Сто лет господства этрусских царей в Риме

Первым из этрусских царей Рима был Тарквиний Древний, или Тарквиний Луций Приск – согласно римскому преданию, пятый царь Древнего Рима, который правил с 616 по 578 гг. до н. э. Этот человек имел все основания считать себя этруском. Он был сыном Демарата, выходца из греческого города Коринфа, в свое время бежавшего из-за междоусобиц в город Тарквинии, и одной знатной жительницы этого этрусского города.

Тарквиний Древний, или Тарквиний Луций Приск

Человек он был незаурядный и скоро стал очень богатым этрусским вельможей. Согласно Титу Ливию, он переселился в Рим «где-то в конце царствования Анка Марция», то есть примерно в 618–616 гг. до н. э. Тарквиний в то время был женат на женщине по имени Танаквиль, происходившей из знатного этрусского рода.

Есть версия, что имя Тарквиний он получил по имени рода своей жены Танаквиль, которая «была женщиной самого высокого рода». Что означает такая характеристика? «Самого высокого» – это значит, что она была из этрусского царского рода Тарквиниев.

Так вот, именно по настоянию этой властной женщины он и уехал из Тарквиний, где местные жители постоянно напоминали ему, что он – не настоящий этруск, а отпрыск чужеземного рода, сын какого-то изгоя, а посему не оказывали ему должных почестей и уважения.

Танаквиль, возмущенная и униженная отношением своих соотечественников к мужу и уверенная в его великом предназначении, выбрала для их нового жительства Рим. Она совершенно справедливо прикинула, что в именно Риме энергичному и честолюбивому Тарквинию легко будет занять одно из первых мест, которое подобало ему по праву и по достоинству. Ведь царствовал же там сабинянин Нума Помпилий и его внук Анк Марций, рожденный матерью-сабинянкой и знатный одним только своим дедом.

Приехав в Рим и купив там красивый дом, Тарквиний сразу сделался известным человеком. Он был гостеприимен, охотно оказывал помощь нуждающимся и вскоре вошел в доверие к царю Анку Марцию. Настолько, что тот сделал Тарквиния наставником двух своих сыновей. Спустя некоторое время царь проникся к нему еще более глубокими дружескими чувствами и назначил его опекуном детей до их совершеннолетия.

Есть версия, что Тарквиний сам взял себе имя Тарквиния Древнего. Конечно же, это не так. Очевидно, что так его прозвали гораздо позднее, чтобы отличить от другого этрусского царя Рима с тем же именем, то есть от Тарквиния, прозванного Гордым.

Как бы то ни было, своим добрым обхождением Тарквиний привлек к себе симпатии как знатных римлян, так и простого народа. Под непосредственным руководством царя Анка Марция Тарквиний прекрасно изучил все римские законы и обычаи. Он деятельно участвовал и в гражданской, и в военной жизни города.

Как только Анк Марций умер, Танаквиль стала укреплять в Тарквинии честолюбивые замыслы. Она постоянно твердила ему, что в Риме привыкли к иноземным царям, что тот же Нума Помпилий, внуком которого был Анк Марций, не был римлянином, но это не помешало ему получить высшую власть над римским народом. Поддавшись уговорам жены, отвечавшим, впрочем, и его собственным честолюбивым устремлениям, Тарквиний, отослав опекаемых им царских сыновей на охоту, сам выступил с речью перед римлянами. В красноречивых выражениях он обрисовал свои заслуги перед городом, свою преданность умершему царю и идеалам римского народа, а также напомнил, что он не первый иноземец, который в случае избрания станет у власти. Словом, все те доводы, которые они вместе с Танаквиль хорошо обдумали, Тарквиний высказал на общем собрании, причем сделал он это столь убедительно, что римский народ единодушно предложил передать ему царские полномочия.

Так Тарквиний стал царем, пятым правителем Рима и первым этруском, занявшим римский трон. В историю же он вошел, как Тарквиний Древний (в некоторых источниках его еще называют Тарквинием Старшим, что, собственно, одно и то же).

Проведя несколько победоносных войн с сабинянами и латинянами, он присоединил их области к Риму, захватив большое количество богатой добычи. По возвращении в Рим Тарквиний приступил к мирным делам с не меньшей энергией, которую он отдал делам военным: по приказу Тарквиния началась достройка каменных стен там, где были лишь земляные укрепления, велись работы по осушению болотистых мест, провели специальные каналы, спускавшие воду в Тибр, построили большой ипподром и арену для кулачных боев, очень любимых народом.

* * *

А в 579 году до н. э. Тарквиний Древний был убит сыновьями Анка Марция, затаившими злобу на любимца своего отца, который отобрал у них царскую власть. Они устроили показную ссору между собой, и когда Тарквиний вышел к ним, чтобы примирить, его убили ударом топора по голове.

Убийство царя Тарквиния Древнего

Тем не менее заговорщики ничего не выиграли от этого убийства и были изгнаны из города: а править стал приемный сын убитого царя и любимец Танаквиль – Сервий Туллий.

* * *

Сервий Туллий был латинянином по крови, но его воспитали в этрусской семье, и он на всех основаниях мог считать себя этруском.

Боясь новых покушений, он окружил себя надежной стражей, тем более что сыновья Анка Марция, виновные в смерти его приемного отца, не были схвачены, а сумели бежать.

Мудрый Сервий Туллий для того, чтобы избежать измены со стороны законных сыновей покойного Тарквиния, ввел их в свою семью, выдав за них своих дочерей: кроткую и ласковую – за гордого Луция, а честолюбивую меньшую – за нерешительного Аррунса. Но здесь он явно просчитался, ибо стремление властвовать у некоторых людей бывает гораздо сильнее родственных связей.

Во время царствования Сервия наметились первые сдвиги в положении плебеев. Ненависть патрициев к этому царю достаточно ярко говорит о том, какова была его политика. Своей первой реформой он дал землю народу (плебсу) <…> Впервые, все без различия – и патриции, и плебеи – собрались вместе. Царь обошел вокруг этого разнородного собрания, ведя перед собой жертвенных животных и распевая торжественный гимн. Когда церемония была окончена, все стали равноправными гражданами.

ФЮСТЕЛЬ ДЕ КУЛАНЖ

французский историк

Военные успехи Сервия Туллия в его борьбе с этрусскими городами принесли ему огромную добычу и любовь римлян, поскольку он проявил себя, как доблестный военачальник, вполне достойный высокого сана царя Рима. Установив мир в своих владениях и обезопасив их границы, Сервий Туллий приступил к упорядочению внутренней жизни римских граждан.

Сервий Туллий

Согласно легендам, при Сервии Тулии было также закончено строительство городской стены Рима (Сервиева городская стена), которая опоясала собой пять холмов, уже имевших собственные укрепления, и включила в себя также Квиринальский и Виминальский холмы. Таким образом, Рим якобы и стал тем самым ныне знаменитым городом на семи холмах. Впрочем, археологические раскопки показывают, что городская стена в Риме была построена только двести лет спустя: в первой половине IV века до н. э.

Сервию Туллию приписывается еще и денежная реформа (он якобы первым в Риме начал чеканить серебряные монеты).

* * *

Впрочем, в 535 году до н. э. Сервий Туллий был убит сторонниками Луция Тарквиния, сына Тарквиния Древнего. И тот стал римским царем, получив прозвище Гордый.

* * *

Пока этрусские цари правили в Риме, сами этруски продолжали расширять свои территории. Сначала они обратили внимание на остров Эльба, богатый железной рудой, и быстро захватили его. Главной угрозой для них в это время были греки, также расширявшие свои владения в Средиземноморье. Они, в частности, основали колонии на Сицилии (Сиракузы, Катания и др.) и на юге современной Италии (Кумы, Сибарис, Кротон и др.). Однако этруски чувствовали греческую угрозу не только на юге, но и на севере. Им совсем не нравилась такая ситуация, когда в середине VI века до н. э. греки основали на восточном берегу Корсики свою колонию Алалия. Это событие, кстати, совпало по времени с появлением в этих местах беженцев из древнего города Фокеи, спасавшихся от персидского господства.

Убийство Сервия Туллия, царя Рима. Худ. Луи-Жан-Франсуа Лагрене (1770)

Фокея была древнегреческой колонией в Малой Азии, основанной в IX–VIII веке до н. э. Она находилась недалеко от Смирны (ныне это турецкий город Измир). Когда персы напали на Фокею в начале второй половины VI века до н. э., многие ее жители эмигрировали на запад, не желая подчиниться завоевателям.

Сицилия была одной из наиболее развитых областей Древнего мира, и присутствие греческой цивилизации остро чувствуется на острове даже сегодня. Блестящий расцвет в богатых торговых центрах переживала культура: поэзия, драма, философия и архитектура. Самым богатым был город Сиракузы, расположенный на восточном побережье Сицилии.

ДЖОНАТАН КИТС

британский историк

Фокейцы погрузились на корабли и стали жить в Алалии, ибо остров Кирн, или Кирна (так древние греки называли современную Корсику) очень понравился новым переселенцам. Но и этруски имели на этот остров виды. Для этого они смирились с проникновением Карфагена на соседний остров Сардиния и в 550 году до н. э. заключили с ним союзный договор.

Связи Этрурии с Карфагеном подтверждаются свидетельствами многих авторов, однако источников, которыми мы сейчас располагаем, недостаточно, чтобы полностью реконструировать всю историю этрусско-карфагенских отношений.

Что же касается этого договора, то известно, что по нему Сардиния осталась в сфере влияния Карфагена, а Корсика – в сфере влияния этрусков.

Скоро дошло дело и до серьезной войны.

Примерно в 540 году до н. э. (по некоторым версиям в 535 году до н. э.) этруски (жители города Церы) и карфагеняне одержали победу в морском сражении с фокейцами при Алалии.

После одержанной при Алалии победы этрусский флот стал хозяйничать в северной части Тирренского моря. Карфаген же, имея в своих руках жизненно важный Гибралтарский пролив, стал рассматривать воды между Сардинией, Африкой и Испанией, как свою собственность.

* * *

Но вернемся к событиям, происходившим в возглавляемом этрусками Риме. Луций Тарквиний Гордый вступил там на трон в 534 году до н. э. Получив царскую власть ценой преступления, он окружил себя толпой телохранителей, понимая, что сам подал пример тому, каким путем можно занять царское место.

Он не дал похоронить своего тестя, твердя, что Ромул исчез тоже без погребенья; он перебил знатнейших среди отцов в уверенности, что те одобряли дело Сервия <…> Так как, кроме силы, не было у него никакого права на царство, то и царствовал он не избранный народом, не утвержденный сенатом. Вдобавок, как и всякому, кто не может рассчитывать на любовь сограждан, ему нужно было оградить свою власть страхом. А чтобы устрашенных было побольше, он разбирал уголовные дела единолично, ни с кем не советуясь, и потому получил возможность умерщвлять, высылать, лишать имущества не только людей подозрительных или неугодных ему, но и таких, чья смерть сулила ему добычу.

ТИТ ЛИВИЙ

древнеримский историк

Ко всем без исключения Тарквиний Гордый относился высокомерно, не считаясь ни с заслугами, ни с достоинством своих сограждан. Волю сената и народа он не принимал во внимание и искал опоры не в Риме, а за его пределами, рассчитывая на помощь знати соседних племен против своего собственного отечества.

Тарквиний Гордый

Короче говоря, Тарквиний Гордый поступал во всем, как человек дурной и крайне жестокий. И, естественно, это настроило против него все слои общества. В итоге он был изгнан из Рима и был вынужден искать убежища в Этрурии.

После этого царская власть была упразднена, а управление объявлено общественным делом (по латыни «res» – это «дело», а «publica» – «общественное», от чего и образовался известный всем термин «республика», обозначающий форму государственного правления, практикуемую ныне в 75 % государств мира).

КСТАТИ

Луций Юний Брут – один из основателей Римской республики – принадлежал к древнему роду Юниев. По одной из версий, в его честь был назван месяц июнь.

После провозглашения республики в установленные дни на площади стали собираться все полноправные граждане, носившие оружие. По их воле власть на год вручалась двум консулам. Первыми консулами были избраны Луций Юний Брут (сын сестры Тарквиния Гордого) и Луций Тарквиний Коллатин (внук брата Тарквиния Древнего и двоюродный племянник Тарквиния Гордого).

Хотя власть консулов не уступала власти царя, она была ограничена. Консулы не правили единолично. Их было двое, и управляли они совместно, вернее, по очереди, сменяя один другого каждый месяц. При этом один консул всегда мог отменить распоряжение другого. Власть консулов была непродолжительна – их выбирали всего на один год. По истечении года консул становился простым гражданином и, если он за время своего правления допустил злоупотребления, его можно было привлечь к ответственности. Любое распоряжение консула, если с ним не были согласны, можно было обжаловать в народном собрании. Такими мерами римляне ограничивали власть консулов и мешали им превратиться в единоличных правителей.

Наряду с консулами в римской республике большую роль играл сенат, который регулярно пополнялся бывшими консулами и другими важными должностными лицами. Всего сенаторов было триста. Сенат ведал государственными финансами, внешней политикой, управлением завоеванными территориями, утверждал все законы и руководил выборами. Заседания сената созывал консул. Он же председательствовал в сенате.

Наконец, в римской республике существовало народное собрание (комиции). На нем выбирали должностных лиц, обсуждали законы, вопросы объявления войны и заключения мира, принимали судебные решения по важнейшим преступлениям. Народное собрание не играло решающей роли. Фактически вся власть принадлежала аристократам. Сенат состоял только из патрициев. Консулы выбирались также из патрициев. По сути, Рим превратился в аристократическую республику.

Совместное консульство Брута с Коллатином оказалось недолгим. Из-за ненависти патрициев к роду Тарквиниев, символизировавшему царскую тиранию, Коллатину пришлось уйти в изгнание. Вместо него был избран Публий Валерий.

Все эти события произошли, согласно Титу Ливию, в 510 году до н. э., а согласно Катону и Полибию – в 507 году до н. э.

* * *

Однако с изгнанием Тарквиниев из Рима борьба за власть в этом городе не закончилась. Предание рассказывает о нескольких попытках Тарквиния Гордого вернуться в город, изгнавший его.

Сначала он решил сделать это с помощью заговора знати, близкой к царскому дому.

Однако готовившийся заговор был раскрыт и жестоко подавлен.

Свобода чуть не была погублена коварством и изменой. Нашлись среди римской молодежи кое-какие юноши, и не последние по знатности, чьим страстям было больше простору при царях: сверстники и товарищи молодых Тарквиниев, сами привыкшие жить по-царски. Тоскуя среди общего равноправия по прежнему своеволию, они стали сетовать меж собой, что чужая свобода обернулась их рабством: царь – человек, у него можно добиться, чего нужно, тут законного, там незаконного, он способен к благодеянию и милости, может и прогневаться и простить, различает друга от недруга; а закон – глух, неумолим, он спасительней и лучше для слабых, чем для сильных, он не знает ни снисхождения, ни пощады для преступивших; опасно среди стольких людских прегрешений жить одною невинностью.

Эти души были уже затронуты порчей, когда вдруг являются царские послы и требуют теперь не возвращения царя, а хотя бы выдачи царского имущества. Сенат, выслушав их просьбу, совещался несколько дней: не вернуть имущество значило дать повод к войне, а вернуть – дать средства и вспоможение для войны. Тем временем послы заняты были другим: въяве хлопоча о царском имуществе, втайне строили козни, готовя возвращение царской власти. С просьбами будто о явном своем деле обходили они дома, испытывая настроения знатных юношей. Кому речи их приходились по душе, тем вручали они письма от Тарквиниев и сговаривались о том, чтобы ночью тайком впустить в город царскую семью.

ТИТ ЛИВИЙ

древнеримский историк

К своему ужасу консул Брут в числе заговорщиков обнаружил и двух своих сыновей – Тита и Тиберия. Но не он ли сам объявил, что все изменники должны были быть судимы и приговорены к казни? Весьма сложная ситуация, а времени на размышления нет. И тут Брут проявил удивительную твердость, и оба его сына тоже оказались среди привязанных к позорному столбу знатных юношей-заговорщиков. В полном молчании оба консула вышли, сели на свои места и приказали приступить к свершению унизительной и жестокой казни. С приговоренных были сорваны одежды, их долго секли прутьями, а затем отрубили головы. Консул Публий Валерий с состраданием смотрел на муки осужденных юношей, Брут же словно превратился в статую, ни единым движением не выдал он обуревавших его противоречивых чувств. Право же, соблюдение справедливости порой до того противоречит общечеловеческим понятиям, что оно производит истинных героев нравственности.

Луций Юний Брут приказывает убить своих сыновей Тита и Тиберия.

Худ. Бартоломео Пинелли (1807)

А тем временем изгнанный из Рима царь, узнав, что надежды на заговор рухнули, обратился за помощью к этрускам.

Таким образом, объединенное войско двух этрусских городов, Тарквиний и Вей, двинулось против Рима. Противники встретились лицом к лицу в легендарной битве у Арсийского леса на правом берегу Тибра.

Получивши весть об этих событиях, Тарквиний, раздосадованный обманувшею надеждою и пылая гневом и ненавистью, понял, что его коварству путь загражден, и задумал открытую войну. Он пошел просителем по городам Этрурии, особенно взывая к вейянам и тарквинийцам, чтобы не дали они ему, человеку одного с ними происхождения, одной крови, исторгнутому из такого царства, ввергнутому в нищету, погибнуть на их глазах вместе с юными еще детьми. Других из чужой земли в Рим приглашали на царство, а его, царствовавшего, воевавшего за распространение римского могущества, преступным заговором изгнали близкие люди! Они, не найдя меж собою кого-нибудь одного, достойного быть царем, расхватали по частям царскую власть, имущество царское отдали на разграбление народу, чтобы не был никто к преступлению непричастен. Отечество свое, царство свое хочет он себе возвратить и наказать неблагодарных граждан; пусть поддержат его, пусть помогут, пусть отмстят и за собственные былые обиды, за побитые не раз легионы, за отнятые земли. Речи его взволновали вейян – они с грозным шумом требуют смыть позор и силой вернуть потерянное, хотя бы и под водительством римлянина. А тарквинийцев столь же волнует имя, сколь и родство: лестным кажется видеть своих царствующими в Риме. И вот два войска двух городов устремляются за Тарквинием, чтобы вернуть ему царскую власть и войною покарать римский народ.

ТИТ ЛИВИЙ

древнеримский историк

Публий Валерий вел за собой римскую пехоту, а Брут – передовую конную разведку. Точно так же конница шла и впереди этрусского войска, и возглавлял ее царский сын Тарквиний Аррунс, а сам изгнанный царь следовал за ним с легионами. Узнав Брута издали, Аррунс в гневе закричал:

– Вот кто изгнал нас, исторг из отечества. Смотрите, как важно он выступает, красуясь знаками нашей власти! Боги – мстители за царей, будьте с нами!

И, пришпорив коня, он помчался прямо на консула. Брут заметил это. По словам Тита Ливия, «тогда считалось почетным, чтобы вожди сами начинали сражение: рвется и Брут к поединку, и столь яростна была их сшибка, что ни тот ни другой, нанося удар, не подумал себя защитить, так что оба, друг друга пронзив сквозь щиты, замертво пали с коней, насаженные на копья. Тотчас вступила в битву вся конница, за ней подоспела пехота; бой шел с переменным успехом, и никто не взял верх: оба правые крыла победили, левые – отступили: вейяне, привыкшие к поражениям от римлян, рассеялись и бежали; тарквинийцы же не только выстояли, но даже сами потеснили римлян».

Этрусков вдруг охватил ужас, столь сильный, что, оставив затею как тщетную, оба войска, тарквинийцев и вейян, ночью разошлись по домам.

ТИТ ЛИВИЙ

древнеримский историк

Но вот далее произошло нечто непонятное. Согласно легенде, этруски вдруг оставили поле боя.

Это странно хотя бы потому, что этруски не боялись смерти. Смерть для них была приятным продолжением жизни – с драгоценностями, вином, флейтами, под музыку которых они так любили танцевать. Смерть они считали естественным продолжением жизни во всей ее полноте. Так что, вовсе не это заставило их бежать с поля боя. Так что же тогда?

Согласно легендам, причиной этого якобы оказался раздавшийся в ночной тишине из Арсийского леса громовой голос, который сочли за голос покровителя лесов и дикой природы бога Сильвана. Он якобы объявил:

– У этрусков одним павшим больше: значит, победа у римлян!

Как бы то ни было, римляне победили, а этруски оказались побежденными. Консул Публий Валерий собрал с погибших доспехи и с триумфом вернулся в Рим. Павшего Брута почтили пышной погребальной церемонией. И весь Рим скорбел об этом мужественном и твердом человеке, который превыше всего ценил свободу отечества.

* * *

После этого не смирившийся с поражением Тарквиний Гордый бежал к Ларсу Порсенне, этрусскому царю города Клузия (Кьюзи). И Порсенна, считая полезным для этрусков восстановление власти царя Тарквиния, пошел на Рим.

Этрусский царь Ларс Порсенна

Относительно Порсенны существует две версии: одна утверждает, что это был реально существовавший этрусский царь, другие – что это не более чем персонифицированный образ этрусского владычества над Римом в VI веке до н. э.

Одни историки, говоря об этой войне, имевшей место примерно в 508–506 гг. до н. э., восхваляет героизм защитников Рима, заставивший якобы Порсенну снять осаду города и заключить почетный для Рима мир. Согласно иной, более достоверной версии, сохраненной Тацитом в его «Истории» и Плинием Старшим в его «Естественной истории», – Рим все же был взят Порсенной.

Боялись не только врагов, но и собственных граждан, как бы римская чернь от страха не впустила в город царей, не приняла бы мир даже на условиях рабства. Поэтому сенат многое сделал тогда, чтобы угодить простому народу. Прежде всего позаботились о продовольствии: одни были посланы за хлебом к вольскам, другие – в Кумы. Затем приняли постановление о продаже соли, которая шла по непосильной цене, государство взяло на себя это дело, отобравши его у частных лиц. Плебеев освободили от пошлин и налогов: пусть платят те, у кого хватает дохода, с неимущих довольно того, что они растят своих детей. Эта уступчивость сенаторов перед лицом надвигающихся невзгод, осады и голода настолько сплотила граждан, что имя царей одинаково было ненавистно высшим и низшим, и никто никогда потом никакими хитростями не мог склонить к себе народ так, как в ту пору сенат своей распорядительностью.

ТИТ ЛИВИЙ

древнеримский историк

Согласно Титу Ливию, Тарквинии бежали к Порсенне и, «мешая советы с мольбами, то просили не покидать в нищете и изгнании их, природных этрусков по крови и имени, то даже заклинали не позволять, чтобы гонения на царей безнаказанно вводились в обычай. Слишком сладостна, мол, свобода: если не станут цари так же бороться за свои царства, как граждане за свободу, то высшее сравняется с низшим и не останется в государствах ничего выдающегося, ничего поднимающегося над прочим; приходит конец царской власти, лучшему, что есть средь богов и людей».

Римский герой Гораций Коклес на мосту через Тибр

Порсенна внял мольбам Тарквиниев и двинулся на Рим, в котором все от этого известия пришли в ужас, ибо город Клузий был тогда очень могущественным, а имя Порсенны – грозным. По словам Тита Ливия, обстановка в Риме была напряженной.

Порсенна, отраженный в своем первом натиске, принял решение перейти от приступа к осаде: выставил стражу на Яникуле, а лагерь расположил на равнинном берегу Тибра, собрав к нему отовсюду суда и для надзора, чтобы не было в Рим подвоза продовольствия, и для грабежа, чтобы воины могли переправляться при случае где угодно. Скоро римские окрестности стали так небезопасны, что, не говоря о прочем, даже скот из окрестностей сгоняли в город, не решаясь пасти его за воротами. Впрочем, такую волю этрускам римляне предоставили не столько из страха, сколько с умыслом, ибо консул Валерий, ожидая случая внезапно напасть на врагов, когда они будут и многочисленны и рассеяны, не заботился мстить по мелочам и готовил удар более грозный. Чтобы заманить грабителей, он приказал своим выгнать на следующий день большое стадо через Эсквилинские ворота, самые удаленные от противника, в расчете на то, что враги узнают об этом заранее от неверных рабов, перебегавших к ним из-за осады и голода.

ТИТ ЛИВИЙ

древнеримский историк

Война Порсенны с Римом расцвечена массой легенд. Согласно одной из них, когда этруски подошли к мосту через Тибр, ведущему на левый берег, римляне еще не успели его разрушить. Но римский воин Гораций Коклес, находившийся на сторожевом посту, сумел удержать этрусков, пока его товарищи разрушали мост. Когда дело было сделано, Коклес в полном вооружении бросился в реку и благополучно достиг противопроложного берега.

Но Порсенна все же подошел к Риму и осадил его.

Тем временем один знатный юноша, Гай Муций, решил убить Порсенну. По словам Тита Ливия, ему «показалось обидным, что римский народ, ни в какой войне ни от каких врагов не знавший осады, даже в те времена, когда рабски служил царям, ныне, уже свободный, осажден этрусками, столько раз уже им битыми».

Решив смыть этот позор каким-нибудь отчаянным поступком невероятной дерзости, он пробрался в лагерь этрусков, но по ошибке убил не царя, а его писаря, сидевшего рядом с царем. Дело в том, что он не знал царя в лицо, а расспросами боялся вызвать подозрения, поэтому, замешавшись в густую толпу воинов, он стал присматриваться к ним, пытаясь определить, кто же из них Порсенна. Совершенно случайно он попал в лагерь во время раздачи воинам их жалованья. Один человек в богатой одежде раздавал воинам деньги, а другой сидел рядом. У этого другого было гораздо более скромное одеяние, и Гай Муций решил, что Порсенна – это тот, кто раздает жалованье. Подбежав к нему, он выхватил меч и нанес смертельный удар. Только потом он понял, что ошибся…

Схваченный стражей и приведенный к Порсенне, юноша смело заявил:

– Я римский гражданин, зовут меня Гай Муций. Я вышел на тебя, как враг на врага, и готов умереть, как готов был убить: римляне умеют и действовать, и страдать с отвагою. Не один я питаю к тебе такие чувства, многие за мной чередою ждут той же чести. Итак, если угодно, готовься к недоброму: каждый час рисковать головой, встречать вооруженного врага у порога. Такую войну объявляем тебе мы, римские юноши; не бойся войска, не бойся битвы, – будешь ты с каждым один на один.

Когда Порсенна велел развести костер, грозя ему пытками, юноша гордо воскликнул:

– Знай же, сколь мало ценят плоть те, кто мечтает о великой славе!

После этого он сам положил свою правую руку в огонь, зажженный на жертвеннике. И он жег ее, будто ничего не чувствуя, покуда Порсенна, пораженный этим чудом, не вскочил вдруг со своего места и не приказал оттащить юношу от алтаря.

– Отойди, – крикнул он, – ты безжалостнее к себе, чем ко мне! Я велел бы почтить такую доблесть, будь она во славу моей отчизны; ныне же по праву войны отпускаю тебя на волю целым и невредимым.

И тогда Муций, как бы воздавая за великодушие, сказал:

– Поскольку в такой чести у тебя доблесть, прими от меня в дар то, чего не мог добиться угрозами: триста лучших римских юношей, поклялись мы преследовать тебя таким способом. Первый жребий был мой; а за мною последует другой, кому выпадет, и каждый придет в свой черед, пока судьба не подставит тебя удару!

Гай Муций Сцевола перед Ларсом Порсеной. Худ. Антонис ван Дейк

Короче говоря, Муций довел до сведения Порсенны, что хоть его и схватили, но он не один такой, таких много, так что не спать Порсенне спокойно до самой его скорой смерти.

За свой подвиг Гай Муций получил затем прозвище «Сцевола» (что в переводе значит «Левша»).

Этот пример римского героизма якобы так испугал этрусского царя, что он послал в Рим послов и сам предложил римлянам условия мира. Но предложение возвратить Тарквиниям царскую власть было тщетным, и он сделал его лишь потому, что не мог отказать Тарквиниям, а не потому, что не предвидел отказа римлян. Зато он добился возвращения вейянам захваченных земель и потребовал дать заложников, если римляне хотят, чтобы этрусские войска были уведены с Яникула. На таких условиях, как утверждает Тит Ливий, «был заключен мир, и Порсенна увел войско с Яникула и покинул римскую землю».

Клелия, перепавляющаяся через Тибр. Худ. Петер Пауль Рубенс

Прямое отношение к осаде Рима Порсенной имеет и легенда о Клелии и Валерии, дочери консула Публия Валерия, прозванного Попликолой (другом народа). В частности, Плутарх излагает эту легенду следующим образом. Римляне, ведя мирные переговоры, якобы передали Порсенне заложников – десять знатнейших патрициев и столько же девушек, среди которых была и дочь Попликолы Валерия. Выполняя свои обязательства, Порсенна полностью прекратил военные действия. Но тут римские девушки, спустившись к реке искупаться и не видя рядом стражи, бросились в воду и переплыли через Тибр. Одна из девушек по имени Клелия первой переплыла на другой берег, ободряя остальных. Когда они благополучно прибыли к Попликоле, тот не пришел в восторг от их поступка и даже не одобрил его, а был опечален тем, что прослывет человеком, не держащим своего слова, и что причиной бегства девушек-заложниц сочтут коварство римлян. И вот, собравши беглянок, он всех отправил назад к Порсенне.

Когда девушек привели к этрусскому царю, тот, взглянув на них, спросил, кто был зачинщиком побега и подбил на него остальных. Клелия сама вышла вперед. Порсенна окинул ее благосклонным взором, велел привести из царских конюшен коня в богатом уборе и подарил его девушке. Это считают свидетельством того, что этруск хотел почтить ее поистине мужскую отвагу.

Тит Ливий дополняет этот рассказ некоторыми деталями. Он пишет, что Клелия «обманула стражу и, возглавив отряд девушек, переплыла с ними реку под стрелами неприятеля, всех вернув невредимыми к близким в Рим».

После этого разгневанный Порсенна послал гонцов в Рим, требуя возвратить ему заложниц. Более того, он заявил, что, если ему не выдадут их, он будет считать договор с римлянами нарушенным со всеми вытекающими из этого последствиями. Когда же заложницы вернулись к нему, этрусский царь решил вознаградить Клелию за отвагу. Он дал ей право вернуться в Рим, предоставив взять с собой тех заложников, кого она сочтет нужным. Юная Клелия широко воспользовалась своим правом, забрав всех несовершеннолетних юношей и девушек, то есть тех, кого было легче всего обидеть и обездолить. Клелии в Риме был оказан небывалый почет после возобновления договора с Порсенной. На Священной улице ей была поставлена статуя, изображающая юную героиню верхом на коне.

В некоторых версиях, впрочем, безродную Клелию отождествляют с благородной Валерией, дочерью консула Попликолы.

Таков основной вариант изложения хода войны Рима с этрусским царем Порсенной, который можно найти у Тита Ливия, Дионисия Галикарнасского и Плутарха. Однако есть и другие версии. Например, Тацит утверждает, что Рим в действительности был взят Порсенной, а по свидетельству Плиния Старшего, Порсенна навязал римлянам унизительный договор, согласно которому они могли пользоваться железом только для изготовления сельскохозяйственных орудий.

Какая из двух версий достовернее?

По всей видимости, вторая. В самом деле, тот же Тит Ливий, например, пишет, что Порсенна «выставил стражу на Яникуле», но ведь холм Яникул уже был частью территории Рима. Не свидетельствует ли это о том, что Рим все-таки был взят этрусками, а Порсенна вовсе не отступил перед отвагой римских юношей и девушек?