Глава 7
Кресла мягко обволокли наши тела.
– Внимание! Начинаю обратный отсчет! – в голосе звездолета сквозило неженское, ледяное спокойствие.
– Десять…… девять…… восемь……
Мы переглянулись и Димыч натянуто улыбнулся:
– Лучше бы рассказала какую-нибудь считалочку…
– Семь…… шесть…… пять……
– Вышел зайчик погулять! – вставил Васька.
– …Вдруг охотник выбегает – прямо в зайчика стреляет, – немедленно продолжила Ленка, которая восприняла наши пожелания в качестве приказа. В её исполнении даже безобидный стишок звучал с мрачноватой торжественностью:
– Пиф-паф… Ой-ой-ой… Умирает зайчик мой…
– Кошмар, – покачал головой Васька.
– Активизация перехода! – проговорила Ленка, обрывая считалку в самом неподходящем месте.
Звезды задрожали, словно в мареве над ночным костром. А через миг всё поглотила тьма. Такая густая, что на пару секунд мне показалось, что я ослеп. Яркая вспышка. И снова тьма. Долгая, плотная, даже на ощупь. Какие-то искры в этой тьме. Далекое и невнятное, будто свозь плотный слой ваты, бормотание Димыча.
Потом сильно тряхнуло. Зубы заныли от пронизывающей тело вибрации. Радужные блестки закружились перед глазами. Замутило. Недавний плотный завтрак настойчиво попросился наружу.
– Уф-ф! – шумно выдохнул кто-то поблизости. Димыч или Васька? Не знаю. Мне было не до того.
Удар. Вспышка. И наконец, тьма-избавительница снова окутала плотной пеленой. А может я просто потерял сознание? Нет, сознание как раз было на месте. Я потерял тело. Совершенно перестал его ощущать. Но это было совсем не страшно. Это было легко. Тьма, тишина и абсолютный покой.
«Неужели я умер?»
Забавно.
Светлая точка далеко впереди. Не звезда. Просто пятно. Быстро растущее. Луч рассекающий тьму. Ага, кажется, действительно, луч! «Луч Надежды»! Только непонятно, кого они здесь умиротворяют? Нет ведь никого! Кроме меня. А мне на них наплевать. Я ведь умер.
Луч света коснулся меня и я взвыл от боли…
– Ну как, достаточно? Или добавить пару подзатыльников?
Нет это не лазерный луч. Это… монтировка в руках Дарта Вейдера. Тьфу-ты, дурацкий кошмар даже после смерти не желает оставлять меня в покое.
Правда, голос у него изменился. Без всей этой гнусавости и шипения.
– У тебя вроде с дикцией стало получше?
– Поменял бракованный шлем.
Мы стоим на залитой солнцем лужайке. Сквозь прозрачный березняк и кусты – близкая гладь реки. В общем, типичное посмертное видение.
– Ну и какого тебе от меня надо? – зеваю я. Сейчас, вероятно, начнет требовать назад деньги за «Запорожец»… Опережая вопрос, я лениво потягиваюсь:
– Деньги получишь с этого… с Оби ван Кеноби. Вообще, хватит доставать меня чепухой. Пора подумать о чем-нибудь высоком и вечном.
Дарт опять угрожающе заносит монтировку. Я слегка отступаю:
– Ну ты, порождение моего разума! Легче с монтировкой, а то я тебя породил, я тебя и…
Он смеётся:
– Хочешь говорить о высоком? Что ты, интересно, под этим понимаешь? «Высокое» – это наверно сборная России по баскетболу. Женская…
– Не собираюсь спорить с галлюцинацией, – заявляю категорически, – Ты всего лишь часть моего подсознания. И не лучшая часть.
У дальнего конца поляны возникает Димыч. Спокойно проходит мимо. Не замечая ни меня, ни Вейдера. Скрывается в прибрежных кустах.
– Э-э-эй!
Ноль внимания. Довольно бессовестно с его стороны. Тем более, что «Запорожец» этому порождению Голливуда мы вместе «толкали».
Дарт противно хихикает.
– Слушай, – вздыхаю я, – Надоела эта космическая опера… Давай попроще – чего-нибудь из раннего Тургенева… Только не «Му-му»! Я, например, не буду возражать, если ты превратишься в очаровательную юную девушку. И лучше без монтировки.
– Глупости, – не соглашается Дарт, – Если была «Девушка с веслом», то почему бы не быть «Девушке с монтировкой.»
Со стороны реки доносится плеск воды и смех. Женский смех! Я даже встаю на цыпочки, пытаясь хоть что-то разглядеть через березняк и прибрежные кусты. За кустами явно наслаждаются жизнью. Пускай и загробной.
Потом я оглядываюсь и с отвращением обнаруживаю, что Дарт вовсе не спешит превращаться во что-то более подходящее.
– Значит, говоришь, надоела космическая опера? – спрашивает он, поигрывая монтировкой. И делает шаг в мою сторону.
– Хуже горькой редьки, – подтверждаю я. И легонько отступаю.
– Может ты и киберпанк не любишь? – вкрадчиво интересуется Дарт.
– Люблю! – торопливо киваю, – Но читать не буду.
В ответ – зловещий хохот. Прям, мороз по коже…
Нет, я конечно грешен. Но не до такой степени! Порою, я, даже, уступал старушкам места в общественном транспорте.
– Тут какая-то ошибка!
– Неужели? – Дарт иронично склоняет голову, насколько это возможно в его шлеме.
Со стороны реки доносится радостный вопль Димыча. Женский визг и хохот. Оттягивается, балбес!
Где справедливость?!
Я бросаюсь вперед, увернувшись от монтировки Вейдера.
А в следующее мгновенье обнаруживается, что нет никакого березняка. Нет реки. Крутой обрыв всего в нескольких метрах. Я шагаю ближе, осторожно заглядываю вниз и тут же отскакиваю.
Пропасть. Бездонная. Точнее, вместо дна у неё – холодная пустота с редкими льдинками звезд.
– А как же Димыч? – я испуганно оборачиваюсь к Вейдеру. Но лорда и след простыл. Вместо него – кто-то, закутанный с головы до пят в длинный серый плащ:
– Над бездной тоже можно пройти.
Голос – женский.
А лицо… Лица не видать.
– Иногда самый длинный путь оказывается самым верным.
– И что это значит? – я шагаю к ней, тяну руку… И ловлю ветер.
Негромкий смех – где-то за спиной.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я, оборачиваясь.
– Василий Викторович Лубенчиков, – грубовато звучит в ответ.
Меня встряхнули и бесцеремонно захлопали по щекам.
– Может ему ведро воды на голову вылить? – донесся голос Димыча, – Верный способ.
– На себя вылей, – возмутился я, открывая глаза.
– Ну, наконец-то, – облегченно вздохнул Васька, – А то мы уже начали беспокоиться.
Радостные, хотя и слегка встревоженные физиономии товарищей склонились надо мной.
– Ты как себя чувствуешь?
– Нормально. Сейчас уже нормально.
– Да-а, переходец был еще тот! – расплылся в мечтательной ухмылке Васька, – Это круче, чем на полном ходу кувыркнуться с мотоцикла!
– Ага, – подтвердил Дима, – «Хочешь острых ощущений? Летай звездолётами класса „Эн“!»
Я выпрямился в кресле и оно послушно приподнялось вслед за моей спиной.
– Ребята… Вы что-нибудь видели… во время перехода?
– Ну, да, – недоумевающе кивнул Васька, – Вспышки, там… Искры…
– И всё?
– А что мы еще должны были видеть? – удивился Димыч.
– Да нет, ничего… Всё в порядке…
Значит, галлюцинация. Я посмотрел на звезды за прозрачным куполом Центральной Рубки и перед глазами ярким видением снова встала обрывающаяся в пустоту пропасть.
Как наяву! До сих пор мороз по коже. Неужели бывают такие галлюцинации? Впрочем, откуда мне знать. Был бы рядом мой знакомый санитар психбольницы – что-нибудь посоветовал. Например, литр водки внутрь. Для промывания мозгов.
Рассказать друзьям? Этак они меня самого начнут опасаться. Кому приятно путешествовать в компании с человеком, которого посещают видения. Сегодня у него видения, а завтра он гоняется за тобой с топором. Правда, здесь топоров нет. Только мухобойки. И все равно, приятного мало.
Я задумчиво потёр висок.
Нет, это не было бессмысленным бредом…
Говорят, существуют вещие сны. А у меня, выходит, приключилось что-то вроде вещей галлюцинации. Теперь попробуй разобраться, что означает: «Самый длинный путь – окажется самым верным.» Поможет ли это предсказание вернуться на Землю? Мы-то никакого пути не знаем!
Тьфу-ты. Нострадамус из меня тот еще…
– Ленок, – спросил Димыч, – Ну и сколько нам еще «пилять»?
Звездолет отозвался после длинной паузы:
– Абсолютное расстояние – сто сорок один световой год…
– А было сто семьдесят семь! – восхитился Васька, – Неплохо! Совсем неплохо! Тридцать шесть световых лет, как с куста!
– Точность оценки… – продолжала Лена.
– Не надо про точность, – отмахнулся Васька, – Мы тебе и так верим!
Димыч взглянул на часы и обнаружил, что мы болтались в переходе минут пятнадцать, не больше.
– Такими темпами мы доберемся даже раньше, чем за трое суток! – радостно констатировал Лубенчиков, но, наткнувшись на осуждающие взгляды, поторопился трижды плюнуть через левое плечо.
Начало – вполне оптимистическое. А что будет дальше?
Я опять подумал про странную символику видения.
Река. Летний денёк… А потом на месте реки возникла пропасть. «И над бездной можно пройти…» Полный делириум, как говорят психиатры. Вроде тех голосов при белой горячке, которые дружески рекомендуют прыгнуть с двенадцатого этажа. Опытные люди рассказывают – когда тебя так уговаривавают, бывает трудно отказаться…
Я посмотрел на простодушную Васькину физиономию, на задумчивого Димыча, и решил пока не ломать голову.
И рассказывать им ничего не буду.
– Не станем останавливаться на достигнутом? – вопросительно прищурился Капустин.
– Ага, – улыбнулся Лубенчиков, – Руки-ноги целы, голова – тоже, вроде. Будем продолжать. Дурное – дело не хитрое!
Я вздохнул, отворачиваясь. Легко ему рассуждать. Никаких у него видений. Только искры из глаз.
Откупорив красные коробочки, мы промочили горло. Совсем слегка, памятуя о неприятной особенности нестабильных гипер-переходов. И снова скомандовали:
– Ленок! Давай помаленьку!
В этот раз мы посоветовали ей воздержаться от описания сцен насилия и жестокости. Поэтому истории про несчастного застреленного зайца и про месяца-редивиста, который «вышел из тумана, вынул финку из кармана» были с порога отвергнуты.
В итоге, Ленка забубнила безобидное:
– На златом крыльце сидели… царь… царевич… король… королевич…
…Дрожащее марево. Тьма. Вспышка. Снова черная пустота. Опять вспышка. И тянущиеся целую вечность секунды бесплотного существования в радужной непроглядной тьме.
Больше никаких видений.
Мы перевели дыхание и посмотрели на звезды, которые, вроде бы, совершенно не изменились со времени первого гиперпрыжка.
– Ленка! Сколько там мы покрыли?
– В абсолютных единицах – одиннадцать световых лет.
Мы переглянулись. Не густо. Темпы ощутимо снизились. Но мы приближались-таки к нашей цели.
– Продолжаем? – спросил Васька. Мы с Димычем кивнули. Пока что, все эти «переходы» были на уровне небольшого дорожно-транспортного происшествия. Трясет, конечно, и в глазах – темно. Но терпеть можно. Еще несколько прыжков через пространственно-временные «канавы» мы выдержим.
… Вспышка. Тьма. Вспышка… Вибрация… Невесомость… Даже странно, почему нет видений? Я опять хочу тебя встретить, таинственная незнакомка!.. Отзовись!..
Тишина… Пустота… Тьма.
– Сколько там… набежало? – спросил я, когда звезды снова успокаивающе зажглись по ту сторону купола.
– Минус пятьдесят четыре световых года, – бесстрастно констатировал звездолет.
– То есть как это «минус»? – непонимающе заморгали мы.
– Исходное расстояние – сто тридцать световых лет. Конечное расстояние – сто восемьдесят четыре световых года. Пройдено расстояние – минус пятьдесят четыре световых года.
Димыч выругался вполголоса. Васька присвистнул.
– Что за фигня? Ленка, ты ничего не напутала?
– Погрешность измерения… – терпеливо начал звездолет.
– Да причем здесь погрешность! – отмахнулся я, – Как могло получиться, что теперь мы дальше от цели, чем были до этих чертовых переходов?!
– В пределах Темных Зон – гипер-переходы не стабильны.
Как будто, после её коронной фразы нам всё должно стать ясно.
– Это какой-то марксизм выходит, – растерянно пожал плечами Васька, – Шаг – вперед, два шага – назад…
– Не марксизм, а маразм! – скривился Дима.
– Просто-Лена не виновата, – на всякий случай уточнил звездолет. В нежно-увещевающих интонациях почудилось искреннее огорчение:
– Просто-Лена сделала всё, что возможно.
Звезды по ту сторону купола глядели на нас с бесстыжей самоуверенностью. Словно, с издевкой повторяли: «Темная Зона… Темная Зона…» На душе стало муторно. Неужели мы так и не выберемся отсюда?
Димыч хмуро продекламировал:
– Что за шутки – еду я вторые сутки. А приехал я назад. А приехал… чёрт знает куда.
– Угу, – почесал затылок Васька, – Это уже не космическая опера. Это какой-то рэп на слова Маршака.
– Будем продолжать? – спросил я.
Товарищи смотрели в пространство. За них ответила Ленка:
– Релаксация гипергенератора займет шесть часов тридцать две минуты. Ранее этого срока, во избежания разрушения генератора, производить переходы не рекомендуется.
Что ж. Похоже, нам тоже требуется релаксация.
Мы вышли из Центральной Рубки и в похоронном настороении побрели в сторону Комнаты Отдыха. Наша «тарелка» всё больше и больше напоминала комфортабельную и весьма благоустроенную тюрьму.
Даже гигантское джакузи теперь не производило особого впечатления. Раздевались мы вяло и без всякой охоты. Надо ж чем-то занять эти шесть с лишним часов…
Васька первым стащил штаны и уже собирался бултыхнуться в кипящую пузырьками воду, но в последнюю секунду замер в невозможной позе, балансируя у самого краешка бассейна. Я вздрогнул, а Димыч выронил рубашку.
– Внимание! Внимание! – объявила Ленка тем торжественно-проникновенным тоном, с каким в голливудских фильмах вещают устройства самоликвидации.
Димыч побледнел: «Долетались…» А Васька все никак не мог решиться: то ли прыгать ему, то ли в одних трусах мчаться к спасательной капсуле.
Выдержав паузу, звездолет продолжил чуть менее торжественно:
– Справа-прямо по курсу обнаружен слабый сигнал. С точностью до шестидесяти процентов сигнал может быть истолкован как стандартная просьба о помощи.
– Тьфу-ты, – сплюнул Димыч. От сердца у нас отлегло. А Васька окончательно раздумал прыгать в джаккузи и уже торопливо натягивал штаны.
Еще бы. Не каждый день встречаешь терпящий бедствие инопланетный звездолет.
