Спустя несколько дней к Кострову заходит Басов с американским научным журналом в руках.

— Вот! — самодовольно провозглашает он. — Дали-таки информацию о работе Климова! И ничего не исказили! Высказали только некоторые сомнения. «Нам кажется, что мистер Басов преувеличивает…» — пишут они в одном месте. И несколько подробнее в другом: «Мы полагаем, что мистер Басов не лишен чувства фантазии. Он видит то, чего еще нет, но что вполне вероятно. И мы не порицаем его за это…» Видишь, как деликатно! А все потому, что это наши же братья-ученые, а не какие-нибудь газетные шакалы.

Он молчит некоторое время, переводя дух и вытирая потный лоб носовым платком, — видно, очень торопился показать Кострову этот журнал.

— Откровенно тебе признаться, — продолжает он, отдышавшись, — очень меня беспокоило, как они подадут эту беседу со мной. Но, слава богу, как говорится, все обошлось… Ну, будь здоров! Я — к Климову. Пусть он теперь поднатужится и докажет американским скептикам, что ничего мы не преувеличиваем и что мистер Басов не такой уж фантазер.

Как только он уходит, Костров разыскивает Галину, намереваясь рассказать ей о своем разговоре с Басовым, но она лишь пренебрежительно усмехается:

— Знаю уже. Он ко мне первый пожаловал, — я ведь больше всех страху на него нагнала. Но я и сейчас не верю, что вся эта история уже кончилась. Не могут они упустить такого случая — поставить нас, мягко выражаясь, в неловкое положение. Ученые, конечно, не будут этим заниматься, а журналисты вряд ли проморгают такую возможность.

И Галина не ошиблась. Спустя еще несколько дней из института астрофизики в обсерваторию поступает целая пачка американских и английских газет. Приносит их на этот раз Пархомчук, так как Басова срочно вызвали в Москву.

— Видать, очень нами международная пресса заинтересовалась, — довольно замечает комендант. — Вон сколько газет, и во всех про нас. Выходим, стало быть, на мировую арену. Пусть знают западники, что «экс ориэнтэ люкс»..

— Это что же такое будет? — спрашивает Галина, притворяясь удивленной.

— Латынь, — невозмутимо поясняет Пархомчук. — Будут еще вопросы?

— Ну ладно, идите, — смеясь, машет на него рукой Галина. — А знаете, — оборачивается она к Кострову, — он забавный. У входа в гараж, в котором стоит наша единственная служебная машина, он начертал: «Lasciate ogni speranza voi chentrate». На сей раз это хоть и не латынь, но не лишено остроумия, ибо служебной машиной нашей никто, кроме Басова, не пользуется.

— Видно, товарищ директор не видел еще этой надписи, — мрачно замечает Костров. — Басов ему пропишет Данте. Давайте, однако, посмотрим, что там, в этих газетах.

— Вам перевести или вы сами? — спрашивает Галина, разворачивая одну из газет.

Через несколько минут Галина с раздражением бросает газеты на скамью.

— А что я вам говорила! — восклицает она. — Вцепились-таки они в неосторожную фразу Басова. Что же тогда американцы пишут, если уж англичане так неистовствуют?

— Представьте себе, они ничего в заявлении Басова не опровергают. Как будто и не думают сомневаться в том, что мы приняли искусственный сигнал из Космоса. Даже поздравляют Басова и Климова с открытием, имеющим мировое значение. Понимаете, на что это рассчитано?

— Еще бы! — хмурится Галина. — Раздуют заявление Басова до космических масштабов, а затем поставят нас в положение хвастунов. Этим, наверное, рассчитывают вселить недоверие и в другие наши научные достижения. Положение, значит, куда более серьезное, чем я предполагала…

Костров тоже откладывает в сторону газеты и принимается мрачно шагать взад и вперед по тропинке, протоптанной под березками. Действительно, складывается впечатление, что реакционная печать ведет тщательно продуманную кампанию с целью скомпрометировать советскую науку. Выдавая заявление Басова за официальное сообщение Академии наук Советского Союза, они в тех же газетах публикуют выдержки из статьи какого-то астрофизика, напечатанной в «Reviews of Modern Physics». Астрофизик этот математически доказывает принципиальную невозможность радиосвязи между планетными системами даже соседних звезд. Он утверждает, что, как бы узко ни был направлен радиоимпульс, рассеивание его на таком расстоянии неизбежно.

Видимо, для большей убедительности выдержки из этой статьи даны со всем математическим аппаратом.

Пока Костров раздумывает над прочитанным, прохаживаясь под березками, Галина спокойно сидит на скамье, наблюдая за ним.

— Долго вы еще будете молчать, Алексей Дмитриевич? — спрашивает она наконец. — Может быть, поделитесь со мной своими мыслями? Мне ведь интересно знать, о чем вы думаете.

— Думаю о Михаиле Ивановиче, — неохотно отзывается Костров. — Каково ему теперь в Москве?

— Нашли кого жалеть! — возмущается Галина, порывисто вставая. — Он сам во всем виноват.

— А вы злая. Он ведь не умышленно…

— Ну, если бы умышленно, я бы и не то еще о нем скачала. Я всегда считала вас добрым, Алексей Дмитриевич, боюсь, однако, что вы можете оказаться добреньким.

Она говорит это суровым голосом, хмурится и отворачивается от Кострова.

«Ого, какая она!» — почти с восхищением думает о ней Алексей.

— Вы и на меня, кажется, начинаете злиться? — спрашивает он, виновато улыбаясь. — А ведь сейчас не время ссориться.

— Вот именно! — решительно встряхивает головой Галина. — Более серьезными делами следует заняться.

И уходит, не сказав более ни слова.