Глава 14

Высота забора не имеет значения, если в нем есть пролом. Ночью Никита не заметил бы эту брешь, но было уже утро. В рассветных сумерках он увидел даже тропинку, которая к ней вела, и пустился по ней бегом, держа Веронику за руку.

На шоссе они решили не выходить, пошли через поле, к лесу, а там по проселочной дороге, куда глаза глядят, шагали, пока не отказали ноги.

– Все! Можешь меня застрелить, – сказала Вероника, села на ржавую железную бочку, лежавшую между кустами у обочины дороги, но не удержалась, стала падать.

Никита качнул головой, схватил ее за руку, потащил за кусты, по высокой траве, в заросли подлеска, там отпустил, сел рядом. Голова болела, кружилась, под горлом пульсировал тошнотный ком. Черепно-мозговая травма, простреленное плечо – неплохо повеселились.

Ранение в плечо не самое серьезное. Пуля прошла по касательной, кровь сама остановилась. Хотя, конечно, рану не мешало бы обработать, перевязать. А с головой вообще в больницу нужно. Но сейчас не до того. Да и ехать не на чем. Ничего у них при себе не было. Вероника успела прихватить с собой сумочку, но там не имелось ничего стоящего. А прокладка с крылышками оказалась бы сейчас очень кстати.

Никитка сидел с закрытыми глазами. Лечь он не мог. Вдруг голова тогда не просто закружится, а еще и отвалится, закатится в кусты? Как потом ее искать?

Зато Вероника легла прямо на землю. Откуда-то с ветки на нее быстро спустился паучок, но она его даже не заметила.

– Это все из-за тебя, – сказала девушка.

Никита кивнул в знак согласия.

– Ты превратил мою жизнь в ад.

Никита и не думал опровергать ее.

– Саша меня предупреждал. Ну вот какого черта?.. Или это ты черт?

– Бес. Искуситель.

– И бесы были, – заявила она.

– Были, – подтвердил он с упором на прошедшее время.

Трэша убил сам Яшин, Угар был застрелен у него на глазах. Еще он видел, как какой-то мужик пальнул в раненого Стаса. Сначала появились одни отморозки, затем другие. Весь гостиничный дворик был завален трупами. Жесть! Очень хорошо, что в номере имелось окно, через которое они с Вероникой и выбрались.

– Обдолбанные, – уточнила Вероника.

– Я так и понял.

– Ты видел, что было.

– Уже забыл.

– Ну да, конечно!

– Эти ублюдки никому ничего не расскажут.

– И Стаса убили. Я видела глаза того негодяя. Это не человек, а животное! А правда, что ты подарил меня Трэшу?

– Я хотел подарить ему мозги, а за тебя разговора не было.

– Этот ублюдок сказал… Ты же не думаешь, что меня?..

– Не было ничего.

– А вдруг ты думаешь, что было?

Никита пожал плечами. Не так уж и важно сейчас, было или не было. Главное, что Вероника жива.

– Ты же меня не бросишь? – с нескрываемой тревогой спросила она.

– Нет.

Никита не раздумывал над ответом. Если бы он и захотел бросить Веронику, то не смог бы этого сделать из-за чувства вины перед ней. Сам втянул ее в эту историю, вот теперь и вытаскивай. Похоже на то, что это на всю жизнь.

– Тебе больно? – Вероника осторожно провела пальцами вокруг раны на голове.

– Терпимо.

– Деньги-то тю-тю!

– И это переживем. Особенно если нас не догонят.

– А если догонят? Они там в очередь ко мне выстраивались.

– Покойники?

– Есть еще и живые.

– Да. И они быстро ходят.

– В том-то и дело.

Никита стал подниматься, но голова его вдруг отвалилась и покатилась в одну сторону, а сознание – в другую. Неужели это все?

Менты держались на хвосте как приклеенные. «Форд Фокус» – машина неплохая, на шоссе от нее уйти трудно. Поэтому Щелбан свернул на ухабистый проселок, но и там не смог оторваться от погони.

– Суржик, надо их валить! – крикнул Аверьян.

Тому ничего не оставалось делать, как согласиться.

– В два ствола! – сказал он.

– Мальчики, это вы о чем? – спросила Даша и как-то странно глянула на него.

Можно было поднять крышку багажника, но Суржик велел открыть всего лишь окно на нем. Щелбан это сделал. Суржик высунул ствол автомата из багажника, Аверьян приготовился стрелять через люк. Но, увы, менты их опередили. Один их автомат оказался куда эффективней двух «Узи».

Одна короткая очередь срезала Аверьяна, вторая заставила шарахнуться Суржика, третья ударила по колесу. Пуля пробила скат, машину резко повело в сторону. Ноги Аверьяна соскочили с подушки переднего сиденья, его мертвое тело влезло в салон. У него был выбит глаз, в затылке зияла дыра.

– Мамочки! – выкрикнула Даша и забилась в узкое пространство между задним сиденьем и спинкой переднего кресла.

– Суржик, мы не уйдем! – прорычал Щелбан.

– Тормози!

Суржик понимал, что имеет дело с отличным стрелком. К тому же менты были в бронежилетах, а у них, увы, не имелось никакой защиты. Но все же он решился на безумный поступок.

Глушитель снижал убойность и кучность стрельбы, поэтому Суржик открутил его. Щелбан остановил машину. Он выскочил из нее, упал, перекатился, поднялся во весь рост и рванул к ментовскому «Форду», который тоже останавливался.

Полицейский с широким раздвоенным носом правильно все понял, выскочил из машины и сразу же открыл огонь. Но Суржик оказался немного быстрей. Фортуна улыбнулась ему, а не его противнику.

Одна пуля попала менту в бедро под самый бронежилет, вторая перебила колено, подкосила ногу. Полицейский справился с болью, дал очередь, но промазал. Зато Суржик не промахнулся, поставил точку в этой дуэли.

Не растерялся и Щелбан. Он тоже вышел из машины с оружием в руках и длинной очередью уложил водителя, который пытался поймать Суржика в прицел своего пистолета.

Но этот самый водитель успел выстрелить в Щелбана. Пуля попала ему в бок, возможно, пробила селезенку. Щелбана скрутило от боли.

– Твою мать! – заорал он.

Полицейская машина стояла с открытыми передними дверьми. Один труп слева, другой справа. Под «торпедой» работала рация.

– Четвертый, ответьте Первому! – требовал чей-то взволнованный голос.

Ответить мог только Суржик, но ему это было не интересно. Надо было срочно менять колесо и рвать когти.

Щелбан помочь ему не мог. Это пришлось делать Суржику. Но прежде чем вытащить запаску, он нашел походную аптечку, а там полный набор, вплоть до хирургических инструментов. Суржик мог вытащить пулю из бока подельника, но для этого нужно было время.

Щелбан сидел на земле, спиной опираясь о машину. Даша пыталась осмотреть его рану, но он отталкивал ее. Правильно, гнать ее нужно. Ясно же, почему баба хочет быть полезной. Деньги ей нужны, а в машине целых четыре лимона. Лелика нет, Аверьян отошел, неизвестно, как долго протянет Щелбан. Останется только Суржик, и если всадить нож ему в спину…

От Даши нужно было избавляться однозначно. Но не сейчас.

– Перевязать сможешь? – спросил Суржик, бросая ей аптечку.

Она кивнула.

– Давай!

Суржик побросал на землю чемоданы с деньгами, достал запаску, домкрат, поставил машину на дыбы. Он спешил, дело у него спорилось, за десять минут ему удалось вернуть «Чероки» в строй.

Даша тем временем перевязала Щелбана, даже сделала ему укол промедола.

Суржик вернул вещи на место, помог Щелбану забраться в машину. Даша хотела сесть к нему, но Суржик показал ей на переднее пассажирское место. Однако сначала надо было вытащить из машины Аверьяна. Суржик бросил тело на обочине, вложил в руки покойника свой «Узи».

По-хорошему надо было отдать Аверьяну и ствол Щелбана, но не факт, что пацан выживет. Возможно, очень скоро его самого придется выбрасывать из машины вместе с паленым стволом. А пока Щелбан должен был держать на прицеле Дашу. Вдруг она взбунтуется, начнет бить копытом?

Даша вела себя ровно. Зато взбрыкнула машина. На бортовом компьютере высветилась ошибка. Сначала двигатель просто сбавил обороты, а затем и вовсе заглох. Виной тому была пуля, которая пролетела через салон, пробила «торпеду» и ушла куда-то в двигатель.

Суржик нашел техническое руководство, разобрался в поломке. С карбюратором что-то не так, а там сплошь электроника, сам черт ногу сломит.

Щелбан качнул головой. Мол, тут без автосервиса никак.

– Уходить надо. Ты сумеешь? – спросил Суржик.

– Ну, если потихоньку, – пробормотал Щелбан.

– Я помогу, – сказала Даша.

– Ты кое-что потащишь, – заявил Суржик, взял один чемодан, другой взвалил на Дашу.

Щелбан пошел сам – еле-еле душа в теле. А дорога сложная, через лес.

Суржик пожал плечами, глядя на Щелбана. Может, его сразу пристрелить? А Даша пусть пока живет. Тягловая лошадь лишней не будет.

Никита пришел в себя от сильной встряски. Он находился в тесной кабине грузовика. Машина угодила колесом в яму, сознание встряхнулось и проснулось. В кабине пахло бензином и машинным маслом, но по сравнению с тем ароматом, который источал водитель, сидевший рядом, это было чистым благоуханием. От мужика несло немытым телом и жутким перегаром. Лохматый, небритый, лицо мокрое от пота, морщины под глазами промаринованы грязью, в которую превратилась дорожная пыль.

Вероника сидела рядом, прижимаясь к двери. Окно открыто, но в кабине все равно душно. Девушка жадно втягивала носом свежий воздух.

– Куда мы едем? – спросил Никита.

Машина катила по какому-то поселку. Деревянные и кирпичные дома с потемневшими от времени крышами, покосившиеся заборы, коза на веревочке. Пацан-малолетка куда-то бежит, только пятки сверкают.

– Уже приехали, – сказал водитель и свернул вправо.

Никита думал, что машина упрется в ворота какого-нибудь дома, но нет, она въехала в проулок. Дорога резко пошла под уклон, грузовик набрал скорость, на полном ходу въехал в реку. Водой захлестнуло лобовое стекло, капли брызнули Веронике в лицо.

– Ой!

Никита решил, что машина застряла, но нет, она пересекла реку через брод, сразу же пошла в гору, теряя ход, и остановилась, не осилила крутой подъем. Но так ему только казалось, на самом же деле она просто завершила свой маршрут.

Бревенчатый дом со старой крышей и новым забором стоял на пригорке, над рекой. Деревня на том берегу. На этом – один-единственный дом, за ним лес, куда уходила узкая тропинка.

– Приехали! – сказал мужик, вышел из машины, скорым шагом обогнул ее спереди, открыл правую дверь.

Высокий, костлявый, горбоносый, с крупным кадыком. На улице лето, а на нем теплая рубашка с длинными рукавами, такая же грязная, как шерстяные брюки, давно уже не глаженные.

– Прошу! – Он улыбнулся, демонстрируя гнилые зубы, и протянул Веронике руку, желая помочь ей выйти из машины.

Но она мотнула головой и проговорила:

– Я же просила в больницу.

– Сейчас жена придет, будет вам больница. Она у меня фельдшер.

– Ну, хорошо!

Мужик по-прежнему тянул к ней руку, но Вероника брезгливо оттолкнула ее.

За ней из машины выбрался Никита. Голова у него болела, кружилась, тошнота стояла под горлом, но жить было вполне можно.

Мужик открыл калитку, пропустил Веронику во двор, а Никите перекрыл путь и заявил:

– Куда ты? Сначала разгрузить надо! – Он кивком показал на машину.

Кузов у нее не самый большой, но сена в нем хватало.

– Обязательно. Но потом, – сказал Никита и попытался отодвинуть мужика, но тот как будто в землю врос.

Можно было вырубить его ударом в живот, но ситуация к этому пока не располагала.

– Сейчас! – настаивал на своем этот тип.

– Ну, хорошо, загоняй во двор.

– Не надо во двор. Здесь давай.

– Куда давай? – вступилась за страдальца Вероника. – Ты что, не видишь, раненый он.

– Жена придет, перевяжет. А ты пока баньку истопи.

Мужик смотрел на Веронику голодными глазами. Это вызывало у нее отвращение, а брезгливость она скрывать не хотела.

– Я не умею.

– Тогда посиди, подожди.

Мужик легко забрался на машину, взял вилы и бросил их Никите так, как будто тот должен был поймать их на лету. А он всего лишь отошел. Вилы воткнулись в землю рядом с ним, а могли бы вонзиться и в него.

– Ты это, поосторожней, – сказал Яшин.

Но мужик его не услышал, вернее, сделал соответствующий вид.

Он откинул борт, взял вторые вилы, стал сбрасывать сено прямо на землю и распорядился:

– Давай, скирдуй! – Дядечка показал место, куда надо было складывать сено.

Никита пожал плечами, взялся за вилы. Один раз зацепил и бросил, другой. Ничего, голова на части не развалилась и даже кружиться стала меньше.

Но работал он все-таки медленно.

Мужик разгрузил кузов, спрыгнул, махнул рукой и заявил:

– Баста!

Никита остановился, оперся о вилы.

– Федот! – Мужик протянул ему руку.

Никита назвался, пожал его заскорузлую ладонь.

– Извини, я просто глянуть хотел, какой ты. Если дерьмо, то зачем тебя в дом тащить?

– А баньку истопишь? – с усмешкой полюбопытствовал Никита.

Уж очень хотелось ему сказать, что банька для Федота – первое дело. Тому надо мыться с утра до вечера. За один час с такой вонью не управиться. Однако Яшин промолчал.

А вот в доме, как это ни странно, было довольно-таки чисто. Полы некрашеные, но свежие, доски хорошо обструганы, крепкие, толстые. Печь совсем недавно побелена. Мебель самодельная, весьма основательная, похоже, дубовая. Скатерки, занавески, кружева – во всем этом чувствовалась женская рука.

На полу в горнице лежал старый, затертый до дыр ковер. Его можно было бы назвать чистым, если бы не бурое пятно в углу. Еще одно, почти такое же, Никита заметил на полу. Как будто сок томатный пролили, а потом затерли. Был бы пол крашеный, пятно легко смылось бы, а так сок впитался в свежие доски.

Федот провел Никиту в маленький закуток за печью. Окна здесь не было, вместо двери домотканая ширма. Кровать железная, на стене старая фотография – мужик в буденновке, женщина в платке. Иконы, лампадка, на тумбочке библия, богословские брошюры.

– Теща моя здесь умирала, – сказал Федот.

– Нормально.

– Все мучилась, страдала, да так и не умерла. Место это святое, намоленное.

– И где она сейчас?

– В колодец упала. Там у нас черт водится, он ее к себе и утащил.

– А вода из колодца? – спросила Вероника.

– Пить из колодца, в баню – из реки. Пойдешь сейчас и натаскаешь.

– Нет, пойдешь ты! – вздыбилась Вероника.

– Ух ты какая.

– Жена где твоя?

– А я на тебе женюсь.

– Никита тебе шею сломает.

– Шею?..

– Он чемпион по боям без правил! Голой рукой убивает!

– А ты голой можешь? – спросил Федот.

– Никита! – взвизгнула Вероника.

Яшин и сам понимал, что Федот перегнул палку. Если вдруг так и дальше пойдет, то справиться с ним будет не сложно. Кадык у него крупный, как свекла на грядке. Вырвется он так же легко.

Он повернулся к Федоту, но голова его вдруг резко закружилась, перед глазами образовалась воронка водоворота, в которую с шумом втянулось сознание.

Очнулся Никита на кровати, в одних трусах, под простыней. На руке повязка, голова перебинтована. Но Вероники рядом не было. И за ширмой тихо, только слышно, как тикают часы.

Где-то рядом банька. В печи горит огонь. В предбаннике там стол, на нем связанная Вероника задом к Федоту.

Никита сорвался с кровати, проскочил через горницу, вышел в сени, а навстречу ему Вероника с ведерком воды в руке. Оно небольшое, литров на пять-шесть, и полное.

– А этот где?

– Уехал. – Она протянула ему ведерко.

Никита автоматически взял его. Вода в нем чистая, прозрачная.

– Ты куда за ней ходила?

– К роднику. – Вероника кивком показала в сторону реки.

– А колодец?.. – Никита ткнул пальцем на скамью, на которой стоял оцинкованный бак с водой.

– А если там до сих пор теща плавает?

– Ну да.

– А родник совсем рядом, под березой. Там красиво.

Никита поставил ведро на скамью, сел. В закутке у него жарко, а здесь хорошо. Еще от студеной воды приятный холодок.

– А ты чего такой взъерошенный? Приснилось что-то? – спросила Вероника и совсем не весело улыбнулась.

– Ну, можно сказать, что так.

– Как мы с Федотом, да?

– Нет.

– Тебе это всегда теперь будет сниться.

– Не было ничего.

– А сниться все равно будет. Сказать, кто во всем виноват? – Вероника протяжно вздохнула.

– Скажи.

– Надо все сначала начать.

– Сначала деньги нужно вернуть, – заявил Никита. – И Стаса оживить. Вернемся к тебе, соберемся уходить, и тут появится Саша.

– Не нужно деньги возвращать. Просто к Саше надо вернуться. Вдруг простит?

– Тебя?

– А тебя зачем прощать? Ты можешь остаться здесь.

– Ты меня бросаешь?

– Я тебе не нужна.

– Может, это я тебе не нужен?

– Нет, ты мне нужен. Да и я тебе. Пока ты не поправишься. А потом я уйду.

– А деньги возвращать не надо? – осведомился Никита.

Он помнил, как вела себя Вероника, обуянная золотой лихорадкой. Иной раз ему даже стыдно за нее было. А еще парень чувствовал привкус разочарования. У него даже возникал вопрос: а нужна ли она ему? Но сейчас в этом не было никаких сомнений. Вероника должна быть с ним, и точка. Что бы ни случилось, он не бросит ее. Но если она сама хочет уйти, то зачем ее держать?

– Как ты их вернешь? – осведомилась девушка с неподдельным интересом.

– Через Сашу.

– Через Сашу?

– Это его люди были. Сначала подъехали бандиты Ефрема, затем – твоего Саши.

– Ты так думаешь?

– Важно не то, что я думаю, а то, что было на самом деле.

– Если деньги вернутся к Саше, то их можно будет у него отобрать, – заявила Вероника.

– Это не ко мне.

– Ты слабый, а Саша сильный.

Никита пожал плечами. Пусть Вероника думает, что хочет, это ее право. Но если она действительно так считает, то ей пора уходить. Вдруг Саша действительно простит ее, может, даже женится на ней? Он вернется в Москву и будет жить по-прежнему. Схватки, тренировки, бабы. Деньги заработает. Прорвется на самый престижный чемпионат, станет лучшим среди первых. Кто тогда посмеет назвать его слабым?

– Кто меня перевязал? – Никита провел пальцами по голове.

– Федот-идиот! Как я придумала?

– Ты в ударе, – с усмешкой произнес Никита. – Креатив из всех щелей так и прет.

– Ты мог бы ему и морду набить.

– Еще не вечер, – сказал Яшин, поднялся, вернулся в свою каморку, лег, подождал, когда уляжется головокружение.

– Чай будешь? – спросила Вероника.

Никита промолчал.

Она подсела к нему на кровать и спросила:

– Ты что, обиделся?

– Валить отсюда надо.

Не нравился ему Федот. И сам он какой-то не такой, и юмор у него нездоровый. Уехал куда-то, а вдруг вернется не один?

– Тебе нельзя. Хотя бы пару дней отлежаться надо.

– В больнице.

– У него жена фельдшер.

– И томограф у нее есть, да?

– Думаешь, там что-то серьезное?

Никита закрыл глаза. Сколько раз он пропускал сокрушительные удары в голову, и ничего. Вот и теперь там, в черепной коробке, само все утрясется. Пролома как такового нет, кровь не вытекает, мозги не вылезают. Надо отлежаться, и все пройдет.

– Нормально все будет, – сказала Вероника.

– Будет, – подтвердил Яшин.

– Тебе нужно поспать.

– Не знаю.

– Чего не знаешь?

– Страшно засыпать.

– Федота боишься?

– Боюсь. За тебя.

Никита действительно боялся заснуть, провалиться в небытие. Вдруг Федот что-то задумал? Ему голову отрубит, пока он будет спать, а Веронику… Потом еще и убьет.

– За себя бойся, – думая о чем-то своем, сказала Вероника.

– За себя не боюсь.

– За себя я буду бояться. Давай чайку попьешь и спать будешь. А я рядом посижу.

– Просто воды.

– Родниковой?

– Да, той, которая без тещи. – Никита улыбнулся.

– Тещей боишься заразиться?

– Нет. Пусть будет теща.

– Мама у меня хорошая.

Вероника принесла стакан воды, Никита выпил ее. Странная какая-то, вроде бы ключевая, а с примесью какой-то химии. Как будто хлорированная или еще что-то в этом роде.