тюрьмы, оно освящено кровью юных сердец, переставших биться в гуще сражений, оно проникнуто страстным желанием народа почувствовать себя действительно народом.

НИККОЛО РОДОЛИКО

итальянский историк

Публицист Г.Е. Благосветлов в журнале «Русское слово» писал о тогдашней Италии так: «Если Росси справедливо заметил, что «нация, подобно отдельному существу, готовит себе блистательные успехи в тот день, когда она сосредоточивает все силы ума на одном пункте», то Италия, благодаря общим усилиям своего ученого и литературного сословия, не долго будет ожидать этого дня. Народное воспитание ее начато; оно куплено необыкновенными жертвами, – остается продолжать его. С помощью его Италия создаст себе национальное единство и независимое будущее <…> За победами следуют поражения, за революциями – реакции, но за народным образованием никогда не возвращается варварство. Идеи медленно проходят в массы, но раз занесенные в сердце их, они приносят десятеричный плод за труд и пот сеятеля. Когда Италия примет свое единство не от руки диктатора, не от случайной конституции, не как милостыню из Тюильрийского кабинета, а воспитает его в себе самой, тогда его не разорвет никакая внешняя сила. В наш век народы тверды не числом войска и формой того или другого правления, а нравственным характером и политической совестью…»