ГЛАВА ПЕРВАЯ
Ваэлин
Как и раньше, первым воспринялось изменение воздуха. Он стал слаще, пропала серная вонь. Исчез влажный холод, сменившись летним уютным теплом, мягким прикосновением ветерка. Но на этот раз звуки были другими: не поскрипывание ветвей и птичье пение, но шум множества работающих людей. Тесаные бруски вокруг камня памяти сменились недавно вытесанными и уложенными мраморными плитами. Ваэлин осмотрелся. Они теперь стояли не на горе, а на возвышении в центре строящегося города.
Повсюду люди работали на лесах, тянули что-то на веревках, тесали камень, упряжки косматых высоких битюгов тащили фургоны, груженные гранитными и мраморными блоками. Люди перекрикивались, пели, нигде не видно было кандалов, не свистел кнут надсмотрщика. Здесь работали свободные люди, радующиеся труду. Ваэлин отыскал взглядом самое высокое строение, прямоугольную башню футов пятидесяти: стены покрыты лесами, но под ними заметен красный мрамор и серый гранит. В другом строении, большем, чем все вокруг, стены были уже закончены, но не готова крыша. В прицепленной к фронтону петле сидел каменотес и вырубал над входом символы — как объяснил когда-то брат Харликом, означающие библиотеку.
— Разрушенный город, — окинув взглядом окружающие горы, вслух сказал Ваэлин.
Человеческое время может изменить строения, но для гор оно ничтожно мало.
— Именно так, — кутаясь в плащ, подтвердил Эрлин. — А вон человек, построивший его.
Неподалеку стоял высокий мужчина и читал свиток, затем прервался, взглянул вдаль. Ваэлин отошел в сторону, чтобы рассмотреть его лицо, хотя уже знал, что увидит. Косматые брови, борода, хотя лицо над вид моложе, чем на статуях, не такое морщинистое и обветренное. Здесь он был даже моложе, чем на портрете в пещере Волчьего народа. Но он мрачно глядел на свой рождающийся город, и во взгляде проблескивали злость и разочарование.
«Как он может огорчаться такому удивительному свершению?» — глядя на изумительное мастерство построек, подумал Ваэлин и спросил:
— Он — король этого места?
— Я сомневаюсь, что слово «король» имело бы для этих людей смысл.
— Но они исполняют его волю.
— Похоже, они при этом выглядят вполне довольными жизнью. Брат, я вижу лишь то, что показывает мне камень. Но я не вижу ни одной приметы того, что этот мужчина правил страхом либо силой оружия. Обыщи весь город, и не найдешь ни единого меча.
Бородач обернулся, услышав голос, и улыбнулся во весь рот подбежавшей молодой женщине. Ваэлин не удивился, заметив ее сходство с портретом на стене пещеры: те же темные волосы и зеленые глаза. Женщина крепко обняла бородача, поцеловала, их пальцы сами собою сплелись. Затем она отпрянула и рассмеялась, указала рукой, весело и задорно заговорила на непонятном языке. К паре подошел молодой человек с узким лицом, остановился в нескольких футах, неохотно улыбнулся. Он немного отличался от портрета на стене пещеры: был моложе и без саркастической ухмылки, — но узнавался без труда. Женщина рассмеялась, схватила его за руку, подтащила ближе, представила бородачу. Молодой человек протянул руку, но бородач его просто крепко обнял.
— Брат и сестра, — сравнив лица юноши и женщины, определил Ваэлин.
— Да. Здесь они впервые вместе. Но далеко не в последний раз.
Картина памяти внезапно изменилась, вокруг все превратилось в разноцветный туманный вихрь, словно они оказались внутри смерча, но ветра не ощущалось. Вихрь вскоре замедлился, сгустился в тот же город, но строения уже были завершены. В горы пришла весна, веяло свежестью, город наполнился людьми. Родители гуляли с детьми, держась за руки, шли молодые пары. Из каждого квартала доносилась музыка, мужчина с чем-то вроде арфы в руках пел на крыше неподалеку, в его голос вплетался хор со следующей улицы. Группы людей оживленно спорили, размахивали руками, потрясали свитками и странными приборами, похожими на секстанты.
— Сведи двух философов вместе, и непременно получишь жаркий спор, — заметил Эрлин. — Банальность, но происходящая из самой глубокой древности. Хотя я видел философа и в споре с самим собой. В конце этот спор сделался довольно жестоким.
Эрлин подошел к самому краю платформы, широко махнул рукой.
— Думаю, потому он и построил город — гавань мыслителей, художников и ученых. Во всех моих странствиях я не видел подобного.
Внимание Ваэлина привлек суровый голос. Темноволосая женщина шагала перед бородачом, говорила, резко махала рукой, словно отрезала что-то, бесповоротно отказывала. Поодаль за ними шел брат. Все трое были заметно старше, чем в первой сцене. Робость младшего испарилась, теперь его ухмыляющееся лицо больше напоминало портрет на стене пещеры.
Женщина подошла к камню памяти. Ваэлин заметил, что этот камень, хотя и сходный по форме с ему подобными, отличался глубоким черным цветом, ровной и однородной, без прожилок и оттенков, поверхностью. Ваэлин вспомнил беспокойство Мудрого Медведя и его слова про «что-то черное», когда шаман коснулся места, где когда-то стоял черный камень.
Женщина остановилась, сконфуженно посмотрела на камень, но тут же снова резко и сварливо заговорила с бородачом, указала на камень пальцем. Бородач вздохнул, подошел и встал так, что камень оказался между ним и женщиной. Бородач говорил спокойно, но в его словах слышалась такая же решимость, как и у женщины, — и несомненный отказ. Лицо женщины исказилось от гнева. Она немного успокоилась, когда ее брат приблизился к камню, но Ваэлин заметил, что брат держал руки за спиной. Он кратко высказался, при этом пожимал плечами, а его сестра не скрывала раздражения из-за его безразличия. Наконец она в отчаянии вскинула руки, сердито воскликнула что-то — похоже, соглашалась с поражением — и ушла.
Ее брат и бородач обменялись печальными взглядами, но молчали. Немного выждав, бородач протянул руку, его ладонь застыла над поверхностью камня, пальцы чуть подрагивали. Добродушие исчезло с лица брата, его голос стал резким, почти приказывающим.
Бородач заколебался, в его взгляде вспыхнула злость, но рука отдернулась, и он рассмеялся, затем похлопал брата по спине и неторопливо пошел прочь. Бородач спустился по лестнице к улице внизу, в толпу, благодушно приветствовал встречных, а те смотрели на него с неподдельным уважением и любовью.
Брат проводил его взглядом, повернулся к камню и, поглаживая пальцами подбородок, в глубокой задумчивости уставился на черную поверхность. Затем он повеселел, пошел к ступеням, но подле них остановился, выпрямился, словно ощутил неслышимый другим сигнал тревоги, и обернулся, обвел взглядом платформу — и посмотрел в лицо Ваэлину.
— Он меня видит, — сказал тот.
— Да, — подтвердил Эрлин. — А я всегда удивлялся его поведению в этот момент. Надеюсь, сейчас его слова приобретут смысл.
Изумленный парень медленно приблизился, встал в нескольких футах от Ваэлина, вытянул руку, будто желал дотронуться до его плаща, но пальцы прошли сквозь материю, как сквозь туман. Парень отпрянул, затем неуклюже, с трудом заговорил на ломаном, но узнаваемом языке Королевства:
— Ты… иметь… имя?
— У меня их много, — ответил Ваэлин. — Но, подозреваю, вы знаете лишь одно.
Юноша озадаченно нахмурился.
— Я… Лионен, — сказал он. — Я вас видеть… раньше. Здесь. — Он постучал пальцем по виску. — Во сне и наяву слышать язык… выучить.
— У вас есть дар провидеть будущее, — ответил Ваэлин на недоуменную гримасу и незаданный вопрос. — Вы видите, что грядет.
— Иногда. Иногда оно… меняться. Но вы всегда тот же, — сказал Лионен, посмотрел на черный камень и добавил: — И он тоже.
Лионен напрягся. Ваэлин понял, что он подыскивает слова для описания того, что не вполне понимает и сам.
— Это ящик, — наконец выговорил он. — Ящик, полный всего… и ничего.
— Ваша сестра боится его.
Лионен кивнул.
— Эссара видеть в то огромная опасность. Ее муж — нет. Видеть большую пользу.
— А вы?
— Я могу видеть вас… и его. — Лионен посмотрел на Эрлина. — И его. Но он — не он, когда касаться.
Он помрачнел и повернулся к городу, теперь залитому мягким оранжевым светом. Солнце опускалось за западные горы.
— В твой время это место… нет, так?
— Так. Оно превратилось в руины много веков назад.
Лионен потупился, на его лице отразилась горечь.
— С надеждой… я видеть неправильное, — сказал он, вздохнул и выпрямился. — Если увидеть вы снова… приносить счастливые вести.
С тем он пошел прочь.
— Подождите! — воскликнул Ваэлин, протянул руку и, конечно же, ничего не схватил. — У вас есть нужное нам знание! Грядет большая опасность!
— Я знаю. — Лионен пожал плечами. — К нам тоже.
Образ памяти завихрился, распался, но Ваэлин успел заметить кривую усмешку на лице Лионена.
— Что он имел в виду?
— Брат, если бы я знал, — сказал Эрлин. — Но, кажется, сейчас мы вышли далеко за пределы моего знания.
На этот раз вихрь сгустился в сцену хаоса. Вокруг горел и обрушивался ночной город, тысячи живых существ кричали в смертной муке и ужасе. Ваэлин инстинктивно пригнулся, когда помост задрожал под ногами, посмотрел на высокую горделивую башню неподалеку. Земля содрогнулась снова, бока башни выгнулись, будто натянутый лук. Она упала с жутким грохотом, взорвалась фонтаном огня и камня, разметала дома вокруг.
Охваченный ужасом Ваэлин подошел к самому краю платформы. Внизу царил кошмар. Бледная обезумевшая женщина брела по улице с безголовым ребенком на руках. Мимо нее пробежал верещащий от страха толстяк в длинной мантии. Его догнали и за секунды расчленили смеющиеся люди в красных доспехах, радостно и в унисон махавшие мечами.
Ваэлин обвел взглядом умирающий город. Повсюду убийства и мучения. Поневоле вспомнились давние слова Селлы о том, что эти люди жили в мире много поколений и не имели воинов, а когда пришла буря, оказались беззащитными.
Буря убийства бесновалась перед глазами Ваэлина больше часа. Город рушился, умирали люди, облаченные в красные доспехи изобретали новые муки, наслаждались криками насилуемых и обдираемых заживо. Но, хотя убийцы и смеялись, они не разговаривали и никак не сообщались друг с другом во время кровавой работы.
— Что это? — шепотом спросил Ваэлин.
— В свое время люди, которые впоследствии создали Воларскую империю, назвали людей в красных доспехах «дермос» и представляли, что те вышли из огненной пещеры глубоко под землей, — рассказал Эрлин. — Когда «дермос» уничтожили и разрушили здесь все, что смогли, они пересекли океан и нападали на всякое человеческое поселение. Тогда родились многие легенды о богах и героях.
Бессмертный указал на что-то внизу, в дыму.
— Их безумная агрессия продолжалась до тех пор, пока не пал их вождь.
Внизу сквозь побоище шел мужчина. Он будто не замечал ужаса вокруг, спокойно перешагивал через трупы, шлепал по лужам крови. Люди в красных доспехах расступались перед ним, но не из почтения, поскольку не кланялись и никак иначе не проявляли уважение, но будто повиновались неслышному приказу. Когда мужчина проходил дальше, люди в красном возвращались к своим жутким забавам и не оборачивались вслед идущему. Когда тот миновал платформу, то остановился, посмотрел вверх, и Ваэлин смог разглядеть его лицо, изборожденное морщинами настолько глубокими, что они казались шрамами. На седой бороде играли отблески пожаров. Поморщившись, мужчина двинулся вверх по лестнице. Он с трудом поднимал ноги, горбился. Достигнув верха, он испустил протяжный, полный боли стон, затем посмотрел на хаос внизу. Ваэлин знал, у какого сорта людей бывает такое выражение на лицах, когда они смотрят на побоище. Несомненно, оно произошло по приказу этого человека, теперь глядевшего на все вокруг с голодной злобой.
— Он уничтожил свой собственный город, — произнес Ваэлин.
— И еще очень многое и многих, — добавил Эрлин.
Бородач подошел к центру платформы, встал перед камнем, посмотрел на черную гладкую поверхность. Мужчина стоял, пока не утихли крики и грохот обваливающихся зданий и не остался лишь слитный рев пожара.
Бородач закрыл глаза и обратил лицо к небу, протянул к камню руку. Злоба исчезла, сменилась безмерной усталостью, жалкой немощью. Раньше его рука лишь подрагивала, теперь тряслась, словно у паралитика. Рот раскрылся в беззвучном жалобном вопле…
Но внезапно мужчина вскрикнул и отвернулся, тяжело дыша, с перекошенным от ярости лицом. Ваэлин видел и такое: безумную гордыню и злобу того, кто не хочет принять очевидного поражения.
По лестнице взбежал большой отряд людей в красных доспехах с длинными деревянными балками в руках. Бородач отошел в сторону, красные принялись за камень. Они сунули балки под расширяющуюся, словно грибная шляпка, верхушку камня, подняли его и, невзирая на тяжесть, быстро понесли прочь по заваленным трупами улицам.
Бородач еще немного задержался, обшарил взглядом платформу. На его губах появилась легкая улыбка, в глазах — проблеск веселья. Ваэлина пробрало холодом при виде насмешливой злобы на лице бородача, кривой издевательской ухмылки. С нею бородач и сошел по лестнице вниз.
«Он знает, что я увижу это, — подумал Ваэлин. — А черный камень теперь лежит где-то и ждет, пока время сотрет его в пыль. Вот он, Союзник».
— Ты знал?
— Я подозревал, — оторвав руку от камня памяти, ответил Эрлин. — Но эти воспоминания очень древние. Сменилось множество поколений, рождались и рассыпались в прах тысячи государств, одна тайна этого мира громоздилась на другую.
— Лионен сказал, что ты коснешься черного камня, но будешь не собой, когда сделаешь это. Что он имел в виду?
— Наверное, что нам следует о многом подумать, — ответил Эрлин и протянул другую руку Ваэлину. — Здесь больше ничего не произойдет. Я однажды ждал без малого месяц, чтобы подтвердить это. Подожди достаточно долго, и, возможно, увидишь прибытие лонаков.
Ваэлин вздохнул, бросил последний взгляд на дымящиеся руины, потянулся к руке Эрлина — а та вдруг рассыпалась пылью еще до соприкосновения. Снова закружился вихрь, унесший и Эрлина. Но сейчас в буре красок ощущалась особенная свирепость, изощренная сложность в танцующих спиралях хаоса. Вихрь утих так же быстро, как и налетел, и открылась гора над деревней ларета. Но теперь Ваэлин остался в одиночестве. Была ночь, облака над головой отсвечивали оранжевым от огненных гор. Горы извергались. Среди дыма и пламени на склонах виднелись желтые языки лавы. Земля содрогалась под ногами.
— Так у тебя есть для меня счастливые вести?
Ваэлин обернулся. К нему со стороны группки домов шел Лионен. Теперь он был намного старше, длинные волосы сплошь поседели, лицо осталось худым, но уже казалось изможденным. Он остановился в нескольких футах от Ваэлина и нахмурился.
— А, так для вас прошло всего несколько мгновений?
— Да. Но мой друг…
— Это воспоминание не для него. — Лионен показал рукой на строения. — Я как раз собирался поужинать. Хотите присоединиться ко мне?
— Вы теперь гораздо лучше владеете моим языком, — шагая следом за Лионеном к строению побольше прочих, заметил Ваэлин.
Из других строений не доносился шум, окна зияли темными провалами.
— У меня было много лет на изучение. Я попутно выучил еще несколько, хотя ваш остался моим любимым. Не такой певучий, как сеорда, но поэтичней и практичней воларского.
Лионен остановился у двери своего дома и пригласил гостя войти первым. Внутри было тепло. Там стоял лишь низкий деревянный помост да в углу лежали свитки. Над огнем висел и испускал ароматный пар железный котелок, дым выходил сквозь узкий дымоход наверху.
— Я бы предложил вам суп, но, к сожалению, вы не смогли бы его попробовать, — садясь у огня, заметил Лионен.
— Почему я могу ощущать, но не прикасаться? — спросил Ваэлин.
— Камень захватывает образы прошлого, и потому они неизменны. Наш разговор уже произошел, хотя и кажется, что он происходит только сейчас. Произошедшее неизменно, к нему нельзя прикоснуться. Изменение — привилегия будущего.
Лионен поднял крышку, попробовал ложечкой содержимое.
— Перепелка с диким тимьяном и грибами. Жаль, что вы не можете попробовать. Я за многие годы довел рецепт до совершенства.
— Сколько лет вы прожили здесь?
— С тех пор, как построил этот городок. Пятнадцать лет. Раньше у меня были компаньоны.
— И что случилось с ними? — спросил Ваэлин.
— Одним наскучило мое бездействие, и они ушли. Другие разочаровались в моих уроках и отправились искать мудрости в иное место. Остальных я отослал сам. Теперь меня утомляет молодежь с ее чрезмерным энтузиазмом.
— Вы вытесали камень снаружи и наполнили его своей памятью?
— И не только его, — ответил Лионен. — Эти камни — не просто хранилища памяти. Они связаны друг с другом, через них можно общаться. Очень полезное изобретение для цивилизации, раскинувшейся на полмира.
— И все камни уничтожил муж вашей сестры?
— Да. Пока я рыскал по льдам в поисках невероятного, он занимался другой работой.
Ваэлин вспомнил рисунки на стене пещеры, трех гостей из-за моря, которых потом осталось двое.
— Ваша сестра умерла при попытке спасти людей льда. Вы принесли болезнь, она попыталась исцелить заболевших, но это стоило ей жизни.
— Она была целительницей и считала спасение людей своим долгом, хотя мы и отговаривали ее.
— Ее смерть изменила ее мужа, сделала его убийцей и разрушителем? — предположил Ваэлин.
— Возможно, смерть Эссары и затемнила его душу. Но, подозреваю, путь к убийствам и разрушениям он начал задолго до того. Видите ли, он постоянно страдал от разочарования, неудовлетворенности. Он так отчаянно пытался выстроить идеальный мир, цивилизацию, способную вознести людей к высотам. Но сколь бы легкой ни была жизнь, люди остаются людьми. Они лгут, ссорятся, предают. Сколько им ни дай, они всегда хотят большего. Моя сестра смягчала его. Без нее ему стало все тяжелее отдавать себя и вести других в надежде, что однажды люди исполнят великий план, достигнут назначенного. Он посчитал, что люди недостойны созданного для них мира, — и захотел уничтожить их вместе с миром.
Лионен налил суп в миску. Судя по аромату, он не зря хвалил свой суп.
— Скажите, женщина эорхиль отыскала предназначенный для нее камень? — усевшись, спросил Лионен.
Ваэлин вспомнил рассказ Мудрой о путешествии в разрушенный город, встрече с тенью Нерсус-Силь-Нин.
— Да, отыскала с помощью слепой женщины, наделенной вашим Даром.
— А, да, та слепая, — тепло улыбнувшись, сказал Лионен. — Она часто приходила в мои видения, но я никогда не заговаривал с ней. Она в юности была такой прелестницей. Мне бы очень хотелось встретиться с ней.
— Вы сделали камень, давший Мудрой ее имя, и знали, что когда-нибудь она отыщет его.
— Мои видения менялись. В одних она находила камень, в других — нет. Подозреваю, слепая чуть толкнула судьбу в нужном направлении. После своего путешествия по льду я вернулся в город и нашел там лишь руины и сгнившие трупы. Мой Дар не открыл мне того, что я увижу. Я обычно заглядывал слишком далеко в будущее. Черный камень исчез, камень памяти лежал разбитый. Я смог вытянуть из фрагментов достаточно воспоминаний, чтобы понять, кто разрушил город. Поглощенный горем, я провел несколько лет среди руин, учился языкам, тому знанию, которое открывали мне видения. Однажды ко мне явился образ женщины-эорхиль с идеально квадратным камнем, сделанным из того же материала, что и камни памяти. Но такого изделия в разрушенном городе не было, и я изготовил его. Я почти год тесал камень, свел до маленького кубика и влил в него все знание, открытое мне моим Даром. Надеюсь, та женщина осталась довольна.
— Она стала, э-э… очень полезной своему народу и моему. И за это я благодарен вам, — произнес Ваэлин.
Лионен благодушно пожал плечами и вернулся к трапезе.
— А что вы искали на льду, там, куда вы отвезли тело сестры? — спросил Ваэлин, когда молчание стало неловким.
— Легенду. Я знал, что для вас мой народ — немногим более, чем миф. Но в наше время тоже бытовали легенды и предания о молодости нашего мира. Я видел многое, говорящее о том, что наш мир гораздо древнее, чем мы можем себе представить, и полон невероятных чудес. Я отправился на поиски одного из них — существа, которое вы бы назвали богом. Это существо, по легенде, имело силу воскрешать мертвых.
Его взгляд затуманился, и он завершил трапезу молча. Ваэлин подумал, что их встреча могла стать для Лионена надоевшей обыденностью. Дар Лионена предвидеть лишь далекое будущее, на самом деле, слишком уж похож на проклятие. Он заполняет разум заботой о том, что случится через тысячи лет, и заслоняет кровавое настоящее.
Земля снова затряслась, застучали ставни на окнах, и Лионен будто пробудился. Он выскреб остатки супа и вышел наружу. Ваэлин последовал за ним и увидел, что Лионен привязывает миску к веревке, натянутой между домами.
— До реки внизу слишком уж далеко, — пояснил он. — А тут ветер вычистит миску до блеска. Это уже бессмысленно, но я всегда с трудом расстаюсь с привычками.
— А вы нашли своего бога из легенды? — спросил Ваэлин.
Лионен посмотрел на что-то за плечом Ваэлина и сказал:
— О Тень Ворона, я думаю, ты знаешь, кого именно я отыскал.
Ваэлин знал, кого он увидит. Но теперь волк не рычал, подошел тихо и был не таким огромным — всего по пояс Ваэлину, хотя, наверное, волк мог менять свой размер по желанию. Волк приблизился, понюхал землю у ног Ваэлина, напомнив о том, как искал запах Меченый.
— Он может учуять тебя, пусть всего лишь как эхо, долетевшее из далеких времен, — сказал Лионен. — Кажется, он хочет отыскать тебя тогда.
Волк уселся на задние лапы и зевнул, розовый язык скользнул меж острыми зубами, зеленые глаза глядели со спокойной приязнью.
— Он следовал за вами со льда?
— Да. Я нашел его так далеко на севере, что думал, будто стою на вершине всего мира. Он был больше тогда, от носа до хвоста — настоящий бог, которого я и хотел отыскать. Он подошел ближе, понюхал тело Эссары, зубами стянул саван с лица. Ко мне прилетела безумная мысль, что он желает пожрать мою сестру. Но он лишь единственный раз лизнул ее лицо… и я услышал ее голос.
Лионен помрачнел и направился к камню памяти. Ваэлин пошел следом, рядом трусил волк.
— У тебя есть вопросы, так задавай их. У нас мало времени.
— Что такое черный камень? Зачем он забрал его? — спросил Ваэлин.
— Я уже сказал вам: это ящик. Мы открыли его вместе. Результат — этот мир.
— Вы говорили, что Эрлин будет не Эрлин, когда коснется камня. Что это значит?
— Древний человек уже сказал вам, что его едва не забрали, когда подошла смерть и открылся Порог, — напомнил Лионен. — Вы знаете, что Союзник использует захваченные и извращенные души, чтобы сеять хаос в этом мире. Как думаете, отчего Союзник не послал одну из них украсть тело Эрлина?
Лионен остановился перед камнем памяти и легко улыбнулся.
— Это последний, вытесанный моей собственной рукой. Все камни происходят из одной шахты глубоко в горах земли, которую вы зовете Северными пределами. Там же мы отыскали и черный камень — единственный его слиток — вещество с очень странными свойствами. Конечно, Союзник придумал обтесать его, хотя сестра протестовала, говорила, что такую мощь нельзя отдавать в людские руки. А Союзник рассмеялся, и прижал ее к себе, и сказал: «Любовь моя, всякая мощь должна быть в людских руках, ибо как иначе мы превзойдем человечество?»
— Его притягивали сила и власть, — проговорил Ваэлин.
— Словно стервятника трупы. Нет большей силы, чем победить саму смерть.
Слова Лионена падали тяжело и веско, взгляд стал суровым и холодным.
— Я не сделаю этого, — сказал Ваэлин.
— Тогда увидишь, как умирает твой мир. Я видел, как умер мой. Окружающая нас земля бесплодна на много миль во все стороны. Там и сям выжили деревушки, нескольким городам повезло не привлечь внимания тех, кого люди в мое время называли «дермос». Но со временем люди размножатся, города разрастутся, образуются королевства и империи, и человечество с его неизбывной жадностью и жестокостью снова превратится в спелый плод. Пока он ждет. Я чувствую, как он притаился за Порогом, интригует, строит планы. Он еще не настолько силен, чтобы захватить меня, когда я уйду туда. Хотя, несомненно, он попытается.
— Но вы и убили его. Вы — причина того, что он за Порогом.
— А как еще я мог бы отыскать последователей здесь, на умершей земле? С волчьей помощью я нашел способных помочь мне, отряд храбрых воинов и тех, что обладали умениями, которых и сами не понимали целиком. Все они оплакивали погибших родных и друзей. Воларцы со временем назовут мой отряд охранителями. Вместе мы убили его.
Земля сотряслась опять. Лионен тревожно посмотрел на восток, указал на камень.
— Все. Время пришло.
— Что-то должно случиться? — спросил Ваэлин.
— Давно обещанный финал, — проговорил Лионен и повернулся к огненным горам.
Те пылали ярче, облака над головой окрасились в свирепый багрянец.
— Вскоре гора в пятидесяти милях отсюда извергнет тучу горячего пепла. Туча прилетит сюда быстрее, чем может бежать человек. Мой городок засыплет пеплом, на многие столетия он скроется от людских глаз. Но со временем ветер и дожди унесут пепел — и мои кости вместе с ним. Это единственное дозволенное мне видение моего будущего, картина моей смерти.
— Вы видели мое будущее? Знаете, что произошло с моим народом?
Лионен обернулся и печально, с сожалением посмотрел на Ваэлина, затем тепло и просто, без тени иронии улыбнулся.
— Тень Ворона, я увидел достаточно для того, чтобы пожалеть тебя.
Гора задрожала, и Лионен зашатался, снова посмотрел на огненные вершины.
— Тебе нужно убить его тварей, запереть их в украденных телах и убить, — сказал он. — Без подручных в этом мире жажда власти усилится, а бездействие станет невыносимым. Черный камень лежит под ареной в Воларе. Когда все будет сделано, приведи туда человека, бывшего мужем Эссары. Одно прикосновение отдает. Второе — забирает.
С востока донесся оглушительный рев, выплеснулась целая волна лавы, забила фонтаном, затем опала, покатилась по склонам родившей ее горы. Мощный толчок швырнул Лионена на колени, багровое сияние поблекло, небо потемнело. Из расколотой вершины вырвалось жуткое черное облако и с чудовищной скоростью понеслось по склонам. Волк тихонько, но настойчиво заворчал, ткнул мордой в ладонь — подталкивал к камню. Ваэлин протянул руку, но был не в силах дотронуться, все глядел на Лионена. Тот стоял на коленях, широко раскинув руки, а раскаленный пепел летел необоримым черным приливом.
— Моя сестра выговорила мое имя! — закричал Лионен.
Затем туча захлестнула гору и поглотила его. Ваэлина окутало невыносимым жаром, перехватило горло — но рука уже легла на камень…
…И Ваэлин заморгал от яркого света, закашлялся от холодного воздуха, неожиданно хлынувшего в легкие, затем посмотрел на то место, где, принимая гибель, стоял Лионен, — но увидел голый, без малейших следов камень.
— Что ты видел? — хмурясь, с тревогой спросил Эрлин. — Оно задержало тебя. Наверное, показало новое?
Трудно было глядеть на замешательство, страх и странную надежду в глазах бессмертного. Ваэлин отвернулся и подумал, что не сделает того, о чем говорил Лионен. Но что же за власть живет в черном камне?
— Нам действительно следует о многом подумать, — сказал Ваэлин и пошел к лестнице.
Замерцало, появился Лоркан и, не обращая внимания на зашептавшихся сентаров, уселся рядом с Ваэлином. Волки Асторека испуганно заскулили, тот успокоил их взглядом.
— Тысяч пять людей, — доложил Лоркан. — Все набились в нутро вон той горы.
Он указал на крутобокий пик поблизости. На трети высоты от подножия в боку горы виднелась зияющая расщелина.
— Я далеко не заходил, но видел достаточно. Они в тяжелом состоянии. Много недавно раненных, немало умирающих. Почти половина собравшихся там — дети. Взрослые не ладят, сидят группками по разным углам и нехорошо глядят друг на друга.
Ваэлин разозлился, узнав, что в его отсутствие Дарена снова выходила из тела. Когда он вернулся, то обнаружил ее обмякшей у костра, зажатой между Карой и Кираль. Ваэлин присел рядом на корточки, погладил ее холодный как ледышка лоб.
— Больше — ничего подобного. Иначе накормлю тебя снадобьем и одурманю до беспамятства.
— Не ворчи, — улыбнувшись, сонно выговорила она, полумертвая от усталости. — Кажется, я отыскала союзников.
— Кто-нибудь видел вас? — спросил Ваэлин Лоркана.
— Когда я попытался зайти дальше, маленький мальчик указал на меня рукой и завизжал. Если он и Одаренный, то, похоже, единственный среди них.
— Нам следует идти одним, — заметил Эрлин. — Большая группа возбудит слишком много подозрений.
— Страх может быть полезным, — возразил Ваэлин и обратился к Астореку: — Скажи своему отцу, чтобы привел всю армию в эту долину.
Ваэлин подождал до полудня, затем неторопливо поехал на Шраме к горе, остановился у ее подножия, посмотрел на кривую расщелину, вблизи оказавшуюся входом в пещеру, огромным и темным. И ни струйки дыма, ни случайного отзвука, способного выдать прячущихся. А ведь они, несомненно, видят гостя.
Он отпустил поводья, позволил Шраму щипать скудную траву горной долины. Ваэлин не то чтобы знал, как обернутся дела. Пертак рассмеялся, когда Ваэлин поделился планами союза горцев и людей льда. Вождь ларета обзавелся свежим шрамом на челюсти, а за стеной поселения появилась новая могила. Пертак не отнимал руки от кожаного кошелька на поясе, двигался пригнувшись и постоянно озирался. Но рассмеялся искренне и, не переставая хихикать, затопал к поселению.
— Пусть южные козлотрахи сдохнут, и тогда их рудные жилы достанутся нам, — перевел его слова Эрлин.
Вскоре из пещеры появился первый беженец, мужчина в килте и с топором. Ваэлин поднял обе руки, показал ладони. Тогда из темноты вышли люди, молча встали у входа. Ваэлин прикинул, что толпа с полтысячи, и опустил руки. Сзади донесся гомон — приближалось войско. Первыми явились копьястребы, огласившие долину пронзительным клекотом, стали летать над пещерой. Затем Ваэлина окружили волки, около сотни. Шрам нервно задрожал. Ваэлин всмотрелся в лицо первого вышедшего. Далеко, трудно разобрать черты, но, похоже, старик. Наверное, вождь. Слишком уж разномастная компания собралась вокруг, множество символов и цветов. Вряд ли старик сможет говорить за всех. Но, несомненно, его здесь уважали.
Старик обменялся несколькими словами с людьми вокруг и пошел вниз по склону. Беженцы, одетые в такие же цвета и с такими же знаками, немедленно двинулись следом. Остальные задержались — потрясали оружием, кричали друг на друга. Но раздор быстро угас, и все поспешили вниз.
Ваэлин не спускал глаз с идущего впереди. Воины Волчьего народа скопились за спиной Ваэлина. Старик неторопливо, но решительно шел к незваному гостю и остановился в двадцати шагах. Остальные выстроились по обе стороны вождя. Ваэлин взялся за поводья и медленно поехал. Спустившиеся глухо зароптали, но не стали грозить оружием.
Ваэлин остановился в нескольких ярдах от старика, заглянул тому в лицо и увидел усталого, измученного человека, почти обезумевшего от горя, потерявшего весь свой мир за несколько дней. Кираль говорила, что ее песнь принесла вести о гневе и растерянности этих людей. Они не видели спасения от беды.
— С тех пор как мы отыскали бессмертного, моя песнь с каждым днем все мрачнее и безысходней, — поделилась с ним Кираль. — И я больше ничего не могу сказать наверняка.
Но, заглянув в боль старика, Ваэлин разглядел нужное. Он много раз видел такое во время марша в Алльтор: лица мучимых, изнасилованных, потерявших родных — и пылающих жаждой мести.
Воларский Ваэлина был груб и примитивен. Но Эрлин регулярно давал уроки, и они пошли на пользу.
— Мы идем на юг, убивать воларцев, — сказал Ваэлин и хлопнул себя по груди, а затем указал на южный конец долины: — Идите с нами.
