Первыми ощущениями после того, как к Вечерову вернулось сознание, были влага, холод и падение в никуда. Влага и холод происходили от салфетки, приложенной к голове, чувство падения — из-за отключившейся квазигравитации. Альда была рядом. Тускло светил фонарик. В полутьме кто-то стонал. Стены будто бы сдвинулись, сдавив уцелевших людей. Чужое лицо вплотную приблизилось, внешность этого человека сильно меняли синяк и рассеченная бровь.

— Моя фамилия Полянов. Узнаете? Я журналист, летел с вами на «Фаэтоне».

— Да, помню… Как все произошло?

— Ударило около часа назад. Из команды никто не уцелел. Вас нашла в коридоре Альда и затащила сюда. Насколько я понимаю, по ту сторону двери воздуха сейчас почти не осталось. Внутренняя связь не работает. Паники пока нет, однако я рад, что вы очнулись.

Кажется, Альда беззвучно плакала, но она не разжимала рук, продолжая удерживать Вечерова. Девушка не была Сэтом, но это знание пришло поздно, как с опозданием приходит слишком многое.

— Тот парень, который сопровождал груз, — он с нами?

Полянов отрицательно качнул головой.

— Тут еще одна девушка, с нею ее раненый босс, а с ними еще тот человек, который говорил, что работает на «Фобос».

Полянов ткнул пальцем куда-то в угол. Альда разжала руки, и Вечеров, осторожно перемещаясь в невесомости, приблизился к блондинке.

Она больше не походила на дорогую куклу. Лоск слетел, зато прорезалось нечто жесткое. Ее спутник, которого звали Келлерман, дышал часто и тяжело, под глазами залегли тени, полное лицо осунулось и «потекло», сделавшись бесформенной сероватой маской.

— «Юниверсалтехнолоджи»? — коротко спросил Вечеров.

— Да.

— Вы ранены?

— Не стоит обсуждения. Внутреннее кровотечение и, видимо, конец. Времени у меня немного, так что слушайте внимательно. Я разговаривал с капитаном примерно за пять минут до того, как все произошло, по внутренней связи.

— Почему?

— «Фаэтон» — моя собственность. В одном из отсеков стюард заметил бомбу. Он не прикасался к ней и сообщил капитану. Пассажиру пронести что-то такое на борт почти невозможно. Команда проверена. И все-таки она там была, а через пять минут произошел взрыв. А через некоторое время — второй…

Келлерман промолчал, опустив отечные веки. Вечеров нашел пульс на его холодном запястье, пульс бился совсем слабо.

— Очнитесь. Вы видите в этом смысл?

— Да… Метили в меня…

— Почему?

— Они хотят остановить исследования по усовершенствованию человека…

— Зачем?

Келлерману было больно смеяться, поэтому он только криво ухмыльнулся с непередаваемой иронией.

— Господи… Нет, не бессмертие, но… можно восстановиться после смертельных ран… неуязвимость… Кто их испугается, если… это… будет так.

Келлерман замолчал.

— Вам нужна помощь, разрешите вас осмотреть.

— Оставьте! Мне больше ничего не нужно. Но если хотите помочь, отодвиньтесь, дайте мне побыть наедине с собой.

Келлерман отвернулся и больше не двигался.

— Умер, — минут через пять хмуро сказал Мара.

— Вы ему поверили?

— Да. Мой босс был помешан на совершенстве.

— С корабля можно сбежать?

— В спасательной капсуле. Тот, кто заложил бомбу, наверное, уже сбежал. Когда его подберут, он расскажет любую версию, какую захочет.

— Остатки «Фаэтона» в любом случае проверят.

— Нам это не поможет, — вмешался Полянов. — Вода кончилась.

— Ничего, мы еще выпьем с вами и воды, и водки. Когда все кончится. Нужно добраться до уцелевших капсул.

— Думаете, тот, кто сбежал, их не уничтожил?

— На «Фаэтоне» капсулу можно запустить, но она не отстыкуется без живого человека внутри. Сломать физически очень сложно.

— Воздух остался только здесь.

— Можно надеть скафандры.

— Их всего два, а нас пятеро.

— Двое наденут скафандры, доберутся до центрального компьютера и закачают воздух из резерва в аварийный проход.

— Если пойдете, то я с вами напарником, — отозвался парень, который работал на «Фобос инкорпорейтед», — меня зовут Андрей Лазарев. Я разбираюсь в бортовых компьютерах.

— Не боитесь? Там может быть опасно.

— Нет, не боюсь. Сидеть на месте тоскливо.

Лазарев был спокоен, держался уверенно, но несколько отрешенно. А что, если досье лжет? Возможно, этот парень никогда не работал на «Фобос инкорпорейтед», возможно, с «Фаэтона» никто не улетал и Лазарев — расчетливый террорист, замаскировавшийся среди уцелевших. Тогда его желание взять скафандр и добраться до капсул более чем понятно.

Руки у Андрея были сильные, уверенные, в таких легко представить нож. «Сэт всегда уходит живым».

— Ладно, пошли.

Они одновременно надели скафандры и плечом к плечу прошли шлюз спасательного отсека. В пространстве коридора плавали поднятые невесомостью мелкие обломки и крошево. Луч фонаря выхватил из темноты застывшее тело Маевского с ножом в спине, оно медленно перемещалось под самым потолком. Глаза мертвого экстрасенса оставались открытыми.

Виновным в гибели Маевского Вечеров считал себя. До сих пор он шел вслед за событиями, не опережая их, и расплата не замедлила наступить. В случае еще одного промаха эта цена обещала увеличиться многократно.

— Надо бы его снять с потолка и прикрыть, — пробормотал в рацию программист «Фобос инкорпорейтед».

— Конечно, но позднее.

Перемещаясь в невесомости, Вечеров старался держаться от Андрея чуть в стороне и сзади. Тот ничем не выдавал ни настороженности, ни агрессии.

— Добрались, вот оно, здесь.

Разрушения, причиненные взрывом, едва не коснулись просторного отсека, однако здесь, точно так же как и в коридоре, дрейфовала туча мусора. Темноту рассеивали только фонари скафандров. Компьютер нашелся с трудом и выглядел безжизненным.

— Ищи, в чем тут дело, я подожду.

Вечеров постарался принять позу поудобнее, борясь с накатившей от невесомости тошнотой. Андрей возился, повернувшись к нему спиной. «Если он Сэт, то сейчас пытается прочитать мои мысли. Во всяком случае, запуск капсулы в его интересах».

— Все, осталось только перезагрузить.

«Странно, я никогда не стрелял в невесомости, едва ли стоит пробовать. Но в рукопашной я с этим типом справлюсь».

Вечеров слегка переместился вправо, приготовившись, это и спасло ему жизнь.

Стреляли сзади, на свет, из лазерного выжигателя. Луч не мог оставить на теле смертельного ожога, но порвал скафандр Андрея возле плеча, и воздух в ту же секунду устремился наружу.

— Не задерживай дыхание! Зажми дыру! — заорал Вечеров в рацию, выключая фонарь и не надеясь, впрочем, что парень поймет. — Выключи фонарь! Молчи, не двигайся!

Попытка не дышать в вакууме означает немедленную смерть. Отсутствие такой попытки может отсрочить конец на пару минут, изредка их хватает для выживания.

Вечеров постарался уйти с линии огня, но не рассчитал влияния невесомости и отлетел куда-то в угол, за скопище ящиков. Было тихо и темно. Потом лазер, нащупывая мишень, чиркнул по панели, оставив на ней неглубокий зигзаг. Луч продолжал отплясывать по стенам, плавя то, что можно расплавить и покрывая стены беспорядочными росчерками. Все это происходило без дыма и в неестественной, абсолютной тишине.

«Он все же боится попасть под выстрел».

Теперь Вечеров переместился в сторону, укрываясь за завалом сломанного оборудования, пытаясь поймать противника в прицел. Полыхнуло совсем близко, и он сразу выстрелил в ту сторону, из которой пришел луч. Он не понял, попал ли, не слышал ни крика, ни стука падающего тела, все происходило в абсолютной тишине, в отсеке, для которого понятия верха и низа утратили смысл, единственным звуками оставались похрустывание обломков, задевавших скафандр, и собственное дыхание Вечерова. Больше не стреляли. Потревоженные схваткой коробки медленно и хаотически перемещались. Вечеров, потеряв точку опоры, перемещался вместе с ними, он ждал долго и терпеливо, чувствуя себя дрейфующей мишенью и пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в мешанине предметов при слабом отблеске аварийной лампы, который проникал из коридора. Коробки, задевая скафандр, приглушенно шуршали. Сэт, если он сейчас умирал, делал это поневоле беззвучно для других. Если он оставался жив, то, вероятно, пытался понять, насколько точен оказался его собственный выстрел.

«Два охотника в темноте», — подумалось Вечерову.

Что-то круглое и одновременно бесформенное скользнуло мимо. На пару секунд в конусе тусклого света появился чужой скафандр. Трещины на пробитом пулей щитке шлема разбегались веером. Выжигатель оказался прикреплен к скафандру тросиком.

— Это же курьер, мать его.

Пуля прошла у виска, не задев его, однако враг был мертв уже пару минут. Кожа на щеках покраснела от удушья.

Вечеров разжал руки, мертвый Сэт медленно поплыл в сторону и замер у потолка.

«Вот и все. Это тебе за Мишу».

— Эй, Лазарев, ты жив?

Рация молчала. Беспорядок в отсеке и тусклый свет мешали отыскать программиста.

— Лазарев, Андрей, отзовись!

Вечеров нашел в поясной сумке ремонтный комплект и приготовил липкий пластик, понимая, как это безнадежно поздно; он «плыл» и искал среди обломков крушения «Фаэтона», отталкивая хлам свободной рукой до тех пор, пока не сверкнуло красным и острое жало не кольнуло его пониже локтя. Через краткую долю секунды он услышал характерный свист воздуха. «Сэт всегда уходит живым. А вот мне осталось всего несколько секунд».

Вечеров не стал выключать фонарь и постарался дышать ровно. Отверстие оказалось круглым, размером с мелкую пуговицу. Он прижал к нему кусок пластика и замер в таком положении, продолжая внешне расслабленно плыть в пространстве. Шум утечки воздуха не прекратился ни через секунду, ни через две, ни через десять, однако сознание оставалось ясным. Удушье так и не наступило. «А ведь это не воздух свистит, это кровь звенит у меня в висках».

Тот, кто был Сэтом, приблизился к жертве только через пять минут — время, вполне оправданное, если учитывать обстоятельства. Он двигался уверенно и был спокоен — и продолжал оставаться спокойным до тех пор, пока пистолетная пуля не пробила в его скафандре дыру.

Через полминуты, уже после того, как противник потерял сознание, Вечеров заклеил дыру, связал пленника тросом, этим же тросом прикрепил неподвижное тело к уцелевшим поручням на стене отсека. Мера, возможно, сильно запоздала, но он больше не собирался рисковать.

Лазарев скорчился в углу, довольно далеко от места начала схватки. Как ни странно, он был еще жив.

«А ведь парень молодец, понял меня и не растерялся». Вечеров сделал все, что мог, и дотащил программиста «Фобос инкорпорейтед» до отсека спасательных капсул. Воздух в помещении был, значит, все сработало. Там он открыл крышку шлема Андрея и внимательно всмотрелся в лицо. Мелкие сосуды лопнули, но закатившиеся глаза под плотно сомкнутыми веками выглядели целыми. Аварийный коридор, отделенный люком, узкий, будто собачий лаз, тем не менее содержал теперь необходимый людям воздух. Капсулы были целы и пригодны к запуску.

— Готово, Мара, можете выдвигаться, — пробормотал Вечеров в рацию.

«Вот и все, — подумал он устало и отстраненно. — Кто бы из тех двоих ни был настоящим Сэтом, он ликвидирован. Задача выполнена, однако Маевский погиб. С точки зрения арифметики спасения тысяч это приемлемая цена, но я не хочу соглашаться со статистикой, потому что знаю — смерть этого ушлепка несоизмерима с потерей Миши».

— Эй, Мара, как там?

— Все в порядке, — донеслось из рации. — Мы тут пытались еще раз связаться с командой «Фаэтона».

— Получилось?

— Нет. У них никто не выжил.

— Обсудим это потом. А пока можете выдвигаться.

— Лазарев в порядке?

— Ранен, но, надеюсь, выживет. Возьмите с собой медикаменты — все, которые есть.

— Кто его ранил?

— Тот, кто все это устроил.

— Он жив?

— Может быть, но больше не повредит.

Вечеров откинул щиток шлема и сел, прислонившись к стене.

Он понимал, что победил, но после краткой эйфории спасения не испытывал ничего, кроме крайней усталости. Люди, ради которых он пошел на риск, по одному выбирались из аварийного коридора, в котором могли передвигаться лишь вплотную к стене.

Бледная от тревоги Альда появилась первой, на ее прекрасном, но застывшем лице жили одни глаза — яркие, наполненные непонятным Вечерову огнем.

В углах рта измученной Мары прорезались незаметные раньше морщинки. Она молча опустила на пол контейнер аптечки и склонилась над Лазаревым.

«Жаль, что тут нельзя покурить, — пробормотал Полянов. — Впрочем, все равно нечего».

— В капсулы по двое. Мара с Лазаревым. Альда с вами. И ни во что там, внутри, не вмешивайтесь, навигационная автоматика сработает после запуска.

Альда подошла вплотную, коснувшись плеча Вечерова узкой ладонью. Он в который раз подумал, как она красива, и вместе с тем своим отточенным сверкающим совершенством девушка внушала смутную тревогу.

— Я с тобой хочу, — прошептала она.

— Нельзя. Я должен забрать из другого отсека… человека, который в этом виновен.

— Зачем?

— Если он скажет правду, в будущем можно спасти многих людей.

— Пусть с ним летит Мара.

— Нельзя.

— Почему нельзя? Он до сих пор опасен?

— Да. Он умеет воздействовать на мысли людей. Но только не на мои мысли.

— Почему?

Альда придвинулась вплотную, почти касаясь Вечерова.

«До чего громадные у нее радужки… и черные — будто космос»

Он ощутил обжигающий жар в груди, потом такой же жгучий холод на своем запястье — в том месте, где его охватывал браслет ментальной защиты. Острые ногти Альды уже царапали по его руке, пытаясь стащить этот браслет, но сделать это не позволял рукав скафандра. Вечеров с силой оттолкнул девушку, перехватив за плечи.

— Быстро по капсулам! Не ждать! Полянов, вы летите один!

— А как же… — начал было журналист.

Он, по всей вероятности, не понял ничего, но Мара поняла, ее скулы жестко оцепенели.

— Мара, не ждать!

— Но…

— Помощь мне не нужна.

Альда уже поднялась, она шла к Вечерову, протягивая руки, но в этом жесте присутствовала уже не просьба, а только угроза. Боль, частично уменьшенная браслетом, накатила на него, бросила в сторону. Картины самых мучительных воспоминаний — от старых и полузабытых до тела Маевского, плывущего в невесомости с ножом в спине, разом обрушились на сознание, но, очевидно, Альда добивалась совсем другого.

— Ты будешь меня слушаться — глухо сказала она. — Отстегни перчатку. Сними браслет.

Болтаясь в невесомости, Вечеров снова рассматривал ее лицо. Оно уже не казалось слишком красивым и, вероятно, не было таким никогда — измученное, хмурое, с тонкогубым напряженным ртом. «Внушение. Вот так она получала сторонников».

Сила созданной Альдой иллюзии поражала. Эта иллюзия растворила все — логику, долг, стремление выжить. Как ни странно, в этой сумятице уцелели только жалость и ненависть.

Ненависть и жалость была той нитью, за которую держался Вечеров. «За Мишу».

Он встал на ноги удивительно легко — легче, чем надеялся. Воздух в отсеке был, и выстрел выжигателя лишь слегка опалил Вечерову щеку. Двигаться получалось, хоть и медленнее, чем всегда, скорее всего, помогал браслет.

«А точно ли Альда — Сэт?»

— Не подходи, у меня пульт, опущу переборку, и воздуха не станет! — истерически кричала она.

— Ничего ты такого не сделаешь… Иначе сама умрешь.

Она тем не менее явно собирались сдержать обещание.

— Вы все тупое, грязное стадо скотов.

— Я, значит, тоже?

— Ты еще хуже.

— Почему?

— Они только овцы, а ты… Ты — пес.

— Раз есть волки, должны быть псы.

— Я не волчица.

— Ты Сэт?

Вопрос повис в пространстве.

— Мне плевать… — пробормотала Альда. — Я не боюсь…

— Погоди, это не твои слова. Ты под внушением.

Переборка упала, за нею зиял провал открытого космоса, обрамленный рваным металлом, исковерканным взрывом. Альда смеялась, подставляя лицо порывам уходящего воздуха. Она падала в бездну спиной вперед. Капля крови отделилась от губ девушки и повисла в невесомости. Щиток на шлеме щелкнул, автоматически опускаясь из-за перепада давления, Вечеров инстинктивно схватил чужую руку и потянул на себя и, не имея точки опоры, сам чуть не сорвался в бездну. Он все же удерживал эту мертвую руку какое-то время, наверное, совершенно избыточное. Еще позже отпустил и смотрел, как коченеющий труп медленно уплывает в пустоту.

«Ну, вот и все. Может быть, все. Наверное, ее самоубийство к лучшему. Террористические триады, три человека — в этом и была разгадка. И все же я никогда не буду знать в точности, была ли она Сэтом».

Позже Вечеров не мог припомнить, каким образом попал в спасательную капсулу.

— Не переживай, — посоветовал журналист Полянов, когда их обоих спасли. — Что было, то прошло. Все образуется и устаканится, только до места доберемся. Ты же обещал, Саша, что выпьешь со мною водки.