Глава 17

Ночь прошла, дождь закончился, над головой чистое утреннее небо, перед глазами вербы, шелестящие на ветру, над которыми сияет солнце. Птицы щебечут, пахнет полынью, а где-то за кустом боярышника прячется смерть.

Родион лежал на каком-то одеяле, расстеленном на мокрой траве. Сумки валяются, чемодан стоит, какой-то сверток в чехле, похоже, палатка. А машины нет, и Лиды тоже.

Похоже, уехала она. Сгрузила Родиона и дала деру. А чего ей? Она теперь богатая. Продаст бриллианты и заживет. А если их там еще и много, то у нее и вовсе праздник жизни до скончания века.

А ему остается умереть. Рана серьезная, в ногах непреодолимая слабость, тело как будто чужое. Лежать невыносимо тяжело, а подняться – и вовсе непосильная задача.

Долго крутилась карусель, то одно, то другое, Родион фактически предал свое дело, наплевал на долг службы, и все ради Лиды. А чем все это закончилось? Он один между жизнью и смертью. Допрыгался. Докрутился на карусели. Обидно до жути.

Родион чувствовал, как сознание покидает его, но глаза держал открытыми до последнего.

В себя он пришел от глубокой, слегка притупленной боли. Проскурин лежал на спине, а Лида ковырялась в его ране. Скальпель у нее, щипцы, рука твердая, уверенная. Она знала, что делала, и Родиону ничего не оставалось, как довериться ей.

– Спокойно, родной, спокойно, – приговаривала девушка.

От этих слов ему становилось легче. На душе. Боль по-прежнему пронизывала его, как булавка – бабочку.

– Еще чуть-чуть. Еще. Ну вот! – Лида подняла щипцы, показала ему пулю, зажатую в них, и осведомилась: – На память возьмешь?

Родион пожал плечами. Из пули можно было бы сделать талисман, но вдруг из оберега она, как раз напротив, станет проклятием? А если пули притягивают друг друга? Да и рано еще думать о будущем, когда настоящее совсем не ясно.

Он снова терял сознание. Хорошо, если Лида сможет вернуть его в чувство.

Очнулся Родион все на той же лесной поляне, когда солнце уже поднялось над деревьями. Тело тяжелое, ноги непослушные, не встать, зато боли почти нет. Наверное, Лида сделала ему укол, чтобы он не мучился. Хорошо, что не пристрелила.

Она как раз ставила палатку, вбивала в землю последний колышек. Родион беспомощно наблюдал за ней.

– Ну и работенка! – устало протянула девушка, опускаясь рядом с ним.

Палатка хорошая, новая, двухслойная, с надувным дном. Дождь не промочит, ветер не снесет. Но что-то не хотелось Родиону отправляться туда.

– Как ты? – спросила Лида, глядя на него.

– Жить можно, – ответил он.

– И нужно. Там нет ничего страшного. – Она мягко провела рукой по его животу. – Отлежишься и будешь как новенький.

– Отлежусь.

– Как тебе наш рай в шалаше? – спросила Лида, движением головы показав на палатку.

– Рай?

– А тебе что-то не нравится? – Она нахмурилась.

– Я думал, ад. Открываю глаза, а тебя нет.

Возможно, Лида и хотела удрать, но передумала. Если так, то ее настроение снова могло переключиться с плюса на минус.

– Машину надо было отогнать. Вдруг там не одна секретка?

– А ты нашла только одну?

Насколько помнил Родион, она отыскала и кое-что другое.

– Ну да, в задней двери. А в передней!.. Не думаю, что Арыков спасался бегством, просто отступал, но с подстраховкой. Там бриллиантов чертова уйма!

– И что ты собираешься с ними делать?

– В полицию сдам, – ответила Лида.

Голос ее прозвучал настолько серьезно, что Родион повелся, кивнул и сказал:

– Правильно.

– Что правильно?

Родион благоразумно промолчал.

– И себя в полицию сдать, и камушки, да?

Проскурин пожал плечами.

– За камушки мне двадцать лет скостят. Пожизненный срок минус двадцать, сколько это будет? – Лида едко усмехнулась. – Мне Арыкова не простят. Да и тебе тоже.

Родион кивнул. С Арыковым он влип крепко. Пришьют ему убийство, и прощай, свобода. Это вполне возможно. Вдруг Лида оставила на месте преступления ствол с его пальчиками? Она такая, ей это как два пальца об асфальт.

– Но ты не переживай, мы с тобой на дно заляжем.

– А разве мы его не пробили?

– Отставить панику, сержант! Ну не быть тебе лейтенантом, и что с того?

– Не быть.

– Со мной будешь.

– Я не против.

– Сначала шалаш, потом дворец. Там на несколько хватит. Вот заживем!.. – Лида мечтательно сощурилась, погружаясь в свои фантазии, но быстро спохватилась: – Эй, переселяться будем?

Она помогла ему перебраться в палатку, удобно уложила, подала воды и проговорила:

– Здесь пока поживем, а потом опять подадимся в Крым. Там, на побережье, и осядем. – Лида легла на спину, подложила под голову руки. – В Сибири людей мало, каждый новичок на виду, враз вычислят. А в курортных поселках постоянная текучка, там легко затеряться.

– Затеряемся, – тихо сказал Родион.

Он хотел быть с Лидой. Да и просто соглашаться с ней сейчас легче всего. Хреново ему было, не хотелось думать о чем-то серьезном, о печальных последствиях своего выбора.

– И заживем!

– И заживем.

– Дом как у Питона. Бассейн размером с море.

– С заливами.

– Ну да, это я заливаю. – Лида усмехнулась. – Море уменьшим до озера и выпишем к себе Таю.

– Зачем?

– А чтобы ты не скучал! – В ее голосе прозвучали зловредные нотки.

– Да нет, с тобой не соскучишься, – заявил Родион.

– Да, но с Таей ты жил. Быстро же ты сподобился.

– Мы с ней от пуль убегали.

– Это когда я тебя своей грудью защищала? – ехидно спросила Лида.

– Вот именно поэтому я с тобой, а не с ней. – Родиону совсем не хотелось выяснять с ней отношения.

– Да, но ты мне с ней изменял.

– Ты же не поедешь убивать ее?

– Зачем, если я могу убить тебя? – совсем не весело пошутила Лида.

– Сейчас или потом?

– А ты и дальше собираешься мне изменять?

– А ты?

– С Таей?

– А больше не с кем?

– Так в том-то и дело. Может, нам яхту купить и нанять капитана?.. Представляешь, смуглый такой, в белом фраке!..

– Капитаны не носят фраки.

– Мой будет носить.

– Твой?!

– Ты что, ревнуешь? – спросила Лида.

– Нет.

– А почему ты не ревнуешь? – возмутилась она.

– Потому что голова болит.

– Голова у меня болеть должна.

– Для меня или для капитана?

– Меня на всех хватит. Ладно, пошутили и будет. На охоту пойду. Тут поселок недалеко, километра три. Не умрешь без меня?

– Не дождешься.

Лида ушла, и на Родиона навалилась тоска. Не та она баба, которая ему нужна. Порочная, червивая, как яблоко. И людей за милую душу мочит, и мужиков как перчатки меняет. Может, всерьез представила красавца-капитана с большим штурвалом. Яхта, чайки, топлесс по самое ню. На каждый сезон новый капитан, свежие ощущения. Если есть деньги, то зачем нужен постоянный мужчина? Возможно, Лида уже на пути к новой жизни. Оставила Родиона в лесу и полетела на крыльях свободы к своей мечте.

Но Лида вернулась. Она принесла продукты, зажгла костер, сварила суп с тушенкой, накормила Родиона и снова куда-то исчезла. На этот раз без предупреждения.

Вернулась Лида ночью. Вид у нее был такой, как будто она по кабакам таскалась. Коньячком от этой барышни пахло.

– Где ты была? – спросил Родион.

– Запасы на зиму пополняла. Машины нет, а пешком много не унесешь. Завтра никуда не пойду, весь день буду с тобой.

Утром Лида сменила Родиону повязку, занялась завтраком. Она накормила его, но в палатке не осталась, сказала, что предчувствие у нее нехорошее. Как бы не нашли их здесь. По лесу вокруг палатки ходила, вроде как охраняла стоянку, потом обед стала готовить.

Родиону казалось, что Лида готова была делать все что угодно, лишь бы не оставаться с ним. Как будто он ее тяготил. Неужели ее сознанием овладела мысль о красавце-капитане, воплощении своей романтической мечты? Или бриллианты жгли ей руки. Нужно искать покупателя, толкать товар, но Лида вынуждена была сидеть с Родионом, ухаживать за ним.

Спать она ложилась подшофе. Обняла Родиона, прижалась к нему. Ее шальные руки не знали покоя. Но ему было плохо, он чувствовал себя грязным, прокисшим. Лида не уловила встречного импульса, разочарованно вздохнула и успокоилась.

– Знаешь, а яхта – это вариант, – сказала она с мечтательной улыбкой на губах. – Дом на воде, сегодня здесь, завтра там.

– И капитан? – не без сарказма спросил он.

– Ну, в капитаны я могу взять тебя. Стрелка компаса у тебя, правда… Но ты же поправишься. Она опять будет смотреть строго на север.

– Все будет.

– Да я не сомневаюсь. Бриллианты толкнуть не проблема, – в раздумье проговорила она.

– Ни разу не проблема?

– Есть у меня один знакомый.

– Опасно?

– Да нет, справлюсь.

– Сама справишься?

– Сама?.. – Лида задумалась, вспоминала, о чем говорила, не сболтнула ли что-то лишнее? – А какой из тебя помощник?

– Ну ты же не сейчас пойдешь.

– Да нет, не сейчас. Но нужно спешить.

– Зачем?

– Зачем… Паспорт нужен. Да и заграничный тоже. С визой.

– Легко сказать.

– Не легко. Но и не так сложно, как ты думаешь.

– Так займись.

– Сейчас?

– Завтра.

– Ну да, завтра. Я туда и обратно. Может, переночую в Москве. Ты же не умрешь здесь от скуки без меня?

– Постараюсь, – в раздумье проговорил Родион.

На паспорт нужно фотографироваться, а Лида оставляла его здесь. Значит, ему документ не полагался. Потому что не нужен ей был Родион.

– И бабу не приведешь?

– Ну, если только в бреду, – ответил Проскурин и нащупал нож, который лежал у него под правой ногой.

– У тебя жар?

– Не думаю.

– Мамочка должна померить температуру!

Лида снова распалилась, на этот раз она добралась до его «термометра», не обращая внимания на жалкие протесты.

– Горячий! – Она еще медленно, но уже нетерпеливо двигала бедрами, устраивалась в седле поудобней.

– Будем остужать? – спросил Родион, смиряясь с неизбежностью.

– Будем тушить, – ответила Лида, ускоряясь.

Родион держал ее за бедра, направляя движение, но его руки вдруг оказались у нее под ногами. А сама она вцепилась ему в плечи, склоняясь над ним как всадница над конем, переходящим с шага на галоп.

– А помнишь Питона? – спросила Лида, затуманенно глядя на него.

Родион не ответил. Какой, к черту, Питон? Ему бы заданный темп выдержать с минимальным вредом для здоровья.

– Зачем он баб душил? – Ее руки вдруг оказались у него на горле.

При этом она улыбалась, давая понять, что шутит.

– Жаль, Тайку твою не задушила!

Лида продолжала улыбаться, но уже душила Родиона. Руки у нее тонкие, женственные, но сколько же в них силы! Как будто сам дьявол жил в ней. Да и ноги тоже крепкие. Родион пытался, но не мог высвободить свои ладони.

– Я ее задушу! В тебе! – Лида пыталась обратить в шутку страшную правду.

Она убивала Родиона, лишала его воздуха, сдавливала кадык, расчищала себе дорогу к жизни с чистого листа.

Родион должен был понимать, что такой исход вполне возможен. Лида не хотела делиться с ним. Теперь он уже не был ей нужен. Не зря же она предложила ему стать капитаном. На час.

И еще он должен был понимать, что ей никто в этой жизни не нужен. Лида любила Полевая, но с легкостью отказалась от него, переключилась на Родиона. И Вакулу она не оплакивала. Ей временно был нужен Родион. Эта особа взяла его в аренду, а сейчас вот разрывала договор за ненадобностью такового.

Родион знал, что так может быть, и даже на всякий случай приготовил нож, сжал его в руке. Но как высвободить ее, когда Лида выжимает из него последние остатки жизненных сил? Воздуха нет, сознание стремительно гаснет.

В себя он пришел от оглушительной тишины. Проскурин понимал, что находился в палатке, но кромешная тьма и гнетущая тишина наводили его на страшные мысли. Такое ощущение, как будто он лежал в гробу.

Но все же Родион был жив. А умерла Лида. Он и не помнил, как высвободил руку с ножом, нанес удар. Но это случилось. Иначе Лида не лежала бы сейчас на боку. С открытыми глазами. В палатке темно. Непонятно, почему парень видел блеск в этих глазах. Лида безжизненно смотрела на него и улыбалась.

Подполковник Васюхин покачал головой, с укором глянул на Родиона и проговорил:

– Где-то мы были неправы, в чем-то была наша вина, но ты, герой, замазан по самые уши.

Родион уныло молчал. Он в госпитале, под наблюдением врачей, его жизни ничто не угрожает. Но сколько ему пришлось вынести, чтобы выйти к людям, попасть сюда.

А еще Проскурину пришлось исповедаться перед следователем. Он рассказал все без утайки, умолчал пока лишь об одной детали. Следствие идет полным ходом, скорее всего, Родиона ждет скамья подсудимых. Как ни крути, а убийство Лиды повесили на него. Все остальное под вопросом, но ее одной хватит для солидного срока. Если следствие и суд не примут его версию.

– Скажи, что это любовь.

– Любовь, – не стал отрицать Родион.

– Голову из-за бабы потерял.

– Потерял.

– На закон наплевал.

– Нет.

– Наплевал. Сломя голову по лезвию бритвы!.. Да какое там лезвие! Ты за этой Каретниковой за гранью шел!

– Я закон уважаю, – заявил Родион.

– Да ну!

– И могу доказать.

– На суде?

– Прямо сейчас. – Родион вынул руку из-под простыни, перевернул мешочек, который в ней держал, и высыпал себе на живот бриллианты.

Их было много, шестнадцать камешков. Даже отдав их за полцены, Лида запросто могла купить тридцатиметровую яхту. Он мог бы уйти с этими бриллиантами, наплевать на все и раствориться на просторах страны, обеспечив себе безбедную жизнь. Но нет, Проскурин подчинил себя закону.

Васюхин смотрел на бриллианты с открытым ртом. Не надо было вызывать эксперта. И без того ясно, что камешки настоящие. Гораздо сложней поверить в подлинность чувств Родиона.

Но ведь он действительно расставался с этим богатством легко. Потому что не чувствовал за собой морального права владеть им и любить Лиду. Но Родион продолжал обожать ее. Несмотря ни на что.