Интерлюдия 4

Козырева

Москва

Это был долгий день. Пожалуй, слишком долгий. Даже для нее. И Лариса Козырева возвращалась домой совершенно вымотанной. Давным-давно (господи, да всего какой-то жалкий год назад, а кажется, что в прошлом тысячелетии!), когда Лариса еще только начинала заниматься этой темой на телевидении и ничегошеньки толком не знала, она думала, что Измененные не устают. Ха! Три раза ха! Вот сейчас она проверяла на себе все тогдашние заблуждения. «Новая, более совершенная форма жизни» чувствовала себя снятой со швабры и основательно выжатой половой тряпкой. Разве что не такой грязной.

Большой воскресный эфир «Фактора человечности», просмотр смонтированных материалов, многочисленные интервью с соискателями на должность редактора новостей, планерка на студии – все это вымотает кого угодно, будь ты хоть десять раз Измененная. Впрочем, возможно, пришло время вакцинации. При мысли о том, что все ампулы с антиновой лежат в сейфе-холодильнике в загородном доме, Лариса едва не застонала: по чертовым московским пробкам это добрых два с половиной часа пилить. Но куда денешься…

– Давай-ка на фазенду, Боря! – никаких подчиняющих ноток в голосе, никакой Силы сирены, он и так сделает все, что нужно.

Студийный водитель покосился на босса в салонное зеркало заднего вида, но ничего не сказал. Он и раньше не раз возил ее в загородный дом: не фонтан, конечно, куча времени убивается, но при его-то зарплате ему грех было жаловаться. Борис привык уже, что Козырева при всей ее невозмутимости и всегдашнем покер-фэйсе иногда выглядит так, словно кто-то только что задушил ее любимого котика. На самом деле на «Москва медиа плюс» в Ларисе души не чаяли. За несколько месяцев дорасти от простой журналистки до директора компании, не став при этом безжалостной сукой и не шагая по головам коллег, – это еще суметь надо. Она сумела. К тому же то, через что ей пришлось пройти прошлой зимой и о чем на студии говорили только украдкой и уважительным шепотом, было из разряда «врагу не пожелаешь». Тогда погиб прежний директор компании Мокрушин, бесследно исчезла Наталья, менеджер по рекламе, и вообще вся телекомпания находилась на грани закрытия – на нее катило бочку АПБР, а Ларису объявили в розыск…

Она сумела выжить и подняться, за что честь ей и хвала. На студии завидовали, конечно, стремительному взлету «молодой да ранней», не без этого, но, как ни странно, пересуды в ее адрес не были злыми. Даже наоборот. Коллектив как-то особенно сплотился вокруг нового редактора новостей, а потом и директора – ведь вокруг нее сияла геройская аура, да и сама она пахала как проклятая, остальные только диву давались. И спецпроект свой – программу «Фактор человечности», из-за которой на нее в свое время спецслужбы и окрысились, – не бросила, а продолжала сама вести, курировать и даже отчасти материалы собирать. Ну и с подчиненными не зверствовала, гаек не закручивала, премии платила регулярно. Даешь результат – молодец, возьми с полки пирожок. Поди найди сейчас такого директора!

Но время от времени на нее накатывало. Вот примерно как сейчас. И тогда ее реально становилось жалко. Все понимали, а кто не понимал, тот догадывался, что это ей страшная прошлая зима аукается. Как, почему – неизвестно, но никто особенно выяснять и не пытался. Во-первых, такое любопытство не поощрялось, а во-вторых, ну его на фиг: лезть в дела со спецслужбами и Измененными – на этом последнее здоровье потерять можно.

Так что сейчас Борис просто поменял курс и благоразумно молчал, за что Козырева была ему очень благодарна. Не хотелось ей говорить сегодня вечером. Вот совсем. Наговорилась уже. Хватит. Она и так-то с некоторых пор утратила всякое желание общаться с людьми, но по работе приходилось. То есть Лариса знала, с каких пор и почему, вот только думать об этом было худшей пыткой в ее новой жизни, кажущейся со стороны такой успешной и благополучной.

«Скоро у вас это пройдет», – сказал ей тогда Посвященный. И что? Когда уже?! Не проходит до сих пор, иногда пронзая болью почти физической. Впрочем, она сама виновата – нечего было лезть в сумку Михаила и колоть себе дозу антиновы, чтобы не утратить способность чувствовать. Ну вот, не утратила, довольна?

«Эх, Миша, Миша! Ну почему этой проклятой сувайворской крови нужно было оказаться именно в твоем теле?!» – только про себя, никогда вслух. Потому что это лишь ее боль, и она ни с кем ею делиться не станет. Когда на нее накатывает, всегда так: усталость, внезапная тоска, желание послать всех в далекий тибетский храм, следом образ Михаила перед глазами, а потом, после инъекции, отпускает… как правило. Хотя и не сразу. Людям в таких случаях иногда помогает месть. Но то людям, а ей? А в ее случае? Кому мстить? Тот, в ком за короткое время вдруг сосредоточился весь смысл ее жизни, сам пролил свою кровь на алтарь всеобщего спасения. Всю без остатка. И кого карать? Алтарь? Посвященного, которому пришла в голову эта гениальная мысль? А какие у него были варианты? Пустить все на самотек? И что тогда? В качестве ответа перед глазами сразу же возник еще один образ, вселяющий ужас и ненависть, – образ Сида-Паука. Михаил сам сделал свой выбор, и его вроде бы тоже особо не в чем упрекнуть. Все правильно. Только он выбрал смерть, а боль осталась ей.

В глазах стало влажно. «Твою мать, только не это! Только не сейчас, не при водителе! Терпи до дома, тряпка! Там сможешь хоть обрыдаться, но не раньше!» Лариса потерла лоб рукой, скрывая глаза и делая вид, что это всего лишь усталость и мигрень. Если бы так! С этим справиться было бы в разы проще…

Лариса откинулась на спинку сиденья и сделала вид, что спит. В конце концов, дорога предстояла еще долгая – и до МКАДа, и за ним. Но сон подкрался предательски незаметно, и притворство перестало быть притворством – Козырева провалилась в туманную пучину.

* * *

Содрогаются стены фортов Новой Голландии, мерцают в окнах вспышки энергетических ударов, которыми обмениваются Измененные Посвященного и армия Паука. Светится вода Крюкова канала вокруг плавающих хищных аномалий. Вокруг нее умирают, и судя по тому, как идут дела, она тоже скоро последует за ними. Только незнакомец в плаще с капюшоном неподвижен и бесстрастен. Либо он знает что-то, неизвестное ей, либо просто не умеет чувствовать. Второе вероятнее… Незнакомец приближается к Ларисе.

– Как думаете, он появится? – вырывается у нее.

– Даже не сомневайтесь!

– Но он же отослал меня там…

– Вы же знаете почему…

Миша! Он рядом, чутье ее не обманывает, и вот-вот…

Бой кажется бесконечным, но, к сожалению, это не так. Сторона незнакомца в плаще, которую Лариса уже привыкла считать своей, терпит поражение. Вновь и вновь содрогаются стены и пол фортов, но Козырева чувствует что-то…

– Где Миша?

В лицо ей смотрит безучастная чернота из-под капюшона Посвященного.

– Лариса, он сейчас занят. Попозже, ладно? Михаил…

И тут содрогается, кажется, весь остров.

– Что происходит?

– Ничего хорошего, – цедит Посвященный и переходит на «ты»: – Отойди ко мне за спину и не мешай!

И тут Лариса понимает: то, что он задумал, требует жертвы, и Михаил…

С треском вылетает дверь, ведущая в коридор, и внутрь шагает… кто-то. Лариса узнает этого Измененного в лицо, он из числа помощников Посвященного, но сейчас это уже не он, а нечто жуткое, оккупировавшее его тело. Паук…

Короткий обмен энергетическими ударами завершается не в пользу Посвященного. Он падает. А Паук смотрит на Ларису, и от этого взгляда все ее внутренности стягиваются в тугой узел… Хорошо промороженный узел.

– Надо же! А я ее везде ищу. Что ты сделал с моей куклой, Посвященный? Ты сломал ее! Это нехорошо – будешь наказан! Так что, девочка, где твой хахаль?

Бывает ужас парализующий, но сейчас Козыреву будто пришпоривает что-то, и она с низкого старта, из положения сидя на полу, кидается к задней двери, распахивает ее и врывается в комнату Источника…

Обломок метеорита на постаменте слабо мерцает зеленоватым светом, а на нем, чуть вздрагивая, лежит истекающий кровью…

– Миша!

Лариса кидается к Обломку, чтобы стащить с него самого дорогого для нее человека на свете, перевязать его раны, сделать хоть что-нибудь для его спасения, но тут внезапный энергетический импульс Обломка буквально парализует ее. Лариса замирает на месте, не в силах сдвинуться. Она тянется к Михаилу всем своим существом, но ее всю заполняет холодное зеленоватое сияние, а в голове возникает какой-то белый шум, постепенно из невразумительного шороха распадающийся на множество шепчущих голосов: «Стой! Не надо! Не вмешивайся! Поздно!» Разум говорит о том же: слишком много крови потерял Михаил, чтобы с этим еще можно было что-то сделать. Кроме того, он в сверхрежиме, что усугубляет ситуацию.

Глаза Ларисы наполняются жгучими слезами, которые сбегают по щекам, оставляя ожоги. Но и смахнуть их она тоже не в силах. И вообще не в силах ничего сделать. Только стоять, смотреть и безудержно рыдать. А вместе с сиянием ее заполняет понимание того, что происходит и какова в этом роль Михаила, – близкий контакт с Источником в момент его открытости и уязвимости показывает ей больше, чем она могла бы надеяться увидеть. Но от этого понимания ей совсем не легче…

За спиной распахивается дверь. Козырева чувствует присутствие Паука, но не может обернуться. Впрочем, здесь, рядом с Источником, холодный ужас, излучаемый главарем Новых, не имеет над ней власти. Она видит только умирающего Михаила.

– Сдается мне, – эхом доносится до Ларисы голос Посвященного, – что проиграл как раз ты.

И говорит он это явно Пауку. Но Ларисе все равно. Словно загипнотизированная смотрит она на делающееся все более ярким изумрудное сияние Обломка, которое совершенно поглощает тело Михаила, растворяет в себе. На мгновение ей кажется, что призрачный Миша, весь состоящий из зеленого света, возникает над Обломком, смотрит на нее пронзительным взглядом, а потом превращается в этакое маленькое изумрудное солнце, и луч его бьет куда-то ей за спину, навсегда подводя черту под существованием Сида-Паука.

Вот только Лариса уже вся состоит из боли, и горячие слезы, кажется, прожгли в ней глубокие дыры, до самой души. И когда она уже не может больше выдерживать эту боль, ее выбрасывает из сна…

* * *

– Приехали, Лариса Сергеевна!

– Спасибо, Боря…

Козырева медленно, покачиваясь, выбралась из машины и попыталась сфокусировать взгляд. Получалось плохо. Да что ж такое-то? Для вакцинальной ломки как-то уж слишком быстро – от первых симптомов прошло совсем немного времени. Так, держаться, Лариса, а то даже привыкший не задавать вопросов Борис может не выдержать…

– С вами все в порядке? Может, помощь какая нужна?

Черт!

– Все нормально, Боря, не заморачивайся. Видимо, переутомилась просто и простыла слегка до кучи. Надо отдохнуть. Спасибо тебе, езжай домой.

Совсем чуть-чуть ноток сирены в голосе решили дело: водитель покорно сел в машину и отбыл в сторону Москвы. И в легенду ее поверил, не могло быть иначе. Способностями своими в обычной жизни Козырева старалась не злоупотреблять: хватало того, что она по максимуму вкладывала их при ведении «Фактора человечности» – программы со стремительно растущей аудиторией. Просто такие вещи бесследно не проходят – эксплуатация Силы на предельной мощности рано или поздно аукается даже организму Измененного…

Лариса изо всех сил держала себя, пока не переступила порог своего дома. Когда дверь закрылась за спиной, ноги задрожали и подкосились. Она бы обязательно упала, не подвернись ей удивительно удачно стоящий стул. Какое-то время Козырева сидела, восстанавливая дыхание, и пыталась собраться с силами, чтобы подняться на второй этаж: сейф-холодильник с ампулами вакцины находился там. Подняла руку с растопыренными пальцами и несколько секунд наблюдала, как они вибрируют.

Черт! Черт!! Черт!!! Как же не вовремя! Впрочем, когда вакцинальная ломка бывает вовремя? Надо вставать и идти, пока ее совсем не развезло. Или ползти, если с «идти» не срастется. А на будущее подумать о том, чтобы «аварийная» ампула антиновы всегда была под рукой…

Ее хватило до лестницы – на первой же ступеньке упала и ссадила себе локоть. Ага, надо сказать спасибо, что не лицом хряпнулась – хороша была бы на завтрашнем эфире ведущая с расквашенным носом. Хотя еще не вечер – успеет не только нос расквасить… Ползи, родимая, ползи! Что значит «не могу»? А через «не могу» ползи! Про Мересьева читала? Вот то-то же! Ползи, говорю!

И она поползла. Ступенька за ступенькой, и не смотреть вверх, а то духом упадешь, глядя на количество грядущих преодолений-превозмоганий. Вот так, ступенька за папу, ступенька за маму, ступенька за Мишу Стрельцова… Болит голова, туманится взгляд, ломит суставы, все дрожит, и тошнит до кучи. Что-то в этот раз особенно жестоко. Переусердствовала с Силой, что ли?

Одолев два лестничных пролета, Козырева почувствовала себя кем-то вроде покорительницы Эвереста… А что, сравнимые достижения с учетом обстоятельств. А если она доберется до сейфа-холодильника – это будет уже почти выход в открытый космос. Так, стоп! Не «если», а «когда». Только так и никак иначе!

Когда из тумана в глазах вынырнул наконец сейф-холодильник, это показалось почти чудом. Хорошо, что никакого ключа не нужно – замок работает от большого пальца Козыревой… Господи, вот она, антинова драгоценная, и шприц рядом! Остается только финальный квест – с туманящимся взглядом и дрожащими руками попасть в вену. А вам слабо?

Ну же, давай! Последний рывок, сделай это, ты сможешь! Вот так, почти примерилась, а теперь… Черт! Пальцы стали скользкими от пота, и шприц выскользнул из них, упал на пол. Попытка поднять его обернулась поехавшей ногой, и Лариса неловко рухнула на бок, основательно ударившись ребрами. Шприц откатился в сторону, за пределы досягаемости ее вытянутой руки. Лариса потянулась к нему изо всех своих невеликих оставшихся сил. Но организм сказал: «На фиг, на фиг!» и предал ее окончательно.

Черт! Как же обидно и глупо умирать от ломки в шаге от спасения! Лариса понимала, что все ресурсы ее организма ушли на отчаянный рывок по лестнице, и больше не осталось ничего, хоть по каким сусекам мети. Она уже ничего не сможет, а через пару минут потеряет сознание и больше в него не придет.

Взгляд Козыревой беспомощно шарил по комнате, не в состоянии ни за что зацепиться, ни на чем сфокусироваться. Вот он скользнул по большому ростовому зеркалу шкафа-купе и чуть не утонул в нем… Потому что с зеркалом творилось что-то странное. Отражение расплывалось (или это только в ее глазах?), комната по ту сторону зеркальной поверхности тонула в зеленоватом тумане, который постепенно начинал светиться, причем все ярче и ярче. Теперь уже Лариса поняла, что это ей напоминает – изумрудное сияние Источника в Новой Голландии. Интересно, что это, предсмертный бред? Тогда где же образ Миши? Он бы сейчас пришелся очень кстати.

И образ пришел. Вынырнул из этого сияния, словно фантом, изумрудный дух, и просто смотрел на нее, безмолвно и неподвижно, словно гипнотизировал. И Лариса рада была поддаться этому гипнозу, раствориться в зеленом сиянии, даже исчезнуть навсегда. В конце концов, не самый худший вариант для нее. Особенно если там она действительно встретит Мишу…

Но сияние было с ней несогласно. И фантом Михаила тоже. Ей показалось, что он покачал головой… Или не показалось… А ее вдруг стало наполнять зеленое сияние. И вместе с сиянием силы откуда-то потекли в измученное ломкой тело. Хм, откуда-то! Да из самого Источника, похоже. Невероятно, но факт. Он дотянулся из Питера до своей Измененной даже в Москве. Силы прибывали, и вот она уже смогла приподняться, дотянуться до шприца и взять его в руки. Затем сесть. Дрожь в руках постепенно унималась, а в голове вновь зазвучал тот самый белый шум, постепенно распадающийся на шепчущие голоса. Игла точно и уверенно вошла в вену, и вакцина потекла в кровь, преодолевая болезненные симптомы ломки – отступали боль, слабость, тошнота, прояснялось зрение. А голоса шептали, рассказывали, увещевали, и не было никакой возможности сопротивляться силе этих слов. Лариса сама оказалась в состоянии тех, кто слышал ее слова, когда она вкладывала в них Силу сирены. Голоса не оставляли ей выбора: их воля должна быть исполнена…

Наконец шум в голове умолк, и жестокий шторм вакцинальной ломки, треплющий организм, тоже почти сошел на нет. Лариса достала из кармана смартфон и выбрала в списке контактов своего зама.

– Алло, Аркадий Викторович?.. Да, это я. Извините, что так поздно, но дело срочное. Мне придется на какое-то время уехать по делам телекомпании… Да, с завтрашнего дня… Насчет «Фактора человечности». В ближайшие дни прогоните повторы последних программ… И объявите, что я занимаюсь разработкой новой темы… Да-да, именно так… Пока не знаю, как надолго. Ориентировочно дня на три-четыре. Я сообщу… Нет, какое-то время могу быть недоступна. Там сотовый не берет… А с остальными делами, думаю, вы сами разберетесь… Ну вот и отлично, Аркадий Викторович, спасибо!

Лариса нажала отбой, немного подумала и принялась собирать вещи. Нужно было торопиться.