Глава 45

Мои тревоги немного рассеялись следующим утром.

Изрядно помятый, так, что даже холодный душ поутру мне почти не помог, я вышел к завтраку. Горничная знала больше, чем кухарка. Княгиня, оказывается, полвечера обсуждала с Дашкой её свадебное платье. Из не слишком понятных объяснений я уловил, что свадебное платье есть тайна великая, и жениху ну никак не положено его видеть до свадьбы. Надо же, какие тараканы у женщин в голове водятся. И ведь не скажешь им, что нам, мужчинам, как-то глубоко фиолетово, какие на них окажутся рюшечки, и где сделана талия. Вот декольте… Впрочем, нет, пусть оно будет поглубже, но не у моих невест. Не то, чтобы я совсем злобный собственник, но на свадьбе и без декольте забот хватит. Найду куда посмотреть.

Смех смехом, а мне бы тоже не мешало озаботиться своим видом. Того и гляди, скоро стану князем, а одежды-то нет соответствующей. Знать бы ещё, что именно мне потребуется, да заодно определиться с костюмчиком на свадьбу. Есть у меня мрачное предчувствие, что просто один из костюмов, пошитых для предполагаемого княжения, мои невесты не поймут. Им вынь да положь именно свадебный, и никак иначе.

Блин, что за дикость такая, шить костюм на один раз. Хотя… Кто сказал, что на один? Одарённый я, или как. Посмотрим, может и ещё на что свадебный костюм сгодится. Заодно и невестам моим лишнее напоминание будет. А то ишь, что удумали. Без разрешения и предупреждения из дома сбегать.

Короче, решено. Закажу я себе костюм, такой, что закачаешься. Теперь бы мастера найти подходящего, да кое с какими деталями самому успеть. Завтрак бегом заканчиваю, и пошёл — пошёл, время не ждёт.

В отличии от Камышина, у нас телефонную связь восстановили, причём, буквально на днях. Минут сорок я потратил на то, чтобы дозвониться до тётушки. Не всё же ей одной меня озадачивать. Хотела перспективного родственника, получи и распишись, а заодно и связями своими тряхни, благо, повод самый что ни на есть благоприятный. Я не я буду, если чуть ли не воочию представляю себе её ближайшие телефонные разговоры, как только она узнает, что и для чего мне потребовалось.

— "Милочка, ты не могла бы мне помочь с портным. Мой родственник племянницу Императора в жёны берёт, а ко мне с просьбой обратился, портного ему посоветовать. Нет ли у тебя кого на примете, из лучших, разумеется?" — вот примерно так это будет звучать, и как я предполагаю, не один раз.

Так что за подаренный праздник она мне крепко задолжала. Пусть отрабатывает.

Кошмар и ужас! Положив телефонную трубку, я ещё минут пять отходил от получасового разговора с родственницей, вытирая платком вспотевший лоб. Вопросы сыпались один за другим, и дай Бог, если я успевал отвечать хотя бы на каждый пятый. И ладно бы, сразу какой-то результат был, так нет же, сказала, чтобы часа через два перезвонил ей ещё раз.

Да Дашка у меня, оказывается, чистый ангел во плоти. Столько вопросов от неё я ни разу в жизни не слышал, по крайней мере, чтобы разом.

— Записывай адрес, — обрадовала меня родственница, когда я повторно до неё дозвонился, — Камергерский переулок, дом пять. Мастера зовут Левинсон Анатолий Абрамович. Как ты и просил, записала тебя на понедельник, на пять часов. Ателье находится недалеко от меня, так что в три часа жду тебя к себе на обед. И не вздумай опаздывать!

На этой радостной ноте разговор закончился. Похоже тётушке сейчас не до меня. Новость пошла гулять по столице и родственнице необходимо находиться в эпицентре событий.

Теперь главное, чтобы мои мастера не подвели. Для новых костюмов, трёх официальных княжеских и одного свадебного, я заказал дюжину больших пуговиц, и две дюжины маленьких. Простеньких таких четырёхконтурных накопителей. Из темно-синих алмазов в золоте и платине.

Первая же тренировка с Шепелевым заставила меня крепко задуматься. Бретёр неприятно удивил скоростью каста Воздушного Кулака, а я его поразил моментально выставленным щитом. Пожалуй, единственное, что я умею делать быстро и хорошо, так это создавать щиты. И изучение защитных заклинаний мне легко даётся. Надо будет щиты из арсенала Медведева опробовать сегодня, но сначала каким-нибудь из своих старых заклинаний я попытаюсь приложить по Шепелеву. Пару раз бросил в него модифицированные Светлячки, но от одного он ловко уклонился, а второй как-то хитро парировал, практически затушив его ещё на подлёте. Потом я поставил другой щит, уже из медведевских, и начал садить по Шепелеву файерболами, пару раз сменив их на Метеор и Огненную Стену. Его заклинания меня не волновали. Щит их вынес уже добрый десяток, а всё как новенький. Затем я просто принялся гонять Шепелева по всей площадке, стараясь прихлопнуть его отдельно созданным щитом, как мухобойкой, но он оказался на редкость изворотлив, впрочем, как это и положено мухе.

— Стоп. Достаточно. Очень плохо, — вскоре услышали мы громкий голос Шабалина, наблюдавшего за тренировкой, — Олег Игоревич, неужели у вас нет чего-то более действенного? Что за детский сад вы тут устроили. Ещё из трубочки плеваться начните.

— Хм, для дуэли я пока ничего подходящего не выучил, но дайте мне день — два, и я буду соответствовать, — пришлось мне покаяться.

Нет, ну реально не хватает времени. Есть с десяток приличных точечных заклинаний в арсенале Медведева. Наверняка они для дуэли подойдут. Понимаю, что нужно их выучить как можно быстрее, но кто бы мне дал хотя бы часа четыре свободных. Желательно с утра, когда голова ничем не забита и ещё что-то соображает.

— А не для дуэли?

— Кое-что имеется, но это показывать надо.

— Ну и показывайте.

— Здесь? — недоуменно спросил я и отрицательно помотал головой, — Мне здесь озера не нужно. О, я около будущей церкви хотел прудик организовать. Можно туда съездить.

Так-то за домом, где сейчас у нас устроена тренировочная площадка, мы с Дарьей сад планировали по весне высадить. Даже помечтали как-то раз, что когда пацаны подрастут, тут уже всё цвести и плодоносить начнёт.

— Прудик. Озеро. Вы о чём? — поинтересовался Пётр.

— Поехали. Здесь недалеко, — первым пошёл я к дому, пока оба мага не опомнились, и не придумали, чем меня занять.

Мне же стало очевидно, что без своей аномально сильной защиты уровень бретёра я пока никак не потяну. Я по нему если чем и попаду, то только случайно, и вряд ли серьёзно. Это я к тому, что к моим тренерам вот-вот должна придти в голову светлая мысль о том, чтобы запретить мне использование щитов на тренировке. Как будто я не догадываюсь, что без них меня Шепелев за секунды уделает.

Мы зашли в дом, и пока машина прогревалась, скинули с себя всё тренировочное снаряжение и успели выпить по чашке кофе. Любимый напиток поднял настроение и на экскурсию по местам боевой славы я отправился в благостном расположении духа.

Засыпанное льдом поле почти не изменилось, разве что ложбины между горами льда присыпало снегом, да стали видны верхние части ближних к посёлку машин, которые отрыли поисковые команды, занимающиеся сбором трофеев.

Неплохая подработка получилась для тех же охранников, свободных от смены. Половина стоимости найденного идёт им в карман.

По тропинке, протоптанной трофейной командой, мы дошли до первого грузовика и смогли забраться на расчищенную крышу кабины. Вид отсюда открывался жутковатый, зато ручей отлично прослеживался, и моё любимое дерево, торчащее у холма, словно трезубец Перуна, давало чёткий ориентир для предстоящих работ по ландшафтному дизайну.

Хорошенько прицелившись, я отправил "Комету" в путь. Громыхнуло знатно. Мы с Шепелевым едва смогли удержаться на ногах, схватившись друг за друга, а Шабалина с крыши кабины сдуло, и он, словно спускаясь с детской горки, прокатился на пятой точке до самой тропинки, с воплями подпрыгивая на ступеньках — трамплинах.

Когда он, покряхтывая и матерясь (вот бы никогда не подумал на такого-то интеллигентного человека), забрался к нам обратно, ветер почти полностью отогнал пар и клубы снега, закрывающие нам вид на образовавшуюся ямищу. Хорошая такая воронка получилась. Этакий правильный овал метров пятьдесят на двадцать пять, и метров пяти — шести глубиной. Скорее всего, "Комета" сейчас под острым углом в землю влетела. Полынья на озере, образовавшаяся во время первого испытания, помнится, была гораздо более круглой и на овал не слишком походила. Интересно, а что получится, если "Комету" отправить почти горизонтально. Она мне дорогу расчистит от снега, или сделает желоб, как для бобслея?

От практического и полезного обдумывания, как можно боевую магию использовать в мирных целях, меня отвлекли.

— Граф, не подскажете, каким транспортом быстрее всего можно добраться до тюрьмы? — услышал я ехидный вопрос Шепелева, — Меня как-то не слишком прельщает идея по совместным спаррингам с вами. Честное слово, хочется обратно. В теплую и уютную камеру. Под защиту милых и добрых надзирателей, отеческую заботу которых я оказывается сильно недооценивал.

— Чем же вам спарринг не понравился? — задал вопрос Шабалин, глядя себе под ноги и выбирая более уверенную позицию на скользкой металлической крыше.

— Теми же файерболами. Я сразу обратил внимание, что они какие-то странные, но особого значения не придал, подумав, что это я невольно потерял навык, пока в тюрьме сидел.

— А что с ними не так? — встал Шабалин чуть ли не в стойку охотничьей собаки, почуявшей дичь.

— Теперь понимаю, что многое. Они другого цвета. Не такого, как спелый помидор, а скорее, как апельсин. Покрупнее в размерах, и двигаются быстрее. А потом этот щит, которым он меня пытался прихлопнуть. Сделай он его побольше, вроде того, какого размера был на нём самом, и я бы оказался в крайне затруднительном положении. Хотя… Вы же наверняка могли его увеличить. Я не ошибаюсь? — повернулся уже ко мне бретёр.

— Мог, — согласился я с Шепелевым, — Только убивать вас никоим образом не входит в мои планы.

Врать мне нет смысла. За время нашего учебного поединка он по мне чем только не бил, и у меня нет сомнений в том, что с его опытом он чётко определил размеры той защитной полусферы, которая меня прикрывала. Дальше дело техники и теоретической подготовки. Распрямить защитную полусферу в круг и вымерить его диаметр сможет любой грамотный маг. И не только маг. Так себе задачка для любого школьника — хорошиста, дружащего с геометрией. Быстро бретёр сообразил, что диаметр своей "мухобойки" я мог при желании в разы увеличить.

— Интересно было бы посмотреть, как это будет выглядеть в вашем исполнении со щитом максимального размера, — уже вполне нормально проговорил Шабалин, об колено выбивая шапку, вывалянную в снегу.

— Со щитом, который я ставлю быстро, это могло быть примерно так, — я резко развернулся и для пущего визуального эффекта сделал резкое движение растопыренной пятернёй, словно хотел хлопнуть ладонью по столу.

Земля ощутимо дрогнула и метрах в десяти от нас образовалась отличная кругленькая площадка, своими размерами напомнившая мне арену цирка. Особый колорит ей придали два деревца, расплющенные на образовавшейся стекловидной поверхности. Вид у них был такой, словно их приготовили для гербария, или могучим паровым катком придавили, перед тем, как вморозить в лёд.

— Да ну нафиг, — как-то очень по-детски выразился Шепелев, рассматривая русский вариант зимней икебаны, — Завтра среда. В тюрьме на обед гречку с тушёнкой давать будут.

— А ещё что-нибудь можете показать? — загорелся Шабалин, не обратив никакого внимания на нытьё Шепелева.

— И покажу, и расскажу, но, господа, сначала расписочки о неразглашении. Служба имперской безопасности расстаралась, и мне авансом на каждого из вас по паре экземпляров выдали. Так что рекомендую сначала ознакомиться с ними, и лишь потом решать, а так ли вам нужны столь опасные знания, — прищурился я, наблюдая в основном за Шепелевым. В согласии Шабалина можно не сомневаться, а вот бретёр что-то приуныл. Вон как уставился на кружок в снегу, который я щитом приложил.

— Всегда мечтал погибнуть ради торжества науки, — наконец-то определился с ответом Шепелев и повернувшись к полю, одним неуловимым движением моментально сотворил незнакомое мне заклинание.

Приглядевшись, я заметил в центре созданного мной круга зигзагообразный росчерк, крайне похожий на рисунок молнии.

Ого! Далеко не прост оказался столичный бретёр, и, пожалуй, у него есть чему поучиться.

Самолёт приземлился к нам на специально расчищенное лётное поле после обеда. Чуть позже появился грузовой дирижабль, притащивший на подвесе голый планер, так авиаторы называют несущую конструкцию самолёта, без силовой установки, и из трюмов дирижабля выгрузили пару больших контейнеров. На нём же прилетели старший Артемьев, профессор Фёдоров, пара техников и конструктор, соорудивший самолёт по старым чертежам, доставшимся Артемьеву от предков.

Первоначальный осмотр самолёта произвёл на меня двойственное впечатление.

С одной стороны восхищение. Я впервые так близко вижу самолёт чисто военного назначения. Большая, грозная и скоростная машина. Но Боже, как-то он очень уж кустарно сделан. И чем ближе я к нему подхожу, тем больше неряшливых и нелепых недоделок бросаются в глаза. А заклёпки. Их здесь тысячи! И все они далеко не безупречного качества. Неряшливые, с торчащими головками. Теперь понятно, отчего Артемьев во время визита к нам так восхитился наружной обшивкой гондолы нашего дирижабля. У нас изначально был сделан акцент на качество, и тот же Густавсон положил немало сил и нервов, но сумел так поставить систему контроля, что теперь каждую нашу заклёпку можно ставить в пример неумелым авиастроителям, как образец для подражания и пока недоступный им эталон.

Ещё раз я покачал головой, когда рассмотрел данный летательный аппарат поближе и в деталях. Неровные швы, зазоры, плохая краска, судя по всему даже не покрытая лаком, и всё это на скоростной машине, где каждая мелочь крайне серьёзно влияет на аэродинамическую чистоту самолёта, а значит и на такие важные параметры, как скорость и экономичность.

— Ну, как вам моя ласточка? Нравиться? Первый раз, наверное, такую красоту видите? — с гордостью и очевидным чувством собственного превосходства спросил у меня лётчик, пригнавший самолёт.

— Пожалуй, только издалека, — честно ответил я, — А вблизи это больше всего похоже на табурет, который делали самостоятельно, и при этом не сильно старались. Там досочки недошкурили, тут гвозди вбили, как попало, а потом покрасили всё наскоро, чем было.

Окончания моих слов пилот, похоже, не расслышал. За ангарами взревели двигатели, и два пилота в МБК покачавшись в воздухе и пройдя необходимую процедуру предполётной диагностики, медленно пошли на облёт поля. Минуты через три они синхронно взмыли ввысь и вскоре пропали из вида.

— Неплохо пошли, — вслух оценил я начало испытаний модернизированных МБК, — Посмотрим, как они из новых гранатомётов отстреляются. Нам бы сразу такие поставить, глядишь, не дали бы "Медведям" над столицей резвиться.

Опыт воздушных схваток, полученный в дни заговора, доказал необходимость специализации МБК. Пилоты опробовали переделанный техномагом полка "снайперский" вариант, который он соорудил из присланных мной новых длинноствольных пушек, и коллективный разум полка родил идею. По слухам, решение далось не сразу. Обсуждали и спорили до хрипоты целых четыре ящика подряд. А когда водка закончилась, кто-то всё-таки запомнил, что все тогда сошлись на трёх модификациях "бережковского" МБК. Бронированный "танк", с автоматическим гранатомётом калибром миллиметров в тридцать — сорок, вторым шёл чуть более усиленный "штурмовой" комплекс, а третьим уже опробованный в небе над столицей "снайперский" МБК. При таких специализациях звено из пяти пилотов, по мнению спорщиков, смогло бы выполнять гораздо более широкий спектр заданий и существенно с большей безопасностью.

Гранатомёты нашлись у Лобаева. Когда мы с вернувшимся из столицы командиром отправленных туда пилотов зашли к оружейнику и поведали ему о чаяниях гвардейцев, оружейник, покряхтывая и изображая старость, повёл нас в свой арсенал. Оба гранатомёта, калибром тридцать и сорок миллиметров, оказались припрятаны в самом дальнем углу, в типовых ящиках армейского образца.

— Хотел весной на выставке их показать. Да только сдаётся мне, что как они у гвардейцев появятся, то и рекламировать ничего не нужно станет. Треноги, правда, для них ещё не готовы, но как я понимаю, вам они без надобности, — рассказывал нам Лобаев, протирая гранатомёты куском ветоши, — А вот с гранатами не обессудьте. У меня только осколочные, и тех не густо. Кумулятивные сами заказывайте, если сможете. Зато по отдаче эти гранатомёты даже полегче будут, чем те длинноствольные пушки, что вы у меня забирали в прошлый раз.

— Мне прислали из столицы два комплекта усиленных приводов. Думаю, с ними пилот вполне сможет удержать ваши игрушки, — задумчиво подтвердил я, занимаясь одним из самых любимых мужских дел, а именно вознёй со всякого рода оружием. К слову сказать, оружием очень брутальным и по ощущениям, больше пуда весом. С пристёгнутым коробом на двадцать девять гранат, который лежит рядом, в этом же открытом ящике, гранатомёт пуда на два с лишним, пожалуй, потянет, так что без МБК мне из них пострелять никак не удастся.

Сегодня два пилота в обновлённых МБК, оснащённых гранатомётами и дополнительно защищённые навесной бронёй, пошли на взлёт. Интересно, удалось ли нам воплотить мечты гвардейцев в жизнь, и потом посмотрим на результаты стрельб.

— Извините, я сразу не сообразил. Так это вы тот самый граф Бережков? — спросил у меня лётчик, когда затих шум двигателей.

— Видимо да, поскольку других графов с такой же фамилией я пока что не встречал, — машинально отозвался я, возвращаясь к осмотру самолёта.

— Прошу меня простить, но я как-то сразу не сообразил, к кому лечу. Перед полётом мне просто показали место на карте, да и честно признаюсь, меня куда больше волновала посадка на незнакомом поле, чем всё остальное. А это и есть знаменитые бережковские верфи? — с уважением оглядел лётчик поле и громады ангаров.

— Они самые, пусть и не слишком знаменитые, — объективности ради поправил я его.

— Вы, наверное, свежих газет не читали. Последние дни там о вас много пишут. А фотографии пилотов в беретах так и вовсе на первых страницах появлялись. У нас болтают, что если бы не бережковцы, то гвардейскому полку хана бы пришла. Недаром всех ваших пилотов к орденам представили.

— Пустое. Гвардейцы сами сила великая. Был я на награждении. Своими глазами видел, что полк сохранил боеспособность. Меньше слушайте болтунов всяких, — проявил я воспитанное в Академии единство курсантов с гвардейцами. Не на пустом месте пестуется такая солидарность. Каждый курсант в скором будущем видит себя гвардейцем и даже в мыслях не допускает неуважения к лучшему полку Империи.

К слову сказать, существует и ещё один аспект, внутриполитический. Государь — это не просто лицо, которое само по себе вызывает уважение и трепет одним фактом своего существования. Гвардейцы воплощают в себе тот бронированный кулак, с которым ни один Клан не может не считаться. Оттого и нельзя никому дать даже малейшего повода для распространения сомнительных слухов. Гвардейский полк верен Императору и несокрушим! Только так, и никак иначе!

Когда прилетел грузовой дирижабль, мы с партнёрами уже вчерне обсудили предстоящий план работ.

Вряд ли кому интересно будет знать, как мы рубились за зачистку шероховатостей, шлифовку заклёпок, смывку старой краски. Это же такая проза и обыденность. Ну, что-то там кто-то делает, при этом его инструмент громко и противно шумит и жужжит, а то ещё и растворитель так воняет, что уже около входа в ангар можно упасть в обморок. Так-то да. Посторонний человек никогда не поймёт поэзию производства, без которой немыслимо создание летательных аппаратов.

Пассажиров того же дирижабля куда как больше интересует синенькая форма стюардесс, сидящая на них в обтяжку, мягкость кресел, и жратва, которую им подадут во время полёта. Во, это тема для бесконечных разговоров. А как и почему дирижабли летают — это вопросец даже не второстепенный. Большинству людей попросту никогда не интересны принципы полёта, и тем более отдельно взятые детали. Обывателям нет до этого дела.

— Почему наш дирижабль летит? — как-то раз, в глубоком детстве, задал я вопрос одному улыбающемуся толстячку, который всё время косился то ли на иллюминатор, то ли на соседку, сидящую между ним и видом на небо.

— Потому что я купил на него билет, — на полном серьёзе ответил мне этот типичный пассажир.

С тех пор я понял, что не все вопросы стоить озвучивать. А то ненароком ещё узнаю, что Солнце заходит только из-за того, что кому-то пора спать.

В своём уютном созерцательном мирке такие люди абсолютно правы. Им неинтересны подробности и детали, как я подозреваю, они и в детстве не разбирали игрушки, чтобы узнать, а что же у них внутри. С пассажирами по жизни нельзя спорить, так как у них всегда найдётся тысячи союзников, которые думают точно таким же образом, а то и мысли свои выражают теми же словами.

Таковский народец меня полностью устраивает. С типичным обывателем не надо напрягаться, опасаясь пропустить при беседе что-нибудь важное и интересное. Все их ответы и суждения никогда не перепрыгнут за рамки общепринятого мнения и элементарной серой банальности, на которую можно не обращать внимания при разговоре. Главное, не пытаться выделиться и не спорить. Проще прикинуться такой же серой плесенью, и вещать нечто общеупотребимое. Мозг при этом можно отключать процентов на девяносто.

Отдельной ипостасью от безликого говора обывателей идёт его разновидность — светская беседа. И то и другое — по сути своей болтовня ради болтовни.

Впрочем, это лично моя точка зрения.

— Господа, перед тем, как вы приступите к обсуждению дальнейших планов, разрешите мне занять минут пять вашего времени, — поднялся со своего места профессор Фёдоров, когда мы все собрались в помещении конструкторского бюро, — Советник Императора поручил мне ознакомить вас с некоторыми разработками, касающимися авиации. Не буду скрывать. Достались они нам по наследству. Наши предки ещё во времена СССР предполагали, что ядерная война когда-нибудь обязательно состоится, и подготовили целую программу выживания в условиях постапокалипсиса. Требования к создаваемому вами самолёту брались не с потолка. Во времена Советов были разработаны сорок три модели самолётов по программе ЛВШ, так предки назвали легко воспроизводимый штурмовик. Согласно планам руководства СССР даже в тяжёлых постапокалиптических условиях наладить выпуск недорогого, эффективного в условиях локальных конфликтов, самолета, можно было без особых затруднений. Все проекты разрабатывались с учётом различных видов штурмовиков, производство которых можно было наладить в условиях разрушенной страны и разорванных производственных связей. По мнению военных аналитиков, именно этот тип самолёта должен был стать наиболее востребованным в условиях боевой деятельности низкой интенсивности. Как вы понимаете, под этим термином подразумевалась борьба с небольшими отрядами, партизанскими и диверсионными подразделениями, охрана границ и прочие мероприятия, занимающие львиную долю времени в работе военной авиации. Впрочем, как показал опыт последней войны с той же Польшей и Румынией, войска наших противников тоже не обладали сколь либо серьёзными средствами ПВО, реально опасными для скоростных малоразмерных самолётов. Краткий обзор по разработанным в СССР ЛВШ у меня с собой. Более подробная документация находится в Имперском Спецхране.

Тут Фёдоров остановился, и налил себе полстакана воды, чтобы промочить горло.

— Мы не позиционировали свой самолёт, как штурмовик. По крайней мере, бронирование, как таковое, у него практически отсутствует, — хмуро высказался Артемьев, воспользовавшись возникшей паузой.

— Всё верно. Бронирования и на дирижаблях нет, — хитро прищурился профессор, поправляя очки, блеснувшие весёлыми зайчиками, — Но это же не мешает им успешно выдерживать огонь противника. Недолго, но, тем не менее, успешно.

— Щиты, — схватился за голову Артемьев, — Зачем броня, если её можно заменить магией.

— Вот именно. Оттого и проявлен высочайший интерес к вашему образовавшемуся тандему. Авиация и магия. Крайне интересное сочетание.

— Ого, прямо таки высочайший, — не выдержал я, вмешавшись в разговор.

— Признаюсь, с государем я лично не общался, но Мещерский мне достаточно ясно дал понять, что от вас ожидают прорыва. Отдельно подчеркнул, что это не только его мнение, — сообщил нам Фёдоров.

Похоже, советник Императора опять замыслил хитрую комбинацию, где он окажется не при чём, а все нововведения спишутся на счёт некого чересчур инициативного и ретивого графа.

А может и не графа. Помнится, стряпчий мне обещал выправить княжеские документы в рекордно короткие сроки. Я ему поверил, и не без оснований. Пару раз мне достаточно прямо намекнули, что вопрос о возможной помолвке с Алёной Рюминой состоится не раньше…

Угу, прямо так и сказали. Короче, пока князем не стану, на племянницу Императора нечего рот разевать. Вообще лучше к ней не подходить. Ничего не обломится.

Опять же, вопрос со свадьбой вроде бы решён. Может я и не в курсе столичных тонкостей и прочих придворных игрищ, но отчего-то есть у меня уверенность, что те чиновники, от которых будет зависеть прохождение моих документов по оформлению княжества, постараются выполнить свою работу образцово быстро. Вовсе не в том темпе, каким шло оформление баронства у моей тётушки.

— Получается, что просто хорошего самолёта им мало, — ни к кому конкретно не обращаясь, негромко заметил Густавсон, — Неплохо бы знать, почему.

Интересное замечание обронил мой партнёр. Мне бы тоже не помешало знать, кто и что стоит за интересом к авиации, да ещё в связке техники с магией.

— Вы действительно способны создать хороший самолёт? — очень живо повернулся к нему Фёдоров.

— Первый, который прилетел к нам сам, потребует минимум вмешательства. Хотя, как сказать, это от нас потребуется не так много усилий. Когда технологии отработаны и мастера обучены, так и сама работа не пугает. Зачистим, вылижем, перекрасим, а там и мощность мотора поднимем. Поставим простенький нагнетатель воздуха, работающий на магии, и полетит эта птичка, как миленькая. Короче, требования военной комиссии будут выполнены в срок. За второй самолёт я не ручаюсь. Боюсь, за три месяца нам не сделать всё, что мы бы хотели. Модернизацию планера придётся начать с замены центроплана, затем магоконтуры, дополнительные двигатели, да и всего остального прилично набирается. Вряд ли успеем. Полгода бы дали, тогда ещё можно о чём-то говорить, — размеренно и солидно высказался Рудольф Генрихович.

— А как вы думаете, когда у наших авиаторов появится шанс повторить хотя бы простейшие модели реактивных самолётов? — поёрзал на кресле усевшийся было Фёдоров, прилетевший к нам с каким-то слишком уж боевым настроем и неуёмной жаждой движения.

— Да было бы, что там повторять. Летающая труба с керосином, — недовольно отозвался я, так как профессор не дал мне додумать важную мысль, которую я боялся потерять, — Был бы в нём смысл, а реактивный двигатель теперь не проблема. Лучше предков сделаем.

И тут меня всерьёз скрутило.

Уж на что я привык к шуточкам Сущности, но на этот раз он превзошёл сам себя. Вываленный пласт знаний заставил меня уронить голову на вовремя подставленные ладони.

Я не слышал, как выпроваживал Густавсон из кабинета всех лишних.

Я не видел Усольцева, замершего напротив меня и положившего перед собой карандаши и стопку бумаги.

И даже успел обдумать странную оговорку Рудольфа Генриховича, что само по себе очень неожиданно. Вроде бы прибило меня так, что я всё вокруг воспринимать перестал, а голова работает. И мои размышления сводятся к тому, что и Мещерскому, и Императору крайне важно существование системы противовесов. Голая техника — штука безусловно хорошая, и предки это успешно доказали. Вот только амбиции промышленников, уверенно выдавливающих магическую аристократию из власти, того и гляди примут неуправляемый характер. А тут — на тебе! Наш самолёт! Гибрид техники и магии. Попробуйте-ка его превзойти, не используя магию. Что, не получается? Значит, поторопились вы, господа, магию раньше времени хоронить. Поумерьте пока свои аппетиты, и займитесь делом. Примерно такую позицию займёт Император, и вряд ли у кого язык повернётся, чтобы назвать её необъективной.

В себя я приходил поэтапно. Сначала вернулось обоняние. Запах кофе и коньяка, согласитесь, не самое плохое сочетание. По мне, так гораздо более приятное, чем банальный нашатырный спирт. Когда я оторвался от стола и открыл глаза, то увидел Усольцева. Техномаг водил передо мной чашкой с кофе, а в другой руке держал рюмку с коньяком.

Увидев, что я пришёл в себя, Усольцев вылил половину коньяка в кофе, а затем, секунду подумав, хлопнул туда и остальное.

— "Эх, сопьюсь я от такой жизни. Стану, как Пётр Первый. Того, как с двенадцати лет приучили офицеры его потешного полка пить, так он и бухал до самой смерти", — подумал я, подтягивая к себе карандаши и бумагу, но при этом не выпуская из рук кружку.

— Итак, господа, реактивный двигатель, — оторвался я от зарисовок, увидев, что все снова собрались в полном составе, и смотрят, как у меня из-под рук вылетают эскизы, — Сразу хочу сказать, что это вещь наипростейшая. Состоит он всего лишь из трёх частей. Нагнетателя воздуха, камеры сгорания и собственно сопла. С камерой и соплом можно не заморачиваться. Они будут точно такими же, как у предков. Так что нам останется добросовестно стыбрить из старых конструкций что-нибудь подходящей мощности, и этот вопрос будет решён, — я прервался на глоток кофе, оглядев слушателей. Моя лексика вызвала недовольную гримасу у Густавсона, и изрядно развеселила Фёдорова, прыснувшего в кулачок, — Потом потребуется всего — навсего присобачить к ним уже готовый нагнетатель, в роли которого запросто выступит наш магодвигатель с того же дирижабля, и не забыть, что расход воздуха в реактивном двигателе рассчитывается, как пятнадцать килограмм на каждый литр сжигаемого керосина. Из хорошего — тепла для теплосъёмников у реактивного двигателя хватит с избытком, чтобы запитать магией любой нагнетатель. Из плохого — нам потребуются жаростойкие рениевые сплавы. Рений можно найти на Камчатке.

— В жерле вулкана на острове Итуруп? — наморщил лоб профессор, явно что-то припоминая.

— Да. У вас есть информация по этому вопросу?

— Ничего особо интересного, кроме того, что это чертовски опасно, — пожал плечами Фёдоров.

— Зато, каков итог! Мы получим на выходе практически вечный реактивный двигатель, в котором не будет движущихся частей. В разы более лёгкий и в сотни раз более надёжный, чем был у предков. И заметьте, наш двигатель вряд ли когда можно будет заменить обычной механикой, не ухудшив его показатели.

— Когда вы сможете продемонстрировать опытный образец? — профессор уже чуть ли не подпрыгивал на стуле от нетерпения.

— Боюсь, что не скоро. Дел полно, да и свадьба у меня намечается, — покачал я головой.

— Да Бог с вами! — всплеснул руками Фёдоров, — Ну, что, право, за причина. Отгуляете день — другой, с женой намилуетесь и дня через три — четыре сами за работу примитесь.

— У него сразу две жены намечается, — хихикнул Усольцев, уже осознавший узы брака. Добилась своего настойчивая вдовушка. Месяца два прошло, как наш техномаг женатиком стал.

— Господи, да какая разница! Пусть неделя уйдёт, — не сдавался профессор.

— И одна из них племянница Императора, — мрачно добавил Густавсон, который так же, как и Усольцев, был предупреждён о моих планах.

— Кхе — кхе, — не на шутку закашлялся Фёдоров, да так сильно, что техномагу пришлось стучать его по спине, — Тогда вы правы. Авиация может и подождать.

В столицу я прибыл намного позже, чем планировал. Сначала банально проспал. Уже было поднялся утром, но затем решил ещё чуть-чуть подремать, и провалился на целый час. Измучили меня тренировки с Шепелевым. Проснувшись, уже на бегу схватил бутерброды, подготовленные заботливой кухаркой, и в темпе помчался грузиться на дирижабль. По закону подлости мы попали под сильный встречный ветер и в результате к тетушке я прибыл с опозданием.

Оказалось, что всё, что ни делается, к лучшему. У Анны гостила её знакомая из Камышина с двумя взрослыми дочерями. Как шепнула мне в прихожей родственница, их визит и для неё был полной неожиданностью, но отказать им было "решительно невозможно".

Обе девицы, да и их мамаша, умом не блистали. Хотя на внешность были вполне приятны. Разговоры у них за столом крутились вокруг моды, магазинов и украшений. Мне было выражено восхищение моей брутальной трёхдневной щетиной, которую я попросту не успел сбрить поутру. С удивлением узнал, что мой неприглядный вид соответствует самой последней столичной моде, на изучение которой они тратили всё своё свободное время.

С Анной при посторонних пообщаться толком не удалось. Договорились, что я заскочу к ней после визита к портному. Её гостьи вечером собрались в театр, и нам никто не помешает наговориться всласть.

Портновская мастерская Левинсона занимала половину первого этажа в роскошном и представительном особняке, находившемся в самом центре столицы. Под стать месту оказалось и само помещение мастерской. Светлый зал поражал белизной стен, богатой золочёной лепниной и огромными зеркалами, вделанными в стены и делавшие помещение ещё более просторным. Громадные люстры под высокими потолками заливали зал светом, не оставляя любой тени ни малейшего шанса.

— Добгый вечер, молодой человек, — с заметным национальным акцентом поздоровался со мной мастер, глядя на меня поверх очков, спущенных на самый кончик носа.

Я уже дёрнулся было ответить, но вовремя разглядел хитрую усмешку, притаившуюся в уголках губ и в краешках немного прищуренных глаз. Попутно и очки рассмотрел. Больно уж на них стёкла тоненькие, можно сказать, чисто декоративные. Очень похоже, что развлекается старик, старательно делая вид, что не замечает вышитого герба на моём костюме. Для того он и очки с простыми стёклышками напялил, чтобы на зрение сослаться, случись что и пожелай я оскорбиться на его обращение не по статусу.

— И вам добрый вечер, старый портной, — усмехнулся я, показывая, что оценил его шутку.

Такого ответа мастер явно не ожидал. Впрочем, своим ответом я ему настроение не испортил. Пару секунд посмаковав мой ответ, он довольно почмокал губами и начал водить пальцем по большой амбарной книге, лежавшей на краю стола.

— Ггхаф Бегежков?

— Да. Пока граф.

— Отчего таки пока? Неудачно в заговоре поучаствовали? — оживился мастер, позабыв про свой акцент.

— Скорее, удачно. Костюмчики княжеские собираюсь заказывать.

— Ох, радость-то какая, что вас не слышит моя покойная мамочка. Иначе тут же любопытство бы сделала. Прямо таки воочию её вопрос слышу: — "Туля, где ты спал, когда люди деньги делали?"

— Да какие там деньги, — отмахнулся я, наслаждаясь беседой, — Вам вот тоже никто не мешает три мастерские открыть.

— А где же мне взять трёх Левинсончиков? Только не задавайте этот вопрос моей Саре. Иначе, опять мне сделают скандал, и всем будет весело. Пока у меня один шлемазл, но проще найти сиськи у курицы, чем понимание в его глазах. Этакий интроверт вырос, подвинутый на моде предков. И кому что доверить?

— Вот и я вас категорически не понимаю. Жизнь и мода каждый день меняются, а вы всё хотите своё подобие вырастить? — посмеялся я про себя, наглядно заметив извечный конфликт отцов и детей.

Родители всегда стараются сделать своего ребёнка успешным, исходя из своих мерок. У них есть опыт прожитых лет, но зачастую они не понимают, что лет через десять он окажется ничтожен. Другие родители тоже не спят. Как ни странно, но они тоже мечтают, чтобы их чадо так же стало известным юристом, скрипачом или спортсменом. Проходят годы, ребёнок вырастает, и выясняется, что не одна тысяча родителей поставила на одну и ту же фишку. Конкурс — больше, чем тысяча на место.

— Не делайте мне беременную голову. Шо бы вы хотели?

— Традиционные княжеские костюмы я, пожалуй, так и быть, доверю вам. А вот насчёт свадебного, позволю себе пообщаться с вашим сыном. Любопытно мне, знаете ли, не особо в традиции ударяться.

Секунд пять, померившись со мной взглядом (безнадёжное занятие, особенно после тренировок с князем Обдориным), мастер всё-таки ткнул в никелированную кнопку, в ответ на нажатие которой где-то в глубине здания отозвался звонкий колокольчик.

— Моня, мальчик мой, крикни Матрёне, чтобы чай подала двойной заварки, у меня интересный гость, и сам зайди к нам мерки с господина снять, — отдал портной распоряжение долговязому юноше, заглянувшему в зал через приоткрытую дверь.

Ходил Моня недолго. Вскоре он вернулся с метром на шее и тетрадкой в руках.

— И шо бы вы хотели изобразить из княжеского костюма? — поинтересовался портной, придирчиво наблюдая за работой сына, снимавшего с меня мерки, — Моня, перемерь плечи ещё раз, и не убегай. Граф желает с тобой свадебный костюм обсудить.

— Так я для того до вас и пришёл, чтобы себе голову не ломать, — легко подстроился я под манеру общения мастера, — Особых претензий у меня немного. Герб вы, наверное, уже наконец-то заметили, осталась самая малость. Костюмы должны как-то сочетаться вот с такими славными пуговками и этим небольшим украшением, — я расстегнул пиджак, показав рубиновую звезду, висящую на груди, а потом высыпал на стол свои пуговицы — накопители.

— Надо же, какого качества вещи научились делать на Малой Арнаутской. Сам бы не увидел, никому бы не поверил, — проворчал про себя Анатолий Абрамович, подходя ко мне, чтобы рассмотреть звезду поближе, — Прямо таки, как настоящая.

Подождав, пока он подойдёт почти вплотную, я активировал звезду.

— Она светится! — отшатнулся Анатолий Абрамович, не отрывая взгляда от переливов артефакта.

— Это чтобы по тёмным подъездам было удобнее ходить, — насмешливо уточнил я, и оглянулся на Моню, в надежде, что тот поймёт и поддержит мою шутку.

С парнем происходило что-то не менее необычное, чем с артефактом. Он тоже светился. Не знаю, как это у него получилось, но это уже был не тот нескладный подросток, с грустным и умным взглядом. Глаза горели, аккуратно зачёсанные волосы слегка сбились набок, и плечи расправились. В целом эдакий одухотворённый художник, рассматривающий создаваемое полотно.

— Простите, как вас зовут? — обратился я к юноше.

— Мо… Эммануил, — чуть сбившись, ответил парень, буквально пожирая меня взглядом.

Я мельком посмотрел на себя в одно из зеркал. Вроде всё нормально. Рогов нет, нимб тоже отсутствует. Что не так-то, непонятно.

— Видите ли, Эммануил, у меня скоро свадьба, и мне было бы крайне интересно узнать мнение незашоренного условностями специалиста о том, каким может быть современный свадебный костюм. Этакий смелый, молодёжный. Ну, сами понимаете… — помахал я руками перед собой, пытаясь изобразить то, что не смог выразить в словах.

— У меня есть. Подождите, я быстро, — Моня бросил на стол метр с тетрадкой, и опрометью кинулся вон из зала.

— Моня, шлемазл, ты опять делал кутюр за мой счёт, — прокричал ему вслед портной, — У папы и так ни копейки, а ты его разорить хочешь…

— Как доктор доктору, — проникновенным тоном обратился я к мастеру, — Если у вас нет ни копейки, то поверьте, разорение — это не ваше.

— Вот только не учите меня, как правильно делать сына. Если папа купит Моне сладкое красное яблоко, то, скорее всего папе и придётся следить, чтобы Моня это яблоко скушал. Зато если Моня сопрёт зелёную кислятину у соседа, то он сгрызёт то яблоко вместе с косточками, и не поморщится. Я ещё не оглох, не ослеп, и даже не сошёл с ума. Если по ночам в мастерской горит свет и шумят машинки, это вовсе не значит, что Моня там варит суп. Мальчику ещё работать и работать, прежде чем он сможет удивить папу.

Поняв, что я попросту наблюдаю семейный спектакль, я заулыбался. То, что Левинсон любит своего сына, и даже где-то гордится его партизанской деятельностью, было очевидно.

— Звезда, как я вижу, у вас настоящая, что меня бесконечно удивляет. Как я полагаю, и пуговицы эти, они не просто пуговицы, — как ни в чём не бывало, продолжил портной, наклоняясь над столом.

— Пока их можно трогать, — подсказал я, заметив, что портной не решается прикасаться к пуговкам руками.

— Пока? А потом?

— Потом они станут неплохими накопителями Силы.

— Насколько неплохими? Лучше, чем мой? — Анатолий Абрамович вытащил из стола шкатулку, в которой оказался массивный медальон на толстой серебряной цепи сложного плетения.

Оп-па, а портной-то у нас из Одарённых. Теперь понятно, откуда у него в мастерской столько света.

— Разрешите, — взял я в руки старинный артефакт, который мастер мне вручил после недолгих колебаний, — Интересная вещица. Навскидку, единиц на восемьдесят, — вынес я заключение, осмотрев обратную сторону медальона, и оценив толщину энерговодов и размеры кристалла.

— А у вас?

— Точно не замерял, но думаю, что маленькие пуговки единиц сто двадцать Силы примут, а большие порядка трёхсот.

— А этот синий камень…

— Алмаз.

— Больно уж маленькие они, для ста двадцати единиц, — с сомнением покрутил Левинсон в руке маленькую пуговицу.

— Давайте проверим, — не стал я спорить, заметив, что артефакт мастера заряжен.

Для меня ничего не стоит перекачать такой небольшой объём Силы из одного накопителя в другой. Секундное дело.

— Ну вот, ваш накопитель полностью вошёл, а у пуговицы чуть больше половины заряда, — показал я результат эксперимента мастеру, а затем вернул всё обратно.

— Теперь я верю в вашу звезду, — поклонился мне Левинсон, — У меня бы часа полтора ушло на такую процедуру. Я сильно стесняюсь спросить, но где можно раздобыть такие вещицы?

— Можете у меня заказать, — тут же сориентировался я, сообразив, что намечается неплохая статья пополнения бюджета.

И начался торг…

Безжалостный, яростный и театральный.

Анатолий Абрамович заламывал руки, хватался за сердце и делал вид, что рвёт на себе волосы.

Я был непоколебим, как скала и чертовски благожелателен. По крайней мере искренне желал ему жить так же хорошо, как он прибедняется.

Прибежавший Моня, стоял у дверей ни жив, ни мёртв. Похоже, его длинные, музыкальные пальцы дрожали, когда он прижимал к груди зачехлённый костюм.

Закончили мы минут через пять. Оба довольные, как слоны.

Ой, недооцениваю я любовь богатеньких к роскоши.

Не тем занимаюсь.

Какие, к демонам, пушки и самолёты!

Пуговицы! Вот что спасёт мир, ну, или серьёзно поднимет благосостояние отдельно взятого начинающего латифундиста.

— Ой вэй! Это же какие времена наступают, что даже приличному юноше приходится русским притворятся. А я себе нервы делаю и свой склероз напрягаю, на кого вы так мине напомнили. Таки деда моего, Исаака Моисеевича. Тот в молодости один в один на вас походил. Чистый орёл! А какие кафтаны и камзолы строил, закачаешься! Одного золота на барму больше килограмма шло, да ещё и каменьями драгоценными всё усыпано было. Любой камзол его работы смело бери и сразу в музей ставь. Теперь так не шьют, да-с, не шьют. Молодёжи всё бы побыстрее, да поярче. Нет понимания, что приличный княжеский кафтан только расшивать не один месяц надобно, — довольно потирал руки портной, поглядывая на сына, который так и стоял в дверях, — Моня, шо ты столбом замер, если на тебе фонаря нет. Неси сюда свои хламиды, сделай нам посмеяться и мы займёмся серьёзным разговором.

— Вам придётся постоять пару минут, пока я подгоню костюм по вашей фигуре, — предупредил меня Эммануил, доставая из чехла весьма необычную одежду. Я не знаток моды, но могу точно сказать, что в наше время такие костюмы не носят.

Возился Моня чуть дольше, чем обещал. Когда он закончил и развернул меня к зеркалу, я даже присвистнул, так поразило меня то, что я там увидел.

— Эммануил, костюм я однозначно беру. Честно скажу, что не уверен в том, что у меня хватит смелости одеть его на свадьбу, но я найду, куда в нём выйти. А впрочем, нет ли у тебя случайно фотоаппарата. Желательно с цветной плёнкой.

— У меня, есть, — гордо тряхнул Моня головой, победно глянув на отца. Не удивлюсь, если и фотоаппарат он выбивал с боем.

— Сможешь вечером прислать мне фото? У меня неподалёку родственница живёт. Думаю, мне стоит показать ей, что я собираюсь одеть на свадьбу.

— Я сам принесу, как отпечатаю, — на ходу крикнул молодой мастер, умчавшись за аппаратом.

Часа через два, когда я закончил дела у портного и наговорился с Анной, нам доложили, что прибыл Эммануил Левинсон. На этот раз юноша оказался одет в строгий чёрный костюм. Немного робея, он протянул мне большой пакет.

Анна сначала смотрела фотографии сбоку и словно бы нехотя, но потом просто вытащила их у меня из рук и впилась в них взглядом.

— Боже, какая прелесть, — чуть слышно прошептала она спустя минуту и погладила рукой снимок.