ГЛАВА ПЯТАЯ
Ваэлин
Ваэлин однажды провел зиму на Скельском перевале в попытке справиться со все учащающимися набегами лонаков. Тогда здесь было множество братьев и Бегущих Волков, а теперь никто даже не вышел навстречу из приземистой сторожевой башни. Молчаливые стены, пустые бойницы. Соллис не просто так оставил крепость. С лонаками помирились, а война требовала собрать все без исключения мечи. Но все же пустота на северных границах Королевства помимо воли будила тревогу. Столь многое изменилось за такое короткое время!
— Когда-то мои люди ликовали бы при виде такого, — сказала Кираль, без сомнения, ощутившая тревогу Ваэлина. — А теперь это для них — зловещий знак.
Рядом с Ваэлином остановился лорд-маршал Орвен. Его полсотни рыцарей — все, что осталось от Королевской конной гвардии.
— Выставьте часовых. Сегодня мы заночуем здесь.
Ваэлин провел ночь в башне вместе с Кираль и Одаренными с мыса Нерин. Все они выбрали отправиться с ним, а не в грядущее плавание за океан с королевой. Та благословила их на поход тщательно подобранными словами и милой улыбкой, но Ваэлин знал, как на самом деле отнеслась Лирна к его авантюре. Он рассказал ей все с глазу на глаз. Королева вызвала его к себе поздним вечером. Из-за дверей доносился смех — дети еще не спали. Сирот все прибывало, и уже две сотни их заселили это крыло дворца. Все они по королевскому слову теперь считались подопечными короны.
Апартаменты Лирны не блистали роскошью. Их заполняли книги и свитки брата Харлика, на столе лежали аккуратные стопки листов, исписанных ровным изящным почерком королевы. Комнату скудно освещали единственная лампа да огонь из камина. Половину лица королевы скрывала тень. Лирна смотрела на гостя с усталым любопытством, будто ожидала, пока он закончит рассказывать скверную шутку.
— Вы собираетесь идти пешком через северный лед в середине зимы? — спросила она.
— Нас поведет песнь Кираль. Она говорит с благословения Малессы. Я знаю, вы доверяете ей.
— Я доверяю и тому обстоятельству, что Малесса всегда действует в интересах лонаков. Если ей выгодно отправить вас в никуда — она отправит, — хмуро произнесла Лирна.
Но затем она перестала хмуриться, взяла со стола кусок пергамента, поднесла к свету. Ваэлин узнал руку Алорнис: слишком уж ровные, идеальные линии. Но раньше таких рисунков он у сестры не видел. Что-то непонятное, полукруглое, форма, образованная перекрещением прямых линий.
— Ваша сестра предлагает изменить саму концепцию кораблестроения. Изнутри корпус сформирован множеством связанных коротких балок, вместе описывающих нужную дугу. В сущности, это воплощение на практике концепции тангенциальных дуг Лервиаля. Хотя Алорнис утверждает, что никогда не читала его трактат. Если мы примем ее план, к изготовлению кораблей можно будет приставить практически неквалифицированных рабочих. Они изготовят тысячи балок, сэкономят нам многие месяцы работы…
— Так почему бы не воспользоваться ее предложением?
— Потому что раньше никто так не делал. Никто не строил корабли таким образом. Равно как и за всю историю никто не смог успешно пересечь льды даже в середине лета.
— Кираль доверяет своей песни, а я доверяю Кираль.
— Этот Эрлин так уж важен? — спросила Лирна.
— Полагаю, да. Проживший столько веков обладает знанием более ценным, чем все свитки Харлика вместе взятые. Легенда говорит, что ему запретили вход за Порог. Это может значить, что он заглянул туда, как и я. Возможно, он увидел больше меня.
Лирна нахмурилась снова.
— Арендиль однажды рассказал мне о Керлисе. Будто бы дядя признался, что встречал его, проклятого и обреченного на вечную жизнь за отказ присоединиться к Ушедшим. И потому Керлис коротает свои бесконечные дни, скитаясь по земле в поисках человека, которому предназначено убить бессмертного. А такой человек якобы должен родиться среди Одаренных этой страны. — Королева устало усмехнулась. — Ваэлин, это все сказки. И вы всерьез хотите, чтобы я в них поверила, одобрила подобное безумие и отослала своего владыку битв умирать в ледяной пустыне?
— Мы заплатили немалую цену, чтобы понять: не во всех сказках одна лишь ложь и фантазии.
Ваэлин выпрямился, вдохнул, чтобы заговорить официально, но Лирна предостерегающе подняла руку:
— Пожалуйста, не оскорбляйте мой слух просьбой об отставке. Я могу приказывать всем в этом королевстве, но я не хочу приказывать вам.
— Ваше величество, я очень благодарен вам. Позвольте мне предложить на мое место графа Морвена.
— Хорошо. Сколько вы возьмете солдат?
— Нисколько. Я пойду вместе с Кираль.
— Это неприемлемо, — отрезала королева. — Сотня лорда Орвена и Одаренные из Пределов пойдут с вами.
— Жена Орвена на сносях. Я не хочу, чтобы граф отправился в настолько опасное путешествие.
— Милорд, этого хочу я. Орвен — солдат и знает свой долг, нравится ему это или нет.
— Как пожелаете, ваше величество, — глядя на непреклонное лицо королевы, произнес Ваэлин. — Я хотел бы спросить и о другом деле, которое мы обсуждали.
Ее пальцы вздрогнули.
— Вы хотите слишком многого, — каменным голосом ответила Лирна.
— Не он виноват.
— Я знаю. Но сцена убийства брата вряд ли сотрется из моей памяти.
— Если вы хотите наказать его, предложенный мной способ подойдет как нельзя лучше.
Она посмотрела ему в глаза. В тусклом свете ее лицо казалось чеканной маской.
— Милорд, я хочу лишь одного: безопасного будущего для этого Королевства. Я пошлю вашего брата за море, чтобы он стал провозвестником моего пришествия, но не просите меня простить его. Умение прощать подобное уже не в моей власти.
«Если бы Янус смог исполнить свой замысел, мы были бы женаты», — подумал Ваэлин.
Он пожелал остальным спокойной ночи и поднялся на вершину башни. Изо рта шел пар. Ваэлин плотней завернулся в плащ, присмотрелся к зловещей тьме за перевалом.
«Интересно, были бы наши дети убийственно сильными? Или прекрасными? Или всё сразу, как сама королева?»
Чуть изменился посвист ветра, прилетел легкий запах: дым костра, пот.
— Я знаю, что ты здесь, — не оборачиваясь, сказал Ваэлин.
Лоркан сухо рассмеялся, подошел ближе. Копна буйных волос свисала на бледное как иней лицо.
— К милорду вернулась песнь?
— Есть чувства и помимо зрения, — заметил Ваэлин, понаблюдал за тем, как Лоркан переминается с ноги на ногу, и добавил: — Как мне кажется, ты пришел с просьбой.
Лоркан потер ладони, потупился и заговорил с нарочитой веселостью:
— Милорд, сдается мне, я уже с избытком поработал на наше великое дело. Я горжусь тем, что совершил ради него, и, думаю, вы согласитесь со мной. Я сделал много. Но, кажется, мне настало время попытать счастья в местах потеплее.
— Вы хотите, чтобы я отпустил вас.
— Да, милорд, — склонив голову, с легкой улыбкой подтвердил Лоркан.
— Хорошо. Учитывая природу вашего Дара, я в любом случае едва ли мог бы задержать вас.
— Милорд, я очень благодарен вам, — сказал Лоркан, но не ушел. Он по-прежнему стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Что еще? — устало вздохнув, осведомился Ваэлин.
— Милорд, Кара.
— Она тоже хочет, чтобы ей позволили уйти?
— Нет, она тверда в своей решимости следовать за вами. Но если вы ей прикажете…
— Нет, — отвернувшись, отрезал Ваэлин.
— Она еще почти ребенок, — угрюмо заметил Лоркан.
— Почти ребенок — но с добрым мудрым сердцем и великим Даром. Она очень ценна для меня, и я горжусь, что она решила остаться со мной. Вы можете взять лошадь, оружие и всю свою военную добычу, но, пожалуйста, уходите до рассвета, — сказал Ваэлин и пошел к лестнице.
— Я не могу! Вы же знаете, я не могу уйти без нее! — закричал Лоркан, и эхо подхватило его голос, понесло над перевалом.
Ваэлин посмотрел на молодого Одаренного, глядевшего дерзко и вызывающе, но сжавшегося от страха и злости и, без сомнения, готового в любой момент исчезнуть.
— Я знаю, что жизнь иногда оставляет людям только выбирать из скверного и худшего, — сказал Ваэлин. — Если вас не будет здесь утром, я постараюсь объяснить это Каре.
Когда на следующий день отряд отошел на пять миль от перевала, Кираль внезапно дернула поводья, остановила пони и внимательно посмотрела на запад.
— У нас беда? — спросил Ваэлин.
— Что-то… нет, кто-то новый, — хмуро и растерянно ответила лоначка.
— Песнь?
— Нет, там не певец, и моя песнь ни о чем не предупреждает — но он зовет меня.
— Откуда?
— Из разрушенного города, — запинаясь, выговорила Кираль.
В ее голосе отчетливо слышался страх. Ваэлин впервые увидел ее испуганной. Он кивнул и подозвал Орвена:
— Милорд, мне нужны пятеро. Разбейте лагерь в долине впереди и ожидайте нашего возвращения.
Затем Ваэлин крикнул Одаренному, уныло трусящему посреди колонны:
— Мастер Лоркан! Пожалуйста, присоединяйтесь к нам!
До руин было два дня ходу. Кираль хорошо знала горы, потому добрались быстро и без помех.
Развалины остались в точности такими, какими Ваэлин помнил их, но теперь он не ощущал гнетущей тревоги, мучившей и не дававшей покоя в прошлый раз, — в отличие от лоначки и Лоркана.
— О Вера, тут еще хуже, чем в лесу, — выдохнул обмякший, побледневший Лоркан.
— Я раньше никогда не подходила так близко, — пробормотала растерянная Кираль. — Это место — не для живых.
Ваэлин ободряюще улыбнулся юноше и кивком указал на руины.
— Мастер Лоркан?
Немного поколебавшись, тот слез с коня, глубоко вдохнул и решительно направился к городу. Через несколько шагов Одаренный будто растворился в воздухе. Гвардейцы дружно охнули.
— Тот, кто ждет нас, сможет его увидеть, — сказала Кираль.
— Я знаю, — отозвался Ваэлин.
— Тогда зачем его посылать?
— Что за жизнь без веселья?
Долго ждать не пришлось. Тишину руин разорвал пронзительный визг, перепуганное эхо заметалось среди камней. Кираль схватилась за лук, гвардейцы обнажили мечи и выстроились в ожидании врага. Ошалевший от ужаса Лоркан появился на краю города и стремглав помчался к своим. Вскоре появилась и причина ужаса, большая, бурая, оскалившая пасть и злобно ревущая.
— Не знал, что они вырастают настолько громадными, — прокомментировал Ваэлин.
На четвереньках медведь был футов пяти в холке — а значит, полных десять футов на задних лапах. Казалось, он ковылял с трудом — но благодаря длине лап бежал очень быстро.
— Ради Веры, прикончите его! — заорал мчащийся со всех ног Лоркан.
Медведь был уже в нескольких шагах.
— Не стрелять! — приказал Ваэлин прицелившейся лоначке.
Он различил среди камней знакомый маленький силуэт, а рядом с ним другой, лишь немного повыше, держащий что-то вроде длинной палки. Медведь вдруг резко остановился, ударил передними лапами оземь так, что полетела галька, закачался, скорбно зарычал, не спуская взгляда с Лоркана. А тот стоял на четвереньках за спиной гвардейца и, похоже, готовился выметать завтрак.
Как и другие кони, Шрам попятился при виде медведя, от страха замотал головой, норовя вырвать поводья из рук Ваэлина. Тот спешился, погладил животное по боку.
— Все в порядке, он не повредит тебе, — успокаивая, тихо сказал Ваэлин коню.
Медведь снова рыкнул, замотал огромной головой, словно собирал силы для следующей атаки, но затем напрягся и застыл, будто статуя. Рядом с ним появился маленький, одетый в меха человек с длинной, в свой рост, костью в руках.
— A-а, он еще молодой, шалит немного. Враги-то и друзья пахнут одинаково, — сказал человек.
— Мудрый Медведь! — радостно воскликнул Ваэлин и крепко пожал шаману руку. — Ты далеко ушел от Пределов.
Ладонь у маленького шамана была словно железная.
— Ты же идешь на лед, — пожав плечами, сказал тот. — Я покажу как.
— Он очень настаивал, — вымученно улыбнувшись, добавила стоящая рядом Дарена.
Ваэлин подошел к ней, притянул к себе, обнял. И даже в груди заныло от осознания того, насколько сильно он тосковал о ней.
«Нет, я непременно отошлю ее назад поутру», — пообещал он себе и тут же понял, что солгал.
Они вместе съели жаренную на вертеле козу. Судя по глубоким шрамам, бедная коза пала жертвой шаманьего питомца.
— Железный Коготь приносит хорошее мясо, — подтвердил Мудрый Медведь. — Себе оставляет только потроха.
После трапезы Ваэлин отправился вместе с шаманом бродить среди руин. Тот рассматривал изломанные, раскрошившиеся статуи, иногда тыкал костью в заросший травой каменный хлам. Медведь шел неподалеку и тоже активно интересовался развалинами, совал нос в каждую щель, а иногда цеплял острыми когтями камни и выворачивал их.
— Железный Коготь хочет жуков и личинок, — пояснил шаман. — Медвежье брюхо всегда пустое.
— Откуда ты узнал, что нужно идти сюда? — спросил Ваэлин.
Мудрый Медведь с удивлением посмотрел на собеседника, словно и представить не мог настолько глупого вопроса.
— Тут большая… — начал он и запнулся в поисках подходящих слов. — Э-э, сила большая.
Шаман растопырил руки — мол, вот какая — и присвистнул.
— Возмущение? Буря? — видя замешательство шамана, предположил Ваэлин.
— Буря?.. Да, большая, в море силы.
«Он видит Тьму как море силы», — подумал Ваэлин и спросил вслух:
— Ты можешь видеть море силы?
Шаман хохотнул.
— Его никто не видит. Люди чувствуют бури, ощущают тех, кто прикасается к морю, слышат песни, если их поют. Я почувствовал бурю, услышал, как поет девушка, и прилетел сюда вместе с Умеющей Летать.
Они подошли к большой каменной голове бородатого мужчины с встревоженным лицом. Ваэлин помнил ее еще с первого своего визита в разрушенный город. Мудрый Медведь осторожно положил ладонь на лоб статуи, закрыл глаза.
— Буря здесь уже была. Сейчас слышен только далекий отголосок.
— Отголосок чего?
— Того, что было и будет.
Шаман убрал руку, скорбно покачал головой.
— Мне казалось, это король или вождь, — предположил Ваэлин.
— Нет, это мудрый их племени. Хранитель историй.
— Но его мудрости не хватило, чтобы спасти город?
— Есть то, что никому не под силу остановить. Он построил город, шаманы наполнили камни силой, чтобы петь.
— Наполнили камни силой?
Ваэлин вспомнил повествование Мудрой о том, как она получила свое имя, о камне, который дала ей тень Нерсус-Силь-Нин, сказав что она — всего лишь память, оставшаяся в камнях Мартише и Великого Северного леса.
— Они могли помещать свою память в камни?
— И не только память… чувства тоже, — ответил Мудрый Медведь и медленно повел посохом вокруг, указал на величественные руины, когда-то бывшие полным чудес городом. — Это место полно силой.
Он брел по руинам и всматривался в камни, словно заядлый охотник, выслеживающий редкую дичь. Ваэлин шел за ним сквозь лабиринт развалин, мимо уцелевшего здания — одного из немногих. Брат Харлик считал его библиотекой. Наконец шаман с бывшим владыкой битв пришли к сложенному из камней помосту. Целым он был бы футов десяти высотой, но поддерживавшие его колонны разрушились, поверхность просела и растрескалась от края до края. Мудрый Медведь остановился и содрогнулся от омерзения, но все же поднялся на платформу и коснулся посохом камня в ее центре.
— Тут есть что-то, — сказал шаман. — Черное.
Ваэлину не понравилась растерянность, почти страх на лице шамана, сделавшегося будто старше, мельче. Тот присел, осторожно приложил ладонь.
— Что-то черное? В смысле из Тьмы? Что-то с силой?
— Черное, — с усилием произнес шаман и встал. — А сейчас оно далеко ушло. Его взяли.
— Кто взял?
Шаман посмотрел Ваэлину в глаза.
— Ты знаешь кто. Мы идем через лед, чтобы найти его.
Дарена уселась рядом, накрыла шкурой их обоих.
— Командовать я оставила Ультина. Вряд ли это ему понравилось, но кого еще? Другие и вполовину не так способны, как он.
— А золото? — спросил Ваэлин.
— Первый корабль придет в Морозный порт, самое большее, через месяц, наверняка — к великому удовольствию лорда Дарвуса.
— Не он первый и не он последний наживется на этой войне, — сказал Ваэлин и умолк.
Так приятно ощущать тепло ее тела — и так не хочется говорить то, что нужно сказать. Но Дарена будто прочла его мысли и заговорила сама:
— Я не уйду. — И коснулась губами его губ. — Как Алорнис? — затем спросила она.
Он вспомнил каменное лицо сестры в утро прощания, ее отчаянные попытки не заплакать. Она все-таки заплакала, уткнув лицо в грудь брата, вцепилась и не хотела отпускать. Лирне пришлось осторожно, но настойчиво оттащить ее. Последний взгляд на сестру остался темным пятном в памяти. Алорнис отвернулась и плакала на плече у королевы.
— Она очень нужна королеве и хорошо служит ей, — сказал Ваэлин. — Таланты Алорнис оказались еще большими, чем мы ожидали.
Дарена зашевелилась, посмотрела в ночное небо — чистое, усыпанное звездами.
— Она зашла, — пробормотала девушка.
Ваэлин понял, о какой это звезде — об Авенсурхе, в честь которой Санеш Полтар дал ему племенное имя. О ней говорили, что, пока она сияет, не бывает войн. Теперь она стала крохотной точкой среди других таких же.
— Мы еще увидим, как она засияет, — надо попросту очень долго прожить, — сказал Ваэлин.
— Мне не нравится тут, — отвернувшись, глухо произнесла Дарена.
— Здесь когда-то творились страшные дела. Мудрый Медведь говорит, что камни все еще помнят.
— Я не про город, а про горы, где живет племя, родившее меня…
Она умолкла — но Ваэлин понял недосказанное.
— И убившее твоего мужа.
Она едва заметно кивнула.
— Как его звали?
— Его люди называли его Леорда Ниль-Асриль, Живущий в снах. Я звала его просто Асриль. Сеорда считали его тихоней. Он редко разговаривал, часто витал в мечтах, редко ходил в набеги против лонаков, хотя в боях с Ордой показал себя умелым и храбрым бойцом. Однажды лонаков пришло больше обычного и они проникли далеко. Я узнала о набеге, когда гостила у отца. Я помчалась в лес и нашла среди множества трупов тело Асриля. Поверх него лежал труп лонака. Они выглядели очень мирно, словно улеглись спать рядом. Я кинулась искать его душу — но он ушел еще днем накануне.
Дарена замолчала. Ваэлин прижал ее крепче, чтобы впитать ее тепло, мягкость ее грудей. А потом она заговорила очень тихо, почти зашептала, и ее голос был полон страха:
— Я сделала все, чтобы умереть в тот день. Моя душа парила над лесом и смотрела на его тело. Я знала, что мое тело скоро остынет и я приду к мужу, к вечной охоте среди теней. Меня вернул отец. Я услышала его голос. Он просил, умолял. Вернувшись в тело, я не ощутила холода. Честно говоря, прошла не одна неделя, прежде чем я ощутила хоть что-то. Потом я отправилась к камню посоветоваться с Нерсус-Силь-Нин. А она сказала мне то, во что я не захотела поверить.
Дарена посмотрела прямо в глаза Ваэлину.
— Она сказала, что мне предстоит еще многое сделать. Впереди — великие испытания. А проводить жизнь в горести — непозволительная роскошь. Еще она сказала мне, что подарила имя сеорда человеку, которого я полюблю. — Она тихонько рассмеялась. — Я подумала, что Нерсус-Силь-Нин сошла с ума. Я ошиблась.
Двумя днями позже они вернулись к отряду Орвена — и обнаружили его в боевом порядке и с оружием наготове. Причина виднелась на гребне холма в четверти мили к северу: сотня лонаков на коренастых пони.
— Они появились сегодня утром, — доложил Орвен Ваэлину, поклонился Дарене. — Миледи, я так удивлен вашему появлению здесь!
— Милорд, я слыхала, вас можно поздравить.
— Боюсь, с поздравлениями придется немного повременить, — заметил Орвен и кивнул в сторону лонаков.
Ваэлин глянул на Кираль, напряженно уставившуюся на соплеменников.
— Они пришли, потому что им сказала Малесса. Но тут не все хорошо, — наконец произнесла Кираль.
— Значит, лучше поехать и поздороваться, — заключил Ваэлин.
Он приказал Дарене и остальным быть с Орвеном, а сам вместе с Кираль поехал к лонакам. Ваэлин почти достиг холма, когда по склону вниз затрусил пони с кряжистым, широкоплечим седоком. Бритую голову того покрывал узор из кривых линий, похожий на лабиринт.
Мужчина остановился в нескольких ярдах от пришельцев, метнул на Ваэлина полный ярости взгляд и резко заговорил с Кираль.
— Это Альтурк, талесса клана Серых Соколов, — представила та.
— Мы уже встречались, — заметил Ваэлин. — Как ваш сын?
Лицо Альтурка перекосилось от гнева, Кираль сжалась, а Ваэлин едва поборол желание выхватить меч из ножен.
— Мой сын был мусор. Мелкий, дрянной, — сказал талесса на ломаном языке Королевства. — Его никчемная жизнь хорошо закончилась.
Ваэлин подумал, стоит ли соболезновать, решил, что это будет воспринято как новое оскорбление, и вместо того сказал:
— Малесса дала нам право на свободный проход. Что вы делаете здесь?
Альтурк ощерился и заговорил медленно и размеренно, словно боялся поперхнуться злостью:
— Малесса приказала сотне сентаров идти за тобой. Лучшая кровь лонакхим прольется по твоему слову.
— Вам известен наш путь? Мы пойдем сквозь большой лед в земли наших врагов. Впереди много опасностей.
— Слово Горы не подвергают сомнениям, — сказал Альтурк, дернул поводья и развернул пони. — Иди за нами, не сворачивай со следа. Тут мало кто приветит тебя. Я не обещаю тебе безопасного проезда.
Отряд покрыл тридцать миль до темноты, люди и кони выбились из сил. Сентары без устали рысили по мириадам каньонов и долин — и всегда с оружием наготове. Многие держали стрелы на тетивах луков и постоянно обшаривали взглядом окрестности. Несколько пони ехало без всадников, у некоторых воинов виднелись свежие повязки с пятнами крови.
— Малесса попросила у наших людей слишком многого, когда захотела, чтобы вы проехали без помех, — объяснила Кираль, заметившая, как Ваэлин глядит на раненых. — Фальшивая Малесса пала, но ее слова еще живут во многих душах.
— Но вы же и были фальшивой Малессой, — удивленно напомнил он. — Разве ваше присутствие среди нас не удерживает от нападения?
— Когда Малесса освободила меня, я ушла с Горы вместе с сестрами и рассказывала мою историю у костров каждого клана, — печально улыбнувшись, поведала Кираль. — Историю принимали хорошо, там ведь столько удивительного. Большинство поверило мне. Но кое-кто посчитал, что Малесса сбила меня с пути. Поработившая меня тварь умела обращаться со словами. Она искусно сеяла сомнения в душах тех, кто уже погряз в злобе и жестокости. Ненавидеть легче, когда ненависти помогает разум, а тварь находила много причин ненавидеть.
Лагерь разбили на низком плато среди скал. Альтурк выставил сильную охрану со всех сторон. Большинство сентаров предпочитало оставаться подальше от мерим-гер, но кое-кто живо заинтересовался новыми спутниками. Когда Дарена спешилась, к ней подошла коренастая лоначка, внимательно посмотрела на нее и затараторила по-лонакски.
— Я не знаю вашего языка, — смущенно выговорила Дарена.
— Она спрашивает, принадлежишь ли ты к клану Стеклянных Стрел, — перевела Кираль. — Твое лицо похоже на лицо ее кузины, погибшей много лет назад.
— Как она погибла? — хмуро глянув на суровую лоначку, осведомилась Дарена.
— В набеге. Ее кузина погибла вместе с сестрами и их детьми. Лонаки сначала посчитали виновными сеорда, но следы были не их, и к тому же сеорда никогда не убивают детей.
Дарена отложила снятое с лошади седло, подошла ближе к лоначке.
— Как звали ее кузину?
— Милека. Это значит «Сова».
Лоначка заговорила.
— Она сказала, что тебе есть о чем поведать у костра, — перевела Кираль.
— Да, у меня есть о чем поведать, — нехотя подтвердила Дарена.
Женщина привела дюжину лонаков. Они сидели на корточках у костра и слушали, как рассказывала Дарена и переводила Кираль. Лонаки не слишком уютно чувствовали себя рядом с Мудрым Медведем и Железным Когтем, но любопытство перевесило. Похоже, лонаков искренне заинтересовала история разрушения деревни, хотя воспоминания Дарены были смутными и обрывочными. Кое-кто беспокойно зашевелился, услышав про волка и про то, как он пронес Дарену через лес, но все досидели до конца. Когда Дарена закончила на том, как ее нашел и удочерил лорд Аль-Мирна, лонаки закивали и принялись хвалить рассказ.
— Им понравилось, — с облегчением произнесла Кираль. — А хороший рассказ многое значит для моего народа.
Из тени у ближайшей скалы вдруг вышел Альтурк. Он встал, скрестив руки на груди, не отрывая взгляда от Дарены.
— Ты жила как мерим-гер. Но на твоих руках — побрякушки сеорда.
— Я и мерим-гер, и сеорда — если не по крови, то душой, — спокойно заметила Дарена.
Альтурк издал хриплый звук, отдаленно похожий на смешок.
— Ха, лонакскую кровь так запросто не скроешь. Быть может, еще до конца нашего похода она заговорит с новой силой, — сказал вождь и что-то буркнул лонакам. Те вскочили и в один миг растворились среди теней. — Не забудь встать до рассвета, — предупредил Альтурк и скрылся в темноте.
На следующий день на отряд впервые напали. Он пересекал глубокий каньон, когда из пещеры выскочили две дюжины воинов, осыпали стрелами сентаров и бросились в рукопашную, стараясь пробиться к ненавистным мерим-гер. Сентары почти всех закололи копьями и забили дубинами без видимых потерь для себя. Лишь один воин прорвался сквозь строй и, дико вереща, помчался к Ваэлину — но встал как вкопанный, когда наперерез вышел Железный Коготь. Медведь заревел, поднялся на задние лапы. Бедный ошалевший от страха лонак выронил дубинку — и мгновением позже его грудь пронзила стрела. Кираль с луком в руках подошла к телу, пнула по ноге, чтобы удостовериться в смерти, и лишь потом нагнулась за стрелой.
Через три ночи напали снова, но теперь уже не кидались в рукопашную, а стреляли из темноты — и отняли жизнь у сентара, которому не повезло выйти к огню в неподходящее время. Альтурк собрал два десятка воинов и повел в ночь. Вскоре они вернулись с окровавленными дубинками и наконечниками копий. Похоже, вылазки оказалось достаточно, чтобы обеспечить ночное спокойствие, и к кострам мерим-гер подошла группа сентаров в поисках развлечения — новой истории. Эти рассказы превратились уже в ежевечерний ритуал.
— Моя очередь, — объявил Орвен. — Я расскажу про то, как лорд Ваэлин в битве при Алльторе один бросился на врагов.
— Увольте меня, — простонал Ваэлин и встал.
— Но, милорд, они хотят истории, — чуть заметно усмехнувшись, сказал Орвен.
— Но я не хочу, — ответил Ваэлин и пошел прочь через лагерь.
Сентары провожали его настороженными взглядами либо делали вид, что им безразлично.
Альтурк сидел в одиночестве и протирал дубинку затрепанным куском оленьей шкуры. Рядом лежал только что наточенный нож.
— Я пришел спросить о твоем сыне, — сказал Ваэлин. — Надеюсь, не мои дела привели его к смерти?
— Зря надеешься, — не глядя на него, буркнул вождь.
— Ты убил его за неподчинение Малессе?
Альтурк оторвал взгляд от дубинки.
— Его убил мой клан, и правильно сделал, — с отчетливой угрозой произнес вождь. — И я больше не хочу говорить о нем.
Ваэлин подошел к огню, присел, протянул ладони к теплу. Ночи делались все холоднее, пронизывающие северные ветра не сулили ничего хорошего впереди.
— Моя королева сказала мне, что к Малессе не допускают мужчин. Ты никогда не видел ее — но беспрекословно повинуешься ей.
— А ты оспариваешь приказы своей королевы?
— Открыто — нет, — усмехнувшись, ответил Ваэлин.
Альтурк ничего не сказал, но отложил дубинку и уставился в огонь. Тени костра подчеркнули, насколько состарился вождь сентаров. Глубокие морщины залегли вокруг глаз.
— Хочу предупредить тебя: из этого путешествия вернутся немногие, — сказал Ваэлин. — Те, кого не заберет лед, могут пасть в битве.
Несколько минут Альтурк сидел в молчании и угрюмо смотрел на пламя. А когда Ваэлин уже собрался уходить, вождь сказал:
— Тому, кто уже мертв, бояться нечего.
Спустя две недели они увидели лед: белую полосу на восточном горизонте за серыми водами океана. За последние дни горы остались далеко за спиной, почти скрылись из виду. Отряд шел уже сквозь череду низких холмов, почти лишенных растительности, не дающих укрытия возможным врагам. Чем дальше к северу, тем реже нападали на отряд. Возможно, враги уже утомились, а скорее, у них пропала охота нападать из-за безжалостности сентаров. Несмотря на кажущуюся разрозненность и неорганизованность, сентары умели действовать вместе не хуже братьев Шестого ордена и мало чем уступали им в мастерстве. Со времени ночного рейда погибло еще только два сентара.
— Ох, Вера, а ветер-то кусает! — воскликнул Лоркан, поморщился и вопросительно глянул на Кару. — Ты можешь сделать хоть что-нибудь?
Та лишь с отвращением посмотрела в его сторону и спешилась. Подошли Мудрый Медведь с Железным Когтем. Лошади так толком и не привыкли к зверю, и потому шаман верхом на медведе трусил чуть поодаль от отряда. Да и лонаки по-прежнему встречали Мудрого Медведя настороженными взглядами. Ему одному из всех чужеземцев не предлагали место у костра, послушать истории.
— Ну, привет тебе, — нежно произнесла Кара и почесала медведю голову.
Тот заурчал от удовольствия, лег к ногам девушки, хотя и лежа был ей по грудь.
— Нужно больше охотиться, чтобы запасти больше мяса, — сказал шаман Ваэлину.
— У нас мяса на месяц похода, — заметил Альтурк.
— На льду не хватит. Надо больше и больше, — не уступал шаман.
— Откуда больше? — буркнул Альтурк. — Вокруг пусто. Не на кого охотиться.
Мудрый Медведь посмотрел на него и по-старчески захихикал.
— Разрисованный человек не знает про море. А море приносит подарки!
Шаман с медведем исчезли на несколько часов, а потом вернулись и повели остальных на скалу, с которой открывался вид на лежбище удивительных зверей. Где-то четыре десятка животных лежало вповалку на каменистом берегу, ползало, изгибая толстые, покрытые шерстью тела, ссорилось, гавкало друг на друга, обнажало внушительные клыки.
— Кто это? — шепотом спросил Лоркан, хотя и был далеко от странных тварей.
— Тюлени, — ответила Дарена. — Они водятся на северных берегах наших Пределов, но таких огромных я вижу впервые.
— Большие, — радостно согласился Мудрый Медведь. — Много мяса взять на лед.
— Оно же испортится, — возразил Альтурк. — А у нас нет столько соли, чтобы все сохранить.
Шаман озадаченно нахмурился, заговорил. Ваэлин не сразу понял, что он имеет в виду.
— Порча мяса, ха. Ее нет на льду. Слишком холодно. Но закоптить на огне. Держать много-много дней.
Мудрый Медведь подозвал Кираль и указал на узкую тропку, ведущую на берег.
— Мы охотимся, ты разводишь костры.
Они работали почти всю следующую неделю: жгли костры и убивали незадачливых тюленей под руководством Мудрого Медведя. Первую жертву он ободрал всего несколькими движениями ножа, руководствуясь как будто не умением, а инстинктом. Такого не смог повторить никто, как ни старался. Мясо разрезали на полоски и повесили вялиться над кострами, шкуры откладывали для выделки. Шаман говорил, что они ох как понадобятся потом, и все время смотрел на белую полосу, закрывающую горизонт.
— Может, мы вышли в путь слишком поздно? — спросил Ваэлин в последнюю ночь на побережье.
Они с шаманом сидели на скалистом выступе у пляжа, где закончилась кровавая работа. Поблизости счастливый Железный Коготь жевал внутренности.
— Тихое время, — значительно произнес шаман, почти сдвинул большой и указательный пальцы и изрек: — И малое время, вот такое.
Затем он оглянулся на лагерь, где толпа лонаков слушала переводимую Кираль слегка непристойную версию истории про дочь лесника — обычную полную морали историю про неразделенную любовь, убийства и измену. Хотя обилие и сочность деталей впечатляли.
— Не все дойдут до островов, — продолжил шаман. — На льду всегда так. Он всегда забирает людей, даже Медвежий народ.
— Острова? — спросил Ваэлин.
— Мы идем туда, на другую сторону льда. Когда-то дом Медвежьего народа.
— Я думал, вы живете на льду.
Шаман покачал головой и снова уставился на далекий лед. Он будто светился, озаренный бледно-зеленым сиянием в небе. Это сияние лонаки называли «дыханием Гришака» в честь своего бога ветров.
— Лишь недолго, — поведал шаман. — Идти к вам через лед — слишком много даже для Медвежьего народа.
Ваэлин вспомнил истощенную, полную отчаяния кучку людей у Железного ручья — остатки племени, умеющего выживать в жесточайших условиях, но побежденного льдом.
— Я бы никого не попросил идти туда, если бы не знал в глубине сердца: идти надо, и другого выхода нет.
