На следующий день в нашей лаборатории снова появляется кибернетик. Рассеянно кивнув мне, он торопливо проходит к Рэшэду. Страшно хочется послушать, о чем они там теперь говорят. Но входить к ним я не решаюсь: кибернетик так энергично прикрывает за собой дверь, что и без слов ясно — он хочет говорить с Рэшэдом с глазу на глаз.

Сижу, вздыхаю, волнуюсь. Конечно же, кибернетик спросит, как обстоит дело с восстановлением фонограммы, а я могу продемонстрировать всего лишь две коротких фразы на совершенно не понятном нам языке. Опасаюсь даже, что это просто случайное сочетание лишенных всякого смысла звуков. Многие наши лаборанты разделяют мои опасения. Верят в удачу только наша юная лаборантка да Рэшэд, а я и сама не знаю, что думать…

Беседа Рэшэда с кибернетиком длится довольно долго. Удалось ли «электронному мозгу» обнаружить хоть какую-нибудь систему в артикуляции девушки с Эффы? Видимо, результаты не очень блестящие. В случае успеха разговор, наверное, был бы не столь продолжительным. Да и дверь кибернетику не пришлось бы закрывать так энергично.

И вдруг дверь распахивается.

Вижу улыбающегося Рэшэда. Он машет мне рукой:

— Зайдите-ка к нам, Шэрэль!

Так я и знала, что непременно позовут! Догадываюсь, зачем я им понадобилась.

— У кибернетиков неплохие успехи, Шэрэль, — весело говорит Рэшэд. — Похвалитесь и вы своими. То, что вам удалось восстановить, очень пригодится им теперь. Думаю даже, что без вас они уже ничего больше не смогут сделать.

Кибернетик смотрит на меня испытывающим взглядом, видимо, он сомневается в моих «успехах».

— Хвалиться, собственно, нечем, — стараясь не волноваться, говорю я. — Пока восстановлены всего две фразы. Одна довольно четко, за вторую не ручаюсь.

— Продемонстрируйте их мне синхронно с изображением, — приказывает кибернетик.

Я молча готовлю аппаратуру для воспроизведения восстановленной части фонограммы. Перед тем как включить ее, спрашиваю:

— Что могут дать вам эти фразы? Поможет разве чем-нибудь даже полностью восстановленная фонограмма? Никто из нас не знает ведь языка обитателей Эффы.

— Нет безвыходных положений, — уверенно заявляет кибернетик; видно, эти кибернетики слишком уж надеются на свои «электронные мозги»!

— Устная речь вообще, видите ли, устраивает нас больше, чем письменная, — продолжает он тоном школьного учителя. — Она имеет, как известно, весьма значительную избыточность информации. В разговоре повторений отдельных слов и даже целых выражений всегда бывает больше, чем в письменном тексте. Кроме того, живая речь содержит еще дополнительную информацию эмоционального характера. По интонации произносимых слов, например, мы можем судить о настроении говорящего, об его отношении к сказанному. Речь же, произнесенная существом, которое мы можем наблюдать, обогащает нас еще большим количеством информации, так как смыслу произносимого соответствует обычно и выражение лица говорящего — его мимика. Немаловажное значение имеет и жестикуляция. В данном случае это для нас особенно важно.

— Дело в том, Шэрэль, — поясняет Рэшэд, — что наша девушка довольно энергично жестикулирует, и это имеет, конечно, связь с тем, о чем она говорит. В том случае, например, когда она прикладывает руку к груди, это может означать: «мое сердце», «от всего сердца», «всем сердцем» и так далее. Электронная машина подыщет нам теперь из всех возможных вариантов подобных выражений такие, которые будут наиболее соответствовать правилам языка обитателей Эффы и совпадут с артикуляцией нашей девушки.

— Но прежде нужно ведь знать эти правила.

— Мы уже знаем кое-что, — уверяет кибернетик. — Составили даже фонетические варианты ее речи. А теперь с помощью восстановленной вами части фонограммы уточним это.

— Но как? — все еще не понимаю я.

— Объясните, пожалуйста, как вы это будете делать? — просит и Рэшэд, так как кибернетик, видимо, не собирается вдаваться в подробности.

— Если вы имеете понятие о структурной лингвистике, — без особого энтузиазма и, как мне кажется, нарочно не очень понятно начинает объяснять кибернетик, — то вы должны иметь представление и о таком отделе ее, как фонология. Она занимается изучением звуков языка и устанавливает его абстрактный код, состоящий из ряда бинарных дифференциальных элементов. Их можно изобразить в виде следующих символов, представляющих собой первичные элементы звуковой части языка.

Кибернетик подходит к доске и начинает торопливо чертить какие-то замысловатые знаки и формулы.

— Вы сами можете убедиться теперь, — торжественно заявляет он, оборачиваясь к нам, — что структурная лингвистика языкознания — такая же точная наука, какими являются физика и химия. Подобно прочим точным наукам, она успешно пользуется математическими методами исследования.

— Ладно, — смеется Рэшэд, стирая формулы кибернетика, — потом я объясню вам все это более популярно, Шэрэль. А теперь включайте вашу фонограмму.