Что-то не так

«Мудрый познаёт не существование и гибель, а их причины».

Страж Границы

В эту ночь Телли долго не мог уснуть. Он лежал в обнимку с драконом в комнате, где раньше спал Жуга, на его тюфяке, лежал и смотрел в потолок, а заснувши, то и дело вскакивал и с колотящимся сердцем вслушивался в ночь – не стукнула ли дверь? – и всякий раз напрасно. Ближе к утру, когда стал заниматься рассвет, он встал и спустился вниз. Рик запищал, потеряв источник тепла, свернулся сам в себя под серым войлоком одеяла и остался досматривать свои драконьи сны.

В комнате внизу было сыро и холодно, в окошко царапался дождь. Тил остановился и уселся прямо на ступеньках. Поднял взгляд. В пустых овалах двух зеркал отразились две мальчишеские головы, обе темноглазые, беловолосые и заспанные. Левое ухо у обоих до сих пор немного торчало в сторону. По-над зеркалом из темноты отблескивал стеклянный жёлтый глаз совы.

Обычно Тил так рано не вставал, это Жуга вскакивал ни свет ни заря, но даже травника порой опережал Рудольф, соскучившийся за ночь по любимой трубке. Но сегодня комната была пуста. Рудольф и Бликса спали, утомлённые тревогой и суетой. Телли вдруг поймал себя на мысли, что давно уже не связывает для себя этот дом с Рудольфом. Здесь всё напоминало о Жуге – большая деревянная бадья для ванн, мешки, горшочки, баночки на полках, связки сохнущих трав и кореньев на стенах и под потолком, ступка с пестиком, разрешение на торговлю и патент от бургомистра в рамке на стене… И даже круглая доска с дурацкими фигурками из кости тоже напоминала о нём. В углу примостился посох – им травник бился с тенью каждый день. Телли взял его и покачал на ладони. Увесистый, с оплёткой на концах, посох был на добрый локоть выше его роста. Вспомнилось, как однажды, с вечера упившись чаем, он проснулся раньше обычного и застал травника внизу. Вспомнился рисунок его дикого, стремительного танца, когда, казалось, всё, что есть на полках, вот-вот сметёт гудящий рукотворный вихрь, а стёкла окон и зеркал так и брызнут осколками… Тил вздохнул и покачал головой – как правило, Жуга никогда ничего не задевал. А что касается корчмы… У Телли вновь захватило дух при воспоминании об этом. Он толком не видел, что было после того, как травник загасил огонь. Был выпад, хлёсткий, с разворота росчерк серого меча, упавший с распоротым горлом один из бойцов и вслед за этим лишь мельканье беспорядочных теней, глухие выкрики и звон железа.

Потом примчалась собака.

Потом была вспышка.

Потом – пустота.

Какое-то время Телли лелеял надежду, что Жуга неведомо каким манером вырвался из окружения и спрятался – на кухне, в подполе, на чердаке – не важно, где, но спрятался. Но миновали сутки, а травник всё не приходил, и ничего не говорило за то, что он придёт. Напряженье ожидания росло. Казалось, вот сейчас, через мгновенье гулко хлопнет дверь, и Жуга, с утра ушедший в лес, возникнет на пороге с ворохом только что собранных трав, вихрастый, рыжий, как всегда чем-то озабоченный; дом наполнится вознёй и суетой, осенним шорохом сушёных листьев, стуком пестика, весёлым треском дров в камине и кипеньем каши в котелке, приправленным обычным старческим ворчанием Рудольфа…

Но дом был мёртв. Мёртв, мёртв, мёртв.

Что-то пошло не так.

Тил вздохнул и с сожалением поставил посох обратно в угол. Если бы он мог хотя бы вполовину, хотя б на четверть драться так здорово, как Жуга! Все эти поганые стражники, всякие там Отто-Блотто и прочие Румпели сидели бы в своих канавах по уши и квакнуть боялись!

Он наскоро умылся, набрал в котёл воды и принялся растапливать камин.

Со всей этой вознёй и суматохой, внезапными находками, потерями, собаками, убийствами и исцелениями все окончательно потеряли голову. Никто не подумал пополнить запасы продуктов. Мешок с крупой погрызли мыши, хлеб засох, а сыр заплесневел. Лишь во всегдашней бутылке Рудольфа что-то плескалось да на дне сундука обнаружилась желтоватая дряблая тыква. Телли пошарил за бутылками, вытащил берестяной коробок, где Жуга обычно держал деньги, помедлил и высыпал их на стол.

Восемь сребреников и три медяшки.

Мало.

Он вздохнул и принялся за стряпню.

Следующим, как ни странно, пробудился Бликса, и не только пробудился, но и сам спустился к завтраку. Как и предрекал Жуга, раны и ожоги на лудильщике заживали быстро. Тем не менее Телли настоял на том, чтобы сменить повязки, прежде чем тот сядет за стол. И только потом проснулся Рудольф, посмотрел на мальчишку, на рассыпанные монеты, покачал головой и принялся раскуривать трубку.

– Что ж, друзья мои, – сказал он, когда с завтраком было покончено, – пора решать, как дальше быть. На эти деньги долго мы не проживём, и если дела пойдут плохо, то на зубах у нас не будет ничего, кроме церковного звона. У меня есть кое-какие сбережения, но и их надолго не хватит. Троих теперь мы не потянем. Бликса, слышь, ты как насчёт того, чтобы домой пойти?

Бликса в сомнении потёр небритый подбородок.

– Пойти, конечно, можно, – сказал он неуверенно, – но, может, лучше я пока у вас останусь? Как-никак, я в долгу перед вами. Так что, ежели струмент найдётся, я и поработать не прочь, а заработок – вам.

– У Людвига твои паялки лежат, он их прибрал, я спрашивал, – рассеянно ответил Тил, перебирая деньги на столе. – Можешь забрать, если хочешь. – Он поднял взгляд. – Рудольф, а может, не так всё плохо?

– А что ты предлагаешь?

– Ну… продадим что-нибудь.

– Что, например?

– Ну… – Тил почему-то покосился на свои башмаки, купленные по случаю травником, и поспешил сменить тему: – Потом, я ведь кое-что помню, чему Жуга учил, а больные всё же деньги платят… Зиму как-нибудь протянем, а там, быть может, и Жуга объявится.

Сверху послышались топот и писк. Скрипнула дверь. Все невольно вскинулись и посмотрели на Рика, который вперевалочку спускался по лестнице.

– Этот ещё… зелень ходячая, – старик поморщился и откинулся на спинку кресла. – Сомневаюсь я насчёт Жуги. После всего, что ты рассказал, вряд ли он вообще вернётся. Более того, я думаю, что аптечные дела будут идти всё хуже и хуже.

– С чего ты взял?

Рудольф пожал плечами:

– Предчувствие.

* * *

Старик как в воду глядел – не прошло и дня, а неприятности уже посыпались на них как из мешка. Из семерых больных лишь двое взяли предложенные Телли снадобья. Четверо решили подождать, покуда не вернётся Жуга, а один и вовсе отказался говорить о своих болячках, когда узнал, что травника нет дома. Тил пробежался по аптекам и по докторам в надежде получить заказ на травы и настойки, как бывало, но заказов набралось всего ничего, и мальчишка приуныл.

А ближе к вечеру, будто всего этого было мало, в дом старьёвщика ввалились четверо алебардистов из городской стражи с капитаном Альтенбахом во главе. Они подождали, пока этот самый Альтенбах разворачивал пергаментный свиток и объявлял, что ему приказано «арестовать и препроводить под стражу местного фармация по имени Жуга, который, смутьян и безобразник, третьего дня в корчме под Красным Петухом подлую драку учинил, четверых человек при свидетелях насмерть мечом порешивши», а после, грохоча сапогами, сопя и ругаясь, перевернули в доме всё вверх дном и ушли, напоследок огрев дракона древком алебарды и засветив мальчишке под глаз.

Спустя ещё часок явился посланник из канцелярии бургомистра, ткнул Рудольфу под нос свиток с красно-золотой печатью и объявил, что поскольку Жуга с прозваньем Лис исчез из города и пребывает в розыске, патент и разрешенье, выданные на его имя, отныне следует считать недействительными, и любая деятельность Телли по сбыту и изготовлению лекарств подлежит пресечению.

Потом явился посланник от гильдии ростовщиков с намереньем напомнить о заложенном Рудольфом доме, который откупил себе Жуга, который в свою очередь исчез неизвестно куда, не выплатив проценты по закладу и не уладив какие-то формальности, и Телли начал сатанеть.

– Да что они там, с ума посходили?! – кричал он, в бессильной ярости бросаясь на Рудольфа. – Что же это творится?

Но настоящие неприятности, как выяснилось вскоре, ещё только начинались.

Весть о случившейся в корчме резне распространялась со скоростью пожара, обрастая всё новыми подробностями, и к вечеру о ней уже знал весь город. Едва стемнело, к улице Синей Сойки двинулась большущая толпа, вооружённая лопатами, факелами и дрекольем и распалённая пивом и злобой.

– Думаю, вам лучше уйти, – сказал Рудольф, выглянув в окошко и запирая дверь.

– А ты? – опешил Бликса.

– Вряд ли они за мной.

– Ты думаешь, они будут разбираться?

– Чего спорите? – угрюмо вмешался Телли. – Всё равно уже поздно.

Рудольф не ответил.

Старый тополь уже давно не был преградой – и сами обитатели Рудольфова особняка, и разные бродяги растащили на дрова все ветки и макушку. Толпа запрудила улицу, по крыше дома загремели камни.

– Эй, душегубцы! А ну, выходите, лекаришки поганые!

– Отпирай, Рудольф!

– Где энтот, Лис который? Пушшай выйдет!

– А не то дом сожгём!

– Верно! Петуха им пустить. За «Петуха»!

– Эта… красного!

Прогнившая балка тараном ударила в ставни, оконное стекло со звоном лопнуло. Кто-то влез на крышу, кровлю разобрать побоялся, но от злобы помочился в трубу. Угли в камине противно зашипели, комнату наполнила вонь. Шутку на улице встретили хохотом и улюлюканьем и с новой силой набросились на дверь.

Рудольф встал:

– Я выйду.

– С ума сошёл! – вскочил Телли.

– Должен же им кто-то сказать, что Жуги здесь нет! Пусти.

Решительным движеньем отстранив мальчишку, старьёвщик снял засов и распахнул дверь. Толпа невольно притихла, только пламя факелов, потрескивая, трепетало на ветру. Взгляд Рудольфа медленно скользил по серым, в сумерках почти неразличимым лицам.

– Чего пришли? – сказал он наконец. – Это мой дом. Вы все меня знаете. Я вам зла не делал.

Толпа зашевелилась.

– Где этот… рыжий?

– Да, иде он?

Рудольф нахмурился.

– Его здесь нет. Стражники сегодня уже обыскивали дом.

«Врёшь, тута он! – загомонили люди. – Негде больше…», «Выйдет пусть только… сами разберёмся…».

Из толпы вылетел камень. Ещё. Рудольф шатнулся, ухватился за косяк и медленно осел на ступеньки. Едва соображая, что делает, Телли выскочил и едва успел подхватить старика. Закусил губу и обернулся к толпе:

– Вы что творите, гады?!

И в этот момент наружу высунулся Рик.

Толпа охнула и сдала назад. Взревела:

– Вон он!

– Вона!

– Бесовское отродье! Бей его!

– Бей! Бей!

Одни спешно проталкивались в тыл, другие, наоборот, лезли вперёд, толпа сливалась в серое бесформенное месиво – свет факелов в глазах, оскаленные зубы, палки, камни, кулаки… Рудольф с неровной ссадиной на лбу… Слёзы мешали смотреть, Тил чувствовал, как нечто злобное, отчаянное поднимается в груди, комком клокочет в горле. В один короткий миг в голове будто открылась дверь, он вскинул руки – не то заслоняясь, не то для удара, и… стал выкрикивать:

– Айло айвэтур энг Ихэл Айвэнгилэ…

Народ сперва по-прежнему шумел и наседал, потом вдруг притих. В молчаньи, незнакомо, звонко падали слова:

– Айло Айвэнгилэ эллома!

– Да заткните же его! – закричал костлявый длинноногий парень, выхватил у соседа факел и подбежал к крыльцу. Замахнулся – пламя с гулом разорвало воздух.

Рик гневно пискнул, вскинулся и растопырил крылья, а в следующий миг ударил нападавшего мордой в живот. Драконья шея распрямилась, как таран, парень отлетел шагов на пять, выронил факел и шлёпнулся в грязь. Телли осёкся и умолк на полуслове, ошеломлённо глядя на толпу. Потряс головой, избавляясь от наваждения. А Рик внезапно раздулся, как бочонок, напрягся…

И выдохнул.

Две длинные струи оранжевого пламени с шумом вырвались из узких – щёлочкой – драконовых ноздрей, прошлись широким веером над землёй, опалив передние ряды, взлетели к небу и распались язычками синего огня на мостовой. Все замерли, кто где стоял, лишь костлявый парень выл и метался на земле, сбивая пламя со спины.

А после началась паника. Толкаясь, падая, люди с криками мчались прочь. Улица быстро пустела. Телли, Бликса и Рудольф ошарашенно глядели, как Рик невозмутимо прошествовал обратно в дом и улёгся на любимый коврик у камина. Поёрзал там, устраиваясь поудобнее, зевнул и закрыл глаза.

– Высморкался… – невпопад сказал вдруг Бликса. – А я его веником гонял… – Он выглянул на улицу. – Может, не стоит ему это… у камина спать? Полыхнёт ещё.

Рудольф медленно поднялся и долго смотрел на спящего дракона. Перевёл взгляд на Телли.

– Раньше с ним бывало… такое? – Мальчишка помотал головой. – Ты смог бы это повторить?

– Да я ж не делал ничего! – вскричал Телли. – Он сам!

Старик нахмурился.

– М-да, – он вытер кровь со лба. – Коль так пойдёт и далее… Эй, ты чего?

Бликса, разинув рот, смотрел в сторону стола.

– Это… – пролепетал лудильщик и указал рукой. – Доска…

– Что «доска»?

– Доска… шевелится.

Рудольф мгновение стоял, соображая, что к чему, затем метнулся к столу.

– Телли! – вскинулся он. – Кто передвинулся?

Тот вгляделся в костяные фигурки. Поднял на старика растерянный взгляд.

– Дракон… вроде бы.

– Точно – дракон?!

– Ну… вроде бы.

Все посмотрели на Рика – тот спал как ни в чём не бывало.

Рудольф пошарил под стойкой, вынул коробку, а из коробки – кусок мела. Аккуратно пометил на доске все клетки, где стояли фигурки, вытер пальцы о накидку и, ни слова не говоря, отнёс доску на камин. Все молчали. Без слов было ясно: происходит странное.

– Как думаешь, Рудольф, они вернутся?

– Нет, – сказал старик, косясь на Рика, – но я бы не советовал надеяться на чудо. Дом они поджечь не смогут, но ходить по городу одному тебе теперь опасно. Дракон, конечно, вещь хорошая, но кто знает, что у него на уме… Жуга ведь учил тебя драться? Ты сможешь за себя постоять?

Телли молча поднял травников посох, повертел его в руках. Тёплое шероховатое дерево уверенно лежало в ладонях. Рудольф был прав. Не важно, что он говорил сегодня – все те слова, что были брошены в толпу, наверное, не имели смысла, так – причуда детского ума…

«Что будут стоить тысячи слов, когда важна будет крепость руки?»

Тил помедлил в нерешительности, отмерил посох себе по росту, наступил ногой и с треском отломил излишек. Посмотрел на Бликсу, на Рудольфа. Те смотрели на него. Он понял, что должен что-то им сказать, но ничего не смог придумать, кроме как ответить:

– Да. Смогу.

* * *

 

В таверне воровская шайка

Всю ночь играла в домино.

Пришла с яичницей хозяйка;

Монахи выпили вино.

 

 

На башне спорили химеры:

Которая из них урод?

А утром проповедник серый

B палатки призывал народ…

 

Тил замедлил шаг. Навострил уши. Забавная песенка, которую с непонятной грустью пели на рынке, странным образом напомнила мальчишке о событиях в корчме, хотя там не было ни домино, ни этих самых химер, ни хозяйки с яичницей, а при словах: «А утром проповедник серый…» Телли представлялся вовсе даже не проповедник, а тогдашний парень с факелом. Он подошёл ближе и стал проталкиваться сквозь толпу.

 

На рынке возятся собаки,

Менялы щёлкает замок.

У вечности ворует всякий,

А вечность – как морской песок.

 

 

Он осыпается с телеги, —

Не хватит на мешки рогож.

И, недовольный, о ночлеге

Монах рассказывает ложь .

 

Бродячая труппа возвела среди рынка дощатый помост и давала представление. Один парень пел, аккомпанируя себе на маленькой девятиструнной лютне, другой, взяв длинный шест, вытворял на канате, натянутом меж двух столбов, всякие ловкие штуки. Ещё один – черноволосый и высокий здоровяк, одетый в короткие синие штаны, работал силу – подбрасывал и ловил большие гири, скручивал узлом бочарные ободья, руками разгибал подковы, а после, когда на помост выбежала невысокая гибкая девушка, оказавшаяся акробаткой, с ней в паре стал проделывать другие фокусы, подбрасывая и ловя теперь уже её. Хрупкая девичья фигурка в его руках казалась игрушечной – так бережно и ловко он с ней обращался. Обнажённые мускулы его блестели от масла и пота. Чуть в стороне стоял speel-wagen – крытый разукрашенным холстом возок бродячих акробатов. Теплилась жаровня. Телли невольно поёжился при взгляде на неё – сам он мёрз. Мёрз постоянно, каждый день и каждый час. От травника в доме остался овчинный кожух, который с общего согласия Тил взял себе, но помогал он мало. Октябрь кончился, помаленьку наступали холода.

Прошло три дня после всего, что случилось у дома Рудольфа. Тил всё время был настороже. Однако мстить им горожане не спешили.

– Чего ж ты хочешь? – хмыкнул старьёвщик, когда Телли спросил его об этом. – Если к униженью добавляется страх, тебя поневоле начинают уважать.

Подобное уважение, однако, оказалось штукой неприятной – у булочника, у аптекарей, у рыночных торговцев, у всех, с кем Телли приходилось иметь дело, проскальзывала в общении с ним холодная, опасливая вежливость. Продукты им исправно отпускали, как за деньги, так и в долг, но шли дни, и Тил всё чаще стал замечать, что торговцы при его приходе замолкают и косятся в сторону.

Потом он к этому привык.

Спервоначалу, выходя в город, мальчишка брал с собою посох, надеясь, что это придаст ему уверенности и удержит недругов от нападения, однако вскоре отказался от этой идеи. Для этого требовалось нечто большее, чем просто умение им владеть – требовалась привычка, и если травник запросто мог расхаживать с посохом по городу, то белобрысый паренёк с оттопыренным ухом выглядел с дубинкой в руках по меньшей мере глупо. Он думал было завести себе свинчатку, как у Румпеля, но драться со свинчаткой Телли не умел – манера боя, коей обучил его Жуга, всегда брала в расчёт открытую ладонь, а переучиваться не хотелось, и Телли перестал таскать посох с собой.

Дракончика от греха подальше он теперь тоже оставлял дома. Вдобавок ко всем заботам Телли вдруг добавилась ещё одна – Рик заболел. Причём, не просто занемог, а заболел серьёзно, так, что перестал есть и даже к воде не притрагивался. Даже любимое лакомство – копчёные селёдочные головы – оставляло его равнодушным. Кожа его подсохла, потеряла чистоту и блеск, на спине мосластым гребнем проступил хребет, крылья обвисли, глаза затянула мутноватая плёнка. Уже не вставая, Рик день за днём молча лежал у камина, тусклыми глазами глядя в пламень угольков, и только изредка вздыхал.

Рудольф ни слова не сказал по этому поводу. А вот Бликса, похоже, уже поставил на дракошке крест.

– Может, прикончим его, пока не поздно? – предложил он Телли. – А за шкуру, глядишь, и выручим чего.

– Лучше тебя прикончим, – огрызнулся тот, – за твою шкуру больше дадут!

– Ну-ну, не кипятись. Я ж как лучше хотел. А может, это у него оттого, что он огнём плевался?

– Не знаю. Может быть. Отстань.

Бликса с каждым днём всё быстрее шёл на поправку. Телли приволок от Людвига мешок с его «струментом», и теперь лудильщик снова ходил по дворам, починяя посуду, подсвечники и прочую утварь. За то время, пока он валялся в доме Рудольфа, работы накопилось достаточно, и без заработка Бликса возвращался редко. Жить он пока предпочитал у старьёвщика, не без оснований опасаясь мстительных горожан.

– Конечно, я тут, в этой заварухе, вроде как ни при чём, – примостившись у огня с паяльником и взятой на дом работой, рассуждал он. – Но при встрече с медвежьим капканом поди объясни, что ты не медведь! Разбираться не станут. Я уж лучше тут пока… Не возражаешь, Рудольф?

Рудольф не возражал, тем более что лишние деньги всегда не помеха. В доме теперь было не на что даже купить угля, Бликса с Тилом раздобыли старую двуручную пилу и распилили на дрова упавший тополь. На первое время должно было хватить, хотя лудильщик уже стал присматриваться к окружавшим дом развалинам.

– На башне спорили химеры, – проговорил негромко Телли, – которая из них урод…

– Да все они уроды, – вдруг сказали сзади. Тил оглянулся. За спиной стоял Щербатый.

– Кто уроды? – спросил с подозрением Тил.

– Ну эти… как их… химеры. – Румпель поднял взгляд и, видя, что его не понимают, пояснил: – Ну, твари каменные. Которые на соборе сидят. Видал, небось?

Под глазом у Щербатого ещё не до конца зажил фингал, оставшийся после памятной драки. Телли почувствовал неловкость.

– А, – сказал он. – Ну. Чего надо?

Напряжение не отпускало. Украдкой Телли бросил быстрый взгляд по сторонам, но ни Отто, ни Рябого не обнаружил. Щербатый замялся.

– Да я просто шёл, вот… Вижу, вроде, ты. Стоишь…

Тил помедлил, прежде чем ответить.

– Ты вот что, Румпель… Знаешь, что… Иди своей дорогой.

– Да я что, я так… – замялся тот. – Я только сказать хотел, чтобы ты по нашей улице ходил. Когда хочешь. Отто говорит, что опосля того, как этот… друг твой рыжий в «Петухе» всю Шнеллерову банду покрошил, с таким лучше дружбу водить, чем враждовать… Ты на меня зла не держишь, а, Тил? Не держишь, а?

Телли растерялся. Чего-чего, но что Блошиная Канава вдруг пойдёт на мировую, он не ожидал. Как себя теперь вести, он совершенно не представлял.

– Да ладно, чего уж… – буркнул он.

– А меня Максом звать, – заявил Щербатый, мгновенно повеселев. – Румпель – это пацаны придумали. Нос, говорят, у тебя большой, вот и прозвали так.

Слова из Макса хлынули потоком, словно открылись невидимые шлюзы. Телли повернулся лицом к помосту и слушал вполуха. Румпеля это, похоже, нисколько не смутило. Меньше чем за пять минут Телли успел узнать, что Макс – сын местного торговца рыбой, а с бандой Отто водится постольку, поскольку невозможно жить у западных ворот и с нею не водиться, что Отто дома не ночует никогда, поскольку папаша у него – известный пьянчуга, а матери нет вовсе, что Рябого по-настоящему зовут Гансом, и что вообще он парень неплохой, но трусоват, и дальше-больше-обо-всех-про-всё. Он говорил и говорил без умолку и вскорости успел изрядно Тилу надоесть. Сказать же ему: «Поди прочь» было как-то неловко, не потому, что не хотелось ссориться, а просто и без этого проблем хватало. Телли был противен этот разговор. В этой «дружбе» был оттенок того самого «унижения пополам со страхом», о котором говорил Рудольф. Заводила Блошиной Канавы и тут стремился выгадать что-нибудь для себя – не власти, так безопасности. Всё это выглядело глупо и нелепо, и Телли попытался сосредоточиться на представлении.

А на сцене тем временем и впрямь начиналось интересное. Силач со своими железками убрался. Канатоходец – вертлявый парнишка, обтянутый лоскутным, ромбами, трико, схватил зелёное яблоко величиной с кулак, вскарабкался повыше и подвесил его на бечёвке к канату. Парнишка с лютней примостился на краю помоста, свесив ноги и тихонько пощипывая струны, а акробатка встала чуть поодаль, держа в руках три дротика и чёрную повязку. Канатоходец посмотрел на девушку, та на канатоходца, оба кивнули, и парень проворно пополз по канату.

– Хэй, горожане! – выкрикнул он, повиснув на руках и сверкая голыми коленками. – Вон яблоко висит, всем видно?

Толпа нестройным жидким хором подтвердила, что яблоко там и впрямь висит, и видно его всем, мол, эка невидаль – яблоко висит, да и вообще.

– Ха! – парень изогнулся и ловко подтолкнул его пяткой. Яблоко закачалось. – А как вы скажете, возможно ли попасть в него дротиком на пяти шагах?

Толпа вразнобой загомонила, что вообще навряд ли, но, может, и можно.

– А ежели с закрытыми глазами, тогда как?

Толпа откашлялась, похихикала и однозначно заявила, что уж вот этого никак не можно.

– Ха! – канатоходец, казалось, торжествовал. – Нора! Давай!

И спрыгнул вниз, заставив яблоко качаться ещё сильнее. Девушка быстрым движением завязала себе глаза, помедлила, затем последовал короткий взмах руки, и оперённая стрелка настигла яблоко на лету. Народ загомонил и полез поближе к помосту. Прежде чем яблоко успело качнуться туда и обратно, ещё два дротика вонзились ему в бок, и девушка сняла повязку. Толпа разразилась одобрительными воплями, в подставленную парнем шапку полетели медяки.

– Ага! – канатоходец выскочил на сцену, быстро выдернул и вернул девчонке дротики. – Ещё хотите?

Вновь яблоко качнулось на верёвке, вновь дротики нашли свою цель, и снова разноцветный акробат вскарабкался наверх.

– Кто хочет бросить сам? Кто хочет? – крикнул он, размахивая рукой с зажатыми в ней дротиками. – Пять талеров тому, кто попадёт! Хотя бы раз! С открытыми глазами, господа! Ха! Ну-ка, кто?

Какой-то зритель влез на сцену, хапнул дротики и после долго целился, смешно отставив зад, промазал все три раза и слез обратно под весёлый смех и улюлюканье. За ним последовал второй, с тем же результатом, а после – третий. Арлекин в цветном трико дурачился у них за спиной и передразнивал, вызывая в толпе взрывы хохота.

– Не попадут, – уверенно сказал у Телли за спиной Макс-Румпель. – И вообще никто не попадёт, куда им. Этих сызмальства учат стрелки бросать, вишь, как девка насобачилась. Даже и не спорят, сразу деньги сулят… Эй, ты куда?

А Тил и в самом деле вдруг шагнул вперёд.

«А что, – подумалось ему, – не бросить ли разочек? Денег ведь за это не берут… А не попаду, так хоть от Макса этого избавлюсь, пока он меня насмерть не уболтал».

Раздражение ушло, Телли разобрал азарт. Он поправил сумку на плече, протолкался ближе и вскарабкался на помост.

– А ну, я! – крикнул он. – Дай, я попробую.

– Держи! – цветной усмехнулся от уха до уха и протянул ему дротики. Те оказались неожиданно увесистыми – три толстые стрелки со свинцом под остриями и цветными перьями на хвостике. Тил покачал их на ладони, вызвав в толпе ехидные смешки, и поднял взгляд на девушку.

– Ну, что же ты? – она усмехнулась. – Давай бросай, не задерживай других.

– Да это… – Телли покраснел и указал рукой: – А можно мне тоже… повязку?

Толпа грохнула. Тил покраснел ещё сильней, но протянутую девушкой повязку взял – не отступать же! – вздохнул и завязал глаза. Попробовал сообразить, где там качается дурацкое яблоко. Не смог. Народ притих, и Телли оставалось надеяться, что он по-прежнему стоит к толпе спиной. Мелькнула мысль, как будет здорово по ошибке зафинтилить стрелой кому-нибудь в глаз. Он встал поудобнее, два раза глубоко вздохнул, бросил первую стрелку и по смешкам и замечаниям, донёсшимся из-за спины, понял, что промахнулся. Вторая так же бесшумно запуталась в занавесе. Телли усмехнулся, повертел в руке последний дротик, замахнулся и вдруг почувствовал, как что-то изменилось.

Он видел это яблоко. Не глазами, по-другому, но он видел его – зелёный, со следами от иголок, шар на тонкой нити. Оно качалось медленно, огромное, попасть в него теперь не составляло труда. Это было так неожиданно, что Телли даже не успел сообразить, что происходит. А выше яблока тянулась, уходя к канату…

Пальцы его разжались, и дротик отправился в полёт.

Что-то стукнуло о доски настила, и тотчас ахнула толпа. «Так его, Тил!» – выкрикнул кто-то (не иначе Макс). Телли торопливо сорвал с глаз повязку и вытаращился на яблоко, упавшее на помост.

Дротик перебил нить!

Тил, торжествуя, обернулся к девушке.

– Я попал, – сказал он, ещё не веря в свою удачу. – Пять талеров мои!

– Постой, постой! – цветной парнишка выскочил вперёд. – Какие талеры? По уговору надо было в яблоко попасть! Нитка не считается! Так, горожане? Так?

«Ещё чего! – загомонил народ. – Наобещал, а теперь на попятную?»

– Жулик!

– Фигляр!

– Сам попробуй попади!

– Гони деньгу, плясун канатный! Нечего мальца дурачить!

Парень растерялся и метнулся за кулисы. Через минуту оттуда выглянул силач, уже набросивший на плечи тёплый стёганый кафтан. Он бросил на толпу оценивающий взгляд, посмотрел на девушку. Покачал головой. Взгляд его Телли не понравился, и он уже уверился, что нежданный выигрыш уплывает из рук, как вдруг девушка встала на его защиту.

– Отдай деньги, Арни, – вдруг сказала она.

– Он не попал в яблоко, – возразил тот. – Олле сказал…

– Олле – дурак и жадина, – выругалась та, шагнула к занавесу и подобрала дротик. – Ты не понимаешь. Он целился в нитку. Отдай ему деньги.

Тот помедлил, затем полез в кошель.

– Держи.

В подставленную Телли ладонь легли пять кругляшей серебра. Телли почувствовал, как губы его против воли растягивает глупая улыбка. Он поднял взгляд на девушку.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности, – отмахнулась та. Прищуренные, цвета кожуры спелого ореха, глаза её смерили Телли внимательным взглядом. – Ты здешний?

– Нет. Вернее – да… Хотя, на самом деле – нет.

– Хочешь поработать с нами? – Тил покачал головой. Девушка вздохнула: – Ну, ладно. Всё же заходи как-нибудь ещё. Поговорим.

– Я… может быть. Потом.

Толпа к этому времени уже потеряла к Телли интерес: парнишка на канате затеял новую потеху.

– А кто мне даст один башмак? – взобравшись наверх, подзадоривал он зрителей. Поверх цветастого трико он повязал широкий холщовый фартук. – Эй, вы, внизу, а дайте мне по башмаку! Спорю, что заставлю их плясать на канате вместе со мной!

– На что спорим? – азартно выкрикнули снизу.

– А хотя б на медяк! Ну? Э! Э! Не все сразу! Эй, Вилли, собери у них монетки.

Поименованный отложил свою лютню и с шапкой пошёл по рядам. Снизу полетели башмаки. Олле ловко их ловил и складывал в подол. Когда их набралось десятка полтора, он дал понять, что хватит, ловкими скользящими шагами выбежал на канат и стал приплясывать на нём, придерживая фартук с башмаками.

– Ха! – закричал он. – Видите? Вот я пляшу, и ваши башмаки тоже!

«Враньё! – закричали в толпе. – Надувательство! Деньги назад!»

– Какое надувательство? – с притворным удивлением заявил тот. – Я же не обещал, что башмаки запляшут сами по себе! Я сказал, что они будут плясать на канате вместе со мной!

Кто-то засмеялся, кто-то засвистел. Публика, конечно, понимала, что её одурачили, но также понимала, что и Олле по-своему прав, да и связываться с циркачами, средь которых был такой силач, как Арни, никому не хотелось. Плясун меж тем принялся швырять башмаки по одному обратно, и в толпе началась давка. Казалось, это веселило циркача ещё больше.

– Хотели потеху? Получайте! Эй, толстый, держи свой башмак!

– Это не мой! – выкрикнул какой-то горожанин, стоя на одной ноге и потрясая зажатым в кулаке грязным башмаком.

– Ах, ошибочка вышла… Сейчас. Оп! Ой, извините, не хотел… Следующий!

Толпа обступила один из столбов, меж которыми был натянут канат, и принялась его раскачивать. Олле оступился и повис на руках, кривляясь и хохоча. Оставшиеся башмаки градом посыпались на головы горожан.

– Побьют, – девушка из-под ладони наблюдала за проделками канатоходца. – Как есть побьют. Ах, Олле, Олле… К такой бы ловкости хоть чуточку ума! Арни, ну сделай что-нибудь!

Проказника тем временем уже стащили с каната и теперь лупили чем попало. Из людской кучи доносилось разноголосое ойканье. Арнольд, как медведь, влез в самую гущу драки, раздавая оплеухи направо и налево, и вскоре показался вновь, таща канатоходца за шкирку, как котёнка. Толпа разразилась хохотом, свистом и весёлой бранью.

– В другой раз свою верёвку над озером натяните, – посоветовал Телли. – Этот всё равно не упадёт, а толпе не подобраться. А упадёт – невелика беда.

Арнольд посмотрел на него с интересом. Потёр ладонью подбородок и посмотрел вверх, на перекошенную, всю в грязи и синяках, физиономию Олле, которого он всё ещё держал на весу.

– Не так глупо, как кажется, – он встряхнул канатоходца. – Слышишь, а?

– Да слышу, слышу! – извиваясь, пропыхтел тот. – Отпусти! Вот чёрт здоровый… Нора! – взмолился он, – ну скажи ему, чтоб отпустил!

– Ладно уж, иди.

Народ вокруг помоста веселился вовсю. Арни ловко поставил Олле на ноги и повернулся к Тилу. Смерил мальчишку взглядом с ног до головы, прищурился:

– Как тебя зовут?

Тот предпочёл не лгать:

– Телли.

– Ты правда целился в нитку?

– Не знаю, – он пожал плечами. – Так получилось.

– Получилось? Хм… Сдаётся мне, что-то тут не так. Ладно, ступай. Будет охота – заходи.

Телли кивнул, спрыгнул с помоста, протолкался сквозь толпу и уже направлялся домой, да остановился, натолкнувшись на Румпеля. Тот расплылся в улыбке.

– Ну, Тил, ну, здорово ты их! Угостишь пирожком с выигрыша?

Мгновение Тил колебался, но потом решил, что в честь такой удачи не грех и покутить.

– Пошли!

Пирогами дело не ограничилось – по дороге новоиспечённых приятелей занесло в овощной ряд, и удержаться от соблазна не было возможности: прилавки прогибались под тяжестью дешёвых по осени фруктов. Сперва обоим захотелось груш, потом им попались на глаза медовые сливы, потом – янтарные грозди винограда, простые и китайские яблоки… Стосковавшийся по сладостям Тил, что называется, «оторвался» и не заметил, как истратил полталера. Попутно Тил прикидывал, какие выгоды он мог бы поиметь с нового знакомства. Выходило, что пока никаких, зато в голову ему пришла одна мысль.

– Слышь, Макс, – он облизал липкие от винограда пальцы, – ты откуда знаешь, что в корчме произошло?

– А брат рассказал, – охотно пояснил Румпель. – Он там с Гиеной был и жив остался, только сидеть теперь не может. Это… задницу обжёг.

– Брат, говоришь?

– Ага. Матиас. А чего?

– Поговорить бы с ним.

– Ну, это можно устроить. Ты домой?

– Домой. Бывай, Макс.

– До скорого.

Румпель повернулся и направился к палатке, где толстый кукольник с огромной чёрной бородою, заткнутой за пояс, водил на нитках чудную длинноносую куклу. Телли долго смотрел ему вслед, потом обернулся к помосту. Представление продолжилось, бард Вилли снова ударил по струнам:

 

Вид медузы неприличен,

Не похвалим и змею.

Человек любить приучен

Только женщину свою!

Обезумев от соблазна,

С обоюдного согласья

Он усердствует на ней

Меж кладбищенских камней.

 

 

А змея над ним смеётся,

Рассуждает о своём,

То восьмёркою совьётся,

То засвищет соловьём!

У неё крыло стальное,

В перьях тело надувное,

Кудри дивные со лба —

Невесёлая судьба! 

 

Он всё пел, сопровождаемый взрывами хохота, эту новую песню, а в голове у Тила вдруг снова всплыли строчки старой.

– У вечности ворует всякий, – повторил он про себя, и снова колкий холодок пробежал между лопаток. – А вечность – как морской песок…

* * *

Домой Телли возвращался, испытывая смешанные чувства – гордости и тревоги. Пять талеров, перебитая нить и перемирие с Канавой – неплохой итог для одного дня. С другой стороны, непонятное ощущение, возникшее во время броска, да и само знакомство с труппой акробатов наполнили душу Телли смутным беспокойством.

Бликсы не было, зато Рудольф сидел за столиком, беседуя с каким-то толстяком. Толстяк был красен и сердит, вся шея у него была в лиловых вздувшихся рубцах, и лишь когда оба обернулись, Тил сообразил, что перед ним не кто иной, как Томас, только здорово спавший с лица и заросший недельной щетиной.

– …Даже не проси, – Рудольф придвинул к Томасу увесистый, приятно звякнувший мешочек. – Не возьму. Ну что я, нищий, что ли? Тил, не стой в дверях – холоду напустишь!

– Да я же не за так, пойми ты! – вскинулся хозяин «Башмаков». – Я в благодарность! Вот ведь чёрт упрямый… Лис мне жизнь спас и вобче, так неужели ж я всё это так оставлю?

– Вот ему и отдашь, когда он вернётся. И не пыхти так – лопнет что-нибудь.

– Да где ж его сыскать теперь? Где? Я ж знаю, что у вас творится, хоть по слухам, а знаю, ко мне ведь тоже стража приходила. Вот и Марта говорит, иди, мол, потому как пришла беда один раз, придёт и два, сегодня – к нам, а завтра – к им. Я перед парнем тем теперь по гроб жизни в долгу, а что он там в «Петухе» накуролесил, знать не знаю и знать не хочу. Возьми, Рудольф, не обессудь. Вон этому, – он кивнул на Рика, – хотя бы рыбы купишь. А коль Жуга вернётся, так скажи, чтоб заходил, когда захочет: я ему бесплатно наливать буду. Так и скажи, слышь? – Он встал и нахлобучил шляпу. – Ну всё, пошёл я. Завтра рано открываю, надо всё проверить, посмотреть, и вобче. Бывай, Рудольф, и ты, Тил, тоже.

Дверь за ним закрылась. Старьёвщик подбросил кошель на ладони, посмотрел на мальчишку.

– Томас, – пояснил он неловко. – Деньги принёс.

– Я уже понял, – Телли кивнул и выложил на стол четыре талера. – Я тоже: вот.

Старьёвщик удивлённо поднял бровь:

– Откуда столько?

– После расскажу, – Телли посмотрел на Рика. С головой укрытый старым одеялом, тот лежал на коврике у камина и не шевелился. – Как он?

– Да так же. Ничего не ел и не вставал.

Дракончик был совсем плох. Телли присел рядом и приподнял Рику голову. Чешуйчатые веки чуть дрогнули, хвост выбил по полу короткую тройную дробь. Тил помедлил, смочил в воде тряпку, пристроил драконью голову себе на колени и выжал воду в пасть меж сомкнутых зубов. Ещё раз и ещё. Рик приоткрыл глаза, короткое мгновение смотрел на мальчика и снова смежил веки. Шершавый язык благодарно скользнул между пальцев. Тил почувствовал, как слёзы бегут по щекам, и отвернулся, не в силах их сдержать.

Рудольф подошёл ближе, поворошил дрова в камине и опустился в кресло.

– С ним не было такого раньше? – он кивнул на Рика.

– Не знаю, – Телли всхлипнул и помотал головой. – Вернее – не помню.

– Может, ещё выкарабкается. Кабы знать, что с ним…

– Жуга бы узнал, что.

– Жуга тут не помог бы. Он его сам впервые у тебя увидал, – старьёвщик нахмурился, покачал головой и вытащил кисет. – Что-то не так с его болезнью. Что-то не так.

Оба примолкли. Тил вытер слёзы, снова макнул тряпку в миску и стал протирать драконью чешую, Рудольф задумчиво набил трубку, прикурил от уголька и теперь попыхивал ею, откинувшись на спинку кресла. Тил поморщился.

– Не дыми так сильно.

– А? Прости, задумался. Я и забыл, что ты не переносишь табака.

В дверь вдруг стукнули – одним коротким и отчётливым ударом.

– Наверное, Бликса, – Рудольф поднялся и двинулся к двери. – Рановато он сегодня. Хотя, постой, я же не закрывал засов… Эй, кто там?

Ответа не было. Телли и Рудольф переглянулись.

– Не открывай!

– Телли, не дури, – старьёвщик отворил дверь и выглянул на улицу. – Хм, никого… Я же говорю, что дверь не заперта, и если бы захотели напасть… Хм, хм… А это что?

В двери, приколотый ножом, торчал кусок пергамента, старый, пожелтевший, с обгорелыми краями и корявой надписью. Рудольф сорвал его, пробежал глазами и нахмурился.

– Что это? – вскинулся Телли.

– Ничего, – помедлив, сказал Рудольф, подошёл к камину и бросил пергамент в огонь. – Безобразит кто-то, вот и всё. Не бери в голову.

Тил молча смотрел, как огонь пожирает корявые неровные строчки, и в который раз пожалел, что не умеет читать. Вспомнился нож в двери, толпа на улице и распалённый парень с факелом. Рудольф что-то скрывал от него – с такими вещами не шутят.

Телли ничего не сказал, но про себя решил сегодня быть настороже.

Лудильщик так и не пришёл.

* * *

Проснулся Телли, услыхав, как тихо хлопнула закрывшаяся дверь. Поднял голову, прислушался и осторожно стал выпутываться из одеяла. Проклятый тюфяк оглушительно зашуршал. Ругаясь про себя, Тил подхватил стоящие в ногах башмаки, прокрался между полок к выходу и, приоткрыв дверь, выглянул. Комната внизу была пуста. В неверном свете тлеющих каминных угольков виднелась мебель, развороченная стойка и укрытый одеялом Рик. По углам метались тени. Внезапно послышались шаги, заскрипела лестница. «Рудольф!» – мелькнула мысль.

Он не ошибся – это в самом деле был Рудольф. Затаив дыханье, Телли пронаблюдал, как старьёвщик остановился у камина. Потрогал фигурки на доске, поскрёб небритый подбородок. Посмотрел на спящего дракончика, помедлил и подбросил дров в огонь (камин теперь топили круглосуточно). На левом виске старика темнела ссадина от камня. Был он сейчас одет для улицы – в тёплый стёганый кафтан и суконную шапку с ушами. В руках его был нож, тот самый, что воткнули в дверь. На краткий миг Телли испугался, подумав, что Рудольф решил прирезать спящего дракончика, но вместо этого старьёвщик спрятал нож в рукав, минуту-другую повозился с дверным засовом и вышел, осторожно притворив за собою дверь. Установленный хитрым способом засов с коротким лязгом лёг на место. Воцарилась тишина.

Телли сунул ноги в башмаки и торопливо сбежал по лестнице. Приподнял одеяло – дракончик спал, упрятав голову под левое крыло, бока его судорожно вздымались и опадали. Удостоверившись, что Рик в порядке, Тил сорвал с гвоздя кожух, набросил его на плечи, помедлил, схватил посох и вслед за Рудольфом выбежал в темноту холодной октябрьской ночи.

Была луна. На мелких лужах намерзал ледок. Среди развалин завывал осенний ветер, пустой фонарь под аркой жалобно скрипел. На улице Синей Сойки было тихо и безлюдно. Ёжась от холода, Телли поразмыслил и решил, что вряд ли старик пошёл к замурованной башне, и потому без промедления направился в другую сторону, к центру города.

Для своих лет Рудольф шагал удивительно резво. Телли уже подумал, что ошибся в рассуждениях, но через два квартала впереди замаячила сутулая спина старика. Рудольф шёл не оглядываясь, и Телли приходилось прилагать немалые усилия, чтоб не перейти на бег – старьёвщик бы наверняка его услышал. Временами Телли и самому мерещились шаги, в переулках ворочались тени, он замирал, оглядывался, втягивая голову и нервно стискивая посох, но всё было тихо. Фонари теперь всё больше попадались целые, горящие. Временами с соседних улиц доносилось позвякивание амуниции и мерный топот башмаков городской стражи. Рудольф пережидал их в подворотнях. Телли следовал его примеру. Так они миновали рынок, площадь у собора, коптильню и постоялый двор «У камня». Часы на башне пробили три, а они всё шли и шли, пока не добрались до тёмного трёхэтажного дома, ничем не выделяющегося из череды других таких же. Здесь Рудольф постучался и, когда дверь отворилась, скрылся внутри.

Телли огляделся и обнаружил, что находится почти у самой Башни Толстухи Берты, в квартале, известном всему городу как Блошиная Канава.

– Так-так, – пробормотал он, стуча от холода зубами и пряча в рукавах замёрзшие ладони. – Интересно получается… Какого чёрта ему здесь понадобилось?

Телли уже давно привык говорить со своим драконом, не ожидая ответа, и не замечал, что разговаривает сам с собой. Стучаться в двери не хотелось. Он заглянул в проулок, посмотрел наверх. На третьем этаже, сквозь неплотно закрытые ставни, пробивалась полоска света. Вдоль угла, до самой крыши, сизыми коленчатыми изгибами тянулась водосточная труба. При известной сноровке и смелости по ней вполне можно было взобраться, и Телли не раздумывал ни секунды.

Посох, заткнутый сзади за пояс, здорово мешал, всё время казалось, что он выскользнет и упадёт на мостовую. С замирающим сердцем Телли наконец добрался до крыши, подполз к дымовой трубе и только после позволил себе отдышаться. Прислушался. Из чёрного провала доносились тихие голоса. Дыма не было, лишь едва ощутимо тянуло теплом – камин сегодня уже протопили. Телли ещё внизу решил, что будет делать, но теперь, когда для придуманного плана не возникло никаких препятствий, вдруг заробел. «В конце концов, – подумалось ему, – чего тут сложного? Трубочисты этим каждый день занимаются. А если что – вернусь назад. А иначе какого чёрта я за ним шёл?»

Телли прикинул на глаз ширину дымохода, поколебался, затем положил посох поперёк трубы, привязал к нему ремень и решительно полез внутрь.

Дымоход был узок – только-только чтобы упереться. Пушистая тепловатая сажа сыпалась за шиворот, Телли постепенно согрелся. Ремень вскоре пришлось отпустить. Зажимая нос и стараясь не шуметь, мальчишка медленно сползал вниз по трубе, пока, взглянув в очередной раз под ноги, не разглядел свет. Голоса доносились уже вполне отчётливо. Тил решил, что с него хватит, устроился поудобнее, упёрся коленками в стену и приготовился слушать.

Голосов было несколько – Телли различил четыре, хотя два из них были очень похожи. Он даже принял их сперва за один, пока те вдруг не заговорили разом. Рудольфа Телли опознал без труда, остальных он никогда до этого не слышал.

Голоса спорили.

– …полтора десятка лет вдруг наново раздрай делить, в натуре, западло! – громко возмущался кто-то (разговор для Телли начался с полуслова). – Если уж тебе так засвербело…

– Попридержи язык, Мориц! – осадил его Рудольф таким тоном, что Телли не сразу и узнал его. – Ещё раз говорю, мне плевать на вашу мышиную возню. И нечего было ломать комедию с ножом.

– Ты знаешь закон.

– Это ваш закон, не мой. Я отошёл от дел.

– И это ты говоришь после того, как твой подельник порешил четверых наших?! Ещё скажи, что ты тут ни при чём!

– И скажу. Он сам по себе, я сам по себе. Я в его дела не лезу, и если кто с ним что не поделил, значит, сам виноват. Где он сейчас, я не знаю, но думаю, если он появится, вам несдобровать.

– Кто он такой? – вмешался третий голос. – Откуда взялся?

Рудольф помедлил, прежде чем ответить.

– Я очень мало о нём знаю, – сказал он наконец. – Он пришёл ко мне два месяца назад. Он и этот мальчишка с драконом. Занялся травами, но не соломой, а лекарством. Сам он с юга, откуда-то с гор, говорит, был пастухом, а после…

Один из собеседников внезапно фыркнул и рассмеялся хриплым громким смехом, словно Рудольф к месту и весьма удачно пошутил.

– Уж соврал так соврал, – поддакнул второй. – Интересно, где он в таком разе наловчился так мечом махать? Гиена от него едва отбился.

– Не скажи, – серьёзным тоном вмешался третий. – Это в наших деревнях, внизу, пастушат дураки да ребятня, в горах всё по-другому. Там они без топора из дому не выходят. Если разобраться, так они там все разбойники, а кто не разбойник, тот разбойница… Он больше ничего не говорил?

– Я не спрашивал.

– Темнишь, Рудольф, ох, темнишь…

– А парня свово, белобрысого, какого хрена на Косого натравил?

– Нечего было факелом размахивать. Пусть скажет спасибо, что жив остался, а ещё раз сунется, так я его…

Тут Рудольф выругался так, что Телли на некоторое время потерял нить беседы, озадачившись, как такое проделать и возможно ли это вообще, а когда вслушался опять, разговор уже шёл о другом.

– …а ты не пугай! – кричал кто-то. – Понадобится, так мы и дом твой спалим, вместе со всем барахлом!

– Уйди с дороги! Не тебе меня учить, Яббер, – ты ещё под стол пешком ходил, когда мы с Рихардом караваны водили.

– В самом деле, Руди, – вновь вмешался тот, что поспокойнее, – откуда взялись эти собаки?

– Да не знаю я! – выкрикнул Рудольф и добавил устало: – Не знаю. Если кто и разобрался, так это Жуга, но его уже не спросишь. Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов. Оставьте меня в покое. Я сказал всё, что знаю.

Задвигались стулья. Открылась и закрылась дверь, видимо, выпуская Рудольфа. В трубу дохнуло сквозняком. Телли вознамерился лезть наверх, но три собеседника выдержали паузу и вдруг заговорили вновь.

– Что скажешь, Мориц? – спросил спокойный голос.

– Что-то тут не так, если Рудольф опять взялся за своё. Весёленькая парочка, ничего не скажешь – старый лис и молодой. Думаешь, они оставят нас в покое? Даже если рыжий не вернётся, Рудольф нам этого не простит. Порешить обоих – и дело с концом. А ещё этот, белобрысый, с его ящерой. Давно пора было им заняться. Три – хорошее число.

– Яббер?

– Как-то не верится, – отозвался тот, – что после пятнадцати лет затворничества Руди снова рвётся к власти. Вон и Бликса говорит, что вроде как поврозь они с этим рыжим…

Телли чуть не свалился в камин. Бликса! Стали понятны и все его расспросы, и нежелание съезжать от Рудольфа. Собака, конечно, выбрала жертву наугад, но и ночные хозяева города очень ловко воспользовалась случаем, чтоб подослать к Жуге шпиона. Телли чуть не застонал, кусая кулаки в бессильной ярости.

– Выражайся яснее.

Яббер помедлил.

– Я против, – сказал он наконец. – Рано нам Рудольфа убирать. Да и вообще, не люблю я это дело.

Как оказалось, это не конец. Обладатель спокойного голоса испросил мнения ещё двоих, доселе, видимо, молчавших.

– Рикер?

– Моё дело маленькое, – хрипло и отрывисто сказал тот. – Как брат, так и я.

– Понятно… Хольц?

– Убить.

Телли испугался, что в комнате сейчас услышат, как у него заколотилось сердце. Теперь было ясно – какое бы решение ни принял тот, кто спрашивал, результат не изменится: три против двух или четыре против одного – нет разницы.

Надо было срочно предупредить Рудольфа.

Телли подобрался и медленно пополз наверх.

– Ну, что ж, раз так, – донеслось снизу, – быть посему. Хотя я не стал бы с этим спешить.

«Проклятая труба!»

Телли знал, что подниматься будет труднее, чем спускаться, но даже не подозревал, насколько. Он продвигался медленно, извиваясь, как уж, и с трудом удерживался, чтобы не чихнуть. Дом в своё время строили на совесть, кирпичи в дымоходе были гладкими, смыкаясь без зазора. Казалось, что труба кнаружи сходится на конус. Мелькнула мысль, что так, наверное, и есть. «Хоть бы какие ступеньки сделали, что ли…» – посетовал он про себя, и в этот миг рука нащупала какую-то железку. Телли с радостным облегченьем ухватился за неё, подтянулся, но через миг понял, что совершил ошибку – чугунная вьюшка со скрежетом вдвинулась внутрь, пальцы сорвались, и мальчишка заскользил вниз по трубе, тщетно пытаясь удержаться.

Весь в копоти и саже, Телли с грохотом вывалился в камин и, чудом увернувшись от упавшей следом вьюшки, растянулся на полу.

* * *

Комната, в которой так скоропостижно очутился Телли, была невелика и выглядела необжитой. Кровати не наблюдалось, а был здесь шкаф, большой квадратный стол, ковёр и табуретки. Вся мебель была старая, грубой работы, и только камин неподобающе роскошен.

На столе горела масляная лампа. Пять человек вокруг неё с изумлением вытаращились на выпавшее из камина существо. Изумление их, однако, продлилось недолго.

– Это что за чёрт?! – вскричал один, вскакивая и хватаясь за нож. – Яббер, это из твоих?

– Впервые вижу, – отозвался лысый как коленка толстяк в сером плаще, протянул руку и повернул лампу, направляя свет на Телли. – А ну, Мориц, тащи его сюда.

Тот ухватил мальчишку за ворот, приподнял и встряхнул, поставив на ноги. Обшарил, отыскивая оружие, не нашёл и сунул нож за пояс.

– Ты что там делал, а, сопляк? – рявкнул он. – Подслушивал?

Телли обнаружил, что вполне различает всех пятерых по голосам и, как он ни был ошарашен, почувствовал облегчение от мысли, что под слоем копоти узнать его затруднительно. Иначе, памятуя всё, что он услышал о себе, ему бы не поздоровилось. Тил лихорадочно пытался сообразить, чем можно оправдать своё появление, но в голову не лезло ничего, кроме идиотского: «Трубочиста вызывали?» Он гулко сглотнул и облизал пересохшие губы.

– Я это… как его…

– Только не говори, что ты трубочист, – будто прочитав его мысли, усмехнулся Яббер. – Кто тебя подослал? Отвечай!

– Рикер, сходи проверь вход, – коротко бросил своему соседу высокий худощавый парень. – А ну как ещё кто пожаловал…

– Там Август.

– Всё равно проверь.

Тот кивнул и вышел. Парень повернулся к Телли и смерил его взглядом. Поманил пальцем:

– Ну-ка, подойди.

Спокойный голос принадлежал ему. Телли сделал шаг и остановился. Выходить на свет было опасно – его могли узнать, а стало быть, убить, но остаться в тени ему не дали – Мориц подтолкнул его в спину.

– Шагай, шагай, – буркнул он, – а то наваляю. Ну!

– Ты кто такой?

Телли молчал. Мориц выругался, схватил его за плечи и рывком развернул к свету. Вгляделся в лицо и вытаращил глаза:

– Хольц! Это же этот… Рудольфов щен…

Не дав ему договорить, Тил рванулся к столу, оставив кожух в руках у Морица, и прежде чем его успели остановить, схватил со стола лампу и швырнул её на пол.

Он надеялся, что, подобно травнику, в темноте сумеет выбраться, но результат получился противоположным. Светильник разлетелся вдребезги, ворвань растеклась горячей лужей и мгновенно вспыхнула. Все четверо с проклятьями шарахнулись прочь от стола. Мориц попытался сбить огонь кожухом, но только пуще разогнал его. Пожирая старый вытертый ковёр, пламя с гулом поползло к камину.

– Мальчишку! – взвыли позади. – Держи мальчишку!

Внизу загрохотало, дом вдруг наполнился шумом и суматохой, и Телли с нарастающим ужасом понял, что пробиться наружу ему не удастся. Уже на лестнице кто-то его вновь схватил за ворот. Телли взвыл, извернулся, укусив что было мочи держащую руку, и получил в ответ такую затрещину, что кубарем скатился по ступенькам. Прежде чем он встал, преследователь догнал его и занёс ногу для удара:

– Ах ты, сучонок! Ну, всё, драконий выкормыш, отбегался!

Мелькнуло перекошенное яростью лицо Морица. Тил зажмурился и сжался, но удара почему-то не последовало. Вместо этого раздался короткий сдавленный крик, хрустнуло, пол рядом с ним тяжело содрогнулся, и наступила тишина. Телли опасливо открыл один глаз, второй – и отшатнулся: перед ним лежал Мориц.

Мёртвый.

И, насколько Телли мог об этом судить, было очень похоже, что ему свернули шею.

У Телли закружилась голова. Он попытался сесть и вдруг углядел на лестничной площадке ещё один тёмный, невероятно большой силуэт. Человек неторопливо огляделся, вслушиваясь в буйство огня наверху, удовлетворённо кивнул и протянул Телли руку.

– Если хочешь жить, – сказал он, – идём со мной.

Телли вздрогнул, но тут же выдохнул с облегчением.

Это был Арнольд.

* * *

За стеклом была чернота. Бликса прижался к окошку вплотную, но и тогда ничего не смог разглядеть: свечи в доме не горели, а камин погас. Рудольф и Телли, вероятно, спали. Касаемо дракона, Бликса искренне надеялся, что тот уже успел подохнуть. Змей он терпеть не мог с детства, а уж ящериц…

Арбалет тяжело оттягивал руку. Бликса повесил бы его на плечо, не будь ремень оторван и потерян в давней схватке. Это была дрянная копия оружия работы Марвина, с капризным стопором и неудобным ложем, которую ему всучил по дешёвке знакомый подмастерье оружейника. Круг, пронзённый молнией, – эмблема известного мастера, коряво вырезанная на ложе, выглядела издевательски. Ничего лучше Бликсе раздобыть не удалось, он и этот хлам нашёл едва ли не в последнюю минуту. Бликса был не силён в драке, мечом владел из рук вон плохо, и арбалет был его единственной надеждой на спасенье, если что.

Если – что?

Замка на двери снаружи не было. Бликса осторожно подёргал за ручку, прежде чем постучать, и был немало удивлён, когда дверь открылась. Он вошёл в дом, затворил дверь за собой и задвинул щеколду. Сердце его бешено колотилось. Он подошёл к столу, перехватил арбалет в другую руку и зашарил в темноте, отыскивая свечку. Нашёл и двинулся к камину.

Неподвижная туша дракона лежала на прежнем месте, укрытая одеялом. Осторожно, стараясь не наступить на хвост, Бликса обошёл гада и присел у камина. Положил на пол арбалет, разворошил золу, отыскивая тлеющий уголёк, обжёгся и сунул палец в рот.

События последних дней окончательно его издёргали. Ранение, поправка, затем приказ от воровских главарей следить, что здесь творится… В лавке у Рудольфа ему всегда было не по себе. Все эти зеркала, дракон, сова и волчья шкура на стене, бутылки с разноцветными настойками и эта чёртова волшебная доска производили на Бликсу гнетущее впечатление. Сам Рудольф его и вовсе иногда пугал, когда целыми днями неподвижно просиживал в кресле, попыхивая трубкой. О чём он мог всё время думать, что он замышлял, этот с виду безобидный скупщик барахла, а в недавнем прошлом – едва ли не главарь подпольной гильдии воров? Пятнадцать лет назад он добровольно отошёл от дел, и чтобы поделить оставшуюся власть, понадобилось пятеро! Рудольф держал преступный мир железной хваткой. Бликса знал, что и сегодня старик способен убить его голыми руками. А этот травник, с его манерой махать дубинкой по утрам… Бликса поёжился. Даже когда он лежал здесь больной, то старался пореже выходить из отведённой ему комнаты. Теперь же, в темноте и тишине, дом старика Рудольфа здорово смахивал на ловушку. Оружие своё лудильщик зарядил и взвёл заранее. Бликса сухо сглотнул. Ладони его вспотели, в горле першило. Нестерпимо хотелось покурить гашиша.

Он вряд ли бы вернулся сюда, не произведи его рассказ про доску и фигурки такого впечатления на Пятёрку. Хольц приказал забрать её и пошарить по углам: не найдётся ли ещё чего странного. «Шарить по углам» Бликса вовсе и не собирался – пусть ищут другого дурака, но насчёт доски перечить Хольцу не посмел.

А надо было бы.

«Дался им этот Рудольф!»

Он наконец подцепил уголёк и затеплил свечу. Скрюченный фитилёк оделся пламенем, мрак стал расползаться по углам. Щурясь и моргая с непривычки, Бликса поднял арбалет, огляделся, и в этот момент кто-то шумно и быстро вздохнул у него за спиной. Еле удержавшись, чтоб не закричать, лудильщик резко обернулся и шагнул назад, водя перед собой тяжёлым арбалетом. Посветил. Сало свечи проседало под пальцами.

– Кто здесь? – вполголоса окликнул он.

Молчание.

Что-то было не так.

Бликса почувствовал, как пот струится за воротник и стекает по спине. Жажда стала нестерпимой. Он помедлил. Наклонился к лежащему дракону. Трепещущий чадящий огонёк выхватил из темноты оскаленную морду, серую, в оспинах и складках. Остекленевшие глаза слепо таращились в потолок – проклятая тварь, похоже, в самом деле отдала концы. Бликса сплюнул в отвращении и снова вздрогнул, услышав за спиной негромкое «топ-топ» и шелест чешуи.

– Кто здесь?! – спросил он уже громче.

Ответа снова не последовало, лишь пламя свечи гипнотически дрогнуло. Ток воздуха нахлынул и исчез, оставив ощущение, будто нечто огромное прошлось по комнате и снова замерло. Бликсу пробрал холодок. Руки его тряслись. Уже забыв про доску, и вообще про всё забыв, лудильщик попятился к двери, лихорадочно тыча арбалетом в темноту.

– Не подходи! Убью!

Он был бы рад услышать голос старика или мальчишки, писк дракошки, да что угодно, даже лай собаки, лишь бы не это молчание!

Он плохо помнил, что было потом. Тень вдруг надвинулась на него из темноты, большая, как гора, и в круге света против Бликсова лица возникла жуткая, блестящая от слизи, оскаленная морда. Раззявив пасть, усеянную зубами, чудище шумно вздохнуло, словно раздулись исполинские мехи… а затем так же шумно облизнулось.

Свечу задуло. Бликса завизжал, вскинул арбалет и дёрнул спуск. Звонко щёлкнула тетива, и тут же мощный удар в грудь сбил его с ног. Он взвыл и закатался по полу, потом на четвереньках бросился к двери.

Он выл, в кромешной темноте царапая засов, выл, в исступлении дёргая за дверь, что открывалась от себя, выл, вырвавшись на улицу… Все мысли исчезли, кроме одной – бежать! Бежать немедля из проклятого дома, где в холодном сумраке бродит ЭТО!

И Бликса побежал.

Он нёсся дикими скачками, оглашая улицу истошными воплями, взъерошенный, в мокрых штанах. Идущего навстречу Рудольфа он даже не заметил.

А оглянуться уже не мог.

* * *

– Как ты узнал, что я был там?

– Я шёл за тобой. От самого дома. Твоего.

– Куда мы идём?

– К тебе. Конечно, если ты не возражаешь.

Телли поразмыслил и решил не возражать.

Закутавшись в широкий серый плащ, Арнольд шагал легко и быстро. На каждый его шаг Телли приходилось делать два своих. Арнольд спешил. Телли тоже склонен был поторопиться – даже если людям Хольца удалось справиться с пожаром, Рудольфа всё равно необходимо было скорей предупредить.

– Как только представился случай, я расспросил того парнишку о тебе, – рассказывал по пути Арнольд. – Он мне сказал, что ты ничей и что у тебя живёт ручной дракончик. Это правда?

– Парнишку? – Тил наморщил лоб. – Какого парнишку?

– Того, носатого. С которым ты болтался у помоста.

– А, Румпель! И что?

– Дракон, подумал я, мне б сейчас не помешал. Такого не было ещё ни у кого. Вдобавок, Нора велела тебе передать, что если ты захочешь с нами, она обучит тебя всем трюкам с дротиками. Она сказала, у тебя получится. Твой дракон и вправду тебя понимает?

– Уже поздно, – с горечью сказал Телли, чувствуя, как слёзы набегают на глаза. – Рик очень плох, вот-вот умрёт. Думаю, он не протянет и до завтра. Пришёл бы ты раньше, а сейчас…

– Даже если так, – задумчиво проговорил Арнольд, – то можно сделать чучело. Будем возить его с собой. Народ повалит валом. Ты против чучела не возражаешь?

– Нет, – угрюмо буркнул Телли, – но только если он умрёт.

…Крик они услышали, квартала не дойдя до Синей Сойки. Телли припустил бегом, Арнольд последовал за ним, придерживая плащ и громко топая, когда из-за угла навстречу им выскочил вопящий человек, промчался мимо и исчез за поворотом. Глаза у него были совершенно безумные.

Тил в изумлении остановился.

– Бликса! – окликнул он.

Арнольд на мгновенье замедлил бег. Взглянул на Телли вопросительно: «Поймать?», но тот лишь помотал головой, и оба побежали дальше.

У входа в дом стоял Рудольф и всматривался в темноту. При виде Телли и Арнольда старик нисколько не удивился, лишь нахмурился и кивнул на распахнутую дверь:

– Что здесь произошло?

– Не знаю, – выдохнул мальчишка в напрасной попытке отдышаться. – Я…

– Ты Бликсу видел?

– Он стукач! – выкрикнул Телли. – Его подослали те пятеро, с которыми ты говорил. Он обо всём им докладывал, слышишь? Нас убьют, Рудольф! Я слышал, я в трубе был…

– Плевать, что ты слышал, – нетерпеливо оборвал его Рудольф. – Всё это я знаю и без тебя. Что могло его так напугать?

Теперь и Тил с опаской заглянул в дверной проём. Было тихо, лишь доносился негромкий надоедливый скрип фонаря на ветру. Все трое переглянулись.

– Когда ты уходил? – спросил Рудольф.

– Не помню, – Тил нахмурился, – часы…

– К чёрту часы! До или после меня?

– После. Сразу за тобой.

– Значит, он забрался к нам потом. Интересно, кто ему открыл…

– Я не закрывал.

– Вот как? – Рудольф посмотрел на Телли, как на идиота. – Тогда молись, мой мальчик: один бог знает, кто мог забраться в дом, пока нас не было. Кстати, кто это с тобой?

Силач шагнул вперёд и с достоинством поклонился:

– Меня зовут Арнольд.

– Выглядишь крепким парнем, сынок. Как насчёт того, чтобы идти первым?

– Не надо, – сказал поспешно Телли и повторил: – Не надо. Я пойду.

Он поднялся по ступеням, помедлил, зачем-то отряхнул рубашку и вошёл. Тихо заскрипели половицы. Тил сделал несколько шагов и споткнулся. Наклонившись, с удивленьем поднял арбалет и повертел его в руках.

– Что там, Тил? – послышалось снаружи.

– Подождите, – отозвался тот. – Сейчас осмотрюсь.

Свечки на столе не оказалось. Телли поколебался и с опаской двинулся к камину. Он сделал шаг, другой, как вдруг внезапный вихрь сбил его с ног, и прежде чем он успел крикнуть или заслониться, большой влажный язык несколько раз облизал ему лицо. Писк и возня, последовавшие за этим, лучше всяких слов сказали Тилу, кому принадлежал язык.

– Фу, напугал, чёрт! – с облегченьем рассмеялся Телли. – Ну хватит, Рик, хватит… Да пусти же! Рудольф, Арнольд! Заходите.

Те вошли. Узнав, что свеча пропала, Рудольф вынул новую и запалил её у камина, после чего все трое так и замерли посереди комнаты, глядя на открывшуюся им картину.

– Крутая штука! – несколько оторопело наконец сказал Арнольд. – Это и есть твой дракон?

Рудольф повернулся к Телли.

– Это Рик? – спросил он сурово.

Телли посмотрел на возвышавшуюся перед ним громадину, затем – на пустую шкуру, лежащую возле камина, и обречённо кивнул:

– Рик.

* * *

Теперь, при свете, Рудольф мог разглядеть мальчишку получше. Разглядел и невольно переменился в лице.

– Бог мой! Где тебя носило?!

Было чему изумляться: весь в саже и в пыли, Телли не походил на себя. Белые волосы стали пегими. Кожух исчез, рубашка была разорвана во многих местах, штаны лопнули. Синяк расплылся на пол-лица, одного зуба не хватало. Из-под обломанных ногтей сочилась кровь.

– Чёрт тебя дёрнул идти за мной! – ругнулся старьёвщик. – Надо же, в трубу… Ты хоть знаешь, с кем имеешь дело?

Телли промолчал, и старик снова повернулся к дракону.

– Что-то тут не так… – задумчиво проговорил он. – Ты уверен, что это он?

– Больше ж некому!

– Как сказать… А ну как мама его заглянула проведать?

– Шкура-то пустая…

– А это откуда? – Рудольф повертел в руках арбалет. – Должно быть, Бликса приволок.

– Стрела тоже здесь, – сказал Арнольд. – Вон, торчит над полкой.

Арнольд присел у камина и с интересом рассматривал выползок. Зеленовато-серая, уже почти совсем подсохшая кожа бугрилась неровными складками, ещё сохраняя форму драконьего тела. Отслоились даже когти, лепесточки век и плёнка от зубов. Вдоль брюха, от хвоста до головы, зиял неровный шов разрыва.

– Похоже, у нас теперь будет и дракон, и чучело, – сказал силач, вставая и вытирая руки о штаны. Вновь покосился на дракона. – Это шкура так ссохлась или он и впрямь стал больше?

– Не то слово, – упавшим голосом сказал Телли.

Дракон не просто увеличился в размерах – весь его облик переменился так разительно, что подобная метаморфоза и вправду не укладывалась в голове. Он был теперь не ниже человеческого роста в холке, морда раздалась, на спине вдоль хребта прорезалась цепочка плотно сдвинутых остроконечных выростов, образовавших на голове роскошный гребень. Крылья, раньше выглядевшие как насмешка, теперь лежали вдоль спины упругими складками, ещё не полностью расправленные, в сеточке морщин, но это были настоящие, большие кожистые крылья. Шея, вроде бы, осталась прежней, но в сравнении с новым телом выглядела короткой: Рик стал плотнее и массивнее, исчезла ящеричья вертлявость, вместо этого под кожей при движениях внушительно и мощно перекатывались мускулы. Но самым удивительным был новый цвет драконьей чешуи – блестящий, золотисто-жёлтый, отливающий радугой на сгибах и извивах. Чешуя на брюхе стала оранжевой. Все осмотры и ощупывания Рик воспринимал с благодушным ребячеством, да и вообще, похоже, был не прочь покрасоваться. Он с готовностью подставлял то ногу, то крыло, то хвост и всякий раз оглядывался, будто спрашивая: «Ну? Как?»

– Я всегда говорил, что внутри он больше, чем снаружи, – сказал Телли. – Теперь он, наверное, и летать сможет.

– Так вот отчего он столько жрал в последнее время! – поддакнул ему Рудольф.

По всему выходило, что Рудольф прав. Всё, что удалось скопить за лето, дракончик пустил в рост. Мало того: переменивши кожу, Рик первым делом уничтожил в доме всё съедобное, до чего смог дотянуться, и выпил всю воду из бочонка. Наверняка он и сейчас был не прочь закусить, да и свечку, судя по всему, тоже схарчил.

– Придётся, Рик, тебе потерпеть до утра, – сказал Тил, похлопав дракона по золотистому боку. – Куплю тебе самую большую рыбину…

Рик протестующе пискнул.

– Ну, хорошо, хорошо. Две.

Дракончик снова помотал головой, затем вдруг надулся и коротко вякнул:

– Пять!

Все замерли, кто где стоял.

– Крутая штука! – громогласно восхитился Арнольд. – Он у тебя ещё и говорит!

– А ну, повтори, – потребовал Рудольф.

Дракон, однако, повторять не захотел, и все, поразмыслив, решили, что разумное словечко им послышалось. Телли решил купить ему пять рыбин.

«Куда мне его теперь девать? – озадаченно думал он, оглядывая Рика с головы до хвоста. – Он и в дверь, поди, не пролезет…»

– У нас есть повозка, – перехватив его взгляд, сказал Арнольд, которого, по-видимому, снедали те же мысли. – Думаю, поместится.

Рудольф помолчал, затем устало опустился в кресло. Достал кисет и потянулся за трубкой.

– Так, – сказал он, по очереди оглядывая всех троих. – Вы, друзья, похоже, куда-то собрались. Куда, если не секрет? Кстати, – он повернулся к Арнольду, – нас, кажется, толком так и не представили. Могу я узнать, с кем имею дело?

– Меня зовут…

– Я помню, как тебя зовут, – прервал его Рудольф. – Я спрашиваю не об этом. Кто ты такой?

– Я содержу бродячую труппу. Мы выступали на площади, я встретил парня там.

– Дальше.

– Он предложил мне работать у них, – вмешался Телли. – Вместе с Риком.

– Это правда? – старик повернулся к Арнольду. Тот кивнул. – Ну а зачем ты увязался за нами?

– Увидел, как он за тобой крадётся, и решил посмотреть, что к чему.

– Ну и как?

– Посмотрел.

Рудольф умолк и прикурил от пламени свечи. Некоторое время молча сидел, задумчиво пуская дым и глядя в никуда. Ни Телли, ни Арнольд, ни Рик не рисковали его тревожить.

– Что ж, – сказал он наконец, – возможно, это выход. Если вы уедете сегодня, вряд ли Пятёрка до вас доберётся.

– Тройка, – поправил его Телли.

– Что?

– Я говорю: Тройка, – пояснил он. – Два попались под руку Арнольду.

– Та-ак, – помолчав, протянул Рудольф. – Похоже, я ушёл оттуда слишком рано… Что произошло?

– Он вывалился из трубы, – ответил за мальчишку Арнольд, – и устроил пожар.

– Как пожар? От чего?

– Да просто так, от фонаря. Пришлось его вытаскивать.

– Что значит «вытаскивать»? – старьёвщик поднял бровь.

– Свернуть пару голов, – спокойно пояснил Арнольд.

Рудольф посмотрел на него с интересом, повернулся к Телли:

– Которые?

– Мориц и этот… Рикер.

– Вот как! Гм, занятно… Значит, двое против одного. Впрочем, ладно бы кто другой, а от этих ничего не зависело: одного никто не слушал, другой ничего не говорил. Может, это даст вам немного времени. Да. Пожалуй, ты прав – так и в самом деле будет лучше. Уезжайте.

Телли вскинулся непонимающе.

– А как же ты? Ты что же, собираешься остаться?

– Стар я бродяжничать, – усмехнулся Рудольф. – К тому же, есть дела… теперь.

– Но…

– Уходите, – отрезал тот. – Уже рассвет. А если вы когда-нибудь вернётесь… Что ж, тогда посмотрим. Эту штуку, – он подтолкнул к ним арбалет, – заберите: пригодится.

– Он без рычага.

– Такому парню, как Арнольд, рычаг не нужен.

Телли молча встал и подошёл к камину. Не без усилий выдернул стрелу. Взгляд его упал на доску с фигурками.

– А это куда?

– Доску? Возьмёшь с собой, – сказал Рудольф. – Я не смог с ней разобраться, попробуй ты. Э, погоди-ка!

Они склонились над доской, разглядывая три пустых, неровно обведённых мелом поля и три фигурки, сделавших свои ходы.

– Ты её не трогал?

– Нет. А ты?

Они взглянули друг на друга, после – на Арнольда.

– Мальчишка, воин и дракон, – констатировал Рудольф. – Ну, что ж… Пока всё сходится.

– Ты думаешь…

– Всё может быть, – уклончиво сказал Рудольф. – Но хватит болтать. Уходите, пока на улицах пусто.

Он помолчал и добавил:

– Я сам вас найду.